А вот еще летне осенний эпизод. Я со сверстниками играю на траве возле полевой дороги на нашей улице. По этой дороге в день проедет бригадир на пролетке раз-два . Вдруг галопом несется пара лошадей, запряженная в повозку, а в ней 2 хлопца лет по 15. Их догоняют 4 казаха взрослых верхом на лошадях и на наших глазах возле нашего дома вилами колют этих хлопцев. Пока те, обливаясь кровью, не падают с ног, а казахи величаво покидают поле брани, а хлопцы и не оборонялись вовсе. Так как кроме одного кнута для лошадей у них ничего не было. А причиной избиения хлопцев стали несколько клочков сена из копешки возле дороги, где был аул казахов. Хлопцы эти были из Украинки, где был сельсовет. И рано утром их послали отвезти зерно на элеватор в Исилькуль. Видно не доспавшие хлопцы на обратном пути уснули в телеге, доверившись лошадям. Но те тоже проголодались и, учуяв запах сена, свернули с дороги, подошли к копешке сена и стали дергать пучки сена из копешки и жевать. Что и увидели казахи из аула и стали кричать. А четверо схватив вилы, прыгнули на своих коняшек-монголок, которые могут лететь галопом со скоростью 80км\час все 50 км. Пацаны от шума из аула проснулись и погнали своих коняшек запряженных в телегу со скоростью 30км\час. А поскольку до Украинки было км 15, а до Ночки 5, пацаны свернули телегу в Ночку в надежде, что русские из Ночки им помогут. Но это был обеденный час женщины, и подростки были на работе, а в деревне были немощные старики и дети до 10 лет-итог хлопцев покололи казахи за 3 пучка сена съеденных лошадьми. Так зарождалась неприязнь к нации, вместе с анекдотами о жирных казахах, мол, поел казах котелок барашка, оперся толстым животом о луку седла и лопнул у него живот. И как-то прощаешь людям свое нации и жестокую драку моих сверстников в возрасте 15-17 лет в той же Ночке занозами стальными прутьями от ярма быков. Улица на улицу из-за того какому-то пацану Ваньке с нашей улицы симпатизирует девчонка Машка, а она нравится ее соседу Гришке. Прощаешь и тому солдату с эшелона переброски войск из Германии к Японии летом 1945 года, когда меня мама послала продать ведерко репы которую она беременная корячась, вырастила под окном квартиры. На привокзальный базарчик. Солдатик тот, в отличие от других, купивших у меня репу на этом базарчике по1 рублю за штуку при цене коробка спичек 2 рубля, спросил почем репа, взял 10 штук самых отменных и ушел не заплатив. Несмотря на крики моих соседок-торговок. Ребята постарше. у эшелонов солдатских меняли свежую зелень на ножики, патроны и прочую мелочь. Патронами потом устраивали фейерверк, иногда с последствиями. В Исилькуле был перегонный аэродром, где садились самолеты американские и наши при перегоне их с Дальнего Востока в сторону фронта и для маскировки самолетов вдоль дорог были отрыты траншеи под самолеты. Пацаны разводили костер у трашеи, сами залезали в траншею и бросали патроны в костер, те естественно стреляли пулями, впечатление от единственного моего присутствия при этом «Свистят они как пули у виска..»
