Хлоя. Как я умирала

Пролог

Раньше мне казалось, что хуже разбитых мечтаний и надежд может быть только ожидание их крушения. Когда в уме ты просчитываешь миллиард негативных вариантов, изводя свою психику, и практически лишаешься рассудка. Когда кажется, что мозг работает на пределе, но все равно предчувствие фиаско тебя не покидает ни на секунду. Так вот ни черта подобного. Хлеще всего, когда даже и предположить себе не мог провала, когда ты сделал все, чтобы его вероятность была сведена практически к нулю… И тебя как ведром ледяной воды окатили вариантом в тысячи раз хуже, чем и представить себе можно в самых страшных кошмарах.

Я убью эту мразь. И его я тоже прикончу. Ах ж ж черт… Я даже этого не могу. Меня всего лишили в один злосчастный день. Ну ладно, в два. Может больше, я не знаю уже теперь – где конкретно я допустила настолько фатальную ошибку, что сейчас сижу в этом засаленном баре и испытываю только одно желание – напиться так, чтобы забыться минимум дня на три. Чтобы боль от жесточайшего похмелья хотя бы на пару часов перекрыла эту адскую ломку от ощущения того, что человек, за которого я как за соломинку хваталось тогда, когда все вокруг рушилось, когда, я уверена, ломались самые сильные духом, когда не было видно и намека на свет в кромешной тьме, вот так просто тебя предал… Когда каждый день я не ждала, что наконец покину этот мир и настанет конец всем этим бесконечным пыткам. Я выгадывала момент, когда уложу всех на лопатки и под фейерверки свалю из этой дыры. И все впустую. Все, чего я добилась – это нож в спину.

Кто я теперь? Эй, привет, я – Хлоя и я бессмертна. А еще меня пытали больше полугода, я сбежала, узнала, что я еще и какой—то недоделанный супергерой. Ах да, забыла упомянуть, еще меня огрели по голове замечательной новостью: мой муж мне изменял, пока я гнила в мерзком подземелье, к семье мне путь теперь заказан, за такими, как я, охотится ненормальный психопат с мировым влиянием, и все, что мне остается – это эфемерная мечта миллионов. Неуязвимость, нечеловеческие способности и долгие, долгие годы в одиночестве. Ничего из этого я не просила, у меня все было, хотя всю жизнь преследовало чувство, что мне этого мало. Только теперь я с горечью осознаю, что этого было более, чем достаточно…

– И кого ты хочешь напугать своей зубочисткой? Отвали от меня, на правду не обижаются, – от самобичевания меня отвлекла перепалка каких—то пьяных парней в паре метров от меня. В руках здоровенного бугая блестел внушительных размеров нож, но его оппонента, кажется, это ни разу не пугало.

– Ребята, хотите поубивать друг друга – выйдите из бара, не мешайте другим упиваться замечательным вечером, – угрюмо буркнула я им.

Я уже порядком устала от окружающего меня водоворота безумных событий, можно мне хоть чуть—чуть спокойствия?

– Не лезь не в свое дело, сука, – прорычал бугай. Ох зря, очень зря он нарывается на злую и нетрезвую женщину.

– Куколка, правда, не встревай, своим перышком он может навредить разве что своему чрезмерно раздутому эго, – промурлыкал второй.

– Ну конечно, что ты можешь противопоставить этому громиле с ножом. Щелкнуть по роже своим щуплым кулачком?

– Ты меня недооцениваешь, красотка, – худощавый брюнет, одетый в потасканную кожаную куртку, драные джинсы, видавшие лучшую жизнь, черные конверсы и серую футболку, что—то прошептал на ухо бугаю и тот, хмыкнув, к моему удивлению, свалил. – Меня, кстати, Дерек зовут.

– А меня зовут «я не ищу знакомств с самоуверенными алкашами».

– Ой, да ладно, сама уже вторую бутылку допиваешь, а до сих пор ни в одном глазу. Сдается мне, есть у тебя что—то общее с самоуверенными алкашами, – Дерек определенно был в лучшем расположении духа, чем я, и подсел на соседний стул. Но на задушевную беседу я была не настроена абсолютно. – Рассказывай.

– Что прости? Тебе больше заняться нечем, кроме как следить за тем, сколько я выпила? – по моему тону уже надо было понять, что от получения знатного леща его отделяет буквально пара секунд.

