Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922

Эти настроения, в частности, выразил военный министр Японии Сайго Такамори, опубликовавший в 1871 г. свою программу установления военно-феодальной диктатуры и завоевания Кореи42.

В том же году правительство Японии взяло курс на формирование регулярных вооруженных сил, отвечавших концепции «богатое государство – сильная армия». Военная реформа, по замыслу ее авторов, должна была окончательно ликвидировать сепаратизм местных самурайских отрядов, вливавшихся в регулярную армию, и привести к созданию мощных вооруженных сил, способных вести боевые действия на материке, где главным противником выступала Россия: в представленной военному министру 2 февраля 1872 г. записке его старшего заместителя Ямагата Аритомо, младшего заместителя по армии Сайго Цугумити и младшего заместителя по флоту Кавамура Сумиёси подчеркивалось, что «сегодня ощущается острая необходимость организации национальной обороны против восточной политики царской России, поэтому требуется в кратчайшие сроки закончить подготовку к столкновению с ней как с наиболее вероятным противником, направив на это все силы нашего государства»43. Причиной, побудившей японские военные круги закрепить за нашей страной статус главного противника, стала развернувшаяся с середины XIX в. борьба Санкт-Петербурга и Токио за обладание Сахалином и рост там группировки русских войск при полном отсутствии таковой со стороны Японии44.

В рамках этой политики в июле 1871 г. японское правительство учредило Штабное бюро военного министерства, исполнявшее функции Генерального штаба. Согласно приказу по министерству № 57, в бюро предусматривалась должность старшего офицера, отвечавшего за планирование разведывательной деятельности, описание военной географии иностранных государств, а также за руководство агентурной разведкой и подготовку информационных докладов45.

В течение нескольких лет Штабное бюро неоднократно меняло названия и структуру, пока в июне 1874 г. не приобрело окончательный вид. Первым в японской истории разведывательным органом армии стал 1-й отдел Штабного бюро, один из офицеров которого, согласно «Положению о 1-м отделе» от 8 июля 1874 г., ведал агентурной разведкой и руководил военными атташе при японских дипломатических миссиях за границей46.

Реорганизация органов военного управления совпала по времени с подготовкой японского вторжения на Тайвань, претензии на который Япония не скрывала с конца XVI в. Фактической целью этой акции явилась проверка реакции китайских властей на захват подконтрольных им территорий. В апреле 1874 г. японское правительство отправило на Тайвань более 3000 человек под командованием Сайто Такамори. Узнав о присутствии на острове японцев и их боях с местным населением, цинское правительство с мая 1874 г. начало переправлять на Тайвань войска для усиления местного гарнизона. В ноябре 1874 г., осознав свою неготовность к войне с Китаем и получив в качестве отступных 500 000 лянов серебра, Япония вывела войска с острова47.

Тайваньская кампания продемонстрировала руководству империи неготовность армии к ведению масштабных войн, тем более что, несмотря на подписание 7 мая 1875 г. петербургского договора «Об обмене Сахалина на Курильские острова», в Японии вплоть до начала китайской экспансии в Корею в 1882 г. продолжали считать главным противником Россию48. Одним из недочетов в организации вооруженных сил стало отсутствие центрального органа военного управления – Генерального штаба, поскольку вопросами планирования и руководства занимался военный министр. Поэтому под влиянием немецкого опыта 5 декабря 1878 г. Штабное бюро было выведено из подчинения военного министерства и преобразовано в самостоятельный орган военного управления с непосредственным подчинением императору – Генеральный штаб. Однако и в новой структуре военная разведка не получила дальнейшего организационного развития, рассредоточившись между Восточным (изучение Маньчжурии, Сибири, Камчатки и Сахалина) и Западным (изучение Кореи и Китая) бюро49.

Радикальные изменения в организации японской армии и ее разведывательной службы произошли только в середине восьмидесятых годов XIX в., когда японское правительство пригласило группу немецких военных специалистов во главе с майором Клеменсом Якобом Меккелем. С учетом их рекомендаций 22 июля 1885 г. японский Генштаб перешел на новую организационно-штатную структуру, в которой военная разведка получила статус самостоятельного 2-го бюро, занимавшегося наряду с чисто разведывательными вопросами также оперативным планированием и боевой подготовкой личного состава вооруженных сил. Согласно организационно-штатному расписанию на 3 октября 1893 г., в мирное время во 2-м бюро служили 10 старших и младших, а также 10 прикомандированных офицеров50.

