Филин

Задержи дыхание, сосчитай до трех, совмести мушку с прорезью в прицеле и плавно нажми на курок.

Серебров, как считал Геннадий Павлович, был именно таким оружием – точным, верным, безотказным, до безобразия надежным, а главное, обладающим большой убойной силой – так пишется в технических характеристиках.

Любой человек, решивший ввязаться в большую политическую игру, тут же превращается в мишень, в жертву. За ним принимаются охотиться журналисты, недоброжелатели, конкуренты. С первого взгляда кажется, не позавидуешь ему, но спроси у него – кто-нибудь тащил его за уши в Государственную Думу, во власть? Сам пожелал себе такой доли, значит, и жалеть его нечего.

Александр Валерьевич Скворцов, бывший депутат Государственной Думы, выбрался из дому рано, несмотря на то что был выходной день. Соседи, видевшие в окно, как он и жена садились в автомобиль, могли подумать, будто супруги собрались по грибы, спешат, пока все мало-мальски съедобное в лесу не собрали другие грибники. Не волновался бы бывший депутат, бывший министр Александр Скворцов, если бы ехал в лес по грибы – гори они синим пламенем! Захочешь поесть – отправляй жену на базар и без всяких проблем получи ведерко свеженьких, только что из лесу отборных боровиков.

За пару лет заседаний в Госдуме и работы в правительстве Скворцов предостаточно обжегся, доверяя тем, кто, наверное, по недоразумению называл себя его друзьями, и Александр Валерьевич, как человек умный, посчитал за лучшее от друзей избавиться окончательно. Нет друга – некому и предавать.

Для своих тридцати семи лет жена его Раиса выглядела еще ох как соблазнительно, разве что кожа рук выдавала ее возраст. Лишь в последние десять лет у нее появилась автоматическая стиральная машина, машина для мытья посуды, а до этого ей все приходилось делать своими руками.

Да, единственное, что может безошибочно подсказать возраст женщины, – это ее руки. Сколько ни мажь их восстанавливающими кремами, сколько ни колдуй, делая маникюр, истончившейся, похожей на пергамент коже уже не вернешь прежнюю красоту.

Скворцов уселся за руль, жена – рядом. Женщина попыталась улыбнуться ласково и нежно, но фальшь сквозила в ее взгляде. Скворцова это ничуть не обидело. Как человек трезво мыслящий, он понимал, что невозможно быть жестким в отношениях со всем остальным миром, но ласковым с женой и с детьми. Человек – существо цельное; если тебе удается кого-то любить, а всех остальных ненавидеть, значит, началась настоящая шизофрения, раздвоение личности. Бывший депутат умел рассуждать справедливо.

– Саша, – проговорила женщина, – мне не хочется ехать сегодня за город.

– Я, по-моему, у тебя и не спрашивал, хочется или нет, – абсолютно спокойно отвечал ей Скворцов. – Надо ехать.

– Кому надо? – уточнила жена.

– Нам.

– Ты каждый раз повторяешь это слово – «надо».

Женщина, привыкшая сама водить машину, инстинктивно посмотрела вправо, когда автомобиль выезжал на улицу. Этот еле заметный поворот головы не ускользнул от глаз внимательного ко всему, что касалось его самого, Скворцова.

«Не доверяет, дура! – подумал он. – Будто что-нибудь могло измениться, заметь она грузовик, несущийся на полной скорости. Педали-то под моей ногой!»

– Не беспокойся, – сказал он, – я машину веду аккуратно, ведь в ней сидишь ты.

Жена улыбнулась, понимая фальшь этих слов.

– Мы уже давно не встречались с друзьями.

– С друзьями? – переспросил Скворцов. – Кого ты имеешь в виду?

И тут Раиса поняла, что и назвать-то некого. Оставалась пара человек, тех, кого они знали еще по учебе в университете, а поругаться с ними не успели по одной простой причине – слишком редко виделись, можно сказать, даже не виделись по-настоящему после того, как Скворцов ударился в политику.

Дорога, по которой часто ездишь, кажется короче незнакомой. Раиса сумела помолчать лишь до выезда на кольцевую автодорогу:

– С чего это к нам зачастили Кабанов с Нестеровым? – не выдержав, поинтересовалась она.

– Они тебе не нравятся? – вопросом на вопрос ответил муж. – Не хуже и не лучше других.

– Они тебе нужны?

– Да, это очень нужные люди.