– Ну ты сидишь тут одна, в баре, в далеко не самом благополучном районе, напиваешься в хлам. Думаю, тебе есть, что рассказать человеку, которого ты больше никогда не увидишь, раз две бутылки скотча не смогли унять твою тоску. Так что, рассказывай, я никуда не тороплюсь.

От моих историй у тебя крыша поедет, дружок. Я и начать не успею, как ты вызовешь санитаров. Но с чего же начать… Насколько глупым и обыденным все казалось тогда, настолько же больно, раскаленным железом по застарелой ране, это убивает теперь…

Глава 1

– А Джойсы не могут оставить Генри у бабушки? – с явно преувеличенной драмой в голосе прокричал мне Ник из гостиной.

– Ты же сам знаешь, что нет. Чем ты слушал, когда они наперебой возмущались ее незапланированным отпуском как раз тогда, когда у них обоих аврал на работе? И им придется сломя голову нестись на другой конец города, чтобы забрать мальчика из детского сада? Чертова молния… Застегнешь?

Я подошла к Нику, оставив свои жалкие попытки справиться с этим платьем. Вот уже вторую неделю мы ломали голову над тем, как спланировать нашу годовщину таким образом, чтобы наш дом после этого остался пригодным для жизни, и не было проще его просто сжечь к чертовой матери. Как—то мы упустили тот момент, когда все наши друзья, даже самые отбитые и безнадежные холостяки мало того, что переженились, так еще и массово обзавелись детьми. Некоторые просто сразили всех наповал, когда, перебрав за пару—тройку лет с десяток партнеров (зачастую это были личности, над которыми втихаря и не очень ржала и подтрунивала вся остальная компания), они не придумали ничего лучше, чем переспать друг с другом… И, конечно же, сразу Лин забеременела. Двойней. Комбо. А в Майке в кой—то веки проснулся величайшей души джентльмен, который «Ну как же я могу бросить своего братана в такой ситуации и отправить ее на аборт!». И ничего лучше, чем остановить свои тщетные поиски любви всей жизни, сыграть свадьбу и свалить в медовый месяц в Гоа они не придумали.

Сказать, что все были в шоке – ничего не сказать. Но ничего, все смирились. Но не с тем, что половина детей ну никак не ладила друг с другом. Особенно отличался Генри, маленький альфа—самец среди всех отпрысков, который, будучи самым старшим, решил пережить пубертат, переходный возраст и кризис пятилетки сразу и имел в арсенале только два настроения: дубасить и доводить до истерики всех без разбора или манипулировать малышами, подбивая их на неведомую фигню и бесчисленные разрушения. Благодаря его безупречному характеру идея с рестораном была отметена практически сразу же – мы не просидели бы там и получаса, не получив внушительный счет за погром. Как такая милая и добродушная пара, как Эми и Адам, умудрилась произвести на свет такое исчадье ада, никто и ума приложить не мог. Был всего один раз, который заставил Эми краснеть за своего благоверного, когда тот, наэскпериментировавшись с текилой, за два часа разрушил весь наш лагерь в кемпинге – сломал мангал, разбил кальян, порвал тапки и футболку Алекса, разбил телефон, сломал елку и справил нужду на соседнюю палатку. Но все это не шло ни в какие сравнения с «мелкими шалостями» их чудесного отпрыска. Благо, они решили пока остановиться на одном продолжении своей четы. Шутки про ребенка «от соседа» и про одержимость дьяволом давно поросли бородой и перестали быть смешными.

Как пережить апокалипсис в виде десятерых взрослых и шестерых детей в доме, где никто и никогда не задумывался над безопасностью нахождения там лиц младше семи лет, и нет ни одной игрушки, способной отвлечь их от разрушений, идей не было никаких.

– Весь вечер я смотрел на самую шикарную женщину в ресторане и никого не слушал, – страстно шепнул мне в ухо Ник, нарочито медленно застегивая злосчастную молнию моего синего платья—футляр.

– Эй, мы, и так, уже всюду опоздали, давай оставим это до возвращения домой, – вырвавшись из похотливых объятий, промурлыкала я. Хотя четкое осознание, что вечер кончится слезами двойняшек и жаркими спорами о воспитании среди наших друзей, оставив всех в далеко не приподнятом настроении, говорило о том, что мы завалимся в спальню совершенно обессиленными и недееспособными.

– Я запомнил. Не отвертишься, – твердо заявил Ник, зашнуровывая кеды.