Начальником 2-го бюро был назначен полковник Огава Матадзи, до этого руководивший Западным бюро. В японской армии он считался одним из ведущих специалистов по Китаю и, что немаловажно, обладал практическим опытом разведывательной деятельности, приобретенным в ходе годичной командировки на материк. 1 – й отдел (агентурная разведка) 2-го бюро возглавил бывший военный атташе в России подполковник Ямамото Киёката51.

Развитие армии и флота Японии происходило на фоне усиливавшихся экспансионистских тенденций во внешней политике империи. По мере укрепления позиций Японии в борьбе с Великобританией, Германией, Россией, Францией и США за дальневосточные рынки сбыта основной задачей для государства стала колонизация Кореи. В 1876 г. японское правительство признало независимость Кореи, рассчитывая таким образом ослабить китайское влияние в этой стране. В 1882 г. был подписан второй японо-корейский договор, согласно которому Япония получила право держать свои войска в Сеуле для охраны дипломатической миссии. Кроме того, Япония усилила свою экономическую экспансию в Корею, что вызвало недовольство цинского правительства и привело к обострению японо-китайских противоречий. В борьбе с Китаем за корейский рынок Япония была готова пойти на самые решительные меры, поэтому в 1882 г. приняла восьмилетнюю программу увеличения мощи сухопутных войск и флота.

Именно в Китае японская военная разведка приобрела первый опыт агентурной работы на территории иностранного государства. Еще не закончив оптимизацию структуры разведорганов вооруженных сил, в августе 1872 г. военное министерство командировало в Южную Маньчжурию майора Икэноуэ Сиро и капитана Такэти Кумакити, которые стали первыми в истории японской разведки ее зарубежными резидентами. Спустя полгода Южный Китай посетил майор Каба-яма Сики, а в феврале 1875 г. военное министерство направило на материк в качестве военного атташе при японском посольстве своего резидента полковника Фукухара Кадзукацу. Несмотря на временное прекращение разведывательной деятельности в Китае с легальных позиций после его отъезда в апреле следующего года, японцы продолжали получать большой объем информации о китайской армии и внутренней политике цинского правительства от регулярно командируемых на материк под видом студентов и частных предпринимателей сотрудников военной разведки. Уже к сентябрю 1879 г. в Китае работало 18 офицеров Западного бюро и 16 стажеров китайского языка, формально не являвшихся военнослужащими, но числившихся за гш, в то время как в России, Германии, Франции и Корее находилось по одному-два сотрудника военной разведки52.

Осенью того же года Генеральный штаб направил в Китай группу из 10 старших офицеров во главе с начальником Западного бюро подполковником Кацура Таро для изучения китайской армии и топографии страны. В 1880 г. возобновил работу аппарат военного атташе при японском посольстве, действовавший совместно с нелегальными резидентурами Генерального штаба в Гуаньчжоу, Пекине, Шанхае и периодически командируемыми на материк оперативными группами центрального аппарата военной разведки. На основе собранных ими материалов в 1888 г. начальник 2-го бюро Огава Матадзи подготовил «Основной план военной экспедиции в государство Цин», в котором пришел к выводу о неготовности Китая к отражению японского нападения53.

Эта информация была перепроверена и уточнена в ходе разведывательной поездки в Китай и Корею весной 1893 г. заместителем начальника Генерального штаба генерал-лейтенантом Каваками Сороку. Возглавляемая им оперативная группа в составе 7 офицеров в апреле посетила Пусан, Инчхон, Сеул и другие интересовавшие японскую разведку корейские города. Затем миссия Каваками прибыла в Китай. Местные власти не препятствовали японцам в изучении интересовавших их объектов. Каваками, в частности, осмотрел армейские арсеналы и машиностроительные заводы в Тяньцзине и Шанхае, посетил китайскую Военную академию, присутствовал на учениях артиллерийских и пехотных частей в районе Тяньцзина. Японские разведчики детально изучили боевой потенциал китайской армии, механизм функционирования цинской администрации, включая ее коррупционную составляющую, провели топографическую разведку вероятных театров военных действий. По возвращении в Японию в июле 1893 г. Каваками доложил начальнику Генштаба о неготовности китайской армии к отражению японской агрессии54.

Успешная деятельность разведывательных органов Генерального штаба по информационному обеспечению руководства Японии достоверными сведениями о военном потенциале Китая способствовала быстрому разгрому цинской армии в ходе японо-китайской войны 1894–1895 гг. В результате этого скоротечного конфликта империя принудила цинское правительство к заключению 17 апреля 1895 г. Симоносэкского договора, согласно которому Япония оккупировала Ляодунский полуостров, острова Тайвань и Пэнхуледао, а также получила контрибуцию в размере 200 000 000 лян55.

Однако значительные территориальные приобретения Японии вызвали негативную реакцию со стороны России, Германии и Франции, опасавшихся расширения японского экономического присутствия в Китае и новых захватов. Поэтому по инициативе Санкт-Петербурга три европейские державы вынудили Токио в апреле того же года отказаться от притязаний на Ляодунский полуостров, что превратило Россию в противника номер 1 в глазах японской общественности.

С учетом итогов японо-китайской войны указом от 9 мая 1896 г. император утвердил новую организационно-штатную структуру Генштаба. Численность его центрального аппарата выросла по сравнению с предыдущим периодом примерно на 35 процентов. В новой конфигурации Генерального штаба агентурной и топографической разведкой занималось только 3-е управление, в то время как вопросы оперативного планирования отошли в ведение 1-го управления. Согласно организационно-штатному расписанию на 13 июля 1896 г., в мирное время в аппарате 3-го управления служили 8 старших и младших офицеров, а также 19 прикомандированных офицеров и унтер-офицеров56.

Хотя новая конфигурация ГШ носила более сбалансированный по сравнению с 1874–1885 гг. характер, японское командование продолжало совершенствовать его структуру с учетом новой военно-политической обстановки. После отторжения Россией, Германией и Францией Ляодунского полуострова в апреле 1895 г., начала строительства в августе 1897 г. Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и подписания в марте 1898 г. соглашения с цинским Китаем о размещении русской военно-морской базы (ВМБ) в Порт-Артуре, по аналогии с прусским Генштабом японский 14 января 1899 г. был реорганизован на принципиально новой основе. Его ядром стали 1-е и 2-е управления, наделенные функциями оперативного планирования и сбора разведывательной информации на Европейском и Азиатском театрах военных действий. В структуре 1-го управления было образовано русское отделение, отвечавшее за сбор и обобщение данных о Российской империи с позиций Северной и Центральной Европы, Турции, Балканского полуострова, России, Кореи и Маньчжурии, а также за планирование боевых действий на случай войны между двумя государствами57.

Начало разведывательной деятельности японской армии против нашей страны датируется 70-ми годами XIX в., когда по инициативе военного министра Ямагата Аритомо за рубеж начали выезжать военные атташе (ВАТ) и военные стажеры. Первым зарубежным представителем армии стал направленный в Петербург в марте 1874 г. на должность «ученика секретаря дипломатической миссии 2-го разряда» майор Ямамото Киёката. Официальную аккредитацию военного атташе он получил только через пять лет и находился в российской столице до декабря 1881 г., что свидетельствовало о его высоком профессионализме58.

Необходимо отметить, что деятельность всех заграничных представителей армии регулировалась наставлением Ямагата военному атташе в Германии майору Кацура Таро от 28 апреля 1875 г., служившим основным руководящим документом для них вплоть до конца Русско-японской войны. В соответствии с наставлением, военные атташе подчинялись главам соответствующих дипмиссий и могли использовать их линии связи для передачи своих отчетов и специальных разведывательных сводок по вопросам организации, боевого расписания армии страны пребывания, военной топографии, обстановки в стране и в мире в целом. В рамках решаемых ими задач военные атташе наделялись правом ведения агентурной разведки на условиях соблюдения строжайших мер конспирации и обязательного согласования деталей своей деятельности с главами миссий59.

С момента образования органов военной разведки залогом их успешной работы являлось тесное взаимодействие с министерством иностранных дел. Как правило, военное министерство заранее уведомляло МИД об отправке разведчиков за рубеж, сопровождая свои обращения запросами о предоставлении им заграничных паспортов и об оказании помощи японскими диппредставительствами в стране пребывания. Со своей стороны, внешнеполитическое ведомство не только обеспечивало военную разведку требуемыми документами, но также предоставляло ей свои линии связи для передачи шифрованной корреспонденции, а в необходимых случаях подбирало и вербовало агентов в интересах Генерального штаба.

Приоритет в выдвижении кандидатов на должности военного атташе отдавался сотрудникам разведорганов или офицерам, прошедшим стажировку в ведущих армиях мира. Характерно, что из шести военных атташе Японии при дипмиссии в России в 1879–1904 гг. пятеро к моменту прибытия в Петербург уже обладали опытом разведывательной деятельности за границей60.

Параллельно с аккредитацией военных атташе командование армии с конца XIX в. приступило к развертыванию сети легальных и нелегальных резидентур в ключевых странах Европы и Азии, направляя усилия на создание прочных агентурных позиций на российском Дальнем Востоке, в Маньчжурии, Китае и Корее как наиболее вероятных театрах военных действий.

Следует подчеркнуть, что японская разведка гибко варьировала формы прикрытия для направлявшихся за рубеж резидентов в зависимости от обстановки в стране пребывания, наличия двусторонних контактов в военной сфере и уровня профессиональной подготовки командируемых офицеров.

Разведку с легальных позиций вели так называемые «заграничные представители» («гайкоку тюдзайин») или «военные резиденты», которые по официальным каналам выезжали на стажировку в армии Великобритании, Германии, Италии, Франции, США и России. Согласно утвержденным 4 октября 1900 г. военным министром генералом армии Кацура Таро «Правилам для заграничных представителей», военные резиденты подчинялись начальнику Бюро военных дел военного министерства, который определял круг их служебных обязанностей и устанавливал размер должностного оклада. В стране пребывания резиденты поступали в распоряжение военного атташе и в большинстве ситуаций выполняли функции его помощников61.

В особых случаях Генштаб направлял за границу нелегальных резидентов («кайгай хакэнся»), оседавших в стране пребывания под видом сотрудников японских дипломатических и торговых миссий, стажеров-филологов, ученых или предпринимателей. Перед убытием за границу они исключались из списков по личному составу сухопутных войск и перечня уволенных в запас военнослужащих, переводились в непосредственное подчинение начальника Генерального штаба и только с его санкции могли осуществлять вербовку агентов. Старший по званию резидент руководил остальными оперировавшими в зоне его ответственности разведчиками62.

Являясь составной частью государственного аппарата, японская военная разведка действовала в строгом соответствии с приоритетными задачами внутренней и внешней политики империи. В связи с тем, что с начала 80-х и до середины 90-х годов XIX в. разведка активно участвовала в подготовке и проведении военной кампании против Китая, ее деятельность на русском направлении носила второстепенный характер и сводилась к сбору интересующей Генштаб информации о военном потенциале России в Приамурском крае. При этом основным объектом разведывательных устремлений японцев в нашей стране был Владивосток, ставший опорным пунктом для сбора информации о регулярно заходившей туда с 1872 г. из Балтии эскадре Тихого океана и войсках образованного в 1884 г. Приамурского военного округа (ВО), 90 процентов стрелковых, артиллерийских и 60 процентов кавалерийских частей которого изначально дислоцировались в Южно-Уссурийском крае63.

В разведывательной деятельности Генеральный штаб опирался в первую очередь на колонию японских мигрантов, интенсивно заселявших российский Дальний Восток со второй половины XIX в.: если в 1885 г. на Дальнем Востоке находилось 626 японцев, то в 1903 г. их было уже 4198 человек. Бурный рост японской диаспоры был обусловлен развитием торгово-экономических отношений между двумя странами: японцы работали на строительстве Транссибирской и Уссурийской железных дорог, вели рыбный промысел, имели серьезные позиции в сфере обслуживания и торговли64.

