Кремлевский детектив. Василий Блаженный
– Вообще, есть еще момент, который заставляет задуматься, – сказал Астахов. – Со слов цыганского барона можно утверждать, что угроза вряд ли будет иметь адресный характер. Скорее речь идет о таком террористическом нападении, которое ставит своей целью унести как можно большее количество жизней, не считаясь с тем, кому эти жизни принадлежат. Взрыв в общественном месте, например. Мы успели собрать немного информации о перемещениях цыган из клана Лузянинова. И оказалось, что из ста сорока человек, которые признают его своим лидером, за последнюю неделю из Москвы уехало пятьдесят восемь человек.
– Это не слишком удивительно, – покачал головой Марголин. – Цыгане часто разъезжают.
– Сезон заканчивается, – покачал головой Астахов. – Все, кто могли сорвать себе выгодную работу, – сорвали. К тому же эти люди снимались целыми семьями. Когда уезжают мужчины – это одно, а вот отъезд семей в полном составе, да еще так стихийно, может значить совсем другое.
– Особенно если знать про то, что сказал Тыча, – согласился Сигизмунд.
– Я так думаю, что пора мне навестить этого цыганского барона, – сказал Неверов. – Возражения имеются?
– Работай, – буркнул полковник Веденеев, – пока мы тут головы друг другу дурим.
– А как насчет формальной причины моего визита к Лузянинову? Или мы уже миновали стадию пустого документального формализма и мне можно открывать двери к подозреваемым ногами?
Веденеев хмыкнул и вопросительно посмотрел на Астахова. Тот развел руками.
– У нас тоже ничего.
Майор Неверов вздохнул.
– Ладно, хрен с ним. Но отмазывать меня потом сами будете, если «телеги» пойдут.
Впрочем, Неверову уже самому казалось, что отмазываться не придется. То ли паранойя проснулась ни к селу ни к городу, то ли на самом деле над столицей сгустились тучи…
Оказавшись на лестнице, Клим вытащил рацию.
– Дежурная группа, на выход! – приказал он.
* * *Люди, которые работали здесь, являлись всего-навсего приложением к тоннам целлюлозы, хранившим на себе историю в самом концентрированном проявлении – в виде печатных и рукописных строк, штемпелей и картонных обложек. Казалось, бумага заполонила здесь все – двери по-бумажному шуршали, открываясь, а в любом месте здания воздух пах старыми страницами и типографской краской. И даже шаги охранника, идущего по коридору цокольного этажа, раздавались газетным шелестом.
Из трех охранников, несущих свою службу в Центральном архиве, Макарыч был самым принципиальным и въедливым – сказывались годы службы во внутренних войсках. Охрана исправительных учреждений, конвой и наблюдение за заключенными – все это сделало его абсолютно несносным типом, с точки зрения окружающих. Он внимательно рассматривал пропуска даже тех сотрудников, которые были ему знакомы, никогда не упуская возможности не пустить забывчивых без скандала и записи в регистрационной книге. Хотя, конечно, это распространялось только на рядовых сотрудников – Макарыч не рискнул бы наехать на руководство. Перед тем, кто имел хоть какую-то власть в архиве, он был угодлив и предупредителен.
С другой стороны, из всех охранников только Макарыч имел привычку проводить тщательный обход всех этажей архива, начиная с самого верха и заканчивая подвалами архива. Хотя до сих пор все попытки хищения документов совершались самими сотрудниками. А чему, спрашивается, удивляться, если заработная плата архивного работника с точки зрения потребительской корзины и элементарного здравого смысла находится где-то в пределах от смехотворной до ничтожной? И если находится кто-то, имеющий интерес к старым документам, а заодно располагающий деньгами, он способен сделать такое предложение, от которого не сможет отказаться человек, едва сводящий концы с концами. Правда, борьбой с такими персонажами занимался не Макарыч…
Зато ему нравилось чувствовать собственную значимость, неторопливо вышагивая с фонариком по темным коридорам. А еще – этот обход действовал на охранника, как легкий наркотик. Ровный шаг, золотистое пятно фонарного света, легкое эхо, шуршащее в воздухе. Макарыч после обхода чувствовал себя помолодевшим на несколько лет.
Смена охраны происходила в восемь утра. Незадолго до шести часов Макарыч отправлялся в обход последний, третий раз за ночь.