Оскорбленная справедливость вела русских против татаро-монгольского ига, Бонапарта, Гитлера, США в Корее, Вьетнаме, своих сливок-царей доморощенных и привозных, доведших народы России до появления Разина, Пугачева, революции 1905 года и 1917 года. Чтобы сливки народ не снимали в отдельную крынку, нужно чтобы они не давили сильно сверху на остальное молоко-народ и давали ему жить. Лучшее качество этого молока-народа получается при размешивании сливок в молоке. Европейские сливки. это поняли давно, после взятия Бастилии и Красной Баварии, те сливки, которые этого не понимают, не делятся с молоком-народом и доводят до оскорбления справедливости, в своей недальновидности получают выборку сливок из крынки, что очень плохо влияет на качество и жизнь народа
Окно в Европу
Самая тяжелая зима в плане питания, была у нас зима 1947-1948г.г., неурожай в Сибири даже картофеля был. С весны не было дождя, а к осени он зарядили и много картофеля, как и зерна, погибло, а тут отменили карточки, но еды не прибавилось, опять весной народ пошел по колоски и мороженый картофель на полях колхозных
Отца в это время перевели в опер уполномоченные в одно из немецких сел нашего района Пучково (колхоз имени Чкалова). Как недавно написали в «Известиях» все наши вожди при советской власти были идеалисты вначале, но при ближнем знакомстве с народом становились диктаторами, а кто ими не становились, те вели к развалу экономики и государства, как случилось у Брежнева и Горбачева. Так вот оперуполномоченный назначался райкомом партии и районным отделом милиции для того, чтобы на селе вовремя готовили семена к посеву, ремонтировали технику, вовремя сеяли и убирали урожай и больше сдавали этого урожая государству, потому что в 1945-1949 годах было еще голодно, не говоря о странах Варшавского договора, включая Восточную Германию. Государство до того любило свой народ, что действиями своими предлагало: ты народ спи, мы тебя разбудим, чтобы ты умылся, побрился, накормил скот вовремя и больше бы поработал в колхозе. Для блага всего народа заработал бы больше трудодней, а от большого или малого урожая государство возьмет почти все. Оставив на трудодни по 10-30 грамм зерна на трудодень, что при заработке в 365 трудодней колхозник, в среднем, получал 36-100 кг зерна в год. При простом расчете становилось видно, что при норме хлеба на одного человека в день-300грамм карточная пайка военная на детей и служащих и 800 грамм на рабочего, этого хлеба не хватало даже одному работающему колхознику, а если в семье малые дети, куда деваться бедному крестьянину. В общем, была государственная барщина, от которой бежали беспаспортные колхозники в армию, институты, чтобы там получить паспорта. Но нельзя сказать. Что виновата социалистическая система. Эта система ковала атомные бомбы, ракеты и реактивные самолеты, конструкторов и рабочих высококвалифицированных сгоняли в шарашки высокооплачиваемые, по тем временам, институты и ящики держали под неослабным вниманием. А сельское хозяйство тоже вроде было при семи няньках. От секретаря ЦК Компартии до парторга колхоза, от министерства сельского хозяйства до института исполкома по сельскому хозяйству.
Так почему же рывок в технике получился уже в 1953 году-атомная и водородная бомбы. Ракеты, реактивные самолеты, а в сельском хозяйстве только к 1958 году. Я никогда не был в сливках. Читал только газеты и видел крынку изнутри, из молока.
Да, в 1950 году был первый хороший урожай зерновых в Западной Сибири. Еще лучший был в 1952 году, уже тогда стало ясно, что нет необходимой уборочной техники, элеваторов и спецвагонов для перевозки зерна, а про деревенские участки первичной обработки зерна и говорить не надо. Все держалось как в войну на женских бицепсах, школьниках и горожанах, привозимых на 2-3 недели в деревню. Все наши идеалисты коммунисты диктаторы, начиная с Ленина, не учитывали в своей работе релаксационный характер советского (русского) народа.Сигнал от кнопки на столе секретаря ЦК КПСС угасал или сильно деформировался уже у инструктора горкома сельского хозяйства, а нужно было ещё чем-то расшевелить селян, чтобы они от души полноценно отработали сезон посева, обработки и уборки урожая, не считая грамотной зимовки животноводства. За работой райкомов для народа ничего не стояло, кроме проталкивания в председатели колхоза нужного райкому человека. В 95% это был «Свой» человек, а не специалист и даже не святой веры коммунист, наезды в данную деревню 1-2 раза в год по случаю лекция или сообщение о каком-то пленуме или давай-давай план. Не были коммунисты-руководители районов и области своими людьми на селе. Не знали, как расшевелить народ. За небольшим исключением для подъема производительности их труда, как заинтересовать селян, а не гнать сверх плана на элеватор по дороге, усыпанной зерном вместо асфальта, что наблюдалось сплошь и рядом в целинное время.
Не было уверенности, что урожай, какой бы он не был, не увезут на элеватор государству, оставив селянам, хлеб до февраля месяца как было во времена Некрасова. И все эти руководители, включая до ЦК, которые рядились под народные руководители, умели материться и пить белую и загубили дело 1917 и 1945 годов, русский народ оставался на 1948 год, в большинстве своем, на селе ленным, неисполнительным и пьяным, из-за чего урожай большей частью зависел от природы. В 1948-1949 г.г. урожай собирали по 6 центнеров зерна с гектара, да и то засоренного сорняками,
В июле1948 года наша семья переезжает в село Пучково Исилькульского района Отец назначается директором начальной школы, а мама учительницей. В феврале этого года, родился наш брат Борис. В школе еще был учитель Петр Иванович Нефейльд – из поколения немцев, приехавших по зову царицы России Екатерины второй на Украину. А при заселении Сибири, приехавших вместе с русскими и другими нациями в нашу область, все коренное население села Пучкова состояло из этих немцев. В селе была одна улица дворов на 50.а Петр Иванович с братом бывшим инженером из Ленинграда и двумя сестрами жили на хуторе в 3х км от села. Ближе к ж д. полустанку, откуда брат Петра Ивановича привозил один 30 ти ведерную бочку деревянную уложенную на телегу с двумя оглоблями с речной водой из водопровода Омск-Исилькуль для паровозов. Говорили, что от сильной работы инженером у него «поехала крыша» и его не отправили в лагеря как всех немцев, а отпустили сюда к родным. Иногда отец меня посылал к Петру Ивановичу на хутор с какими-то поручениям В одно из посещений хутора я видел, как ленинградский брат читал книги из библиотеки большой Петра Ивановича. Держа их почти у колена стоя. Я думал, что это от недуга его. Но сейчас понимаю, не было у него очков нужной диоптрии. На хуторе был большой сад. Наша семья жила в квартире при школе. Квартира состояла из кухни на углу деревянного корпуса школы и одной большой комнаты, в которой мы спали. Папа с мамой на отдельной кровати и стояли еще 2 кровати одна моя и одна 2-х сестер, и зыбка младенца Бори. у которого была грыжа от рождения, и он долго плакал, невзирая на заговоры бабок, к которым возила его мама. И только когда исполнилось ему год, сделали операцию и все прошло. Еще была у нас кровать, где жила прислуга помогающая маме в уходе за детьми и приготовлении пищи. Когда мама вела уроки в школе. Из кухни были 2 двери. Одна в сени, где был чулан. Другая в учительскую-библиотеку детской литературы. Книги, которые я все прочел за5 лет проживания там. Там я сделал первый грех тяжкий. Украл сначала одно печенье из портфеля Петра Ивановича. Потом стал брать по 2 печенья. Такие они были вкусные их пекла сестра Петра Ивановича, мужчины за 70 лет худощавого, как и его сестры. И когда я стал брать (воровать) у Петра Ивановича по 2 печения он стал приносить в портфеле не по 5 шт., а по 7, то есть на мою долю. Как не были печения вкусны и, тем более что мы питались скудно в семье, но когда я пошел учиться в 5 класс. в школу села Маргенау я забросил это воровство
В колхозе имени летчика Валерия Чкалова в селе Пучково в 1948 году был председателем бывший полковник, которого направили сюда после ранения. Его дочка вечно растрепанная, была замужем также за офицером высоким, здоровым парнем, работал ли он в колхозе. Не знаю, но что точно помню. Что про него говорили немки взрослые «видишь, как Матрена устроилась, ни чиста. Ни умыта, а муж дитя обхаживает и даже полы моет» Зимой 1949 года председатель Фомин вместе с дочкой. зятем и внучкой уезжает к себе в Подмосковье. И тут началась карусель, райком партии предлагает поочередно 3 разные кандидатуры своих людей в председатели .А немцы-колхозники на 80% состоящие из женщин.3 парней до 20 лет, одного ветеринара, с обожженным лицом и пацанов до 16 лет уперлись в одну свою кандидатуру из соседнего немецкого села немца лет 75,здорового как Поддубный. В конце концов, райком сдался, но председатель этот работал недолго. В 1950 году стали укрупнять колхозы и наш колхоз им. Чкалова сделали бригадой соседнего колхоза им. Энгельса тоже с немецким населением, бригадиром стал парень из нашего села Пеншель, такой же крепкий богатырь. Он бригадирствовал до нашего переезда из Пучково в Васютино летом 1953 года.
