Последние войны

Сергей понимал его чувства и понимал в какой трудной ситуации окажутся пограничники. Прежде они вылавливали контрабандистов с наркотиками, пресекали переход границы небольших вооруженных групп. Но сколько они продержатся, когда разбитые отряды моджахедов начнут, как тараканы, форсировать реку? Те то ведь окажутся между молотом и наковальней. Позади – талибы, впереди – русские, с которыми они воевали еще совсем недавно. Стрелять по моджахедам или нет? Или просто разоружать, если и они не будут оказывать сопротивления, потому что, спасаясь от талибов, моджахеды превращались в политических беженцев?

Сергей вновь стоял возле мутных вод Пянджа. Вот только теперь его задание было куда как сложнее и опаснее, чем в прошлый раз, ведь ему надо было перейти через границу. Мысленно он давно готовился к этому, но ноги все равно немного дрожали.

Сергей спустился в землянку, где жили пограничники, сверху были настелены доски, присыпанные землей, так что снаружи и не поймешь, где землянка находится. Вход в нее закрывала маскировочная сетка, и если кто-то выбегал из нее, то казалось, что он появился волшебным способом из-под земли.

Вдоль стен шли двухэтажные нары, где-то в углу урчал генератор, а пограничники, которые не были заняты службой, сидели возле телевизора и смотрели какой-то фильм, записанный на кассете. Два десятка кассет стояли на полке в ряд. Коробки у них были затерты на углах – чуть ли не до дыр. Вероятно, их смотрели уже не один раз, и каждый из пограничников уже наизусть выучил все реплики героев этих фильмов. Сергей пожалел, что, в спешке готовясь к этой поездки, не взял с собой из своей коллекции несколько кассет. Все равно ведь этот формат отживал свой век, на смену ему приходили фильмы, записанные на дисках, на которых и качество было гораздо лучше. Ему все равно придется избавляться от кассет, чтобы освободить место для дисков. Он мог бы сделать это с пользой для людей, а не просто сложить ненужные кассеты возле мусорного провода, в надежде, что их заберут соседи.

Сергею объяснили, что переходить границу надо ночью, потому что все господствующие высоты по ту сторону реки находятся в руках талибов.

– А обстреливать то нас они не будут? – спросил Сергей.

– Скорее всего, что нет, – получил он не очень обнадеживающий ответ от пограничников.

Он не знал, чем занять эти несколько часов, прежде чем опустятся сумерки и мир погрузится в кромешную темноту. Он сидел в землянке вместе с пограничниками, выходил наружу, подходил к Пянджу, но ему посоветовали не делать этого, талибы ведь могли догадаться, что если на заставе появился кто-то из гражданских, то он попробует границу перейти, и этой ночью они будут особенно внимательны.

Ему казалось, что тот, кто сидит на одной из горных вершин, куда забраться может разве что профессиональный альпинист со всем необходимым для этого снаряжением, смотрит на него в эти секунды в бинокль, видит его словно на ладони, а возможно он наблюдает за Сергеем через оптику снайперского ружья, и от таких мыслей его пробирал холодок, а по спине бежали мурашки.

К счастью, в рюкзаке у него нашлось место для книжки в мягком переплете, он сунул ее по инерции, вовсе не предполагая, что на чтение найдется хоть несколько минут времени, но вот теперь, устроившись в землянке под тусклой лампочкой, он мог убить часа два.

Он и до середины книжки не дошел, когда стемнело. Журналисты стали грузиться в машины. Сергей старался делать это как можно тише, потому что любой звук разносился на сотни метров вокруг, и ему казалось, что если прислушаться, то можно услышать дыхание людей, спрятавшихся на другом берегу реки.

Машины ехали с выключенными фарами, точно слепые, вдоль контрольно-следовой полосы, распаханной трактором, к которому прицепили борону. В свете звезд чуть серебрилась вода Пянджа. Воздух почти не успел остыть, оставаясь теплым, он совсем не освежал и почти не чувствовался на губах. Скорость машин была чуть больше, чем скорость идущего шагом человека, который никуда не спешит, так что за тот час, что заняла дорога, они проехали не больше пяти километров. Все это время Сергей настороженно поглядывал в сторону границы, думая, что вот сейчас там зажжется сильный прожектор, наведет свой луч на машины и тогда им придется возвращаться обратно. Но лучше было не рисовать таких картин в голове, а все мысли подавить, напевая какую-нибудь ненавязчивую песенку.

Колеса машин заскребли по песчаному берегу. Водители подъехали к воде. В темноту уходил стальной трос в палец толщиной. Нечто схожее, натягивая от берега до берега толстую цепь, делали когда-то при входе в бухту, чтобы ни один вражеский корабль не мог в нее проникнуть. Вот только этот стальной трос корабль разорвал бы.

