P&S. Агентство «Пережить смерть»

Что-то много я встречаю родственников в последнее время, хотел бы я сказать вслух, но не смог. Это создание меня понимало и без слов, а я вот не мог понять, что оно думает. С теми случаями, что с бабушкой, что с дедушкой, даже с рыбаком, я чувствовал и знал, что они думают в последний момент. А тут было совершенно по-другому. Я подумал про отца, по идее сейчас должен был быть в нём!

– Серёжа, не надо винить кого-то, но твой отец живой! И это мой подопечный! – но как так? А как же «убит на фронте»? – Ты можешь не понять взрослых, но они очень часто делают глупости в своей жизни… а потом живут, даже не подозревая о многих вещах. Вова, твой папа, даже и не подозревает о твоём существовании. Тут уже есть часть вины твоей мамы, гордость не всегда бывает хорошим качеством. Я часто пытался во сне надоумить Вову, подтолкнуть немного его мысли, чтобы он попытался поискать свою первую любовь, то бишь, твою мать. Но безрезультатно, твердолобый уж очень, баран, одним словом, гордый…

В этот момент, создание полетело вниз, прямо в крышу одного из зданий, вслед за тянущейся и светящейся верёвкой. Я хотел было закрыть глаза, но создание контролировало моё желание, не давая мне его исполнить. Мы пролетели сквозь строение и оказались в квартире, на кухне. За столом сидела семья. Мужчина крепкого телосложения, женщина с миловидным лицом и мальчик лет восьми. Все трое хлебали борщ.

– А это твой отец и мой подопечный! – светящееся нить соединялась с мужчиной, и я парил над их столом. Я как привидение, проходил сквозь потолки и стены. – Видишь, он живой, а это его семья…

Как же это? Я хотел уйти отсюда, было так обидно видеть своего отца, счастливого и довольного, в другой семье, но не мог, передвижение этого создания было не подвластно мне. Зачем я затеял эти опыты, черт возьми, ведь для меня он был убит на войне….

– Полетели отсюда, Сережка! – прочёл мои мысли ангел и рванулся вверх, в потолок, пронзая все этажи этой многоэтажки. Мы пролетали через квартиры, и в каждой шла своя тихая жизнь. Наконец, мы взлетели над домом. Создание, специально для меня, смотрело вниз, чтобы я видел эффект ангельского взлёта. А посмотреть было что, мы поднимались всё выше и выше, и под нами тянулась связующая нить, уходящая вниз. Дом уменьшался на глазах, я видел, как начинает клубиться вокруг плотный туман, это создание залетело в облако. Но на этом ангел не остановился, возвышаясь всё дальше, навстречу солнцу.

– Да, Сережка! Твоя мама пошла на обман, но не надо винить её в этом, жизнь очень сложная, когда-нибудь ты это поймешь, а пока просто, прими эту правду такой, какая она есть! – дома уже не были видны, даже облака подо мной начали растворяться, и тогда я увидел величие нашей планеты. Создание поднималось всё выше, и Земля округлялась, превращаясь в гигантский глобус.

Красота неописуемая! Леса, поля, озера, а потом я увидел и океан. Мы летели в стратосфере, и, по идее, я должен был задохнуться, но этого не произошло.

– Красиво? – очень! Подумал я, забывая про недавно увиденного отца. Интересно, а что это за светящаяся веревка, увивающаяся за нами? – Это, Сережа, пуповина ангела, она связывает с подопечным меня. Я каждую секунду чувствую и вижу, что он делает, думает. Даже сны могу контролировать. А иногда, могу с ним общаться там…

Ладно, это всё хорошо, но как теперь мне относится к этому знанию про отца?

– Советую оставить всё как есть! Но, тут ты в праве сам решить… ты можешь найти отца, и сказать сам ему всё, а можешь жить своей жизнью… – Создание резко полетело вниз, наверно хотело произвести на меня впечатление и со скоростью истребителя влетело в облако. Впечатлений было море, если бы я сейчас имел тело, то «брызганул» бы в штаны. – Ну, Сережа, будем прощаться? Второй раз тебе не получится оказаться во мне, так что со мной ты не встретишься больше. Когда ты соединяешься с ангелом, то у него появляется иммунитет на твоё присутствие и второй раз, при всём желании, не получится этого. Прощай, Серёжа!

– Уфффффф! – выдохнул я, открывая глаза. В руках был зажат фотоаппарат, светящегося шара не было. Боли или другие неприятные чувства отсутствовали.