Ближайшие села у Пучково Маргенау , где был наш сельсовет, МТС,7-ми летняя школа, куда мы ходили пешком за 5 км с 5 по 7 класс, совхоз Боевой 4 км от Пучково, где я учился в 8 классе, колхоз им. Энгельса. в 3 км от Пучково. Во всех этих селах жили переселенцы-немцы, с Украины, но больше всего их было в Пучково. Где кроме нашей была еще одна русская семья приемщицы молокоприемного пункта Мордасовой с сыном моим сверстником, который курил с 3го класса и приносил на обед в 5 класс бутерброд из белого каравая с маслом и посыпанный сахаром, когда мы жевали картошку варенную, в лучшем случае кусок испеченной дома лепешки. В колхозе Чкалова отнимали у колхозников в 1948-1949 г.г. как и везде по максимуму, а в столице Азербайджана-Баку в это время после отмены карточек появилось изобилие хлеба, как рассказывала Света моя жена. Но, боже мой, в 4х км от Пучково за ж. д. преездом стоит чисто русское село Петрово размером с Пучково, это был показательный контраст. Что значит разное отношение нации к труду, порядку на личном и колхозном подворье. Вообще к экономике малой ячейки общества семьи или небольшого колхоза. В Пучково не было единоличников, не было и мужчин из числа поселенцев. Кроме обожженного ветеринара, старше 20 лет. В 1941 году всех их забрали в трудармию, и никто оттуда не вернулся. Жили здесь еще высланные в 1941 году немцы Поволжья, включая мужчин всех возрастов и калмыцкие семьи, высланные сюда в 1942-1943 г.г. Жили они в откопанных к их приезду или ими самими землянках, по стенам которых зимой текла вода. Был дикий случай, один молодой калмык комсомолец умирал от чахотки. К нему пришла их баба палач весом под 130 кг и, уже накрыв его подушками по древнему обычаю, села на него, но его младшая сестра прибежала к немцам комсомольцам, те прибежали и стащили с него бабу палача и отправили его в туббольницу Омска и парень через полгода вернулся здоровым.
И было в Пучково многое, чего не было не только в окрестных русских деревнях радиусом в 100 км, но и в ближайших немецких селах. Ветряк для подъема воды из скважины глубиной 60 . Дизель с калильной головкой и заводкой его маховыми колесами, который крутил генератор, обеспечивающий село электроосвещением и все службы, конюшни, скотные дворы, крупорушку, мельницу, маслобойню растительного масла,2 тока обработки зерна и это при освещении в окрестных деревнях керосиновыми лампами, лучинами и свечками. Были в Пучково еще большой ледник как скирда сена для молокоприемного пункта, куда сдавали молоко не только колхоз, но и сельчане, тогда действовал порядок. Каждый живущий в деревне имеет он скотину и птицу или нет, обязан сдать государству не менее 1 кг сливочного масла и какое-то число яиц в месяц, не давая паспорта живущему в деревне селянину. Тому не куда было деваться, как покупать корову или масло и сдавать молоко или масло государству, равно как и куриные яйца. В ветеринарном пункте, который располагался почему-то напротив школы, благодаря ветеринару и банку спермы от хорошего бугая или жеребца,все коровы и кобылы нашей деревни имели ежегодно потомство. Жеребец был до того мною не виденного размера с покалеченной ногой, его этот колхоз купил после травмы на ВДНХ СССР до войны, . А в соседних деревнях, где уповали на бугая процентов 20 коров там оставались без потомства. В коровниках колхоза было 2 сотни коров и столько же молодняка, а также была свиноферма. Впервые я там увидел траншейное силосование. А везде кругом кормили скот сеном, и по весне голодный скот поедал одну солому. Т.к. сена не хватало. В Пучково подспорьем для животноводства служили посевы турнепса, который вырастал размером со средний кочан капусты, красная и белая свекла, подсолнечник сеяли полем размером по 20-30 га и после отжима масла, жмых подсолнечный и рапсовый также давали скоту, а подсолнечное масло давали на трудодни. У каждой семьи были коровы, свиньи, куры, у некоторых кролики. В большинстве дворов скотный двор, и сенник и колодец были сблокированы под одной крышей, что позволяло даже в 40 градусные морозы хозяйке в небольшой телогрейке быстро дать корм животным, убрать навоз обычно из деревянного приямка, который имел сток на улицу, подоить корову. Все это надо было сделать до 6 утра т.