Пограничники, сопровождавшие Сергея, выбрались из машин. Один из них вытащил из сумки фонарь и несколько раз помигал им, но что он сообщал, Сергей, конечно, не понял, потому что совсем не понимал азбуку Морзе. На другом берегу почти сразу же тоже несколько раз мигнул свет. Сергей вдруг понял, что тишина, окружавшая их, слишком обманчива. Лишь неопытному человеку, могло показаться, что она безжизненна. Но на самом то деле, она просто кипит жизнью.

Он не знал – как переводится название этой переправы. Но словосочетание Шерхан-Бандар ассоциировалось со злым и коварным тигром из сказки Киплинга. Афганцы ведь разбили в середине девятнадцатого века английскую армию в своих горных районах. Вот и придумал писатель для тигра имя, услышав которое, все знали – такое может носить только враг. А еще впоследствии англичане, в своей геополитической игре, натравливали на русских афганцев, поставляя им оружие. Очень пугало их расширение границ Российской империи в Средней Азии. Не далек ведь был и тот день, когда над Индией могли затрепетать русские трехцветные флаги…

Неожиданно тишину разорвал рев мотора, жуткий, точно и вправду тигр рычал, он показался Сергею очень знакомым, он стал перебирать, когда-то слышанные звуки, нашел похожий, но все никак не мог поверить в свою догадку, до тех пор, пока из темноты наконец-то не стали возникать очертания трактора, плывущего по реке. Это был «Беларусь», такой же старый и ржавый, как и те, что все еще работают на полях по всем странам СНГ. Наверное, это он пахал контрольно-следовую полосу, а затем его приварили к армейскому понтону, на котором среди ржавчины еще сохранились местами пятна бледно-зеленого цвета. Передние колеса у него были маленькими, а задние – непропорционально огромными, так чтобы водитель, сидевший в кабине, ощущал себя по меньшей мере, сидящем на спине у огромного слона. Но вот задних то колес как раз не было, их сняли, а на диски намотали стальной трос, протянутый через реку, и вот сейчас трос наматывался на диск и тянул к берегу понтон.

В кабине сидел афганец, завернутый в одеяло, но ему ведь почти и не надо было управлять этим чудом техники, а лишь следить за тем, чтобы стальной трос равномерно наматывался на диски, и чтобы скорость их вращения была не очень большой.

Понтон уткнулся носом в берег.

Журналисты перегрузили пожитки из машин на понтон. За несколько минут усиленной работы, все они вспотели, так что майки прилипли к коже.

Пограничники быстро проставили при свете фонаря выездные визы в паспорта всех журналистов. Вообще-то они могли сделать это и на заставе, там то ведь было удобнее, но то ли все ждали, что переход этот мог с первого раза не получиться, то ли еще чего-то. Они пожали на прощание руки, пожелали удачи, улыбнулись, похлопав по плечам, дескать – ничего с вами не случится плохого.

Плыть надо было метров сорок. Этот импровизированный паром был машиной времени, потому что на той стороне границы, которую покидал Сергей, шел 2001 год, а на той, куда он направлялся – наступил лишь 1380. Год примечательный. В том году русские полки под командованием Дмитрия Донского разбили татаро-монгольское войско на Куликовом поле. Этот переход в средневековье почувствовался сразу же. Правда, контрабандой сюда проникали технологии более поздних времен; тот же трактор, металлический паром, фонарики, автоматы, но люди здесь, осваиваясь с достижениями грядущего, все равно продолжали жить в средневековье.

Прогрессорство какое-то из романов братьев Стругацких.

Переправа называлась Фархоль Кокуль. Сергея и Игоря окружили афганские пограничники. Никакой формы с погонами на них не было. Походили они на каких-то повстанцев или бандитов, завернутых в одеяла, в пуштунках, небритые, бородатые, с калашниковыми в руках. Автоматы были тертые, краска на стволах слезла, обнажая, покрытый патиной металл, а на прикладах были многочисленные рубцы, но скорее от ударов, а не оттого, что обладатель этого оружия, ставил после очередного удачного выстрела засечку, таким образом подсчитывая число своих жертв. Калашниковы делали и китайцы, но эти автоматы явно остались еще с тех времен, когда в Афганистане дислоцировались советские войска.

Пограничники завели Сергея с Игорем в шалаш, стоявший возле берега реки – такой же примитивный, какие городят в лесу школьники. Судя по речным отложениям, во время разлива, вода добиралась не только до шалаша, но и гораздо дальше, так что этот пост приходилось переносить. Вряд ли его бросают на произвол судьбы. На первый взгляд никакой ценности в нем и не было, но ведь любая ветка в этих местах – тоже вещь дорогая, а на сооружение шалаша ушло много таких веток. Пограничники уж лучше разберут этот шалаш и перенесут его на сухое место, чем будут вновь рыскать по окрестностям в поисках веток для нового строения.