Значит, отец был жив…. Меня трясло от обиды и несправедливости!

Глава 5

С этого дня настал мой «трудный подростковый возраст», ведь я теперь знал, что мать скрывала всю мою жизнь этот факт про отца. На откровенный разговор она не шла, а я не хотел рассказывать про мои способности. Не знаю почему, но хотел держать всё в секрете.

В 14 лет впервые закурил. По каждой мелочи ругался с мамой, и почти всегда я был инициатором. В школе тоже дела пошли на спад, огрызался учителям, не учил уроки, дрался и вообще, стал прыщавым засранцем, обвиняющим всех и во всём.… Возможно, в этот момент, порция ремня вправила бы мозги но, увы, некому было это сделать, а тот, кто мог – «вправлял» другому мальчишке.

В 15 лет, я закончил «восьмилетку». В аттестате одни тройки ровным рядом шли друг за другом. Учитывая, что в селе не было полной средней школы, только в районном центре, предо мной предстал выбор: остаться в деревне и окончить трехгодичное училище и получить специальность тракториста, или ехать в город, на его покорение. После очередного скандала с матерью, выбор был сделан. Так, волею случая, я оказался в городе. В чемодан, помимо своих вещей и одежды, я механически закинул шарф своей матери. Никакой цели не преследовал, как говорится – на всякий случай. А времена наступали переломные для страны – путчи, пустые прилавки, беззаконие. Россию-матушку трясло и разрывало.

Приехав в город, с таким аттестатом я смог лишь поступить в строительное училище, на каменщика. Поселился в общежитии учебного заведения, в четырехместной комнате. Началась обычная жизнь простого человека, со средней мозговой активностью. Мама регулярно, раз в месяц, высылала продуктовые посылки, иногда и деньги, которые чуть ли не каждый месяц менялись из-за политической и экономической обстановки. В течение двух – трех дней, посылочка съедалась дружным нашим этажом. С каждым месяцем содержимое высылаемой помощи становилось все меньше и скудней, и не у меня одного. И ни разу, за весь период своего обучения, я не написал письмо своей матери: ни спасибо, ни привета…

Вот такая я эгоистичная сволочь, обиженная на мать и отца, который и не знал о моем существовании. Так я и дотянул до получения диплома, с «чистой» совестью и «высокими» моральными устоями. А надо сказать, за всё время, от пребывания в ангеле своего отца и до последнего дня учёбы, я так и не совершал больше свои опыты с «переживанием смерти», благополучно на них плюнув. И вот, наступил день награждения. Весь этаж был в приподнятом настроении, и на вечер мы решили устроить молодежный такой гудеж, по-взрослому, со спиртным. Мне повезло, в номере моего диплома, цифра последняя была однёркой, а значит и потратил я немного, но были товарищи и с девятками, закон есть закон, тут уж кому повезёт.

Вечер был очень хмельной и весёлый. Из-за тщедушности и слабости, скосило меня одним из первых. Я оставил компанию друзей, и, на заплетающих ногах, попёрся в свою комнату. Соседей не было, они продолжали «отжигать». Я, со вздохом, лег на свою кровать и уставился на кружащий потолок, пытаясь безуспешно сфокусировать взгляд – не получалось. Зато, от головокружения, я умудрился свалиться на пол, с кровати, мне было очень плохо. Сам не зная зачем, я подполз к тумбочке, достал из дальнего закутка свернутый мамин шарф и прижал его к своему лицу. Далекий запах любимых духов мамы, обволок меня, я лежал, не в силах встать.

И опять началось… шарф засветился, и стал превращаться в светящийся шар, поглощая меня…

Глава 6

Существо парило перед моей мамочкой. Я смотрел на неё, моё сознание било в колокол. Родная мамочка сидела перед окном и смотрела потухшими глазами на улицу. Морщины, откуда так много их взялось? Ведь три года назад она была вполне приятной сорокалетней женщиной, а теперь передо мной сидела женщина, постаревшая лет на двадцать… и эти белёсые глаза…

– Что, Сережа? Довел ты мою подопечную, – эта мысль существа пронзило моё сердце, я не мог этому поверить, – да, это всё твоя работа! Она уже как год не работает, колхоз ваш развалился, и работы нет. Она почти все вещи продала за копейки, чтобы тебе выслать хоть что-то…

Для подкрепления своих слов, существо стало оглядывать комнату. Телевизор отсутствовал, лишь лакированная тумбочка сиротливо стояла в углу, накрытая маленькой скатертью. «Стенки», за которой мама отстояла, в своё время, три года в очереди на получение, на месте не было. Даже шторы были проданы, осталась только пыльная занавеска на окне.

