Когда спящий проснется. Медики шутят
Но было у этой девочки слабое место в броневой защите ее морального статуса. Шоколадные конфеты со сливочной помадкой. Хранила она эту тайну, как тамплиеры места своих сокровищ.
Один из анестезиологов запал на сестричку и не знаю, как он там, в своем отделении, договорился, но дежурил в ее смену целый месяц. Чего только не делал. И комплементы отпускал, и на чай зазывал… и смотрел томно, и вздыхал, и провожал после дежурства. Девчонка – кремень. На работе – ничего кроме работы. А что после работы? Судя по тому, что анестезиолог не успокаивался, и после работы – скала.
И вот очередные сутки. День прошел спокойно. Выписали ночных. Ждут вечера. После шести-семи начался поток. Отделение на тридцать коек. В приемном два милиционера. Спорые ребята. Принимают, раздевают, сортируют, оформляют – кладут.
Кого нужно зашивать, того к стенке в трусах на топчанчик.
Чтобы не путаться, они номер каждому на плече ручкой ставят.
Одним из первых доставляют мужичка сильно побитого. Весь в рваных ранах. Все поверхностное и не особо страшное, но если не промыть и не зашить – потом будет плохо. Раны нагноятся, кожа срастется грубо.
Берут его на стол. Хирург милицию предупредил:
– Дело не быстрое. Наберитесь терпения. Если еще кто будет серьезный, пусть вызывают из отделения второго хирурга на помощь.
Анестезиолог присел на стульчик в изголовье операционного стола. Видимо он тоже уже принял немножко. Но в тонусе.
Хирург шьет, медсестра инструменты подает, да иголки заряжает шовным материалом. Шум только от больного. Матерится, гадюка. А в операционной правило – материться можно только хирургу.
Анестезиолог нарушение моральной атмосферы терпел недолго. Ему, видишь ли, матюки больного настроение лирическое сбивают. Вот он и говорит хирургу:
– А чего ты его не обезболишь?
– Добро переводить. Он и так упит до наркоза почти. Потерпит!
Анестезиолог поднялся и наклонился над пьяным.
– Родная душа, тебе доктор делает бо-бо?
Пьяный всхлипнул.
– Сейчас я тебе масочку дам, и будет хорошо.
– Совсем сдурел? – хирург не отвлекается от шитья, но понимает, что если на спирт в мозгу алкаша наложится закись азота, начнется концерт по заявкам с галлюцинациями и беганьем по операционной. – Не смей!
Анестезиолог разматывает провода на аппарате РО-6 и идет с вилкой к розетке.
– Не ссы в компот, там ягодки! Все будет – лиге артис! От кислорода еще никому плохо не было кроме водолазов. – Он оборачивается к пьяному на операционном столе. – Мужик! Ты не водолаз?
– Нет, – бубнит из-под маски пьяный, – я токарь!
– Вот и хорошо.
Анестезиолог вставляет в розетку вилку питания наркозного аппарата.
Искры! В операционной гаснет свет.
Больной под маской начинает хохотать.
Медсестра замирает, будто ее тоже выключили.
Анестезиолог в темноте крадется к выходу из операционной. По пути он натыкается на медсестру, ощупывает ее.
– Что вы делаете, доктор?
– Ищу дорогу!
– Вы ошиблись, идите левее.
– Вредитель! – орет хирург, – ты куда собрался? Нашкодил и тикать?
– Электрика вызову!
– Без тебя вызовут. Бери фонарь и свети в рану!
Анестезиолог продолжает ощупывать медсестру в темноте.
– И левее могу и правее и по центру.
– Что ты там залип, – орет хирург.
– Он меня трогает за ногу!
– Кто?! – в два голоса спрашивают врачи.
– Больной!
– Вот подлец! – хирург поднимает руки над операционным полем. – Эй ты! Отпусти сестру и дай ему в морду! А то у меня руки чистые! Я не могу!
Анестезиолог нехотя отпускает медсестру, и обходит стол.
– Я в темноте не вижу куда бить.
– Не бейте! – бубнит из-под маски алкаш, – у меня рука свалилась просто.
– Ничего себе – просто! – возмутилась медсестра, – щупал там.
– Надо, надо ему в морду! – приплясывает хирург. – Я его тут шью, а он руки распускает!?
– Кто посветит? – анестезиолог обошел стол, – я не вижу, куда бить.
– Только смотри, в глаз бей! Окулист сегодня есть, а челюстно-лицевого хирурга нет. Санитарку позови! Где она? Когда не надо толчется в операционной, а как нужна – нет ее!