Владивостокская колония была крупнейшей и наиболее организованной японской диаспорой на российском Дальнем Востоке: число японских переселенцев в порту увеличилось с 50 человек в 1875 г. до 2996 в 1902 г.65 Поэтому здесь постоянно функционировала резидентура Генштаба, прикрытием для которой служило учрежденное в 1876 г. коммерческое агентство Японии66.

Первым резидентом японской военной разведки во Владивостоке стал в 1880 г. младший лейтенант Окадзаки. В апреле того же года к нему присоединились младший лейтенант Кикути Сэцудзо и инженер-лейтенант Ито Ясуаки, которые, в зависимости от характера поставленных специальных задач, имели разные сроки командировок: Кикути вернулся в Японию уже через год, а Ито оставался в порту до декабря 1882 г.67

После повторного пребывания во Владивостоке лейтенанта Кикути Сэцудзо (1882–1884) в мае 1885 г. там появился лейтенант Хагино Суэкити, официально командированный в Россию для изучения коммерческого дела. Спустя три года его сменил лейтенант Фукабори Дзюндзо, прибывший в город «за собственный счет с научной целью». В дальнейшем во Владивостоке постоянно действовали резиденты капитаны Мацуура Тэйдзо (1892–1895), Матида Кэйу (1899–1900), Муто Нобуёси (1900–1901), майоры Ямаока Кумадзи (1901–1903) и Исидзака Дзэндзиро (1903–1904), также находившиеся там под видом коммерсантов или стажеров русского языка. Исключением стал майор Ямаока Кумадзи, который легализовался во Владивостоке как ученый-геолог Ямаока Кэн. В ряде источников упоминается, что капитан Муто Нобуёси работал в порту под видом грузчика и служащего аптеки68.

Объем решаемых владивостокской резидентурой задач увеличивался пропорционально росту группировки русских войск в Приморье и Северо-Восточном Китае. Если директива начальника Генштаба от 29 сентября 1900 г. предписывала резиденту Муто «обращать внимание на русскую военную активность на Дальнем Востоке, в особенности на перемещения пехотных частей и реализацию программы увеличения вооружений», то аналогичным приказом от 31 октября 1901 г. его преемнику Ямаоке вменялось в обязанность «собирать и докладывать информацию о передвижениях основных сил русской армии в Сибири и Северной Маньчжурии, военной обстановке в этих районах, а также исследовать топографию Приморья и провинции Цзилинь»69.

Интерес японской разведки к Приамурскому военному округу, занимавшему территорию, сопоставимую по площади с Западной Европой, был не случаен: если на момент образования в июне 1884 г. он насчитывал только 12 пехотных и линейных батальонов, 9 кавалерийских сотен и 24 орудия, то в период с 1898 по 1903 г. русская группировка войск на Дальнем Востоке и в Маньчжурии выросла с 37 пехотных батальонов, 34 кавалерийских эскадронов и сотен и 126 артиллерийских орудий до 68 пехотных батальонов, 56 кавалерийских эскадронов и сотен и 156 полевых орудий, что являлось результатом запущенной в 1896 г. пятилетней программы военного министерства по усилению округа в ответ на японское проникновение в Китай и Корею70.

Для решения поставленных задач владивостокская резидентура располагала компактным агентурным аппаратом из главным образом осевших в порту японских торговцев. Большой объем информации Генштаб получал от коммерсанта Каваками Кэндзо. Он родился в 1868 г. в префектуре Сага, после окончания четырехлетней школы несколько лет занимался китобойным промыслом на токийской фирме «Гэйрё» и продажей табачных изделий в японской столице, а в ноябре 1884 г. переехал во Владивосток для работы в импортно-экспортной фирме и изучения русского языка. Предприимчивый соотечественник попал в поле зрения Хагино Суэкити, по заданиям которого вел разведку военных объектов Владивостока. В феврале 1888 г. агент на три года уехал в Японию для открытия собственной фирмы по поставке товаров в Россию из Осаки и Кобэ, однако в мае 1891 г. вернулся во Владивосток, где, как позднее писал в автобиографии, «управлял разными предприятиями, в том числе был подрядчиком на строительстве казарм и других русских военных объектов»71.