Вначале он услышал шум. Очень характерный шум плещущейся воды, раздающийся в коридоре второго этажа. Макарыч удивленно прислушался, а затем его нога наступила в лужу. Охранник перевел луч фонарика вниз и увидел, что на линолеумном полу растекается водоем поперечником метра два, если не больше. А из-под двери с номером двести тринадцать разбегаются маленькие волны, свидетельствующие, что источник стихийного бедствия находится именно внутри данного помещения.
Мгновенно представив себе последствия близкого контакта воды и бумаги, Макарыч выругался и галопом умчался вниз, на пост, – надо было срочно вызывать водопроводчиков, пока еще имелась надежда на то, что хотя бы часть того, что хранится в этой комнате, можно будет сохранить для потомков.
Договорившись с водоканалом, охранник набрал номер директора архива Марии Павловны Громыко. Он полагал, что в такой ситуации может позволить себе потревожить вышестоящее начальство.
Голос Марии Павловны в трубке не был заспанным. Нормальное явление – пожилые люди чаще всего просыпаются рано утром. Особенности поколения, что уж тут поделать…
– Мария Павловна, это беспокоит Каратаев, дежурный из архива. У нас здесь чрезвычайное происшествие, требующее вашего присутствия.
– Что там у вас случилось? – встревоженно осведомилась директриса. – Пожар, что ли?
– Судя по всему, прорвало трубу – я нашел большую лужу на полу коридора на втором этаже. Вода вытекает из-под двери двести тринадцатой комнаты. Я вызвал аварийную…
Голос директрисы стал значительно холоднее.
– И зачем, позвольте спросить, понадобилось мое присутствие? Что я могу? Заткнуть трубу своим телом?
– Мария Павловна, но должно присутствовать должностное лицо – мне понадобится вскрывать комнату…
– Послушайте, а вы что, не должностное лицо? – раздраженно спросила Мария Павловна. – У вас есть все ключи, возьмите и откройте двери. И присутствуйте, раз уж так необходимо…
Макарыч растерялся. Он понимал, что за те деньги, которые платили на этой работе, трудно рассчитывать на служебное рвение, но вот так, в лоб, наталкиваться на подобное пренебрежение от самого главного лица учреждения – это было для него непростым испытанием. Хотя бы потому, что если бы подобное отношение к работе проявил любой из людей, стоящих ниже на служебной лестнице, он немедленно нажаловался бы на него выше по служебной лестнице. А вот кому жаловаться на директора?
– Мария Павловна, так мне и внизу тоже надо быть, я не могу пополам порваться.
– Так, господин хороший: разбирайтесь сами! Мне здесь внуков надо в садик собрать и отвести. Приеду как обычно.
Директриса повесила трубку. Макарыч жалобно посмотрел на телефонный аппарат, но эта пластмассовая штука никаким образом не могла проявить к нему сочувствие.
Охранник собирался было позвонить кому-нибудь рангом пониже, но как раз в это время в дверь архива позвонили. Пронзительная, хриплая трель разнеслась по коридорам архива. Макарыч чертыхнулся и повесил трубку, поспешив на зов.
Около крыльца стоял потрепанный фургон с надписью «Мосводоканал». Перед дверью топтался сумрачный темнолицый парень лет двадцати пяти.
– Аварийную вызывали? – спросил он с хорошо заметным южным акцентом.
Макарыч поморщился. Он недолюбливал всех приезжих, а к выходцам из бывших южных республик СССР относился неприязненно. Откровенно говоря, если бы на то была его воля, охранник не пускал бы в столицу России вообще никаких иммигрантов. И уж точно он бы не хотел, чтобы этот конкретно взятый тип заходил на его территорию.
С постной физиономией Макарыч сделал пару шагов назад, впуская рабочего внутрь.
– Показывайте, где проблема, – сказал тот. Голос был раздражающе вежливым.
– Сейчас, возьму ключи от комнаты. Там точно придется двери открывать, – проворчал охранник. Рабочий кивнул, а пока Макарыч ходил за ключами, в помещение зашли еще двое его коллег. Из них один – среднего возраста, плотный и с красным лицом, выдающим пристрастие к спиртному, а второй – крупный, напоминающий сурка тип. Скорее всего – бурят. Макарыч помнил людей этой национальности еще по армии и мог отличить их от казахов или узбеков.