– Мне не нравятся их жены, особенно Станислава Нестерова.

«Еще бы! – подумал Скворцов о жене бизнесмена Нестерова. – Десять лет разницы в возрасте – веская причина для ненависти».

– Она мила, – сказал Скворцов.

– Красива, хорошо сложена, – в тон ему отвечала жена. – Уж не знаю, на какой панели подобрал ее Виктор Николаевич, но с уверенностью могу сказать, выходила замуж она не за него, а за его деньги.

– Значит, Станислава не только красивая, но и умная женщина, – расхохотался Скворцов.

Раиса обиженно поджала губы. Раз муж назвал Станиславу умной, то, значит, ее саму он считает дурой. Сработала безотказная женская логика.

– Ты поменьше им доверяй, – посоветовала Раиса. – Помнишь, как ты радовался, когда близко сошелся с советником президента – с Геннадием Николаевичем? Он же потом тебя и пробросил.

– За одного битого двух небитых дают. Теперь я поумнел.

– Ой ли?

С шоссе машина свернула на узкую асфальтированную дорогу. Казалось, даже воздух над ней был чище, чем над трассой. Аккуратные пологие откосы, густо засеянные газонной травой, столбики и знаки содержались в идеальном порядке. Казалось, даже краска не успела на них просохнуть.

За поворотом блеснула излучина реки и разноцветные крыши загородных домов. Раньше Раиса любила приезжать сюда; тогда их дом, третьим по счету возведенный в поселке, сразу бросался в глаза и казался ей сказочным дворцом: синяя металлочерепица, белые дюралевые панели облицовки стен, тарелка спутниковой антенны на крыше. Теперь же поселок насчитывал сорок пять домов, и недвижимость Скворцова затерялась среди них.

В общем-то, просторный дом – десять на двенадцать метров, возведенный в трех уровнях, выглядел среди роскошных особняков как бревенчатая банька на задворках усадьбы кулака-мироеда. Редкий дом не имел здесь по две спутниковые антенны – одну телевизионную, другую для Интернет.

Деревья на участке Скворцова были посажены раньше, чем у других, но и они словно задержались в росте, уязвленные соседским великолепием. Асфальтированная дорога упиралась в полосатый шлагбаум. Возле него на пластиковом стуле у распахнутой двери дощатого вагончика восседал охранник.

– Петрович сегодня дежурит, – радостно улыбнулся Скворцов.

Двое других охранников, дежурившие на смену с Петровичем, Скворцову не нравились – молодые мордовороты, не желающие зарабатывать на жизнь полезным делом. Петрович же свое место, по мнению Скворцова, заслужил. Отставной полковник, еще моложавый, с зычным голосом, с благообразной сединой.

Петрович все делал не спеша. Он чувствовал расположение к себе Скворцова. Мог бы просто, не говоря ни слова, поднять шлагбаум и пропустить машину со знакомым номером, но следовало уважить человека.

Петрович улыбнулся, вскинул руку и, поднявшись со стула, направился к машине. Скворцов уже сидел, распахнув дверцу, спустив ноги на гладкий, как полированный камень, асфальт.

– Доброе утро, Александр Валерьевич, и доброе утро вашей супруге, – заглядывая в машину, произнес Петрович.

Он еще от вагончика заприметил, что Скворцов приехал не один, но с супругой или с любовницей, сразу не рассмотрел.

Раиса имела манеру менять цвет волос чуть реже, чем фасоны платьев. В прошлый раз Петрович видел рядом со Скворцовым Раису-блондинку, теперь же рядом с ним сидела Раиса-брюнетка. Между двумя этими встречами Скворцов еще трижды появлялся в загородном доме и каждый раз с новой любовницей. Со всеми Петрович был одинаково приветлив и любезен.

– Ко мне сегодня гости приедут, – сообщил Александр Валерьевич, – Кабанов и Нестеров. Ты уж, Петрович, их пропусти без задержки, уважь, будто сразу узнал.

– Как же, знаю их и так, люди видные. Их, почитай, вся Россия теперь знает, как и вас, Александр Валерьевич, – польстил самолюбию бывшего депутата Петрович. – Я в своем вагончике вроде как у телевизора сижу, одни знаменитости мимо меня ездят. То актеры, то политики, то предприниматели. В центре мировых событий вращаюсь, если можно так выразиться, – выспренно сообщил Петрович. – Вот раньше, когда я на ракетной точке служил… – Петрович перехватил раздраженный взгляд Раисы и тут же спохватился: – Вы в такую рань не затем выбирались, чтобы мои бредни слушать, – отставной полковник бросился к шлагбауму, и полосатая доска взлетела вверх.