– Здесь я. Я в уголке стою, чтоб в чистую зону не зайти. – Ворчит санитарка, – вам бы только ругаться!
– Иди, встань позади сестры и свети в рану! Надо его дошить скорее. – Хирург ворчит, – Вот урод!
– Так я не понял, бить или не бить? – недоумевает анестезиолог.
– Вы прямо, как Гамлет! – подал голос алкаш. – Не бейте, я больше не буду.
– Втянул щупальца, осминог? – вопросил хирург, приступая опять к шитью. – А то перчатки поменять недолго! Взяли моду – медсестру мою щупать! Заведи свою и щупай!
– Пойду, позвоню «детям подземелья», потороплю электрика, – анестезиолог еще раз прошел мимо медсестры и опять ее пощупал.
– Доктор!
– Ухожу, ухожу…
– Только недолго! – подает голос санитарка, – фонарь тяжелый!
– Мухой обернусь.
В приемном отделении столпотворение. Работают при свечах. Обстановка очень романтичная.
Бригады скорой заходят одна за другой. Кто приводит пьяных с синяками и ранами, кто заносит, кто затаскивает. Контингент самый разный.
Есть интеллигентные мужчины, есть настоящие бомжи, грязные и вонючие. Всех раздевают, метят ручкой и вталкивают в большую палату.
Пьяные, если не спят и в состоянии разговаривать, отвечают на вопросы, просят отпустить. Но их не слушают. Конвейер в работе. Милиционеры Сережа и Валера работают очень быстро и ловко. Один заполняет документацию, другой раздевает, метит и вталкивает.
Анестезиолог застыл в дверях, наблюдает романтическую картину.
– Электрику звонили?
– Звонили, полчаса назад.
– Что сказали?
– Сказали, вышел. Но…
– Что?
– Он первый день сегодня дежурит. Только что устроился на работу!
– И что?
– Он пошел через подвал.
– Трындец! Самоубийца! – анестезиолог сел к телефону. – Але! Дежурные диверсанты? Это из карательных органов звонят! Где электрик, уроды моральные!? Тут операцию как во время войны при свечах делают! Каким автоматом? – Анестезиолог прикрыл трубку ладонью, – Говорят надо автоматом щелкнуть. У вас есть автомат?
– У нас и пистолетов нет, – отозвался один из милиционеров. – Нам не положено, мы убиваем – взглядом!
– Шутники.
Из операционной доносится вопль пьяного больного.
Все замирают и прислушиваются.
– Что там?
– Что, что, шьют на ощупь по живому!
– Так темно же!
– Вы не цените мастера, с которым работаете, он же виртуоз! Ювелир! Он оперировать может вообще с завязанными глазами! – анестезиолога понесло как Остапа Бендера,
– В пальцах умелых мелькает игла
Ровная строчка на тело легла
Бегать от дела нам не годится —
Крепко пришита к щеке ягодица!
– Процитировал он. – Фонарем светят. Ой! Я же обещал мухой! Пойду! Вы это… разыщите электрика!
– Если подвалом пошел, раньше, чем чрез час не ждите.
– Пошлите спасательный отряд! Нужен электрик! Вы чего тут, с ума сошли все? Свечки зажгли, романтики хреновы!
Анестезиолог пошел снова в операционную.
Милиционеры уже ему в спину пояснили:
– Сейчас прием закончим, и будем разбираться. Сами видите – бурный поток!
Анестезиолог первым делом пристроился за спиной медсестры, внимательно осматривает операционное поле.
– Ну, что тут у нас?
– Доктор, не упирайтесь!
– Да мне нечем! Ручки-то вот они!
Хирург аккуратно зашивает раны, промывает перекисью, сушит. Алкаш шипит сквозь зубы. Он уже немного отрезвел. Луч фонаря дрожит на операционном поле.
– Держи ровнее! – командует хирург.
– У меня руки уже устали! – жалуется санитарка.
– Иди сюда, врач-вредитель! Бери! Держи!
Анестезиолог нехотя отлипает от сестры и перемещается за хирурга, принимает фонарь. Санитарка растворяется в темноте.
– Что там с электриком? – осведомляется хирург.
– Вышел полчаса назад.
– И где он? Тут через парк идти десять минут!
– Он пошел через подвал.
– Идиот!
– Так точно – идиот, вашвыскобродь! Он сегодня первый день дежурит.
Хирург выругался.