Сергей и Игорь входили в шалаш согнувшись почти пополам, чуть ли не в пояс кланяясь. Шалаш оказался таким низким и тесным, что пришлось сидеть на корточках, все равно здесь не получилось бы ни в полный рост встать, ни ноги вытянуть.

В шалаше горела только одна свеча, потому что вся территория простреливалась талибами. Наверняка, они знали, где этот шалаш находится, но все-таки не стоило им давать лишний повод проверить меткость своего глаза.

Прежде чем добраться до документов, афганцы подробнейшим образом изучили всю поклажу русских; рылись в одежде, с интересом рассматривая наклейки на джинсах и майках, щупая из какой ткани они сделаны. Зачем последнее – Сергей еще мог понять – вероятно, афганцы проверяют, не зашили ли что-то русские между швами, но вот зачем им изучать лейблы – для Сергея было непостижимо. Догадка появилась, когда афганцы приступили к изучению паспортов. Они внимательно перелистывали все страницы, подносили их совсем близко к глазам, потому что света от свечи было мало и на страницах почти ничего невозможно было прочитать. Сергей понял, что пограничники ищут израильскую визу. Он был в Израиле пару лет назад. Зная о том, что визу этой страны для соседей и не только – сравни красной тряпки для быка, Сергею ее в паспорт ставить не стали, на тот случай, если вдруг из-за работы своей вздумает посетить какое-либо из арабских государств. Но ведь в паспорт все равно проставили на таможне въездные и выездные штампы. Возможно, афганцы и не поняли бы, что это такое, но не стоило так рисковать, лишние проблемы никому не нужны, так что на этот случай у Сергея был второй заграничный паспорт, а тот, что был с израильскими штампами – он благополучно оставил дома в письменном столе.

«Они искали одежду с лейблами израильских фирм, – вдруг осенило Сергея, – вот ведь на чем он мог проколоться. Их, конечно, можно купить в Москве, но преобладай такая одежда в его гардеробе, это вызвало бы у пограничников вопросы».

Паспорта никаких нареканий у пограничников не вызвали. Они извлекли печати из-под пол одеял, в которые были завернуты, сделали оттиски на афганской визе, вернули документы Сергею и Игорю.

На оттиске стояла дата: 1380 год.

Сергей, разглядывая ее, вновь почувствовал, как мурашки бегают по спине. Страшно было вот так за несколько мгновений оказаться в прошлом. Историки, видимо, не знают, о такой возможности, а то бы они душу продали, чтобы перенестись в тот год, в которой перенесся Сергей. Вот бы еще, попав в это время, понаблюдать и за Куликовской битвой и за другими событиями.

Среди вещей пограничники искали еще и бутылки с алкоголем. Ввоз его на территорию Афганистана, как и во многие другие мусульманские страны, категорически запрещался, но был очень простой способ провести алкоголь контрабандой. Две из тех огромных пятилитровых пластиковых бутылок, что везли Сергей и Игорь, были заполнены уже не водой, а водкой. Крышку с бутылки аккуратно снимали, так чтобы не повредить ее, обычно чуть разогревая на огне, чтобы она немного расширилась, выливали воду, вместо нее – заливали водку, а после возвращали крышку на прежнее место, она остывала, становилась меньше и следы проведенной операции – исчезали. Конечно, жидкости различались по плотности, по своим характеристикам и, скорее всего, даже при внимательном визуальном осмотре можно было найти те бутылки, где перевозилась водка. Но это при дневном свете найти различия не трудно, а поди сделай это ночью, при свете звезд, да и не были уверены афганцы, что русские обязательно должны везти водку.

Уладив все формальности, заполучив разрешение на въезд в страну, караван двинулся дальше – теперь уже на местных машинах. Надо заметить, что это были ни какие-то развалюхи, а два внедорожника десятилетней давности в очень приличном состоянии: Тойота «Ленд-Крузер» и маленький грузовичок «Митсубиши», с кузовом, где, обычно, перевозят навоз, скот и прочий сельскохозяйственный скарб. Грузовичок для этих целей, похоже, не использовался, иначе в кузове остались бы следы от пребывания в нем животных и стойкий запах нечистот. Сергей увидел лишь в углу кузова подозрительное темное пятно, очень похожее на лужу засохшей крови. Вряд ли у кого-то от качки пошла носом кровь. Внедорожники пилотировали люди, внешне мало, чем отличимые от пограничников, вот только оружия у них не было, по крайней мере, не было заметно, что у них есть оружие. Не будь у них груза, они все уместились бы в одной машине.