Для подкрепления своих слов, ангел полетел в мою комнату, пронзая стену, напрямик. Моего двухкассетного магнитофона «Соната», на письменном столе не было, как, впрочем, и самого стола. Кровать была так же продана.

– Вот так вот, Серёжа! Всё для тебя и твоей учёбы! – но как так? Почему она не известила меня? Да я бы работал не только летом, но и во время учёбы!!! Да я бы сам мог содержать нас… – Успокойся… «мог бы», «работал бы», ты вот на неё обиделся, из-за такой ерунды, если честно… а она даже не знает, почему ты так себя вёл! Она души в тебе не чаяла, несколько раз ездила в город, со стороны смотрела на тебя, входящего в училище или в общежитие. Я-то знаю, как её сердце разрывается от любви к тебе, она всё тебе прощает, вон смотри!

Существо резко подлетело к сидящей маме и сфокусировало свой взгляд на пальцах моей мамы. Они держали маленькое фото с моей физиономией, снимок для паспорта. Большой палец, механически, нежно поглаживал моё лицо. Из уст её, полушепотом лилась колыбельная, которую она в детстве пела мне перед сном. И смотрела при этом, сквозь стекло, на входную облезлую калитку. Я знал – она ждала меня! Я не мог смотреть на эту сцену, хотелось убежать куда подальше, но ангел специально не двигался с места.

– Тебе не скрыться от совести, Серёжа! Я 18 лет за тобой наблюдаю, так же тебя люблю очень, почти как моя подопечная, но заклинаю тебя! Если ты не успеешь и не вернешься перед её смертью домой, то поверь мне, вина тебя иссушит!!! – перед какой смертью? Хотел я крикнуть, что она не умрет, но не мог… – Мы никогда не врём, я чувствую, что подходит время её, вон и пуповина, почти рассеялась, Он хочет прибрать её…

И создание бросила взгляд на светящееся соединение с мамой, и правда, пуповина была почти невидима. – Надеюсь, ты понимаешь, что я, как ангел твоей матери, хочу только хорошее для неё. Ты добрый мальчик, но своим поведением сократил её пребывание в этом бренном мире и единственное, что ты можешь ещё сделать – это приехать и предстать перед её взором…

…Когда я пришел в себя, то почувствовал, что хмель уже испарился. Мне хотелось тут же сорваться домой, но поздний вечер остудил мой пыл. С трудом дождался утра и рванул к маме на первом же автобусе. Уже в десять утра открывал эту облезлую калитку и, бросив взгляд в окно нашего дома, встретился с потухающими глазами своей матери.

Момент нашей встречи был очень соплив, не хочу об этом рассказывать много, скажу одно, я как мальчишка ревел, обнимая свою, ставшей на голову ниже меня, маму. Она ужасно похудела. Материнские глаза ожили и засветились. Я всё шептал и просил прощение, а она не слушала меня, и лишь гладила мои волосы, с трудом дотягиваясь до них.

Весь день мама что-то делала, готовила, полы помыла. Столько энергии у неё появилось, я даже подумал, что ангел приукрасил её физическое состояние, но вечером она прилегла, чтобы отдохнуть. А к утру умерла…

Вот так! Такая я сволочь и тварь, и нет мне прощения…

Глава 7

Похоронив мать, я продал дом. Ну не мог я находиться в нашем селе. Мне казалось, что все бросали на меня осуждающие взгляды – да, скорее всего, и не казалось. В городе снял комнату, устроился в строительную артель помощником каменщика, и покатилась жизнь по наклонной.

После работы – выпивка, в выходные – бухаловка… и во время работы – «употребление», без меры. Два года после смерти матери пролетели в едином угарном сне. Даже и не помню, был ли я хоть один день трезвым – наверное, нет. Однажды, во время очередного тяжкого запоя, мне привиделось, что на меня напала стая диких и страшных пауков с тараканами. Отбиваясь от этой гадости, я выбежал во двор. Там-то меня и встретила бригада скорой помощи. Они разогнали насекомых и погрузили меня в машину.

Так я оказался в психиатрической лечебнице, на реабилитации. Сколько в меня вкачали физраствора и выкачали «плохой» крови из вен, не могу сказать. Но, в конце концов, я пришёл в себя и даже стал реагировать на врачей. Затем, ещё целый месяц я провёл в палате с четырьмя такими же «страдальцами», глотая таблетки в разнообразной цветовой палитре.