– Ты мне Швейка не изображай. Если б не твоя дурацкая инициатива! – хирург, перемещается к лицу алкаша. Обращается к медсестре, – давай тоненькую. Тут надо аккуратно работать. – Он вдруг приходит в ярость. – Сволочи! Дармоеды! Вы где?!
Его крик достигает приемного отделения, и в дверном проеме в тусклом свете коридорного освещения появляется фигура одного из милиционеров.
Анестезиолог направляет на него фонарь, как во время допроса.
– Где электрик!? – вопрошает хирург. – Немедленно разыщите этого забулдыгу!
– Мы уже звонили. Он вышел! И куда-то делся. – Оправдывается милиционер.
– Куда он мог деться? Ларьков нет поблизости! В конце концов, у вас там полная палата нетрезвых пролетариев, найдите боль-менее трезвого электрика и восстановите свет!
– Мы еще раз позвоним, – с сомнением на предложенную инициативу хирурга отозвался милиционер.
– Немедленно найдите электрика! – повторил хирург и добавил угрозу в голос. Но чем он мог угрожать конкретно, никто не знал.
Анестезиолог опустил фонарь, освещая лицо избитого пациента.
– Кто тебя так?
– Мелюзга! Сволочи! Спросили закурить, а потом денег потребовали. А получку нам задержали. Вчетвером били, гады!
– На что ж ты пил?
– Да, с друзьями хватанули по стаканчику у проходной.
– По стаканчику это немного.
– Так и я говорю, что нам с граненого? Только погреться. А они – к вам!
– Мальчишки?
– Какие мальчишки? Мусора, на луноходе… я ж на ногах, сам шел…
– Гады форменные.
Хирург перевел взгляд на больного.
– Харе трепаться. Держите свет, коллега, ибо вы больше ни на что не пригодны!
– Вот только дискриминировать не надо! – возмутился анестезиолог.
– Вот скажи, какая от тебя польза? – вопросил хирург. – Без света нас оставил? Чай не завариваешь, свет толком держать не можешь! И какая?
– От меня очень большая польза… – попытался возразить анестезиолог и глубоко задумался.
– Ну, какая? – не отставал хирург. – Нет, ты скажи!
Анестезиолог поманил санитарку.
– Я вот сейчас пойду и найду электрика. Вот какая польза! Не вернусь, пока не найду!
– Вы только обещаете, доктор. – Вставила свои «пять копеек» медсестра. – А у меня уже глаза устали в сумерках иголки заряжать.
– А если найду?
– Вот если найдете, тогда …
– Тогда что?
– Тогда светло будет.
– Ну, это не интересно. Пойдем ко мне чай пить?
– Просто чай? – медсестра равнодушно хмыкнула.
– А с чем ты хочешь? Есть коньяк!
– На работе я не пью.
– Конфетки есть.
– А какие?
– Эй! Голубки́, – хирург, наложил несколько стежков. – Вы не забыли, что тут операция под фонарем идет? Ты шел куда-то, не забыл?!
– Ассорти́ с помадкой, со сливочной. – Анестезиолог направился к выходу.
– Эти я люблю.
Окрыленный анестезиолог улетел в приемное отделение. Он ворвался в тот самый момент, когда милиционеры сводили дебет с кредитом. Сверяли документы и принятых «клиентов».
– Ровно тридцать! – отрапортовал один.
– Двадцать девять сопроводков! – заявил другой.
– Не может быть! Я точно считал, тридцать!
– А мешков с одеждой сколько?
Один из милиционеров принялся считать мешки в особой комнатке – хранилище.
– Тридцать!
– Сверяем!?
– Сверяем.
Они несколько минут вели перекличку и наконец, тот, что считал мешки, заявил:
– Вот! Под восемнадцатым номером – лишний!
В приемное выходит анестезиолог.
– Электрик приходил?
Милиционеры молчат. Анестезиолог поковырял оплывшую свечу, помял в пальцах воск.
– Хорошо тут у вас, как в церкви… Ну, где электрик?
– Мы его это…
– Чего?
– Оформили!
– Как оформили?
– Ну как, как? Так – раздели и на койку!
– Зачем? – анестезиолог не знал, смеяться или ругаться. – Вы охренели? Там операцию в темноте делают, а они электрика госпитализировали!
– Вот, неизвестный под номером восемнадцать.
– Как это неизвестный? Он что – без сознания?
– А я помню?
– Вынимайте его оттуда!
– Нельзя.
– Почему это нельзя? – анестезиолог уже разозлился.
– Они все ломанутся!
– Ну, хватит дурака валять! Вытаскивайте электрика!
– Под каким соусом?
– Как это, под каким? На операцию! – нашелся анестезиолог.
– А если не нужно? – усомнились милиционеры.
– Вы в больнице или где? Чтобы тут не нужно было – быть такого не может! Нет здоровых – есть не дообследованные!
Милиционер Валера откинул засов палаты, приоткрыл дверь.
– Номер восемнадцатый, иди сюда!
– Зачем это? – раздался голос.
– Узнаешь! На операцию!
– Не пойду! Вы тут все чокнутые! Отпустите меня!
Восемнадцатый осторожно, готовый отскочить, приблизился к двери и Валера, схватив его за руку, выдернул из палаты в приемное. Тут же захлопнул дверь. В палате поднялся гвалт.
– Ты – электрик?
– Я же вам говорил. Да я – электрик.
Мужчина был сизый, и от него явно несло старым водочным перегаром.
– Нам сказали, что ты подвалом идешь. А ты через дверь для «скорой» вошел. Вот мы тебя и приняли за своего.
– Я похож на идиота? – электрик обиженно одевался, – меня предупредили, что в подвал соваться можно только днем, когда народу много и кто-нибудь обязательно выведет!
– Если честно, немножечко похож, – сказал анестезиолог. – Включи скорее свет!
Электрик удалился в коридор. Раздался щелчок и вспыхнули лампы повсюду.
– Да сгинет тьма! Да будет свет! – воскликнул радостный анестезиолог и помчался в операционную, ловить медсестру, которая обещала… но ему преградил путь заштопаный алкаш из операционной в сопровождении хирурга. – Ба! Кого мы видим?! Какая вышивка! Рука мастера! Ювелир!
– Это у тебя рука мастера, – возразил хирург, – с одного тычка оставил отделение без света. Бейте его! Это он замыкание устроил!
Анестезиолог нырком уходит в коридор.
– А они электрика госпитализировали! – раздался оттуда его вредный голос.
Хирург сдает прооперированного алкаша.
– Забирайте и… – до него доходит услышанное. – Это правда?!
– Мы случайно! – смутились милиционеры. – Тут наплыв был, да еще при свечах… не видно, кто он – пьянь или электрик!? А видок у него самый что ни есть – нашенский.
Из коридора выходит злой электрик.
– Ну, вас всех в задницу! – гневно произносит он. – Тут хватают и раздевают, там обещают, что сейчас на органы располосуют! Идите вы все!!!…
Улетевший на крыльях любви в операционную анестезиолог, застал сестру и санитарку за уборкой и подготовкой стола к следующей операции.
– Пойдем! – ухватил он за талию сестричку.
– Куда? А если сейчас новый поступит? – сестра попыталась выкрутиться из захвата.
– Позовут. – Убежденно сказал анестезиолог, – без нас не начнут!
– Это ясно. – Ну, если только на пять минуток?
– А конфетки такие сладенькие! Такие вкусненькие! – анестезиолог «ковал железо»…
В ординаторской он поставил открытую коробку с «Ассорти» и налил по кружке чая, не забыв плеснуть в него коньяка. Он не заметил коварства в глазах медсестры. Та потянула одну конфетку и, надкусив, слизывала вытекающую помадку.
– Как я люблю такие… – произнесла она с наслаждением, – с гноем!
Анестезиолог поперхнулся и изменился в лице.
– С чем?
– С гноем, доктор, Ведь очень похоже… желто-зеленый, тягучий… и шоколад как капсула абсцесса, вскрываешь с хрустом и из нее так гной вытекает… точно такой же… только пахнет по-другому. Не гнилостно.
Доктор сдержал рвотный позыв.
– Можно еще одну? – сестра потянулась за второй.
Анестезиолог торопливо придвинул ей всю коробку.
– Конечно!
– Вы тоже ешьте! – сестра елейно улыбнулась, – я бы их назвала не «Ассорти», а «Абсцессные» или «Гнойные». Согласны? Можно еще на коробке написать «Флегмона!»
– Конечно, – с трудом поговорил доктор и жестом показал, что ему надо срочно выйти.
– Не стесняйтесь, доктор, блюйте здесь, прямо в раковину. – Медсестра глумилась, уже не скрывая своих намерений отомстить за все щупанья во время операции. – Мы же все свои… смелее!
КОГДА СПЯЩИЙ ПРОСНЕТСЯ
В старом отделении спецтравмы палата для травмированных алкоголиков находилась в подвале, а туда, чтобы не вести по лестнице заплетающихся ногами клиентов, и уж тем более, не тащить на носилках, сделали желоб, покрытый оцинкованным железом. И по нему уже оформленных битых пьяных отправляли прямиком в палату. Там уже разносили по койкам, желоб смачивали водичкой.
К концу восьмидесятых палату из подвала убрали, подняли на первый этаж и увеличили в объеме до тридцати коек.
Как обычно, в приемном спецтравмы работал милиционер, оформлявший травмированных граждан в алкогольном опьянении.
В вытрезвителе штраф за попадание составлял двадцать пять рублей, а в спецтравме – пятнадцать. Видимо, высокое начальство, определявшее кому сколько платить, решило, что травмированный и так пострадал, можно и скидку сделать.
Как-то так выходило, что когда бы я ни привез битого пьяного в спецтравму, всегда на стене висела табличка: «Принимает хирург Муханов».
Василий Иванович Муханов – хирург-травматолог. Лет ему за пятьдесят. Невысокого роста. В очках. Всегда в шапочке и перчатках, поверх белого халата носит клеенчатый фартук.
Муханов опытный хирург. Уже много лет работает в спецтравме.
Бывают дни, когда он принципиально не хочет принимать пьяных, если те не в сознании, встает в позу:
– Он в коме, везите в реанимацию!
Скорая об этом знает. Поэтому если при пьяном нет документов, старается изо всех сил привести в сознание. Но… Во-первых, этот мухановский бзик знают не все, а во-вторых, не всегда удается разбудить крепкоспящего.
В чем проблема?
А в том, что в реанимации тоже не дураки работают.
– Давление нормальное?
– Нормальное.
– Пульс нормальный?
– Да.
– Зрачки на свет реагируют?
– Реагируют!
– Ну, какая же это кома? Он просто пьяный. Это алкогольный наркоз!
– И куда же его?
– Везите куда хотите. Но если вот ссадины на носу – в травму или к ЛОРу!
– Муханов не берет!
– Нас это не касается! Комы у него нет.
– Напишите в сопроводке!
Муханов однажды потребовал убрать из его отделения каталку.
– Наши пациенты должны входить сами! А если не могут, то это не наши пациенты! – заявлял он.
Но начальство с ним не согласилось и каталку оставили.
Бригада помоталась между реанимацией и Мухановской вотчиной, вернулась и, закинув на каталку, неподвижное, но живое тело втолкнуло ее в приемное спецтравмы.
Пока врач оформлял сопроводительный лист, милиционер ходил вокруг тела.
– Муханов не примет!
– Примет. Это не кома!
– Точно?
– Сто процентов. Крепко выпил и спит.
– А как вы определили?
Врач объяснил, как и сунул милиционеру сопроводительный с заключением реанимации, которое удалось получить с великими уговорами персонально для Муханова. Обычно реаниматологи просто отвешивали бригаде пендаль, посылая дальше.
С этим документом милиционер спорить не решился. Он нарезал круги вокруг каталки.
– Что же делать?
– Принимайте как неизвестного, – посоветовал врач скорой, – какие проблемы? Вот я опишу его одежду, личные вещи. Примите по акту и порядок!
– Нет, так нельзя. – Милиционер убежал и вернулся с большим тампоном вымоченным в нашатыре. Помахал им над лицом спящего.
Тот не отреагировал.
– Он не морщится даже, – удивился милиционер, – наверное, это все-таки кома.
– А вы другое слово знаете? – спросил врач, осматривая одежду спящего и занося ее описание в сопроводительный лист.
– Какое?
– Наркоз. Он спит. И пока спит, не будет реагировать. Он и боли не чувствует. Анестезия. Ему операцию можно делать. Ногу отрезать или руку – он и не заметит.
– Да ладно! – не поверил милиционер.
Врач заканчивал оформление.
– Вы принимайте, а то сейчас еще привезут битых, и начнется сутолока.
– Не могу я его принимать, меня доктор ругать будет!
– Детский сад какой-то! Подпишите карту!
– Не буду. Вот придет Муханов, он и подпишет. Я не имею права!
Врач начинает сердиться.
– Сделали хрен знает что. Приказ – чтобы в приемном врач непременно в карте расписался о приеме больного! Как раньше хорошо было: закатил, сопроводок в ноздрю вставил и гуд бай!
– Это вы хорошо придумали! Я про ноздрю!