к. в это время начиналась дойка коров на колхозной ферме и их обслуживание равно как в телятнике. И на свиноферме и в большой конюшне (лошадей на 30 и быков рабочих на 20 голов). Бригадир не метался по деревне, выдирая с кровати после ночной гулянки парней, как в русской деревне Ночка, все по не писаному распорядку сами делали все работы вовремя. У многих дома были ручные сепараторы, и я ходил к одной соседке, куда меня посылала мама, и носил молоко от нашей коровы. Мебель по конструкции и по качеству стоявшая в домах немцев-переселенцев в 1948-1950 годов, приобретенная не известно когда, была на уровне мебели 90х годов, продаваемой в московских магазинах. Во многих домах стояли низкие печи для варки патоки из белой свеклы и варенья из нее с фруктами, ягодами и коровьими сливками. Для этого на эти печи устанавливались железные прямоугольные противни, объемом литров на 50-100 высотой до 25 см. Недостатка в ягодах не было, т.к. огороды за каждым домом в 1 гектар отделялись друг от друга рядами смородины (черной, белой, красной), малины, крыжовника, вместо плетня и заборов в русских деревнях. Фруктовые сады у немцев состояли из деревьев яблоневых, грушевых, черной, белой и красной сливы. В деревне не было магазина, но не было и самогоноварения и пьяных драк за все время моего там проживания, в течение 5 лет. Мама и папа были заняты ежедневной работой в школе, проверкой тетрадей, подготовкой к урокам, своими детьми. Нас было 4 в 1948 году, а также содержанием нашей кормилицы коровы. Теленка от нее, который ежегодно в конце октября превращался в зимний запас мяса, чему помогал старичок немец, тщедушный, редко вынимающий трубку изо рта из-за чего без трубки у него было отверстие в сомкнутых губах. Скотобойня проходила на моих глазах молча и быстро, затем следовал съем шкуры, которую он брал за работу.свежевание и разделку туши. Потом наступали дни поедания вкусных блюд из требухи, кишок и прочих вкусных вещей. Этого мяса на борщи, супы и котлеты хватало нам до весны. Картошку по весне мы сажали на пришкольном огороде, который был разбит на спортивную площадку и огород для учителей. Сначала мы с папой пахали этот участок чернозема, я вел пару быков или лошадей, а папа вел плуг, потом бороновали. Потом под лопату сажали разрезанные на кусочки с «глазком» – отростком артофелины. Папа поднимал лопатой кусок чернозема, а я туда бросал кусок картошки. Кусок чернозема опускался сверху. Летом нужно было дважды прополоть как минимум вылезшие ростки картошки от сорняков, окучить , т.е. подсыпать чернозема на растущие клубни, ну а осенью в сентябре в основном копали картофель и ссыпали его в погреб под кухней в школе. Летом нужно было накосить сена для коров, для чего нам колхоз выделял места на опушках мелколесья, где конной сенокосилкой косить трудно. С 5 го класса отец брал меня на сенокос, мы косили косами-литовками траву для сена. Какая благодать эти июльские покосы. Под косой ложится сибирское разнотравье с включением аллорозовых ягод земляники и запахом подсеченных трав, цветов и ягод. Порой из-под косы взлетают перепела, оставляя гнезда с яйцами, или в 2-3 шагах выбегает куропатка и медленно удаляясь, хочет увести тебя от своего гнезда, вроде вот-вот руками поймаешь, но не тут-то было. Покос начинается с отбивки косы еще дома молотком на узкой наковальне (бородке). Потом небольшим выравниванием оселком (бруском). «5 км пути до места покоса с косой через плечо, с сумкой с едой и бидончиком воды. Пришли и начали "коси коса пока роса…". Отец впереди, я за ним, иногда я застревал на полянках земляники, собирал в кружку, а порой просто поедал горстями витамины сами просились в организм. Кроме того земляника полезна при болезни печени, желчного пузыря и почек и поджелудочной железы. Которая у меня больная была с детства. Обед на покосе состоял в основном из хлеба, сливочного масла, яиц отваренных вкрутую или всмятку, огурцов свежих или малосольных, отварной картошки и молока утренней дойки. Взятые продукты все съедались на покосе, в отличие от военных лет, когда тетя Маруся или дядя Володя зимой приносили с работы ломтик хлеба замороженного – «лисичкин хлеб» – вкусный казался! Наконец наступал 2 или 3 день сено в валках подсыхало, его надо было перевернуть, чтобы сторона прилегания к земле тоже подсохла, через день валки сухого сена сгребали и складывали в копны. В сухую погоду 1.5 тонны сена для зимнего пропитания одной коровы накашивали, сушили, копнили за неделю, потом свозили на большой телеге, предназначенной для этого, запряженной парой быков. Дома, в метрах 10 от сарая, складывали его в скирду высотой и шириной в 3 м, длиной 10м. Зимой крючком с пикой выдергивали клочками-охапками, таскали в сарай в кормушку коровы. Которая с удовольствием уплетала его 3 раза