Не менее колоритной являлась фигура другого агента владивостокской резидентуры, действовавшего одновременно с Каваками, – Абэ Норикё. Хотя он находился во Владивостоке как практикант по торговому делу от министерства торговли и сельского хозяйства Японии, Абэ одновременно представлял интересы ассоциации производителей черного чая префектуры Кумамото и был внештатным корреспондентом газеты «Асахи», что позволило ему обзавестись широким кругом знакомств в Маньчжурии и на Дальнем Востоке72.

Кроме того, агентом военной разведки с 1893 по 1903 г. был глава владивостокского представительства пароходной компании «Нихон юсэн» Тарами Киити, который помимо выполнения разведывательных задач обеспечивал связью с ГШ и деньгами всех владивостокских резидентов, а в 1901 г. активно участвовал в организации харбинского разведаппарата Исимицу Макиё73.

Владивостокской резидентуре также подчинялась группа квалифицированных агентов-японцев, собиравших разведывательную информацию под видом бродячих торговцев лекарственными средствами. 14 июля 1902 г. русская жандармерия задержала на станции Черкасская Южно-Уссурийского округа трех таких «знахарей» – Судзуки Дзюдзи, Сёно Коносукэ и Сиою Магосити. При личном досмотре у них был изъят молитвенник с записями разведывательного характера, содержавший сведения о составе и количестве русских войск в Маньчжурии и Приморской области с отметками о действительном наименовании, численности воинских частей, количестве и типах орудий, боевом расписании войск в Приамурском, Сибирском, Казанском, Московском, Одесском военных округах, Квантунской области и прочем. По ходатайству коммерческого агента Каваками Тосицунэ задержанные лица весной следующего года были депортированы в Японию74.

В 1895 г. японская военная разведка временно свернула деятельность во Владивостоке с легальных позиций, изыскивая более эффективные методы сбора интересующей армию информации о межвидовой группировке русских войск и оборонительных сооружениях края. Для изучения этой проблемы в августе 1896 г. Владивосток под видом туристов посетила оперативная группа Генштаба в составе начальника 2-го управления полковника Цутии Мицухара, его подчиненного капитана Ёды Сёкэй и сотрудника 3-го управления майора Ито Сюити75. Ознакомившись с подготовленным ей докладом, начальник Генштаба утвердил план организации во Владивостоке нелегальной резидентуры под крышей религиозного храма Ниси Хонгандзи буддийской секты Дзёдо-син-сю, занимавшейся распространением своего вероучения в России.

Сотрудничество военной разведки с этой организацией началось накануне японо-китайской войны в 1894 г., когда заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Каваками Сороку и руководитель киотского отделения Ниси Хонгандзи Отани Кодзуи договорились об использовании филиалов секты в Китае, Монголии и Сибири для сбора разведывательной информации в интересах армии. Поэтому в апреле 1897 г. владивостокскую резидентуру возглавил капитан Ханада Наканосукэ, который под псевдонимом монаха Симидзу Сёгэцу занялся изучением и проповедованием буддизма, ради чего зимой 1899 г. совершил поездку в Иркутск через Цзилинь, Чанчунь, Маньчжоули и Монголию76.

Несмотря на успешную легализацию Ханада, Генштаб критически оценивал его работу на посту резидента, поэтому в августе 1899 г. во Владивосток прибыли начальник 1 – го управления полковник Тамура Иёдзо и сотрудники русского направления капитаны Матида Кэйу и Исимицу Макиё. На встрече, состоявшейся 26 августа, Тамура выразил крайнее недовольство работой Ханады, который за два года нахождения в России не направил в Токио ни одного донесения. Как выяснилось, резидент настолько проникся легендой буддийского проповедника, что забыл о своих непосредственных обязанностях главы разведывательной организации, поэтому в декабре 1899 г. был отозван в Японию77.