– Сколько стоит от переправы до Хаджи Багаутдина доехать? – спросил Сергей у водителя.

– Дусат доллар, – ответил тот.

Сергей и без перевода понял, что это двести – сумма непомерная. Афганцы за любую свою услугу заламывали слишком много, и сбивать можно было не то, что вдвое, как это обычно на базаре случается, когда торгуешься за приглянувшийся сувенир, а раза в четыре. Водитель, вероятно, думал, что имеет дело с людьми, которые абсолютно не знают расценок, не знают – какое расстояние до Хаджи Багаутдина, да и привыкли они уже к тому, что американцы сорят своими деньгами на право и налево, будто это ничего не стоящие бумажки. Русские к долларам относились более бережно, к тому же Сергей знал примерны цены.

– С одного человека? – спросил Сергей.

– Нет, – сказал водитель, – одна машина. В нее человека четыре влезут.

– Нет, не пойдет, – покачал он головой, – дусат – много.

– Почему много? – удивился водитель, – дорога дальняя и трудная.

– Трудная – согласен, но не дальняя, – продолжал торговаться Сергей чуть ли не на пальцах. Но водитель его хорошо понимал, да и он водителя.

Переход границы здесь был поставлен на поток и тем, кто хотел отправиться вглубь страны, не надо было утруждать свои ноги. Водители этих машин ждали своих клиентов на границе, как ждут их таксисты в аэропортах, как будто границу переходили по расписанию, по такому же расписанию, по которому летают самолеты или ходят поезда. Они всегда знали – сколько человек приедет на пароме, и знали о том, сколько им понадобится машин. Кто-то то ли из Душанбе, то ли еще откуда-то сообщал им всю нужную информацию.

«Но зовет нас путь».

В голову отчего-то пришли слова из этой старой песни «Машины времени». Сергей давно ее не слушал, потому что записана она были на виниловом диске, а проигрыватель к ним давным-давно сломался и чинить его он не собирался. Он купил эту пластинку лет пятнадцать назад в магазине на улице Кирова, теперь она называлась Мясницкой, и заслушал его до такой степени, что игла проигрывателя так и норовила перепрыгнуть с одной бороздки на другую. На другом носителе он эту песню не стал покупать, даже если бы сподобился купить – все равно не стал бы слушать. Объелся. Почему она пришла на ум? Она ведь совсем не соответствовала обстановке, была для нее слишком мягкой и романтичной. Здесь надо что-то жестче, но ничего другого в голову так и не пришло.

– Сколько он просит? – спросил у Сергея Майкл.

– Двести долларов за одну машину.

– Хм, – задумчиво промычал Майкл, вероятно, сумма не показалась ему уж слишком высокой, но считал, что Сергей лучше разбирается в обстановке, – сколько ты думаешь выторговать?

– Вообще-то полтинник – красная цена, тут ехать то километров десять-пятнадцать, но за полтинник он, боюсь, не согласится, буду торговаться на семьдесят долларов. Ты как, готов к таким затратам?

– В принципе стольник даже могу предложить, – сказал Майкл, – ты вот что, если он ни в какую соглашаться не будет, то предложи сто пятьдесят за две машины. Сто – моих, пятьдесят ваших будет.

– Хорошо, – сказал Сергей.

Водитель внимательно прислушивался к разговору, хотел понять – о чем же пытаются договориться журналисты. Он уже догадался, что за двести долларов они не поедут, предложение в сто долларов за две машины его сильно разочаровало. Он стал махать руками, как мельница на сильном ветру, рассказывать, что бензин стоит дорого, что обстановка на дорогах – опасная и меньше чем за триста долларов – две машины никак нельзя будет заполучить.

После пятнадцати минут жарких переговоров Сергею удалось таки добиться той цены, на которую он и рассчитывал, то есть сто пятьдесят долларов, но он честно предложил Майклу разделить эти траты пополам. Тот стал отнекиваться, говорить, что без помощи Сергея ему пришлось бы и двести долларов водителю заплатить, а так он даже очень сильно экономит. Да и к тому же Сергей вел переговоры и эта работа тоже должна оплачиваться.

– Как знаешь, – не стал терять время на уговоры Сергей.

Впоследствии, он никогда больше 50 долларов водителю не давал, даже если приходилось ехать километров за сто от их базы.

На дворе стоял октябрь – месяц песчаных бурь. Ехать в машине было совершенно невозможно, оттого, что в полутора метрах вокруг сплошной стеной стояла песчаная пелена, похожая на тучу саранчи, которой не счесть числа. Здесь было еще хуже, чем в Таджикистане.

Большую часть пожитков сложили в кузов, но дорога изобиловала кочками и неровностями. Тот, кто по ней хоть раз проехал, уже не стал бы говорить, что в России дорог нет, а есть лишь направления. