Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922

Российские власти обратили внимание на деятельность религиозной общины. На заседании межведомственной комиссии представителей МВД, Главного управления Генерального штаба и Морского Генерального штаба (МГШ) по организации контрразведывательной деятельности 28 марта 1909 г. отмечалось: «Наиболее серьезным разведывательным учреждением [Генерального штаба Японии] является нелегальное общество во Владивостоке „Урадзио кёрюминкай косоку“. Отделения этого общества раскинуты по всей Приморской области и Восточной Сибири. Живым связующим звеном между ними являются странствующие бонзы из секты Ниси Хонгандзи, кумирня которой имеется во Владивостоке, одним из жрецов которой был перед войной нынешний военный агент в Петербурге полковник Хагино»78.

Если использование японской военной разведкой для прикрытия резидентуры владивостокского отделения секты еще соответствовало действительности, то упоминание Хагино и «Урадзио кёрюминкай» было явной ошибкой. Хагино Суэкити действительно занимался агентурной разведкой во Владивостоке, но под видом коммерсанта, в 1892–1895 гг. находился на официальной стажировке в русской армии, по завершении которой в мае 1895 г. вернулся в Японию, был прикомандирован к Императорской верховной ставке в качестве переводчика российской прессы, после чего в 1896 г. снова посетил Россию в составе свиты принца Фусими-но мия Садатару-синно под своим настоящим именем79, в то время как «Урадзио нихондзин кёрюминкай» («Общество проживающих во Владивостоке соотечественников») являлось типичной организацией японских мигрантов, стремившихся иерар-хизировать и упорядочить свои отношения в соответствии с традиционным японским укладом.

Еще одна резидентура действовала в Благовещенске, являвшемся вторым по значимости гарнизоном Приамурского ВО: на момент образования округа в июне 1884 г. там дислоцировались управление конного полка Амурского казачьего войска, 2-й Восточно-Сибирский линейный батальон, артиллерийская батарея и конная сотня, прикрывавшие границу с Китаем от Сретенска до Хабаровска80.

Зона ответственности благовещенской резидентуры охватывала Приамурье, Забайкалье, Иркутскую губернию, южную часть Енисейской губернии, а также китайскую провинцию Хэйлунцзян и Монголию, в то время как владивостокский разведаппарат отвечал за сбор информации в Приморье, Нижнем Приамурье, на Сахалине, в северной части Кореи и в китайской провинции Цзилинь81.

Малочисленность местной японской колонии и отсутствие надежных каналов связи делали работу прибывавших сюда резидентов неэффективной, поэтому вплоть до 1909 г. деятельность благовещенского разведоргана носила фрагментарный характер. Основы разведывательной организации в Приамурье заложил командированный в Благовещенск в июле 1884 г. для изучения русского языка владивостокский резидент Кикути Сэцудзо. Спустя семь лет – в начале 1891 г. – в Приамурье побывал другой резидент из Владивостока лейтенант Фукабори Дзюндзо. После того как в августе того же года он вернулся в Приморье по маршруту Нингута – Хунь-чунь, деятельность резидентуры временно прекратилась и не возобновлялась до появления в Благовещенске в октябре 1899 г. под видом стажера русского языка капитана запаса Исимицу Макиё (Кикути Масамицу), приезд которого был, вероятно, связан с наращиванием в 1895 г. сил местного гарнизона до 2 линейных батальонов и 2 артиллерийских батарей с размещением там управления 2-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады. Хотя Исимицу удалось завязать тесные отношения с ротмистром кавалерийского эскадрона Поповым, через которого он получал сведения о действиях русской армии во время Боксерского восстания, в августе 1900 г. японский разведчик через Владивосток убыл в Харбин для организации там резидентуры82.

Стоит добавить, что в 1880–1881 гг. в японском вицеконсульстве в Корсакове на Сахалине действовал резидент ГШ младший лейтенант Ока Тэйкэй под прикрытием должности практиканта русского языка, основной задачей которого, так же как и резидентов во Владивостоке Кикути и Ито, являлось «изучение военной топографии, характера и обычаев местного населения»83.

В европейской части России разведывательную деятельность по линии Генштаба вели военный атташе при японской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге и прикомандированные к нему офицеры-стажеры в русской армии.

Первыми стажерами в мае 1892 г. стали капитаны Ито Сюити, Куросава Гэндзабуро и лейтенант Хагино Суэкити, причем последние двое были зачислены в лейб-гвардии 4-й стрелковый императорской фамилии полк и прошли полный курс офицерской стажировки. Примечательно, что по возвращении стажеров домой весной 1895 г. Генштаб отошел от складывавшейся под влиянием прусского опыта практики откомандирования офицеров разведки в войска и оставил Куросава, Хагино и Ито в штатах 2-го (разведывательного) бюро84.

Среди этих трех офицеров только Хагино накануне поездки владел русским языком и имел не только практический, но и руководящий опыт организации разведывательной деятельности, поскольку в ноябре 1891 г. был назначен главой вновь образованного русского отделения 2-го бюро, фактически являясь единственным его сотрудником. Перед отъездом Хагино, Ито и Куросава были приняты заместителем начальника Генштаба Каваками, который поставил перед ними задачу всесторонне изучить русские вооруженные силы, покольку «Японии в союзе с Китаем в ближайшем будущем предстоит выступить против России». Более подробные директивы стажеры получили от начальника Бюро военных дел военного министерства генерал-майора Окасава Куваси: им надлежало изучать общее состояние русских вооруженных сил, систему организации военного призыва и мобилизации конского состава, организацию армии мирного и военного времени, уровень подготовки военнослужащих, вести сбор информации о вооружении и военной технике, отслеживать строительство Транссибирской железной дороги и его влияние на состояние царской армии85.

Находясь в России, японские офицеры не только прошли полный курс офицерской стажировки, но и совершили серию путешествий по стране: Куросава и Хагино, в частности, детально изучили северо-западную и центральноазиатскую части Российской империи. По возвращении домой весной 1895 г. они опубликовали в соавторстве книгу «Русская армия», а Хагино, кроме того, написал отдельную монографию «Русские штабные офицеры». Год спустя, сопровождая принца Фусими-но мня Садатару-синно в поездке на коронацию Николая II, капитан Хагино Суэкити при возвращении совершил путешествие по Сибири и Дальнему Востоку для изучения хода железнодорожного строительства: проплыв по Волге и Каме на пароходе, он преодолел участок от Уфы до Омска по железной дороге, затем совершил конный вояж от Томска до Иркутска, после чего вновь пароходом по Шилке и Амуру доплыл до Хабаровска и через Никольск-Уссурийский убыл во Владивосток86.

Следующими стажерами должны были стать направленные в Россию в 1898 г. майор Фудзимуро Мацудзиро и капитан Танака Гиити. Им также предстояло познакомиться с организацией, подготовкой, вооружением русской армии, ее оперативным искусством и системой мобилизации. По прибытии в Санкт-Петербург оба офицера незамедлительно приступили к изучению русского языка, однако разрешение на стажировку получили только в 1900 г. Так как к этому времени Фудзимуро уже покинул российскую столицу, на практику в 145-й Новочеркасский пехотный полк отправился Танака.

Характеризуя отношение царского правительства к командируемым в Россию японским офицерам, 2 августа 1902 г. министр иностранных дел Комура Дзютаро отмечал: «Хотя в России ранее имелись случаи допуска наших военных представителей на службу в русскую армию или на боевые корабли, поскольку в последние годы репутация нашей империи крепла и ее вооруженные силы стали оцениваться весьма высоко, в русском правительстве сложилось очень неблагоприятное мнение относительно прохождения нашими офицерами стажировок в войсках и на кораблях. Поэтому было похоже на то, что майор Танака не сможет решить поставленные перед ним задачи. Тем не менее с начала 1900 г. позиция русского правительства к нашей стране изменилась в лучшую сторону, и в силу того, что стали появляться признаки дружелюбия по отношению к японскому правительству и нашим военным представителям, воспользовавшись удобным моментом, после серии переговоров и специальных консультаций майор Танака наконец получил разрешение пройти стажировку в Новочеркасском пехотном полку в период с июля 1900 по июль 1901 г., где он нес обязанности военной службы наравне с русскими офицерами, что принесло большую пользу нашей армии, так как позволило на практике ознакомиться с постановкой русского военного дела»87.

Естественно, что помимо изучения русского языка и российской военной науки Танака и Фудзимуро активно занимались разведкой. В сохранившейся переписке военного атташе полковника Мурата Ацуси с Генштабом за март – июль 1899 г. содержатся собранные ими сведения о планах русского правительства по строительству трех веток Транссибирской и Туркестанской железных дорог на Чжанцзякоу, Хух-Хото, Кашгар, мерах по получению кредита у Великобритании для развития отечественной торговли и промышленности, основах российской политики в Китае, характере проводившихся в Казанском военном округе учений и предполагаемой отправке войск в Маньчжурию88.

В июне 1902 г. Танака Гиити вернулся в Японию, используя поездку домой для изучения пропускной способности и инфраструктуры Транссибирской магистрали. Доехав до станции Карымское, затем по Китайско-Восточной железной дороге он добрался до Харбина, откуда речным и сухопутным путями проследовал по маршруту Хабаровск – Владивосток— Порт-Артур. С учетом приобретенных Танака знаний и опыта начальник Генерального штаба Ояма назначил его главой русского отделения 1-го управления89.

Нововведением в деятельности японской военной разведки стало использование ею направлявшихся в краткосрочные командировки в Россию (на три-четыре месяца) по определенным маршрутам или следовавших транзитом через нашу страну офицеров под видом стажеров-филологов и путешественников. Для сбора сведений эта категория разведчиков использовала методы визуального наблюдения, опроса населения и изучения местной печати. Получаемая таким образом информация позволяла Генштабу вносить оперативные коррективы в оценку обстановки на театре военных действий (ТВД) и при малочисленности разведывательных органов перенацеливать уже имевшийся агентурный аппарат на изучение конкретных военных объектов или коммуникаций90.

Одним из первых российский Дальний Восток в мае – ноябре 1887 г. посетил кадровый разведчик, сотрудник 2-го бюро Генерального штаба капитан Нагаока Гаиси, побывавший в Корее, Владивостоке и Хабаровске91.

Всплеск активности японской военной разведки по отправке транзитников в нашу страну пришелся на 90-е годы XIX в., поскольку начало строительства Транссибирской железной дороги от Петербурга до Владивостока в марте 1891 г. и ее участка от Владивостока до Хабаровска (Уссурийская железная дорога) в мае 1891 г., в частности, вызвало серьезное беспокойство у военно-политического руководства империи: еще в январе 1888 г. бывший начальник Генштаба Ямагата Аритомо подготовил памятную записку, в которой отметил, что сооружение Транссиба не только позволит России быстрее перебрасывать войска на Дальний Восток, но и спровоцирует ее на продвижение к незамерзающим портам Кореи92.

В этой связи в феврале 1892 – июне 1893 г. конный вояж по маршруту Берлин – Варшава – Ковно (Каунас) – Псков— Петербург – Новгород – Тверь – Москва – Владимир – Нижний Новгород – Казань – Омск – Семипалатинск – Улясутай – Урга (Улан-Батор) – Иркутск – Чита – Нерчинск— Благовещенск – Хабаровск – Владивосток – Пекин – Шанхай совершил японский военный атташе в Германии майор Фукусима Ясумаса. Главной целью его путешествия был сбор разведывательной информации, в том числе о строительстве Транссиба, однако Фукусима не встретил каких-либо препятствий со стороны русских властей, видевших в офицере любознательного путешественника. В письме приамурскому генерал-губернатору барону А.Н. Корфу, датированном 5 января 1892 г., начальник Главного штаба русской армии подробно описывал маршрут путешествия Фукусима и предлагал местным властям оказывать ему всяческое содействие. Собранная Фукусима информация легла в основу изданного в 1893 г. секретного справочника Генерального штаба «Топография Сибири»93.

Полученная от него и из других источников информация только усилила алармистские настроения в руководстве Японии. В октябре 1893 г. председатель Тайного совета Ямагата Аритомо представил правительству записку об агрессивном характере внешней политики Петербурга, в которой высказал мнение, что блокированная на Балканах Россия устремила свой взор на восток и по завершении через 10 лет постройки Транссиба захватит Монголию и, весьма вероятно, Маньчжурию и Пекин, поэтому предложил значительно увеличить расходы на армию и флот. Еще сильнее враждебные настроения к Петербургу подогрела инициированная Россией в апреле 1895 г. Тройственная интервенция, которая привела к отказу Японии от аннексии Ляодунского полуострова. С подачи последовательно сменявших друг друга на должности военного министра Ямагата Аритомо и Ояма Ивао в том же году в недрах Генерального штаба родился проект увеличения армии с 7 до 13 пехотных дивизий для противодействия «вероятному вторжению России с севера в Маньчжурию и сохранения с ней военного баланса на материке», а главный инициатор этой идеи заместитель начальника Генштаба Каваками Сороку в ходе обсуждения с представителем парламентской партии Дзиюто вопроса об увеличении военных расходов заявил о неизбежной войне с Россией через 10 лет в связи с ускорением ею темпов строительства магистрали и наращиванием группировки войск в Маньчжурии для захвата этого региона94.

В результате парламент 31 марта 1896 г. утвердил программу увеличения армии до 13 дивизий и создания мощного флота для достижения паритета с Санкт-Петербургом95.

Являясь сторонником самых решительных мер, вплоть до нападения на Россию до окончания ею строительства дороги, Каваками 27 июля – 28 августа 1897 г. вместе с 3 офицерами разведки совершил официальную поездку в Приамурский ВО, в ходе которой посетил гарнизоны Владивостока, Хабаровска, Благовещенска, Никольск-Уссурийского (Уссурийска), Новокиевского (Краскино), а также осмотрел северный участок постройки Уссурийской магистрали. Кроме того, во время пребывания во Владивостоке Каваками тайно встретился с резидентом Ханада Наканосукэ, который предоставил ему «чрезвычайно ценную для понимания истинных российских намерений информацию», а в Хабаровске обсудил обстановку на Дальнем Востоке с путешествовавшими по России идеологом правого движения Утида Рёхэем и преподавателем русского языка Накано Дзиро96.

Особую активность в отправке транзитников военная разведка проявила в 1898 г. в связи с завершением строительства Транссибирской железной дороги до Иркутска и подписанием российско-китайского договора об аренде Ляодунского полуострова. Только весной – летом 1898 г. в Забайкалье и на Дальнем Востоке побывали четыре офицера разведки, командированные Генштабом для изучения пропускной способности новой магистрали и русской военной инфраструктуры.

Первым на Дальний Восток прибыл сотрудник 3-го управления майор Куросава Гэндзабуро, путешествовавший с «научной целью» из Европы через Сибирь, о чем в январе 1898 г. дальневосточные власти уведомил японский посланник в Санкт-Петербурге. Он, в частности, просил генерал-губернатора «сделать любезные распоряжения, чтобы майору Куросава было оказано возможное содействие». 31 марта 1898 г. Куросава прибыл в Никольск-Уссурийский, а 3 апреля – во Владивосток. Предполагая разведывательный характер его поездки, Приамурское генерал-губернаторство по распоряжению МВД установило за ним постоянное негласное наблюдение97.

Затем в МИД с запросом на проезд из Германии в Японию через Иркутск, Хабаровск и Владивосток обратился военный стажер майор Нонака Кацуакира. Хотя российское министерство в связи с участившимися поездками японских граждан выдало разрешение на безостановочный проезд, 8 апреля Нонака все же остановился в Иркутске и осмотрел помещения конной казачьей сотни, резервного батальона и юнкерского училища98.

Спустя полтора месяца в Иркутске побывали еще два японских разведчика – капитаны Дзикэмура Вакай и Инамура Синроку. Выехав из Пекина для изучения Монголии, в мае 1898 г. они прибыли в Чжанцзякоу, откуда отправились по маршруту Урга – Кяхта – Иркутск. Российские власти не препятствовали им: в Урге Дзикэмура и Инамура получили у русского консула материальную помощь и рекомендательное письмо к главе полицейского участка в Кяхте. Прибыв в Иркутск 29 июня, японские офицеры посетили генерал-губернатора, у которого просили разрешения осмотреть резервный батальон и конную казачью сотню, а затем ознакомиться с ходом работ на Забайкальской и Китайско-Восточной железных дорогах. Хотя генерал-губернатор под благовидным предлогом отклонил просьбу японцев в осмотре войск, все же был вынужден сообщить им обобщенные сведения о железнодорожном строительстве99.

Наконец, 24 июня разрешение на проезд по маршруту Иркутск – Хабаровск – Владивосток и далее в Японию получил военврач Хага, за которым, так же как и за всеми японскими офицерами, было установлено негласное наблюдение100.

Правительство Японии придавало большое значение укреплению позиций разведки в Северо-Восточном Китае, ставшем в конце XIX в. сферой острого политического и экономического соперничества с Россией, поэтому начиная с 1878 г. систематически отправляло на материк офицеров Генерального штаба с задачей изучать военную топографию и транспортную инфраструктуру региона, вскрывать военно-политические намерения российских властей, обращая особое внимание на начавшееся в 1897 г. строительство КВЖД и формирование годом позже межвидовой группировки войск на Ляодунском полуострове.

Значительный интерес для японской военной разведки представлял Порт-Артур. Испытывая сложности в агентурном проникновении в эту крепость, 3-е управление Генерального штаба пришло к выводу о целесообразности организации деятельности по военно-морской базе с позиций расположенного на северном побережье Шаньдунского полуострова города Чифу (Яньтай), который был открыт для иностранных предпринимателей в 1862 г. на основании ранее подписанного англо-китайского договора о мире, дружбе и торговле.

Резидентура в Чифу была образована уже через месяц после ратификации российско-китайского договора об аренде южной части Ляодунского полуострова и прилегающих портов: 20 мая 1898 г. премьер-министр Японии Ито Хиробуми утвердил назначение резидентом капитана Танака Синсукэ101.

Первое из сохранившихся донесений Танака датировано 20 июня 1898 г. В нем резидент сообщал в Токио сведения о корабельном составе прибывшей в Порт-Артур и Дальний Тихоокеанской эскадры, численности и вооружении дислоцированных там частей русской армии, характере работ по расширению доков ВМБ. В последующих донесениях Танака систематически уточнял эти данные, оперативно докладывая в Генеральный штаб об изменениях в составе русской группировки на Ляодунском полуострове, наращивании сил британского и китайского флотов, базировавшихся на Вэйхайвэй и Циндао. Источниками информации для него служили работавшие в Порт-Артуре, Дальнем, Циндао и Вэйхайвэй японские и китайские граждане102.

Эта же линия в деятельности чифуской резидентуры сохранилась и после замены Танака в июле 1898 г. капитаном Ота Ясома, который использовал для агентурного проникновения на ВМБ японских торговцев в Чифу, имевших возможность в рамках своей коммерческой деятельности выезжать на Ляодунский полуостров. Итогом активных действий Ота по агентурному проникновению в крепость стал провал предпринимателя Фукухара Тадасукэ, арестованного 30 августа 1898 г. русскими властями во время черчения кроков города с нанесением батарей и расположения орудий фортов Порт-Артура. Впрочем, этот арест никак не отразился на судьбе обоих японцев: после судебного разбирательства Фукухара вернулся к своему коммерческому предприятию в Чифу, а Ота продолжил руководить резидентурой до июня 1900 г., когда созданный им разведывательный аппарат вновь возглавил капитан Танака Синсукэ103.

Характеризуя деятельность японской разведки в России и Маньчжурии на рубеже XIX–XX вв., Военно-историческая комиссия Главного штаба по описанию Русско-японской войны дала ей в 1910 г. следующую оценку:

«Что же касается нашего противника, то служба шпионов, дело разведки и знакомство с соседними странами, или будущими врагами, или намеченными для будущей борьбы театрами, были поставлены у него широко и организованы отлично […].

Еще в 1898 г., в период наших переговоров с Китаем об аренде Порт-Артура, Главный штаб японской армии был занят выяснением целого ряда вопросов, имевших самое существенное значение в случае борьбы между нами и Японией. Он интересовался знать, могут ли войска Приамурского военного округа получить подкрепления из внутренних областей империи и из Западной Сибири, в каком именно размере и в какие сроки могут подойти эти подкрепления, на какие местные продовольственные и боевые запасы могут рассчитывать войска этого округа, можно ли устроить подвоз таких же запасов по внутренним сибирским путям из Западной Сибири и других областей России, какова вероятная провозоспособность будущего Сибирско-Маньчжурского рельсового пути, каков успех работ по сооружению дороги и предполагаемый срок их окончания.

Ответ на только что перечисленные вопросы был дан возвращавшимся в конце 1897 г. из Франции через Сибирь Генерального штаба майором Куросава [Гэндзабуро]. В связи с его работой, весной 1898 г. в Восточную Сибирь через Пекин, Ургу и Кяхту были направлены еще два других офицера японского Генерального штаба [капитаны Дзикэмура Вакай и Инамура Синроку], которым было поручено проехать из Забайкальской области вдоль строившейся в те дни Китайской Восточной железной дороги. Офицеры эти не были, однако, пропущены нами в Маньчжурию и должны были вернуться обратно. Через четыре месяца по окончательном занятии Порт-Артура здесь уже был обнаружен и захвачен один из офицеров японского Генерального штаба (речь идет об агенте резидентуры в Чифу Фукухаре Тадасукэ. – Авт.), наблюдавший за нашими работами и изучавший подробности нового порядка вещей, оказавшегося в прежней китайской крепости. Но зато все остальные разведки японцев шли, по-видимому, без всяких помех. В 1898 г. всю Сибирь проехал майор Фукушима, будущий начальник штаба армии Куроки (в действительности путешествовал в 1892–1893 гг.; начальником штаба 1-й армии был генерал-майор Фудзии Сигэта. – Авт.), в 1899 г. в Приамурском крае побывал генерал Каваками (в действительности в 1897 г. – Авт.), в 1902 г. по Сибирскому железнодорожному пути и по Китайской Восточной железной дороге проехали из Европы в Японию японский принц Комацу и гр[аф] Мацуката с их свитою. Все эти лица уже непосредственными наблюдениями сводили в одно целое и подтверждали или закрепляли те сведения, которые периодически получались в Токио от многочисленных тайных агентов Японии, постоянно пребывавших во Владивостоке, Хабаровске, Порт-Артуре, Иркутске и в других пунктах нашей восточной окраины. „Заслуживает особого внимания, – сообщает [делопроизводитель генерал-квартирмейстерской части Главного штаба] подполковник [М.А.] Адабаш, – организованная японским Главным штабом густая сеть шпионов в Восточной Сибири, Маньчжурии и Квантуне; зарегистрировано японцев в Порт-Артуре шестьсот тридцать, в Дальнем четыреста, в действительности их болыпе“»104.

Необходимо, однако, отметить, что поступавшая в Генеральный штаб по различным каналам разведывательная информация о войсках Приамурского военного округа и Квантунского укрепленного района, хотя и была достаточно полной и отражала динамику изменения их состава, тем не менее по ряду показателей незначительно отличалась от реальных цифр.