– Счастливо, Петрович, – бросил Скворцов в открытое окно машины, проезжая мимо привратника.

То, что Петрович раньше служил полковником, придавало всем его ужимкам солидность, хотя, в общем-то, охранником он был никудышным. Двое его сменщиков, молодые, крепко сбитые парни, могли бы постоять и за себя, и за чужую собственность, которую охраняли. Петрович же, общительный и подобострастный, отличался трусостью. Лишь только темнело, он запирал дверь вагончика изнутри и гонял чаи, предоставляя заботиться о поселке двум здоровенным псам, грозным с виду, но абсолютно безобидным тварям – прикормленным жителями поселка.

– Хороший мужик Петрович – солидный и основательный, – резюмировал Скворцов, останавливая машину у металлических ворот гаража.

На всякий случай Александр Валерьевич первым заспешил в дом: чего доброго, могли остаться кое-какие следы последней гулянки с девочками. Вроде бы две студентки, как смутно помнил Скворцов, все за собой убрали, даже пол в гостиной помыли. Но на пьяные воспоминания полагаться никогда не стоит. Он просиял: гостиная, залитая солнцем, смотрелась как мир в первый день творения, ни пылинки, ни соринки. Бокалы весело сияли в итальянском буфете. Рама одного из стеклопакетов осталась приоткрытой, и весь табачный смог улетучился.

«Молодцы девочки, – подумал Скворцов, – жаль, телефончики их себе на память не оставил».

Картинка прошлого развлечения явственно всплыла в памяти, так явственно, словно девушки до сих пор находились в гостиной. Александру Валерьевичу припомнилось, как широкобедрая блондинка, раздетая им догола, постоянно прилипала разгоряченной задницей к кожаной обивке дивана. Вспомнилось, как на ее чувствительной коже фактурно проступали швы и пуговицы обивки. Вспомнилось, как он сам сидел рядом с обнаженной девушкой и смотрел на ее худощавую подругу, отплясывавшую на журнальном столике невероятную смесь чечетки и вальса. Конечно же, отбивать чечетку босиком можно только упившись до чертиков, но самое странное, у нее это получалось.

«Как же их звали? – Александр Валерьевич наморщил лоб. – Может, я их об этом и не спросил? Хотя нет, как-то же они друг друга называли. Правильно, – Скворцов расплылся в улыбке, – толстую худая называла Милкой, а толстая худую – Тутси. Это не имена, а клички, но было в них что-то возбуждающее».

– О чем ты думаешь? – услышал Скворцов за спиной голос жены.

Девочки, возникшие в мыслях, тут же исчезли.

– Думаю о том, как у нас с тобой тут мило и уютно. Это все ты стараешься. Чистота идеальная.

Скворцов никогда не скупился на похвалы, особенно когда дело касалось жены. Слова – они ничего не стоят, а бдительность притупить можно.

Женщину, конечно, насторожил идеальный порядок, царивший в гостиной. Она понимала, что муж, убивай его, пытай, не стал бы вытирать пыль, опорожнять пепельницу, а уж тем более не стал бы мыть пол. Рюмки в буфете стояли не в том порядке, в каком привыкла ставить их сама Раиса.

«Значит, не один приезжал, – справедливо решила она, – а с бабами. Притащил каких-нибудь вчерашних школьниц, солидная женщина никогда не позволит себе убираться в чужом доме после секса. Боже мой, как я умудряюсь терпеть его выходки, – возмутилась в душе Раиса, – и при всем при этом оставаться ему верной? Почти верной», – тут же уточнила она.

Для редких измен она сама придумала определение: несознательные – это те, к которым она сознательно не стремилась, которые можно было потом объяснить очень просто: так получилось.

– А я-то думала, мне придется наводить порядок, – обнимая мужа, сказала Раиса, – а ты такой молодец, сам все убрал, даже пол вымыл. Тебя полезно иногда оставлять одного, дома-то тебя никак не заставишь уборкой заняться.

– Чего уж, – невнятно пробормотал Скворцов, боясь, что жена вычислит его похождения, – особого беспорядка и не было. Я один тут жил, тишиной и покоем наслаждался. Иногда полезно из города вырваться. Жаль, тебя со мной не было.

– Мне показалось, что ты уставший приехал.