И каждый день, около двух дня, я общался с одним и тем же психиатром, который всё копался в моём прошлом, ища причины моего «падения» и отмечая прогресс лечения. Мужик был добрый, душевный, и сам не знаю в какой момент, я сорвался и стал рассказывать ему про своё прошлое. Накопилось у меня, мочи не было держать в себе.… И про смерти пережитые рассказал, и про ангелов, и про мать и отца, всё влил в уши этого целителя душ. Три дня исторгал из себя воспоминания, иногда сам себе не верил – даром что дурдом, тут истории и похлеще звучали.

Наконец я выговорился и почувствовал реальное облегчение. Врач не без интереса смотрел на меня и улыбался. Потом стал говорить что-то про выздоровление, про последний шаг к нормальной жизни, и про замещение реальности выдуманным миром. По его интонации я понял, что он совершенно не поверил моим словам, и тогда я прервал его монолог, предложив ему принести завтра какую-нибудь небольшую вещь. Но, обязательно одно условие – эта вещь должна быть умершего человека – знакомого, родственника или друга. Я предложил доктору провести эксперимент. Он минут пять постукивал шариковой ручкой по столу, обдумывая моё предложение и пронзительно посматривая на меня прищуренным взором. Он согласился. А мне и самому было интересно, смогу ли я снова «пережить смерть»…

* * * *

…Мне было очень плохо, перед глазами всё расплывалось. Руки, ноги, живот, голова – слились в один клубок боли, пульсируя вместе с уставшим сердцем. Люди в белых халатах суетились вокруг меня, настраивая капельницу в мою вену. Каждая капля раствора прожигала мой мозг. Я чувствовал, что эта суета бессмысленна.

– Папу… маму… позовите… – прошипел я через трубку в своих ноздрях и прикрыл уставшие веки.

Через пару минут я открыл глаза, родители уже стояли передо мной и плакали. Я впервые увидел отца со слезами…

– Не надо…. – прошептал я. Мама, всхлипывая, обхватила мои худые ладони своими руками. От этого материнского прикосновения я испытал дополнительную боль, но терпеть я научился.

– Сынок… ты нас звал?

– Да… – я собирался с силами для последних слов, было очень больно, нестерпимо больно. – Па, Ма… не прерывайте меня… времени нет… Грише отдайте мои марки, он давно их хочет… у бабули попросите прощения… это я сломал её педальный «Зингер»…

Отец с матерью сидели у моей кровати, на коленях, в тумане я видел их трясущиеся плечи, а лица расплывались.

– И мама, прости, в том году я украл у тебя деньги… с кошелька… – я немного захлебнулся воздухом, но отдышавшись, продолжил: – Папа, помнишь ту фотографию… с Черного моря… я с крабом?

– Да…

– Сделайте мне её на памятнике… на моей могиле…

– НЕТ!!!! – это был крик моего отца… но он уже звучал где-то очень далееекооо…

Глава 8

– Уфффффф! – судорожно втянул я воздух, разлепляя глаза. Рядом стоял напуганный доктор с побледневшим лицом. Меня, как в лихорадке, трясло от пережитого – я лежал на мокрой от собственного пота, кушетке, и разжал детскую хоккейную крагу.

– Сережа, вы как? – в этот момент доктор хотел преподнести к моему носу, вату, смоченную нашатырным спиртом.

– Норм… – прошептал я с усилием и с трудом, отталкивая руку с едким запахом. – Не надо…

– Сергей, это было ужасно! Я грешным делом подумал, что вы умираете…

– А я и так умирал… – сказал я, боль от пережитого не покидала меня. Эта смерть мальчика была ужасной и болезненной, до этого момента я не испытывал такого болезненного конца жизненного пути. Даже тяжёлая смерть моего деда, не шла ни в какое сравнение! Я посмотрел на доктора с сочувствием и жалостью – …умирал вашим сыном… химиотерапия… рак крови…

– Как? – выдавил доктор из себя, ещё более испугавшись. Непроизвольно, он присел на стул, рядом с кушеткой, – этого не может быть…

– А вы Грише отдали марки, как просил Антон? – мне было очень жаль врача, с каждым моим словом он всё больше и больше сникал. – И про сломанный «Зингер» знаю, и про фотографию с Чёрн….