Надо отдать должное нашему бездетному существованию – мы совсем не состарились и не обзавелись нервным тиком со времен нашего знакомства шесть лет назад, в отличие от своих друзей. Обеспокоенность на их лицах и «взрослый» стиль в одежде четко отпечатывали на их лицах клеймо «родители». Мы же в свои почти тридцать по—прежнему выглядели, как влюбленные безбашенные студенты, способные в любое время дня и ночи сорваться в бар, клуб или отпуск в горы.

Но все это, хоть и было порой поводом для тихой зависти близких и коллег, уже порядком приелось в этой атмосфере всепоглощающего счастья от наличия потомства. Проще было бы тупо найти новых, свободных от памперсов и детских садов друзей, и оставить свои безуспешные попытки угнаться за их бесконечным размножением…

Мы старались уже два года, не жалея ни сил, ни времени, ни денег. Никаких отклонений у нас не нашел ни один врач из восьми, у которых мы побывали за все это время. Мы абсолютно здоровы, даже более, чем обычно бывает к тридцати годам плюс—минус. Периодически мы плевали на эту затею и просто жили, наслаждаясь друг другом. Но каждая встреча с друзьями и их детьми непременно ввергала в уныние, не говоря уже о постоянных напоминаниях родителей и их неприкрытых навязчивых намеках, что и нам бы пора утонуть по локоть в детских какашках.

– Эй, я знаю о чем ты думаешь, выше нос, – увидев мое задумчивое выражение лица, бросил мне Ник на пути к заждавшемуся нас такси.

– Я просто предвкушаю очередную драку этих мелких чертят, не беспокойся, – улыбнулась я.

Глава 2

– И вы представляете, никто из воспитателей не может найти управы на эту мерзкую девчонку! Родители не имеют права выпускать таких асоциальных личностей из дома, – негодовала Лея. Всю компанию, собравшуюся на день рождения Эми в ресторане в центре города, уже порядком утомили ее бесконечные рассказы о девочке, которая дралась с каждым движущимся существом в детском саду, который посещала их дочь Софи.

– Однако Джойсов это ни разу не остановило, – решил перевести тему Майк. Вся тайная вечере залилась смехом: Эми и Адам уже давно смирились, что их сын Генри стал поводом уместных и не очень шуточек со стороны их друзей.

– Напомни мне удалить твой номер, – саркастично ответил Адам. – А то боюсь получить оплеуху от своего сына за такие колкости. Генри, отцепись от официанта, он сходит на кухню за заказом и снова будет в твоем распоряжении! И нет, тебе туда нельзя.

И Адам убежал в очередной раз объяснять этому дьяволенку минимальные нормы морали. У Генри была своя задача в этот вечер: преследовать официанта от столика к столику и притворяться его стажёром. И это было даже на радость всем остальным: во всяком случае, он не бил двойняшек или не заставлял их поджечь скатерти от свечей, так опрометчиво расставленных на каждом из столиков. О том, радовался ли бедняга—официант такому напарнику, никто не думал. В этом ресторане, кажется, даже у шеф—повара начинал дергаться глаз, когда наша честная компания заваливалась в заведение. И, если Генри не пытался сломать столик, залезть на барную стойку или разжечь костер – они были согласны на все.

– А почему Тина и Алекс не пришли? – непринуждённо спросила я, тут же получив от Лин пинок под столом.

– Эммм, семейные проблемы, не сошлись в вопросах воспитания. Ты не виновата, что не в курсе, не кори себя, – приторно улыбнулась Лея.

Сука. Я—то давно знаю, что Тина и Алекс второй год находятся на грани развода на фоне тотальных неудач супруга в бизнесе и умопомрачительного продвижения по карьерной лестнице Тины. Просто до сегодняшнего дня это не было поводом для непосещения общих праздников. Но давай, заводи свою вечную песню про то, какие мы с Ником ущербные, что мы ровным счетом ничего не понимаем в этой жизни, потому что до сих пор не погрязли в ссорах по поводу того, кто везет детей в сад, кто забирает, кто сидит с ними, пока другой работает или развлекается с друзьями. Что мы такие негодяи, раз можем не думать о том, как будем выглядеть, придя на родительский комитет одетыми не по выдуманному ею самой дресс—коду, можем сорваться и уехать в отпуск, не прочитав миллиард отзывов таких же озабоченных мамок по поводу наличия только трех качелей для детей на территории отеля.

Никто из друзей не знал о том, что у нас тоже была своя больная тема. Для них это были конфликты в детских садах, для нас – вечный конфликт с нашим собственным организмом. Но мы никому не позволяли повязнуть в этом дерьме и уж тем более – упрекнуть за незнание…

– Пойдем, закажем коктейли на баре, – шепнул мне на ухо Ник, видя молнии в моих глазах.

– Напомни мне вылить этот коктейль Лее на голову, – сказала я ему по пути к бару, сквозь смех одёргивая его руку со своей задницы.

Ник – пожалуй лучшее, что со мной случалось в этой жизни. Он всегда читал меня как открытую книгу, умел развеселить, отвлечь, остановить надвигающуюся катастрофу, когда я сама была неспособна держать себя в руках, умел сделать так, чтобы все, о чем я думала в минуты слепой ярости – это его горячие руки на моей коже. Этот чертовски харизматичный высокий и симпатичный повеса с волосами цвета нефильтрованного пива и телосложением скандинавских викингов вскружил мне голову в первые минуты нашего знакомства в караоке—баре, не оставив ни одному мужчине на этой планете ни малейшего шанса. В его синих, как ночное небо, глазах я видела весь смысл, что не знала прежде. Мы оба были не идеальны, оба – со своим небезупречным прошлым, но оба – открытые этому миру… И друг другу. С первой минуты.

Наша любовь накрыла нас обоих как цунами, в эйфории поглотив всех вокруг. Пусть это бесконечно отрицают все наши друзья, но только после того, как они поверили в нашу сказку и искренние чувства и отгуляли на самой сумасшедшей свадьбе спустя десять месяцев после нашего знакомства, они начали заводить потомство, которым так кичились перед нами. Мы повидали сотни ссор и расставаний наших друзей, из—за нашей политики «невмешательства и не осуждения» мы знали о каждом из них даже больше, чем положено и дозволено знать какому—то третьему лицу. С каждой неурядицей, недомолвкой и даже изменой они приползали к нам, побитые жизнью, обессиленные и ненавидящие себя самих. А уходили – воодушевленные и готовые идти дальше. Возможно поэтому, когда кто—то из них начинал как нашкодивших котят тыкать нас носом в нашу неполноценность, меня это раскаляло до предела. И если бы не мой идеальный муж, я давно бы уже вывалила на них все дерьмо, в которое они нас посвятили.

– Мне кажется «Вижн» забыл, как выглядят настоящие танцы таракана, – непринуждённо сказал мне Ник, потягивая Джин—тоник на баре. Когда—нибудь он забудет мои жалкие попытки показать, кто тут главный танцор диско в этом ночном клубе, или это – мой крест на всю жизнь?

– Ха—ха—ха, Ник, ты серьезно? Мы позволим себе уйти первыми в кой—то веки?

– А почему нет? Не все же им жаловаться на режим покоя и сна своих драгоценных отпрысков, что непременно уже началось, пока беспечные и безответственные личности прохлаждаются на баре.

– А знаешь, я давно не отбивала тебя от банды подвыпивших студенток, погнали, – на этот раз уже Ник поперхнулся своим коктейлем и рассмеялся.

Спонтанность – наше второе имя. Как и буря в стакане воды, что мне с завидным постоянством устраивал Ник. Этот вечер не стал исключением.

– Хлоя, какого черта ты там устроила? – Николас рвал и метал, стоило нам переступить порог дома.

– Нииик… Ну он же совсем один в этом городе, он видел мои кольца, никто не переходил границы, – надо сказать честно – язык у меня заплетался как у лектора, отведшего у нерадивых студентов шесть пар подряд, пальцы наотрез отказывались слушаться и справляться с застежкой босоножек. Хоть в обуви спать ложись.

– А я тебе скажу, как было: ты ворковала с каким—то малолеткой, стоило мне упустить тебя из виду. И ты такими видишь счастливые и ответственные семейные отношения? Стоит мне отвернуться – ты уже окучиваешь какого—то француза? – бросил мне Ник, поднимаясь по стеклянной лестнице в спальню, по пути нервно щелкая пуговицами своей белой рубашки.

Ненавижу, когда он вот так меня отчитывает.

– Ты себя вообще слышишь? Человек – один в этой стране, английский знает на уровне начальной школы. Все наше общение ограничилось тем, что я пыталась объяснить, какие коктейли, как называются. Ну и немного о нашем городе, из—за чего истерика то? Ты же знаешь, что я уже заполучила главного красавчика на этой планете и «окучивать какого—то француза» нет никакого резона – главный приз уже вот—вот будет в моей постели, – мои попытки погасить ссору были действительно жалкими.

– Ой, ну вот не начинай пожалуйста, ложись спать. Твоя общительность и человеколюбие меня до ручки доведут, – с неприкрытой злобой и почти такой же пьяной усталостью сказал Ник, укладываясь в постель.

Надо отдать нашим отношениям должное, но те редкие ссоры, которые у нас случались, практически всегда были на фоне неоправданной ревности моего мужа ко всему, что имеет подобие мужчины. Я же не видела ровно никакой разницы, все гендерные различия стерлись с его появлением в моей жизни: другие существа мужского пола перестали для меня иметь какую—либо значимость как объекты симпатии. Я люблю людей и всегда готова прийти на помощь страждущим, неважно какого пола они были и какие на меня имели виды. Из—за чего довольно часто получала нагоняя от Ника.

Сил упрямиться не было никаких – спать действительно хотелось адски, хоть я еще и надеялась развести супруга на старые добрые кувыркания после ссоры: что может быть лучше, особенно, когда вы оба навеселе? На самом деле, развалившись в постели, я даже не могу сказать, что я была пьяна. Скорее просто устала… Но на Ника—то у меня силы всегда найдутся.

Но у жизни на всех свои планы, а в планах Ника, судя по всему, было обнять меня во сне, простив мою человечность.

Глава 3

– Мам, ты уверена? – я не могла поверить своему счастью.

За пару дней до дня икс – дня празднования нашей годовщины с нашими друзьями, намеченного на субботу, мы праздновали настоящую календарную годовщину в ресторане с нашей семьей.

Весна выдалась безумно теплой, позволив нам насладиться потрясающей атмосферой летней террасы. Деревья на ее территории были увешаны десятками крупных лампочек, сияющих лунным светом, что идеально сочеталось со скандинавским стилем оформления площадки. Теплый влажный воздух, прогретый за день жарким солнцем, был наполнен ароматами цветущих крокусов, вишни и азалии. Вперемешку с ароматами блюд, щедро расставленных на нашем столе, создавалось невероятное сочетание. Все—таки, сыграть свадьбу весной было прекрасной идеей. В этой безмятежности я даже стала забывать о том, что вопрос с празднованием годовщины вместе с нашими друзьями навис над нами как Дамоклов меч. Даже не могу вспомнить, как разговор постепенно перетек к обсуждению наших планов на субботу, когда я, конечно, не могла не поделиться своими переживаниями по поводу надвигающегося апокалипсиса. И своими сетованиями по поводу фирм, в которых я хотела заказать проверенных аниматоров для детей дабы минимизировать потери: все до единой оказались заняты на месяц вперед. Но моя мама выдала гениальную идею – забрать всех детей к себе.

– Конечно, родная! Я пережила взросление и переходный возраст тебя и твоих двух братьев, неужели я не способна справиться с пятью малышами? – ее лицо было непроницаемо.

– Мам, их будет шестеро. Все бабушки и дедушки заняты, няни, как на зло, именно в этот выходной тоже.

– Одним больше – одним меньше. Тем более, я уверена, Кэрол с радостью составит мне компанию, лишний повод обсудить наших никудышных деток, – она сделала вид, что задает вопрос, хотя на самом деле не оставила маме Ника места для маневра.

– Конечно! Может, кто—то из мам ваших друзей захочет присоединиться? Устроим мамскую вечеринку, Кади, – кажется, Кэрол тоже сошла с ума. Или это был сарказм?

– Нууу… Давай я попробую подкинуть эту идею парням – что—то мне подсказывает, что они сумеют утихомирить в своих женах комплекс беспокойной матери, – Ник пытался говорить максимально отчужденно, но я—то знаю – в душе он ликовал и танцевал ламбаду.

И на мое удивление – все воодушевились этой безумной идеей. Не знаю, повлияло ли на них безмерное уважение к нашим родителям, воспитавшим таких потрясающих людей, как мы с Ником, или они увидели свет в конце тоннеля, в виде возможности на несколько часов забыться и оторваться на вечеринке… А когда мама скинула фотографию, на которой дети в полном составе с упоением играли с железной дорогой, оставшейся от моих братьев и ждавшей своего часа на чердаке, и вовсе потеряли счет времени.