За то время, которое понадобилось Макарычу на текущие дела, лужа успела распространиться на большую часть коридора. Охранник, увидев это, выругался в сердцах.
– Открывайте, откуда течет! – сказал темноволосый водопроводчик. Макарыч, прошлепав по луже, открыл двести тринадцатую комнату.
Судя по тому, как хлынуло, дверь играла роль своеобразной плотины, сдерживавшей в комнате некоторую часть воды. Макарыч распахнул ее – и с громким бульканьем через низкий порог хлынул поток мутной жидкости с отчетливым запахом ржавчины. Охранник чертыхнулся и отошел назад.
Шлепая резиновыми сапогами, водопроводчики зашли в комнату. Наметанным взглядом окинув комнату, они разошлись в разные стороны. Южанин повернулся к Макарычу и сказал:
– Надо было бы отсюда вынести бумаги. Потому что мы работать будем – запачкаем, размажем тут все… Плохо будет.
Охранник почесал затылок, потом махнул рукой, приглашая следовать за собой.
– Я вам открою служебку здесь. Вынесете из нее стремянку и пару ящиков, возьмете у меня старые газеты, чтоб на пол постелить, и тогда перетаскаете все туда. Только не разбрасывайте сильно, чтобы документы не потерялись…
Бросив тоскливый взгляд на помещение, которое он оставлял без присмотра, Макарыч пошел на первый этаж за ключами от бытовки.
В это время рабочий с южной внешностью окинул помещение цепким взглядом. Если бы кто-то обратил на него внимание в этот момент и если бы этот наблюдатель обладал хотя бы зачатками аналитического мышления, он спокойно мог бы сказать, что этот тип в форме водоканала точно знает, куда ему смотреть в этом помещении.
Внимания, разумеется, не обратил никто. Рабочий-славянин топтался в коридоре, сокрушенно рассматривая расширяющуюся лужу на полу. Бурят изучал источник повреждения – кран на вертикальной трубе у дальней стены. Вода из него хлестала весьма насыщенно. По штукатурке на стене уже растеклась громадная клякса, на полу плескалось сантиметра четыре мутной жидкости, а брызги из прохудившегося крана изрядно замочили два ближних стеллажа – с них буквально текло. Папки на полках уже изрядно разбухли, так что зрелище было душераздирающее. Может, и к лучшему, что рядом не оказалось никого из работников архива. Эти «бумажные черви», работающие здесь за мизерную зарплату, воспринимали повреждения содержимого полок, как раны, нанесенные живому организму.
Через пять минут Макарыч открыл бытовку, с помощью водопроводчиков вынес из нее все содержимое, и началась транспортировка содержимого стеллажей из двести тринадцатой.
Южанин улучил момент так, чтобы оказаться в комнате в одиночку. Бросив короткий взгляд на дверь, он подошел к третьему стеллажу слева от входной двери. Стеллаж стоял вне зоны досягаемости брызг, но с учетом предстоящего здесь ремонта трубы папки с него тоже надо было перенести в освобожденную бытовку. Южанин, шевеля губами, пробежал пальцами по корешкам папок, остановившись на одной, ничем не примечательной, картонной, с малоразборчивыми штампами на картонной обложке и с внятной надписью химическим карандашом: «Народный комиссариат искусства и просвещения Российской Советской Федеративной Социалистической республики». Еще раз глянув на дверь, южанин положил папку во внутренний карман. Потом деловито ухватил целую охапку других с того же стеллажа и понес их в бытовку. Находясь в коридоре, он выверил скорость своего перемещения так, чтобы оказаться там в одиночку.
Как он и ожидал, порядка не было – несколько беспорядочных куч канцелярских папок громоздились у стен помещения. Возможно, за этим и собирались проследить, но реально эта задача была невыполнима. Не было ни времени, ни людей, которые могли бы проследить за тем, какие папки где размещаются.
Южанин подошел к сложенным папкам и двинул каждую из них. Папки перемешались. Довольно хмыкнув, он добавил то, что было в его руках, к образовавшемуся хаосу. Потом спокойно отправился за новыми бумагами.
Надо ли говорить, что никто не заметил той единственной тонкой папки, которую водопроводчик сунул в просторный внутренний карман своей спецовки…
Глава 2
Гыча Лузянинов жил с размахом даже по московским меркам. Коттедж из импортного красного кирпича, огороженный забором, мощеные дорожки, и как будто для того, чтобы подчеркнуть, что хозяин – цыган, на обширном газоне сбоку от здания стоял большой полосатый шатер. Насколько можно было судить по суете, барон в настоящее время жил именно в этом сооружении.