– Соседи, сволочи, – притворно вздохнул Скворцов, – всю ночь гуляли. Женский визг, пьяный хохот… Голые по участку ночью бегали, – доверительно сообщал он жене, – совсем стыд потеряли. Хоть бы окна у себя завесили, а то скотством занимались и не прятались, будто животные в зоопарке.

Раиса решила не говорить мужу о том, что если бы он не смотрел в окно, то ничего бы и не увидел, она понимала: Скворцов обманывает ее, ничего подобного у соседей не происходило. Она знала их немного, вполне пристойные люди. Скорее бы поверила, что ее благоверный в голом виде гонялся за девками по густо разросшейся траве.

Вместе Раиса и Александр прожили уже семнадцать лет, если не считать трех лет знакомства до замужества. Этого времени вполне достаточно, чтобы видеть друг друга насквозь, отличать ложь от истины и не требовать друг от друга всей правды.

– Ты меня прихватил с собой сегодня как рабочую силу? – поинтересовалась супруга.

– Нет, что ты, – обиделся Скворцов. – Мы люди солидные, собираемся вместе с женами, иначе что о нас говорить станут?

– Ты мне расскажешь, что вы задумали?

Скворцов замялся. Он никогда не любил загадывать наперед. Если проколешься, потом и промолчать можно, а получится – честь тебе и хвала. Но новое вхождение в политику предъявляло новые требования не только к Скворцову, но и к его жене.

– Садись, дорогая, – Александр Валерьевич усадил жену на кожаный диван, точно на то место, где прилипала к кожаной обивке толстая студентка. – Ты не подумай, ради Бога, что я тебя в чем-то подозреваю…

– Короче, – сказала Раиса.

– Я хочу вернуть себе власть, и поэтому…

– Я должна быть паинькой, – закончила за него женщина.

– Именно это я и хотел сказать.

– Значит, до сих пор я вела себя не так, как подобает?

– Вы, женщины, вечно все переврете. Я всего лишь хотел, чтобы ты вела себя поосторожнее.

– Это ты будь поосторожнее, мне скрывать нечего. Я могу каждый день с утра до вечера позировать перед телевизионной камерой ОРТ в прямом эфире, и никто ничего плохого не увидит. Меня можно детям показывать. А вот ты…

– Что я? – голос у Скворцова дрогнул.

– У тебя это не всегда получается, – осторожно заметила Раиса.

– Мы с тобой – отличная пара. Ты будь осторожнее в высказываниях, никому про меня, Кабанова и Нестерова ничего не рассказывай, даже если очень доставать станут.

– Так вот почему Кабанов с Нестеровым к нам зачастили! Не сидится вам на месте. Смотри, дорогой, высоко сидеть – низко падать.

– Я учту предыдущие ошибки, – и Скворцов нежно обнял жену, поцеловал в губы, чего не делал довольно давно, обычно довольствуясь лишь сугубо техническим сексом.

«За неимением лучшего король спит со своей женой», – любил повторять он народную английскую пословицу.

Раиса немного оттаяла, пусть даже и понимала, что муж элементарно подлизывается к ней в преддверии новых выборов, опасаясь, что жена может подпортить ему карьеру.

– Муж и жена – одна сатана, – прошептал Скворцов. – Ты же мне зла не желаешь?

– Никогда и ни за что. Пусть ты, Саша, не ангел, но я всегда на твоей стороне.

– Ты у меня самая умная, – сказал Скворцов, привыкший в душе называть жену в лучшем случае «недалекой».

Он превзошел самого себя в обходительности. Занес из машины на кухню продукты, распаковал их.

– Поколдуй немного у плиты, а я пока банькой и мангалом займусь.

Вскоре над трубой отдельно стоящей бревенчатой баньки весело вился дым. Скворцов радовался, что заглянул в баню первым. Там на деревянной вешалке одиноко висел кружевной лифчик. Кому именно он принадлежал – Милке или Тутси, Скворцов вспомнить не мог.

«Может, Рая забыла? – и тут же криво усмехнулся. – Пойти спросить? Если ошибусь, за такую догадку можно и в глаз получить».

Он сжал кулак, сунул его в чашечку. Получалось, что по размеру белье могла носить и жена, но тут же Скворцов отыскал и контраргумент: куда она без лифчика с ее отвисшей грудью выйдет? Скворцов увлекся расследованием.

«Если лифчик ношеный, то она могла в новом выйти».