Вечер прошел на ура. Темы родительства и детских садов не поднимались каждые пятнадцать минут, а тосты о наших будущих детях и вовсе перестали звучать под конец. Мы переиграли во все настольные игры, бывшие под запретом по причине наличия мелких деталей, от души посмеялись над былыми приключениями и клянусь, еще немного, и сорвались бы в клуб всей компанией, как пришла смс от мамы – малыши хотели спать.

– Лин, ты же не против, если я останусь еще ненадолго? Обещаю быть дома к полуночи. К часу максимум, – умоляюще вопрошал Майк.

– Ой и я. Не могу оставить эту замечательную бутылку виски без моего присмотра. Согласен с условиями Майка, – прибавился еще один страждущий в лице Кларка.

– Хорошо, но завтра ты сидишь с детьми, пока я болтаюсь по магазинам, – вот от такого тирана, как Лея, услышать согласие – было верхом моего понимания. Тем более, весь вечер она даже не вела себя как сука, так что лимит ее снисходительности и без того был явно исчерпан. Никогда не перестану удивляться этому загадочному миру.

– Отличная идея, пожалуй, завтра я составлю тебе компанию. Развлекайся, любимый, – Лин чмокнула Майка в щечку и вместе с остальными друзьями, видимо не готовыми к таким резким переменам в режиме, отправилась домой. Эми и Адам не в счет – они всегда были за любой кипиш, однако бомба замедленного действия в виде их замечательного сына, который и так вел себя подозрительно хорошо, диктовала свои правила.

Стоило дверям закрыться, как вечеринка перетекла в совершенно другое русло. Парни ушли в отрыв, за час опустошив практически все купленные запасы виски. Двусмысленные шуточки звучали все чаще, а связная речь – все реже. Я уже готова была оставить друзей в чисто мужской компании, как на полпути из гостиной меня окрикнул Кларк. Этот очкастый блондин всегда умел поставить меня в неловкое положение:

– Хлоя, вот скажи мне пожалуйста – что вас, женщин, не устраивает в ваших мужьях? – увидев недоумение в моих глазах продолжил. – Когда конкретно наступает тот момент, что вы начинаете изменять?

– Ты к чему клонишь? – кажется, Ник мгновенно протрезвел.

– Дружище, я ни на что не намекаю, задал вопрос, – преспокойно промямлил Кларк, завороженно рассматривая янтарную жидкость в своем стакане.

– Нет уж, будь добр, поясни, – разгон у Ника от умиротворения до ярости был еще короче, чем у меня.

– Николас, остынь, просто хочу слышать мнение адекватной женщины. Кажется, последней адекватной женщины в нашей компании.

– Мне, конечно, безумно приятно, но я все еще не понимаю, зачем тебе мое мнение, – надеюсь, мои попытки проявить безучастность не были слишком очевидны явно перебравшему Кларку. Ведь я прекрасно понимала, о чем идет речь.

– Хлоя, как мне это остановить? Где и когда я оплошал, ведь все было так хорошо…, – Кларк словно был готов заплакать. Или отключиться. Одно из двух.

– Хочешь сказать, что нашелся кретин, позарившийся на верность твой жены? Друг, прости, но у тебя паранойя. Дай ей волю, Лея, эта твоя рыжая бестия, всех мужиков со свету сживет, как она еще тебя не съела, как самка богомола, – Майк будто тоже протрезвел, предвкушая веселую беседу.

– Оставь его в покое, Майк, – рыкнув, зарубил насмешки на корню Ник.

– Погоди, так ты ТОЖЕ знал? – вот тут я поняла, что ляпнула лишнее, потому что все три пары глаз уставились на меня. Чертово красное сухое.

– Что ты сказала? – глаза Кларка вот—вот готовы были вылезти из орбит и поскакать по паркету подальше от этой Санта—Барбары.

– Да ладно? – Майк, ликуя, откинулся на стуле.

– Милая? – Ник старался придать нежности своему голосу, пусть и весь его вид выдавал крайнюю степень растерянности.

– Ой, да перестаньте. Почему допрос именно у меня? Все в этой комнате знали, что Лея уже больше года изменяет своему мужу, за исключением Майка. Который, кстати, был слишком занят, пытаясь не спалиться в своих собственных загулах, – а знаете что? Достали уже меня со своими тайнами.