– НЕТ!!! Хватит!!! – закричал доктор, обхватив голову руками, и навзрыд зарыдал. – …Пожалуйста, хватит…

– Я вас прекрасно понимаю, простите… – да, понимал, а также знал, что никто не поймёт меня. Такую смерть, которую пережил Антон, я бы и врагу не пожелал, ну а мне вот привалило такое «счастье». Я весь взмок, меня тошнило. Пока ни ног, ни рук не мог поднять. Прошло минут пять.

– Как?.. Как это может? – потихоньку доктор приходил в себя и успокаивался. Вытащив из кармана платок, он стал вытирать глаза. – Вот, как мальчишка расплакался… взрослый дядька… в самом деле, было тяжело наблюдать, как чахнет и умирает собственный сын, ему только исполнилось пятнадцать лет… за какие такие грехи?

– Не думаю, что это за грехи… – зачем-то пробормотал я.

– Что? – доктор посмотрел на меня с недоумением. – Но тогда почему он так мучился?

– Вряд ли кто-то сможет ответить на этот вопрос из ныне живущих… – я отдышался и продолжил, – …но одно я знаю точно, там, получим ответы на все вопросы… и мы не умираем!

Доктор взял мою поникшую руку и погладил.

– Спасибо, Сережа! Теперь я верю, что встречу его в своё время! – доктор улыбнулся, лишь красные глаза говорили о потрясении.

– Надеюсь, это вы не пристаёте ко мне… я не такой, – с трудом пошутил я, чувствуя, как усталость накрывает меня, – вы уж позвольте мне тут отлежаться несколько часов… видите ли, я совершенно сейчас не транспортируемый…

– Конечно, Сергей, отдыхайте! Я уж вас оставлю…

А потом я уснул и проспал почти весь день, в кабинет никто не заходил… а может и заходил, кто его знает. Думаю, что если бы прилетел метеорит в этот день, я бы не заметил этого гостя.

Глава 9

Через неделю меня выписали из больницы, и мне некуда было идти. За два года беспрерывного пьянства, я остался без денег от проданного дома, без работы – обратно меня в артель не брали, и без жилья – хозяйка, у которой я снимал комнату, сдала её другим. Я стал бомжом – обычным, довольно таки молодым бездомным, собирающим бутылки и другую гадость, чтобы добыть себе на пропитание. Спал я на улицах, в подъездах, на теплотрассах. Вроде и не запивал сильно, как после смерти матери, но, все равно, дальнейшей цели в жизни – не видел.

После года мытарств по улицам, я оказался, не без помощи очередной пьянки, «рабом» на даче Колчедана. Это был, как модно говорить, «новый русский», предприниматель и директор одного из базаров нашего города. Конечно же, никакого рабства – всё по собственной воле. Мне предоставили на территории фазенды сарай для проживания, еду и каждые три дня бутылку водки, а за это я делал всё! Копал, убирал, ремонтировал и строил.

Колчедана я называл Анатолий Васильевич, его кличка была ещё и фамилией, ничего общего с пиритом и рудой. Возраста он был среднего, лет сорока, крепкого телосложения, но невысокого роста и с залысиной на затылке. Нрава вспыльчивого, за словом в карман не лез, также, как и за кулаком. Несколько раз от него получал в глаз, в основном по ерунде, ну там кирпичи долго на поддон складывал или после того, как промёл бетонную тропу между яблонями, попалось несколько листочков. Получал за дело, то в левый глаз, то в правый – равномерно и поочерёдно, в шахматном порядке.

У Колчедана была жена, лет на десять моложе его, стройная такая дамочка, с довольно крупной и высокой грудью. На голову выше своего мужа и всегда в тёмных очках. Слава богу, она меня не била, но думаю с моим «высоким» самомнением, она вполне бы могла это делать без страха. Если на то пошло, то я для неё был букашкой или привидением, и она просто не обращала на меня внимания. Когда попадался на её пути, она не останавливаясь, шла вперед, как будто я фантом или ничто. Приходилось, как козявке, отскакивать в сторону, с её пути. Она была холодной красавицей, не реагирующая на окружающий мир. И только при виде своей дочери, Лизы, она оживала и становилась настоящей матерью, со всеми этими сопливыми сюсюканьями.