в день, включая сухую землянику, от которой и я не отказывался. Хороша сибирская деревня зимой лыжи, санки, горки из снега. В марте 1949 года привезли в Пучково высланных латышей семьями и расселили их часть по домам часть в землянках, которые уже освободили немцы. У моего друга Абрама Тиссена сверстника поселилась семья поволжских немцев к этому времени, потому что мать этой семьи забеременела и ждала ребенка, их поселили на большой кухне. Семье латышей выделили большую комнату с отдельным входом, в семье были отец, мать, два мальчика – Петр и Роберт, и девочка грудная и еще бабушка 80 лет. Худощавая, но ходившая босиком по снегу до уличного туалета, стоявшего метрах в 20от дома в огороде, потому что колодец был под крышей дома. Семью выселили из Латвии за сотрудничество с немецкими солдатами, мать стирала им белье. В 24 часа они собрали только теплую одежду, часть белья и нужные вещи. По приезду в Пучково каждой семье выдали по 3 круга подсолнечного жмыха от колхоза, остальное они видимо получали бесплатно, а может и в обмен на что-то от местных немцев. В одной землянке, освобожденной немцами Поволжья, поселили латышку-баронессу с ее дворецким моложе лет на 20. Не помню, как я попал в эту землянку, но меня поразил контраст хорошо одетой женщины и текущие струи воды по стенам землянки, в которой окон не было, а была только дверь, от которой вверх к земле была лестница в земле. Была семья, в которой были сестра и брат лет 20.брат играл на скрипке и летом 1950г молодежный интернационал из немцев калмыков, латышей в возрасте 15-22 лет устраивал на площадке возле школы под большой елью, высотой метров 10,танцы под эту скрипку и гармонь, или аккордеон. Семья этой девушки и парня была выселена в Сибирь, т.к. их отец предал брата – партизана в войну. Скрипач танцевал с моей дальней родственницей Валей-девушкой 17 лет, которая какое-то время была нянькой у наших младших сестры и брата и они какое-то время встречались. При более зажиточной жизни коренных немцев в этой деревне, имеющих свои большие города, сады и капитальные постройки, бедствовали калмыки, поволжские немцы и некоторые латыши. Хотя уже через год отец Петра и Роберта Буциниксов построил саманный дом на краю деревни, для чего вся их семья с мая по октябрь мешала глину с соломой босыми ногами, делали из этой смеси саманные блоки, после сушки на открытом воздухе из них был собран 2х комнатный дом. С кухней, кладовой и верандой на приподнятом фундаменте. Улица была засажена тополями, а недалеко от мельницы был большой плодоносящий яблоневый сад. В котором мы пацанами часто без спроса набирали за пазуху рубахи 5-10 яблок, которые приглядела у меня одна цыганка и предложила погадать в обмен на яблоки. Цыганка была из табора, стоявшего за околицей деревни дней 10.За десяток яблок мне была предсказана судьба инженера, что я и осуществил в жизни. Более зажиточная жизнь немцев местных этой деревни не исключала несправедливости к некоторым из них. Так в эти годы заболела туберкулезом красавица девушка, одна из двойняшек (второй был брат) зажиточной семьи. Для неё жертвовали на колхозной конюшне упитанных щенят. Умерла молодая женщина от аборта в домашних условиях, до областной больницы не довезли. Но это все несправедливость судьбы, а не общества. Каких-то эксцессов насилия в деревне не припомню. Здесь я ощутил и свое первое чувство к немецкой сухопарой, застенчивой девочке Марии, которая со мной в группе школьников из нашей деревни ходила в 7-летнюю школу села Маргенау, но я ей об этом не сказал. Естественно всего я не знал как по малости лет, так и по занятости, зимой школа с часовым походом в школу и обратно. Летом меня со старшей сестрой отправляли на поправку к деду и бабке. В пионерлагере я ни разу не был. В 4-ом классе в Пучково со мной учились брат и его сестра лет 15-16,крупная девушка. Они жили на краю деревни в небольшом домике с матерью, и у них была еще одна сестра, которая в школу не ходила, были ли они из местных немцев или с Поволжья не знаю. Эти брат и сестра в 5 класс не пошли, а пошли работать в колхоз. Через какое-то время прошел слух по деревне, что к этой девушке зачастили парни нашей деревни. А немцев, калмыков и латышей из нашей деревни в армию не брали. А потом она и родила, но как сказали, отца определить не удалось. Да несправедливо это, полногрудой девушке нужен был жених для создания полноценной семьи, но видимо из-за малобеспеченности, мамаши наших женихов не захотели иметь такую сноху, и жизнь взяла свое.