Милиционер ушел и вернулся с перышком от подушки. Принялся щекотать им спящему кончик носа и водить в ноздре. Тот не шелохнулся!
– Ничего себе! От этого все просыпаются!
Ввалились разом две бригады. Каждая привезла пьяного.
– Принимайте!
– Дождался!? – воскликнул врач скорой.
– Известные? – ревниво спросил милиционер.
– Известные и с деньгами! Можно сразу штраф оформить!
– Это хорошо! Сопроводки сюда. – Милиционер приготовил мешки и принялся раздевать прибывших битых пьяных.
– Кто принимает?
– Муханов! Но он сейчас шьет больного, выйдет и всем карты подпишет!
Пьяные с различными травмами послушно раздеваются. Видимо уже бывали в спецтравме.
Милиционер упаковывает вещи и одного пьяного, который сам не может ничего сделать, раздевает быстро и ловко.
– Доктор! Вы своего разбудите! – посоветовал он, утаскивая пьяного уже в одних трусах за ноги в палату.
– Правильно тащит, – сказал один из скоропомощников, – если б за руку тащил, трусы бы слетели, а так только до подмышек задрались!
– Специалист! – согласился второй. – А у вас что? Кома?
– Никакая не кома! Обычный спящий! Выспится и проснется.
– Надо разбудить. – скоропомощники-добровольцы приступили к спящему, – пока Муханов не пришел.
– Его перышком милиционер будил, не помогло!
Скоропомощники передернулись.
– Вот садюга! Гестаповец. Разве можно перышком?!
– Это нарушение гаагской конвенции! Лучше бы он раскаленный шампур взял! Не так жестоко. И ожоговое тут есть, опять же.
Один принялся крутить нос спящему. Тот не реагировал.
Второй стащил шапку с головы спящего и, вылив в нее немного нашатыря из флакончика из-под глазных капель, положил шапку пьяному на лицо.
– «Красная шапочка», если задергается – значит, не спит, а притворяется.
Спящий не шевелится.
Врач скорой помощи беспокойно заерзал за столом.
– Вы своих пациентов мучайте, а то мне этого реально в реманацию везти придется!
Медики отходят от каталки со спящим. Один сдергивает шапку с лица спящего и рассматривает его. С уголка глаза того стекла скупая мужская слеза.
– Не взяла «красная шапочка»! Может быть, ему четыре куба кордиамина в вену загнать? Прочихается и проснется!
– Поздно, – возразил врач скорой, – если Муханов узнает, точно в реанимацию пошлет. Надо было еще в машине, да я не сообразил. Сейчас поздно.
В приемное входит полуголый мужчина, на нем кроме треников и тапочек-шлепанцев ничего. Во лбу мужчины торчит огромный нож, из тех какими капусту рубят пополам и вырезают кочерыжку на овощной базе. Нож располагается точно вертикально, так что ручка висит перед носом, отчего мужчина смотрит то одним глазом на всех, то другим, а лезвие устремлено точно вверх. Лицо его и грудь залиты уже засохшей и частично размазанной кровью.
Все, кто находился в приемном, замолчали и уставились на вошедшего. Следом за чудным дядькой вошел парень в черной шинели с нашивкой «СМП» и шапке с такой же кокардой.
– Я думал, этой формы уже не сохранилось. – Произнес врач скорой.
– А чего ж его не в нейрохирургию? – осведомился кто-то из скоропомощников. Это же черепная травма.
– Черепная не мозговая, – возразил парень в шинели, – ножик в лобной кости застрял. Я не стал вынимать.
– Почему?
Парень не ответил.
– А я бы тоже не стал, – заявил второй скоропомощник, – вот привез бы он его без ножика, и никто бы из нас не увидал такой уникальной картинки.
– Дело проще. – Нехотя пояснил вновь прибывший, – Во-вторых, когда я его из УВД забирал, кровь уже остановилась. Выдерни нож – опять пойдет. Ну, а во-первых – это красиво! Только ему пришлось на полу в машине сидеть, чтобы обивку салона не изрезать своим рогом.
Парень в шинели усадил мужика с ножиком на банкетку.
– Посиди тут.
– Может быть, достанете ножик из головы? – с надеждой в голосе спросил мужик.
– Сперва надо рентген сделать, а если там насквозь? Ножик пока дырку закрывает. Вот придет доктор и вынет из тебя ножик, а пока жди, сиди.
На несколько минут о спящем забыли, но тут он шумно всхрапнул и все вновь обратили на него внимание.