Ностальгии жителей Города-Дома
– А я там когда-то работала, – сказала фельдшер, показав за окно, – Не в самом старом городе, а рядом, на заводе. Была дежурным медиком. Приходилось носить по две кофты, чтобы не замерзать в такую погоду.
Врач поежился. На самом деле, доктора из больницы Города-Дома периодически отправлялись на дежурство в старый город, но случалось это нечасто. На его долю такое дежурство пришлось лишь дважды и только летом, когда ночью было светло, как днем, а погода – хорошей. Тогда старый город казался просто развалинами, как Пальмира или южноамериканские индейские города, только куда менее живописными.
Двери служебного лифта открылись без предупреждения, явив, наконец, каталку со всем необходимым оборудованием. Картонный стаканчик полетел в урну, стоявшую у выхода. Команда скорой помощи поспешила пересечь площадь, открыла прозрачные двери жилого сектора, проведя картой по считывателю, уже, наверное, час как настроенному на пропуск медицинского персонала по вызову.
В жилом секторе не было музыки и рекламы на стенах, лишь коридоры и двери квартир по обе стороны: одинаковые из темного пластика под дерево, с аккуратным номером наверху. Впереди, во всю стену, располагалось противоударное панорамное окно, но из-за бури в нем были видны лишь снежные завихрения, причудливо извивавшиеся так, словно снег был живым.
– Вот эта, – фельдшер сверилась с планшетом и показала на одну из дверей, точно такую же, как и все остальные.
Врач нажал на кнопку звонка, а потом толкнул дверь. Та оказалась незапертой.
У главных ворот в Город-Дом архитекторы разбили гигантскую парковку, ныне полупустую и занесенную снегом. По ней ездил одинокий грейдер, безуспешно пытаясь справиться с непогодой, хотя любому, и в первую очередь водителю грейдера, наверняка было понятно, что сейчас и в одиночку ничего сделать нельзя. Парковка освещалась белыми галогеновыми фонарями, превращая летящий снег в сюрреалистично мерцающие хлопья.
– Ну все, приехали, – сказал таксист, тормозя у последнего фонаря, неподалеку от полицейского поста.
Инженер приложил карту к грязному считывателю, дождался, пока пройдет транзакция и вышел. Эту часть дороги он терпеть не мог – на парковке не было даже тоненьких тундровых деревьев – призрачной защиты от ветра. А ветер здесь никого не жалел, по полной отводя душу на тех, кто спешил укрыться за центральными воротами.
Он преодолел последние метры бегом.
Ворота были открыты. Сразу за ними гудели тепловые завесы, убивавшие снег на подлете, а теплая дорожка убивала лед, попавший на пол, отводя воду в специальные трапы. Шагнув под электрический свет, Инженер наконец почувствовал себя дома. Он достал телефон, но тот оказался разряженным.
Ну и ладно, – подумал он, – все равно с Ирой сегодня увидеться уже не получится. Уж лучше дома принять горячую ванну. Часы над рамкой металлоискателя говорили о начале седьмого вечера.
В лифте на первом уровне в это время суток ехали рабочие, обслуживающие производственные установки, расположенные здесь же: фабрики, комбинаты, очистные сооружения, – по домам. Стайка женщин в производственных халатах перешучивалась о каком-то Борисе, с любопытством поглядывая на Инженера в уже не залепленной снегом, но вымокшей куртке.
Будто целую вечность там провел, – подумал он и, вдруг подчиняясь неожиданному порыву, обратился к женщинам:
– Извините, а вы не подскажете, какое сегодня число? У меня телефон сел, у мамы день рождения, а я потерялся во времени… – Инженер виновато улыбнулся. Женщины заулыбались в ответ.
– Четырнадцатое декабря, – сказала одна из них, – успеваете?
– Успеваю, – кивнул он, – день рождения завтра. Спасибо, – а сам подумал, что хоть дату помнит верно.
Они ехали на лифте до четырнадцатого уровня и всю дорогу улыбались ему, хотя Инженер больше ничего не сказал. Обычно в лифтах он слушал музыку, но из-за неработающего телефона пришлось слушать рекламу. Инженер узнал, что новая зубная паста от известного производителя содержит микрогранулы, которые очищают даже самые труднодоступные поверхности, и что производитель электронных гаджетов выпускает новую флагманскую модель телефона, которую просто обязаны купить все, кто живет в ногу со временем.
Может и куплю, – подумал Инженер, – если аккумулятор нормальный.
Дальнейший его путь лежал по привычной траектории: на четырнадцатом уровне переход в сектор Б2, называемый «Северным» из-за характерных рисунков, сделанных по мотивам фольклора аборигенов, что когда-то давно тут жили безо всякой цивилизации и заводов. Потом в другой лифт до двадцать четвертого уровня, переход через зону ресторанов, где он задержался, чтобы купить себе еды: по вечерам еда в ресторанах быстрого питания шла за половину стоимости – и недорого, и готовить не надо. Еще один коридор, на этот раз с прозрачными стенами, за которыми, впрочем, сейчас ничего не было видно и выход в сектор Г1, называемый «Уютным» за персикового цвета стены и мягкую мебель в общем холле. У дальнего лифта стояла пара врачей с каталкой, на которой кто-то лежал. Рядом с ними расположилась шумная компания подростков, вероятнее всего вышедшая из кинотеатра, расположенного через коридор отсюда.
Открылись двери лифта, и Инженер прибавил шагу, чтобы обогнать выходящих из него людей, провел электронным ключом по считывателю, открывавшему вход в жилую секцию, и пошел туда, где его ждала горячая вода.
Ностальгия третья: о том, чего больше не будет, или за ночь до завтра
Пробуждение оказалось резким и неприятным, а окружающая тишина казалась оглушающей: вокруг больше не было незнакомых людей, в ушах не гремела электронная музыка, рядом спала жена, разложив руки по кровати так, что для Кирилла осталось место только на самом краю. Красный свет сигнальных огней с крыши соседнего более низкого корпуса тускло светил сквозь толстые шторы. Подлетавшим к аэропорту вертолетам наверняка было видно, где эта крыша, вот только зачем, если рядом располагался корпус выше?
– Вряд ли на этом уровне вы найдете квартиру дешевле, – сказала риэлтер три года назад, не уточнив почему, а Кирилл и Света не спросили. Теперь Кирилл был благодарен родителям Светы за шторы – подарок на свадьбу.
В желудке ощущалась пустота, в теле – странная слабость, будто сон, вместо обещанного учеными восстановления, наоборот, поглотил последние остатки сил.
Кирилл поднялся и, стараясь не разбудить жену, пошел на кухню, где в холодильнике, как он знал, ожидали своей участи остатки салата. Часы на кухонной стене показывали глухую половину четвертого ночи, и завтра он будет жалеть о том, что поднялся так рано, чтобы поесть.
– Овощи здесь дорогие, – Светка любила повторять эту фразу, как заклинание, словно продавцы овощей однажды замучаются совестью и снизят цены. Таких заклинаний было много: в Городе-Доме нет свежего воздуха, тесно, мало зелени, не бывает тепла в ее понимании – то есть градусов тридцати – подарка от жаркого летнего солнца.
Кирилл поставил салат на стол и вонзил в дорогие овощи вилку.
Вчера Света рассказала, что на работе ее все раздражает, что Кирилл не так складывает вещи на полках, и что у нее закончилась какая-то косметика, а новая будет добираться на север целый месяц.
А до этого сказала, что Кирилл от нее устал.
– Я чувствую, что это так, – за короткую минуту до того попросив тоном, каким обычно не просят, не ставить стаканы на сушку кверху дном, – я тебе не особо нужна, так ведь?
– Шутишь? Совсем нет, – ответил Кирилл, хотя хотел сказать, что устал слушать, когда ему рассказывают об этом. Но не стал, он знал, подобный ответ приведет к неизбежному душному скандалу с десятком обвинений, главным из которых будет довод о том, что он против светиной воли затащил жену в ненавистный Город-Дом, и теперь Кириллу еще и наплевать на то, что ей плохо.
Не особо нужна? – после спрашивал сам себя Кирилл. Нужна. Но, пожалуй, он и в самом деле не испытывал потребности в постоянных придирках и упреках. А, может быть, и действительно устал от вечного недовольства. Пожалуй, знай он о том, что через три года придется слушать каждый день негатив в адрес окружающего мира, Кирилл не стал бы везти ее сюда. Да и жениться бы, скорее всего, не стал. Но он не предполагал, что к двадцати восьми годам Света явит главным своим качеством сварливость и скверный характер. Кирилл помнил ту Светку, в которую влюбился, и все надеялся, что когда-нибудь она вернется, скинет маску недовольной жены и скажет, что то была игра или какая-то глупость, и отныне все станет как раньше здорово.
А сегодня этот сон.
Холодную курицу, редкий сыр и пожухлые листья салата он запил местной ледяной газировкой, оказавшейся удивительно вкусной для места, где пищевое производство отнюдь не процветало.
Кирилл пил и медленно остывал от сна.
Сон оказался очень реалистичным. Кирилл спускался на нижние уровни Города-Дома, где, следуя современным тенденциям, организовали общественное арт-пространство: в большом зале поставили макет старого парусного корабля, а вокруг разместили зоны отдыха в несколько уровней и разные закоулки для релакса. Оглушительно гремела музыка, и было очень людно.
Зачем Кирилл туда шел? Он не мог ответить. Кирилл не был общительным человеком ни в жизни, ни в работе: программист, поддерживающий промышленный софт. Его офис располагался в Городе-Доме, а софт использовался в промзоне, куда Кирилл ни разу за все время пребывания здесь не съездил; на работе он и коллеги все больше молчали, глядя в мониторы и общаясь, в основном, в чатах. За каким чертом ему понадобилось это арт-пространство, если Кирилл не любит толпу?
Кирилл прислушался к спальне: оттуда не доносилось ни звука. Светка хоть и говорила, что спит очень чутко, и что он периодически мешает ей своим храпом, но на самом деле всегда спала как убитая. Во всяком случае, разбудить Свету по утрам было занятием нетривиальным.
Очень странно, – думал он, – спать рядом с женой и видеть сон о том, как ей изменяешь. И, несмотря на то, что фактически даже во сне ничего не произошло, Кирилл все равно ощущал это послевкусие, странное ощущение колючей совести и желания одновременно.
И все потому, что во сне хотел изменить.
Точнее говоря, если уж быть совсем честным, во сне Кирилл понимал, что собирается изменить Свете, но не мог и не хотел останавливаться.
А теперь хотелось пойти к ней, разбудить, обняв и прижать к себе. Но Кирилл знал, что сонная Света просто отпихнет его и, в общем-то, будет права: завтра рано вставать.
В том сне Кирилл ходил по арт-пространству с кораблем, слушал музыку каких-то диджеев, которую, в целом, и не понимал, и не любил, растворялся в полутьме, периодически разрываемой жгучими софитами, создававшими своим движением визуальный хаос; протискивался мимо людей, пришедших просто потусоваться, мимо этого макета, построенного, как ему казалось, хоть и искусно, но несколько неуместно для Города-Дома. Кирилл искал короткий путь к лифтам на свой уровень, но вместо лифтов увидел ее.
Девушка была моложе Кирилла: длинные волнистые волосы свободно падали на плечи и спину, на лице веснушки, а общий вид был таким задорным и хитрым, какой бывает у людей, задумавших какую-нибудь шалость.
Конечно она была красивой, но Кирилл много кого считал красивым. Красивых людей вообще хватает, и это не повод знакомиться и, тем более, изменять. Но она поймала его случайный взгляд и мягко улыбнулась, и Кирилл улыбнулся в ответ.
На девушке были джинсы и синяя рубашка, она была ниже его и выглядела куда более хрупкой. В искусственном свете ее лицо казалось бледным, а глаза – огромнейшими, глядящими Кириллу в душу. Она протянула свою узкую белую руку и вложила в руку Кирилла, и он через секунду уже обнимал девушку за талию.
– Классно тут? – девушка прижалась к нему, чтобы дотянуться до уха и перекричать музыку.
Кирилл не считал, что здесь классно в целом, но момент был по-настоящему волнительным и потому кивнул в ответ.
Момент был классным.
Кирилл вспомнил, как во сне коснулся носом ее волос, – и это воспоминание заставило его сердце колотиться сильнее.
За кухонным окном тоже мигал красный свет. Тонкая, полупрозрачная кухонная занавеска почти не скрывала ни крышу корпуса, ни, тем более огни, за которыми все тонуло во мраке. На улице опять поднималась метель, отгораживая Город-Дом от всего мира, делая его самым одиноким на свете поселением.
– Пойдем, – сказала девушка во сне и, держа за его за руку, повела за собой. Они свернули в один из проходов, проталкиваясь между стоящих там людей. Зачем кому-то просто стоять в полутьме, – думал Кирилл, шагая за девушкой и разглядывая ее спину. Девушка же шла вниз по лестнице в общее пространство, где стоял корабль, в сквозной проход в нем на другую сторону. В корабле тоже были люди, стоящие и танцующие. Тусклый свет, прятавшийся в деревянной обшивке, создавал мистическое ощущение иллюзорности происходящего.
Иллюзорности происходящего, – усмехнулся Кирилл, – это во сне-то!
Они протолкались сквозь корабль через трап до стены и очередной лестницы, по всей видимости ведущей в какое-то заведение. Здесь в очереди стояли люди, а у самого входа высился рослый мужчина в черной рубашке.
Девушка махнула ему, как старому приятелю, и тот открыл дверь.
Кирилл прокрался к двери спальни и посмотрел на Светку. Все как обычно: волосы разметало по подушке, руки там, где раньше лежал он. Складывалось впечатление, что без него Света наконец-то нашла для себя достаточно пространства, чтобы разместиться на кровати с комфортом.
Позавчера она говорила, что болит живот. ПМС, который у нее всегда проходит тяжело. Кирилл не особо разбирался в женских циклах, но считал, что это естественная функция организма, свойственная большинству женщин, и не является подвигом, и не должна быть причиной злиться на весь мир, даже если больно. Он ведь не злился, когда у него болел зуб, или болела голова, или он уставал. Света считала иначе, становясь в эти дни невыносимо капризной, увеличивая степень жалоб вдвое. А Кирилл рядом с ней чувствовал себя тем раздражающим лишним элементом, который имеет наглость быть здоровым в тот период, когда она – нет.
Во сне с той рыжей девушкой они оказались в вертикальном тесном клубе. За первым же лестничным поворотом, едва оказавшись чуть поодаль от толпы, они уже целовались. Кирилл не помнил, кто кого поцеловал первым, но помнил, что все, что происходило дальше, ощущалось очень естественно: вдруг выяснилось, что Кирилл сидит, девушка сидит на нем сверху, на Кирилле спущены джинсы, а вокруг ходят люди, и всем наплевать на них двоих…
Кирилл пошел в ванную комнату и долго всматривался в лицо в зеркале.
Он не был красавцем, не был уродом: обычный мужчина, чуть бледнее, чем все остальные люди в мире, как, впрочем, и любой житель Города-Дома, почти лишенный солнечного света благодаря закрытому пространству и полярной зиме. Короткие темные волосы, двухдневная щетина, лицо чуть осунулось, наверное со сна, красные глаза. Кирилл не был ни толстым, ни худым, он был обычным и хорошо осознавал свою обычность. Он хорошо делал свою работу, достаточно хорошо, во всяком случае для того, чтобы снимать квартиру в не самом дешевом блоке Города-Дома и откладывать, чтобы лет через пять позволить себе по-настоящему отличное жилье где-нибудь на юге или на западе страны. Но в остальном Кирилл был обычным. У него был неплохой семейный достаток и красивая жена, которая была Кириллом недовольна.
Во сне все закончилось очень просто. Во время той прелюдии, случайно подняв голову, Кирилл вдруг увидел женщину в черном, которая сидела за стойкой бара, чуть выше по лестничному пролету. Она единственная внимательно смотрела на то, что происходило у них. И вместе с ее взглядом вдруг пришло осознание происходящего: он находится в ночном клубе с незнакомой девицей, с которой собирается заняться сексом у всех на виду. Это осознание ударило как молотом, заставив остановиться. Девушка, почувствовав это, тоже остановилась и понимающе посмотрела ему в глаза. Она все еще загадочно улыбалась, но теперь к этой улыбке примешивалась еще и толика сожаления. Девушка поднялась, поправляя свою рубашку, застегивая пуговицы, которые Кирилл уже успел расстегнуть, кивнула ему и быстро пошла по лестнице.
Кирилл же, задержавшись на секунду чтобы поправить джинсы, бросился за ней и проснулся, вывалившись в обычную жизнь.
Он набрал воды в ладони и, скорее бросил ее в лицо, чем умылся.
Итак, формально это не было изменой, но Кирилл все равно чувствовал себя изменником. Впервые в жизни.
Он вышел из ванной.
Красный свет продолжал назойливо светить в окно. В целом, от него имелась некоторая польза: например, ночью не надо было включать электричество для того, чтобы дойти до туалета или посидеть на кухне, все и так видно, пусть и с чересчур резко очерченными тенями.
Две или три недели назад, когда они ходили в гости к одним из немногих друзей, которых успели завести, Света сказала, что ненавидит это освещение.
– Но Кирилл настоял на выборе этой квартиры, сказав, что здесь хороший этаж и приемлемая цена, – эти слова были сказаны будничным тоном и даже с юмором, в контексте какого-то разговора о жилье, но Кирилл уловил очередную претензию, из тех, на которых нельзя прямо поймать.
– Я это просто так… – было бы ответом, скажи тогда Кирилл, что уже устал слушать о том, что она вечно недовольна.
Некоторые вещи Света повторяла так часто, что слова «просто так сказала» было бы правильней заменить на – «постоянно говорю».
– Давай переедем, – ответил тогда Кирилл, просто чтобы показать: он совершенно не против ее точки зрения.
– И затевать очередную кутерьму с вещами? – спросила в ответ Света.
– Если тебе там плохо, давай затеем кутерьму.
– Ну нет, ты ведь этого не хочешь, – хотя Кирилл не говорил хочет или не хочет переезжать.
Друзья, похоже, тогда почувствовали напряженность между супругами, но промолчали, не влезая в семейные разборки. Просто остаток вечера прошел хуже, чем ожидалось, а Кирилл в очередной раз ощутил себя человеком, который в любой ситуации останется виноватым: и квартиру он выбрал неправильную, и переезжать теперь поздно… и вообще все не так.
И он не знал, что с этим делать.
Спать не хотелось.
Утром надо будет идти на работу, и логично было бы вернуться в кровать, но Кирилл уже проснулся, поел и умылся.
Прокравшись в спальню, он снял телефон с зарядки, вернулся на кухню и открыл местные новости. В Городе-Доме все было хорошо в отличие от мировых событий. Местные всегда были позитивными и простыми: в насосной на первом этаже увеличили мощность, комиссия признала Город-Дом самым технологичным строением страны, отрегулирована система кондиционирования, в краеведческом музее открылась экспозиция, посвященная жизни местных племен, которые проживали здесь до появления того, что считается современной цивилизацией. На третьем уровне открылось арт-пространство «Корабль», представляющее собой макет деревянного парусника, разделяющего зал на две части. В паруснике имеется бар, танцпол и лаунж-зона…
Парусник… Кирилл смотрел на фотографии корабля: полутемная неуместная конструкция, зажатая в бетоне и поднимавшаяся вверх копьями мачт под самый потолок.
Может быть, Света о нем рассказывала? Она каждый день изучала разные интересные культурные события, что случались в Городе-Доме, порой присылая Кириллу ссылки на них, без каких-либо пояснений или предложений. При этом, ходить на них Света не ходила, а когда Кирилл звал, пускай это, надо признать, и бывало нечасто, всякий раз находилась причина против: отсутствие времени, плохое самочувствие или что-нибудь еще.
Кирилл рассматривал фотографии корабля.
В отличие от Светы, ему здесь нравилось. Да, Город-Дом сложно было назвать местом, где много зелени, даже снаружи, даже летом. Но зато все построено с большой любовью и постоянно развивалось. Кто бы ни был основным архитектором этого комплекса, сама идея создать локальное пространство для комфортной жизни в совершенно некомфортных климатических условиях была прекрасной, и будущее здесь на шаг ближе, чем в остальном мире. Полярной ночью, когда окружающий мир не был виден за окнами, легко представлялось, как подобные Города-Дома однажды вырастут на других планетах, куда человечество обязательно полетит, когда решит, наконец, все свои бесчисленные бюрократические, политические и финансовые проблемы.
Они приехали сюда по контракту. Кириллу предложили очень выгодные условия, от которых было сложно отказаться.
– Вам придется пять лет жить в Городе-Доме, – предупредила девушка-рекрутер, – на Крайнем Севере. Вас не смущает подобная релокация?
О Городе-Доме ходили легенды, поэтому Кирилл посчитал такую перспективу дополнительным бонусом, от которого, естественно, не стоит отказываться. Но, конечно, сперва спросил у своей супруги.
Света в тот момент не была против. Свою точку зрения она начала менять месяцев через шесть после переезда, понемногу подмечая недостаток за недостатком до тех пор, пока их не стало столько, что о них стало возможно говорить бесконечно. Складывалось впечатление, что любой город кроме Города-Дома был идеальным, а это место будто специально для Светы построено плохим.
Два года. Оставалось продержаться всего два года, напоминал себе Кирилл, когда слушал о том, что на двенадцатом техническом этаже прорвало трубу и все залило, или о том, что здесь всего две службы доставки еды, или о том, что строительство метро перекрыло самый быстрый путь к работе Светы. Два невыносимых года, и можно будет уехать. Кирилл любил Город-Дом, но жену любил больше.
– Два года, – в очередной раз за последнее время пробормотал он, разглядывая фото корабля из сна, и вдруг, к этой мантре присоединилась другая мысль: а что, если и через два года ничего не изменится? Кто сказал, что уехав отсюда в какой-нибудь другой город, например Москву, Светка перестанет жаловаться?
Через два года все действительно могло измениться, но разве люди, которым вечно плохо, в любом месте не найдут причину для недовольства? А что если причина недовольства крылась не в месте жизни, как таковом, а в свойстве характера? А если в нем, в Кирилле? Что если Светка недовольна им, просто проецировала недовольство на окружающее пространство?
Слишком много мыслей для середины ночи. Теперь уже и не заснешь.
Приснившийся корабль расположился на фотографии, на экране реального телефона, лежащего на столе на кухне, очень похожей на образцовые витрины идеальных кухонь в магазинах. Красный свет за окном освещал современную мебель и абсолютный порядок.
Через минуту Кирилл уже доставал из шкафа свой спортивный пиджак и джинсы.
Что я скажу Свете, если она проснется? – думал он в ванной, когда чистил зубы, – что решил прогуляться?
В целом, конечно, это было правдой, пусть и странной. Все лучше, чем сидеть на кухне и жалеть себя. Однако, Кирилл знал также и то, что это была не вся правда, и ее глубинная истина надламывала саму суть семейных отношений. Но, даже понимая это, он не мог остановить себя, зная, что если сейчас не наденет туфли, и не выйдет из квартиры, то будет об этом жалеть.
Света так и не проснулась. Кирилл, не включая свет, собрал себя в приличный вид, положил телефон в карман и тихо щелкнул входной дверью.
Квартирная секция в ночное время подсвечивалась дежурным холодным светом. Умные системы Города-Дома старались как могли экономить электроэнергию, и без того вытягивая ее в невероятных количествах из окружающего мира: спасибо местной гидроэлектростанции и экспериментальным, постоянно обледеневающим ветрякам, героически работавшим под местным, порой бешеным напором ветра.
Он открыл и закрыл дверь секции и оказался в общем коридоре, опоясывающим центральную площадь уровня этого корпуса.
За окном вспыхивал алый свет, давая больше для взгляда, чем местное освещение в коридорах. Панорамные окна будто были созданы для него: ночь, метель, крыша соседнего корпуса подсвечивались алым; все прочее тонуло во мгле, словно Город-Дом и в самом деле стоял не на Земле, а висел где-то на орбите этакой космической станцией из фантастических книг, которыми Кирилл зачитывался в детстве.
Стены раскрашены псевдосеверными мотивами. Сейчас повсеместно шел тренд на создание общественных пространств, из Города-Дома убирали рекламу, превращая коридоры, где это было возможно, в места для прогулок и отдыха горожан.
Что же в этом плохого? Кирилл шел вдоль разрисованных стен и думал, что ему нравится гулять по городу без куртки, несмотря на январь и жуткую стужу по ту сторону теплых стен. В Городе-Доме имелся сервис по прокату зимней одежды для тех, кто почти никогда отсюда не выходил, за исключением тех единичных случаев, когда все-таки требовалось: например, чтобы добраться до самолета. Сама инаковость этого места, отличие от всех других городов казалась Кириллу невероятной. Как Света не ощущает ее? Как будто в других городах метро не строят, и трубы не протекают.