Неверов и группа прибыли хоть и без лишнего шума, но все-таки эффектно: шумно остановились у калитки, высыпали из микроавтобуса в полном составе – семь человек в черной полевой форме без опознавательных знаков и в вязаных масках. Забор был ими преодолен в течение двух секунд – никто не морочился тем, чтобы звонить хозяину. Майор Неверов был единственным, кто вошел во двор усадьбы через калитку – один из бойцов открыл ее изнутри.
Гыча вышел из шатра в бордовом шелковом кимоно и шлепанцах на босу ногу. Крепкий, высокий, с роскошной черно-серебряной шевелюрой и такой же бородой, цыганский барон напоминал актера Михая Волонтира – того самого Будулая, за перипетиями жизни которого следил весь СССР. Он с интересом следил за тем, как его усадьбу берут штурмом.
– Доброе утро, уважаемый! – сказал он, когда Неверов оказался в нескольких шагах. – Не расскажете, что за учреждение пожаловало ко мне в гости в столь ранний час?
– Федеральная служба безопасности, майор Неверов, – Клим показал удостоверение.
Лузянинов прочитал, что визит ему нанесло антитеррористическое подразделение, и на лице у него отразилось нешуточное любопытство. Но, насколько разглядел Клим, ни единая мышца не дрогнула на лице этого человека, ни на йоту не изменилось выражение его глаз. Хотя, быть может, цыган просто умел гениально блефовать. В последнее майор не верил – непроизвольные реакции есть у всех!
– Пройдем в дом, – сказал цыган. – Присядем в гостевой комнате, поговорим…
– Мы пришли не в гости, – покачал головой Неверов.
– Я это прекрасно понимаю. Но где-то же нам надо поговорить нормально?
– Ну пойдемте, – сказал Неверов.
Гыча жестом показал следовать за ним и вальяжной походкой двинулся к коттеджу.
Оказавшись в прихожей и оглядевшись, Клим подумал, что налицо конфликт культур и мировоззрений. Архитектор, который возводил коттедж, старался аккурат на те деньги, которые были ему заплачены. В этом доме не постеснялись бы жить даже те богачи, которые в придачу к своим средствам обладали еще и вкусом. А вот внутри дом был просто кричаще роскошен. Везде, куда только падал взгляд, встречались блестящие предметы либо вещи очень яркого цвета. Интерьеры куда больше соответствовали хозяину, чем наружное обличье дома. Хотя, быть может, Гыча просто купил дом у кого-то? Тогда понятно, почему он такой элегантный.
Неверов проследил, чтобы все население коттеджа было собрано в одном помещении и лишено возможности свободного перемещения. А сам захватил с собой самого внушительного бойца для нагнетания атмосферы и вместе с хозяином устроился в большой комнате на первом этаже. Так и хочется сказать – в «кабинете», но с поправкой на то, кто хозяин, можно сказать, что это просто его апартаменты.
– Что вам нужно? – спросил Тыча.
– Мне нужно знать, что твои люди ввезли в Москву примерно неделю назад?
Лузянинов удивленно вскинул брови.
– У меня много людей, и многие из них работают водителями. Может, точнее спросите?
Неверов улыбнулся.
– Тыча, ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. Меня не интересуют строительные материалы, продукты, мебель… Есть некий груз, который ты помог провезти в Москву на прошлой неделе. И мне нужно знать, что это было.
Лузянинов развел руками и сделал такое лицо, как будто ему было искренне жаль, что работник ФСБ ведет себя так глупо.
– Товарищ начальник, мне бы надо точнее знать, что вы ищете. И вообще, если вы говорите, что какой-то мой человек провез что-то противозаконное, может быть, вы просто возьмете его?
Неверов вздохнул. У него не было никаких реальных зацепок. Опять приходилось действовать наобум.
– Тыча, давай начистоту, – сказал майор Неверов. – У нас есть информация, что неделю назад ты давал разрешение кому-то из своих людей перевезти какой-то груз, опасный для окружающих. Ты попросил, чтобы те, кто заказывал перевозку этого груза, предупредили о его применении, чтобы ты мог спасти от опасности своих людей. И знаешь, какая интересная вещь? В последние дни чуть ли не половина твоего клана слиняла из Москвы в полном составе – от мала до велика. Это подозрительно.
Лузянинов развел руками – как будто бы говорил: «Ну, это ваша работа – подозревать! А вот что делать несчастному цыгану, который вынужден начинать утро с «маски-шоу»?
– Гыча, – Неверов посмотрел в глаза цыгану.
Лузянинова передернуло – был у Клима такой характерный змеиный взгляд. От него те, на кого смотрел Неверов, начинали чувствовать себя как одинокий бандерлог перед удавом Каа. Цыган в этом плане исключением не был – он, кажется, даже побледнел, насколько это можно было понять по его смуглой коже.
– Гыча, я пришел к тебе по-хорошему. Пока по-хорошему. Но если хочешь кочевряжиться, то могу поменять тональность беседы. И например, проверить твои телефонные звонки за неделю. Там ведь найдется много интересного, правда, Гыча? Ты там будешь говорить со своими людьми, приказывать им уехать из Москвы. И возможно, где-то проскользнет причина, по которой они должны это сделать. И тогда я тебя посажу за соучастие в организации террористического акта. Хочешь?
Лузянинов непроизвольно сглотнул. Он не был героем и по большому счету не был даже смельчаком. Чуть более хитрый, наглый и злой, чем те, кем он командовал. На фоне того, что из себя представляет масса цыган, такие личные качества даже не выдающиеся.
– Подумай, Гыча! – голос Неверова прозвучал, как стук молотка, вбивающего гвозди в крышку гроба. – Ведь если мы докопаемся до твоих разговоров и если в Москве что-то произойдет – ты сядешь очень и очень надолго.
Гыча был по-своему умен, но высокие технологии однозначно не были его сильной стороной. Умея пользоваться сотовым телефоном, он слабо представлял себе, как это устройство работает. И допускал возможность, что всемогущие спецслужбы, если им приспичит, действительно сумеют узнать, про что и с кем он разговаривал в последнее время.
А сидеть Лузянинов не хотел.
– Не знаю я этого человека. Он связался со мной две недели назад, велел звать себя Игорем. Сказал, что ему надо будет перевезти очень серьезный и опасный груз. Очень хорошо платил за это…
– И ты согласился, – Неверов не спрашивал, а утверждал. – Хорошо, а что за груз?
– Да ничего он не сказал. Просто груз, и все тут.
– А почему тогда твои люди из Москвы разбегаются, как тараканы?
– Так я у него спросил, что за груз и надо ли моему человеку за него опасаться. Ну, я имею в виду, тому, который повезет. Игорь сказал, что этому, наверное, и не надо. Но вот остальным надо быть поосторожнее в ближайшие дни.
– А иначе что? – нахмурился Неверов.
– Он не сказал… – потупился Лузянинов. Кажется, он не врал.
Клим потер подбородок, с неудовольствием чувствуя под рукой вчерашнюю щетину. Вот чертов день, теперь ведь неизвестно, когда получится побриться!
– Кто вез груз?
– Толик Марченко – он работает на «газели»…
– Ну рассказывай, как нам твоего Толика найти! – приказал Неверов.
Лузянинов быстро продиктовал домашний адрес. И уточнил:
– Да это десять минут ходьбы отсюда, прямо в поселке… Только вы поскорей бы, а то он на работу в восемь утра уезжает…
Неверов, засовывая бумажку с адресом в нагрудный карман, сказал:
– Следите, чтобы никто отсюда никуда не вышел. Никаких телефонных звонков, никаких контактов с внешним миром. Я пошел брать Марченко!
Лузянинов, сидя за столом, скорбно понурил голову. Он прекрасно понимал, что главные неприятности у него еще впереди. И наверное, сильно жалел, что согласился на предложение этого загадочного Игоря, пусть даже оно так щедро оплачивалось…
Неверов жестами приказал двоим бойцам следовать за ним. Бегом пробежав расстояние до микроавтобуса, Клим отдал приказ водителю. Тот ввел адрес в GPS-навигатор и рванул с места, лихо пробуксовав колесами по асфальту. Клим ухватился за ручку на дверце – при езде по поселковым улицам на такой скорости транспортное средство нещадно швыряло.