Скворцов принялся исследовать белье. Единственный запах, который он смог различить, был запах несомненно дорогой туалетной воды.

«Вроде я в прошлый раз баб в баню не водил, – пожал плечами Скворцов. – Топить поленился. Черт знает что твориться стало. Раньше сколько ни выпивал, все помнил, а теперь – словно дырка в голове образовалась, черная дыра».

И он принял единственно верное решение – засунул неопознанный лифчик между поленьями в печурке и безо всякой жалости разжег огонь.

«Мне-то что? Чей бы лифчик ни был, не хрен бросать его где попало!»

Скворцовы хоть и приехали рано, но время летело катастрофически быстро. Александр Валерьевич успел лишь протопить баньку да разжечь поленья в большом мангале, как на улице поселка показались две машины, следовавшие одна за другой.

– Твои приятели едут! – крикнула, свесившись из окна, Раиса.

Скворцов в это время как раз ворошил дрова в мангале. Дым ел глаза, и, глядя на него, можно было подумать, будто голос жены выворачивает ему нутро.

– Здорово, политик! – звучно выкрикнул генерал Кабанов, выбираясь из машины.

Его супруге Ольге даже не могло прийти в голову, что мужчина может обойти машину и открыть ей дверцу, подать руку, помочь выбраться. Ее муж, самый настоящий генерал, был выше подобных глупостей. Даже если бы она намекнула ему, то услышала бы в ответ прямолинейное генеральское:

«Не безногая, сама выйдешь!»

Тем не менее Григорий Викторович Кабанов свою жену Ольгу любил как умел, во всяком случае, дурой называл любя, в отличие от Скворцова.

– Привет доблестным вооруженным силам! – крикнул Скворцов, и мужчины обнялись, будто не виделись несколько лет.

– Разжирел, разжирел, – приговаривал Кабанов, ощупывая Скворцова.

Тот жеманно отводил глаза, промямлил что-то о бассейне, в котором плавает два раза в неделю, но тут же проговорился, что со следующего месяца собирается заняться спортом, а теперь на это нет времени.

– И не будет, – веско подытожил Кабанов, уступая Скворцова Виктору Николаевичу Нестерову.

Если Скворцов и Кабанов смотрелись простецки, без затей, то бизнесмен Нестеров уже освоился с большими деньгами, приобрел не поддельный, а самый настоящий лоск. Он умел носить костюмы.

Нестеров обошел машину и распахнул дверцу. Его спина при этом осталась абсолютно прямой, словно мужчина вместо позвоночника имел металлический стержень. Подал руку жене – Станислава легко выпорхнула из автомобиля. Она была настолько уверена в собственном муже, что даже не коснулась дверцы, знала, тот захлопнет ее. Лишь после этого Нестеров поприветствовал сперва Раису, вышедшую на крыльцо, затем Скворцова.

– Привет! Дышится у вас легко.

– У тебя, Виктор, дом еще в лучшем месте стоит.

– Лучшее место там, где друзья, – ухмыльнулся бизнесмен.

Трое мужчин и три женщины чувствовали некоторую неловкость. Раньше мужчины были довольно дружны, делали одно дело, но потом основательно переругались. Лишь после неудачного хождения во власть Скворцова вновь сошлись вместе.

Лишенный комплексов Кабанов тут же сообщил женщинам:

– Нам, бабоньки, поговорить о делах надо, так что вы уж сами собой займитесь. И столом заодно.

Нестеров, снисходительно усмехнувшись, обменялся взглядами с женой: мол, я бы себе такого никогда не позволил. Скворцов же уладил неловкость в одно мгновение:

– Рая уже все приготовила. Вы отдыхать приехали, – обратился он к женщинам, – я баньку протопил. Попарьтесь, а уж потом – прошу к столу.

Возражать никто не стал. Во-первых, женщинам неинтересны сугубо мужские разговоры, во-вторых, лучше париться, чем собирать на стол.

– Прошу. Посидим на улице, – предложил Скворцов, вынося на лужайку перед домом пластиковый стол, какие ставят в летних кафе, и пластиковые кресла.

Дрова в мангале пылали во всю мощь, огонь с гудением вырывался из его черного чрева. Замаринованное мясо стояло в эмалированном тазике, прикрытом сверху куском фанеры. Поверх лежали широкие, остро отточенные шампуры.

Раиса принесла из дому простыни, халаты для жен приятелей своего мужа, и вскоре дверь бани затворилась.