А дочка у неё была просто совершенно противоположной по натуре, что отцу, что матери. Ей было лет восемь, красивая такая и весёлая, светловолосая девочка, восторженно смотрящая на мир и людей. Запросто подбегала ко мне с вопросами или просто, чтобы поиграть, не стыдясь моего, не очень ухоженного вида. Отказать ей я ни в чём не мог – эти добродушные, голубые глаза, смотрящие на тебя снизу, обезоруживали. Честно скажу, я почти с первого дня испытал нежный трепет в сердце к этому существу. А ещё, она воровала у отца сигареты, и периодически приносила их мне. Я категорически отговаривал её от этого милого табакокрадства, но она не слушалась и снова это делала. Наивная и добрая малышка, которая при виде красивой бабочки или мотылька восторженно щебетала, умиляя отца, мать и меня.

И случилось несчастье. Это произошло осенью, когда я уже восемь месяцев прожил с Колчеданами на их даче, и, в принципе, привык к их распорядку. Так повелось, что жили они круглый год загородом. Личный водитель отвозил девочку в школу и привозил обратно. И вот, однажды, он приехал без Лизы.

Начался самый кошмарный период в жизни Колчеданов. Маленькую девочку кто-то украл. Потом уже выяснила милиция, прямо у выхода из школы, мужчина лет тридцати пяти, встретил Лизу, что-то ей сказал, та, взяла его за руку, и они ушли вместе.

Прошло две недели. Милиция молчала, Колчедан ждал звонка похитителей, забросив бизнес, а жена его слегла в постель и чахла. От неизвестности, обстановка в доме накалилась от напряжения, и, была готова взорваться в любой момент. Колчедан под вечер уходил в летнюю беседку, брал с собой бутылку виски и медленно напивался. Уже в кондиции, он вставал, подходил к деревянной опоре крыши, и начинал от бессилия биться лбом о брус. Колчедан был мне неприятен из-за рукоприкладства, но даже моё сердце разрывалось от боли и неизвестности. И в один из вечеров, я не выдержал и подошёл к Колчедану, в беседку.

– Анатолий Васильевич? – неуверенно я подал голос. В этот момент, Колчедан в очередной раз, долбил головой по дереву. На столе стояла бутылка виски с остатками напитка на два пальца. Меня он не слышал, продолжая проверять прочность своего лба. Тогда прокашлявшись, я более громко, окликнул хозяина: – Анатолий Васильевич??

– Чёё! – он остановил самоистязание и повернул ко мне затуманенные глаза с красными прожилками. Со лба, по лицу, струилась кровь. – Чё надо?

– Анатолий Васильевич, я могу вам помочь… – договорить я не успел, он схватил меня за шиворот и подтянул к себе.

– Ты? Тварь, ты что-то знаешь? – я ждал очередного удара и закрыл глаза. В этот раз он меня не ударил, а резко отпустил. От неожиданности я упал и зажал голову руками, возможно, ждал ногоприкладства. Но, вдруг, услышал над собой уставший и дрожащий голос Колчедана: – Как там тебя… как ты можешь помочь?

– Сергей… меня зовут… – я поднялся на ноги. Он никогда ко мне по имени не обращался, так что его незнание моего имени, не удивляло, – возможно, я смогу найти Лизу…

– Как? – простонал Колчедан, усаживаясь на лавку, перед столом.

– Не спрашивайте как, Анатолий Васильевич… принесите любую игрушку Лизы, и я попытаюсь найти её живую… – я всхлипнул, боясь договорить, но продолжил – …или мёртвую…

– Не смей так говорить! – сжал кулаки хозяин, прожигая меня глазами. Сделав пару вдохов, он разжал кулаки. – Она живая! Я сердцем это чувствую!

– И всё же… мне нужна любая её вещь, и я попытаюсь найти девочку…

Глава 10

Я находился в тёмном помещении и, слава богу, девочка была жива – я был ангелом. И на этот раз я не летал… как в других случаях, я просто обнимал девочку и боялся выпустить её из рук. От моих объятий создавалась светящая аура вокруг Лизочки. Девочка сидела на кровати и со страхом смотрела на закрытую дверь. Я не мог понять, что происходит…

– Привет, Сергей! Почему так долго? – мелькнула мысль ангела, я почувствовал усталость существа. Странно, небесная сущность и усталость, какая-та нестыковка в происходящем. И вообще, какое-то панибратское отношение… мы разве знакомы?

– В нашем мире тебя уже знают. Такие люди и для нас редкость, хотя многие тут недовольны тобой в последнее время… у тебя такой талант пропадает… – вот, мне сейчас, как раз не хватало воспитательной работы! Но, увы, в теле ангела я ведомый и вникающий в мысль. Очень конечно приятно от этой славы ангельской, но, чёрт возьми, почему сущность так крепко вцепилась в ребёнка?