Три минуты мельтешения разномастных домов – и они прибыли. Микроавтобус, клюнув носом, остановился возле невысоких покосившихся железных ворот, за которыми виднелся заурядный грязный двор, обшарпанный одноэтажный дом классического внешнего вида и грязная белая «газель», припаркованная во дворе. Возле грузовичка возился длинный парень славянской внешности.
Транспорт оперативной группы припарковался шумно. Парень повернулся и увидел троих мужиков угрожающего внешнего вида, выскакивающих прямо у его калитки из черного микроавтобуса с тонированными стеклами. Рефлексы у него, судя по всему, были нормально натренированы жизнью, – бросив на землю какую-то железяку, парень бросился за дом.
Неверов чертыхнулся и бросился следом. Гулко протопав по двору, он завернул за тот же угол, что и шофер. И увидел, что беглец уже схватился за забор и вот-вот перемахнет на другую сторону. Клим нагнулся, подхватил обломок кирпича и изо всех сил запустил им в беглеца. Просвистев в воздухе, кирпич нашел свою цель как раз тогда, когда она находилась в пути от верхушки забора до земли. Удар пришелся вскользь по голове.
Марченко заорал и упал на колени, зажимая руками ушибленное место. Сквозь пальцы потекли густые темные капли.
Неверов уже забирался на забор. Толик встал на ноги и, пошатываясь, бросился бежать по улице. За забором по левой стороне подняла истеричный лай какая-то мелкая шавка неопределенной породы.
– Стой, Марченко! – крикнул Неверов. – Стрелять буду!
Шофер в ответ на это только припустил быстрее. Неверов тоже поднажал. Дистанция начала сокращаться.
Впереди шла девочка лет десяти. Марченко поравнялся с ней и вдруг резко притормозил, схватил ребенка за руку, развернул спиной к себе и упал на одно колено, прикрываясь девочкой, как щитом. Несчастная школьница громко и пронзительно закричала.
– Заткнись, сука! – прохрипел Марченко ей в ухо, а потом крикнул Неверову: – Мент, отвали, а то я ее прикончу!
В грязной руке шофера появилось что-то металлическое и острое – не то гвоздь, не то шило, которое он приставил к шейке девочки. Та завизжала еще громче. Марченко сильно встряхнул ее и опять рявкнул в ухо:
– Я тебе сказал, гнида малая, заткнись, пока не запорол!
Девочка замолчала.
Неверов, остановившись шагах в пяти от беглеца и его нечаянной заложницы, сказал ровным спокойным голосом:
– Нам поговорить надо. Отпусти девочку.
– На х… пошел! Поговорить. Знаю я твои поганые разговоры, мусор недоделанный! Я ее сейчас зарежу на х…й!
– Толик, не надо никого резать. Чего ты вообще дергаешься? Мы тебя что, арестовывать шли, что ли? Я говорю: есть срочный разговор. Ну отпусти девочку, давай по-хорошему…
– Я ее зарежу! Убью ее на хрен! Все отвалите! – изо рта у Марченко в буквальном смысле пошла пена. Это было весьма скверно – подонок накручивал себя, и черт знает чем это могло закончиться в ближайшей перспективе.
Жертв среди мирного населения Климу не хотелось.
– Доченька! – раздался крик у него за спиной.
– Твою мать! – шепотом, но очень эмоционально выругался майор и повернулся на голос для того, чтобы схватить растрепанную и перепуганную мать школьницы. Порыв женщины был очень понятен, но Марченко сейчас вряд ли оценил материнский порыв и мог бы на самом деле причинить вред девочке.
– Отпустите! – крикнула женщина.
Если бы Неверов был один, то Марченко наверняка бы не упустил возможности сейчас припустить как можно скорее отсюда. Но пока Клим держал вырывающуюся, пытающуюся его укусить женщину, двое бойцов силовой группы всем своим видом выражали готовность удержать беглеца от излишне активных действий.
Неверов справился с матерью девочки и передал ее с рук на руки одному из бойцов. Потер ушибленную скулу, поморщился, увидев здоровенную царапину на левом запястье.
– Марченко, отпусти девочку, – устало повторил Неверов.
– Хрен тебе, мусор! – крикнул шофер и сильнее прижал к горлу девочки свое орудие. – Дайте мне уйти, или ей крышка.
– Доченька! – хрипло закричала женщина, вырываясь от державшего ее дюжего спецназовца. Боец бормотал что-то извиняющееся, но хватки не ослаблял.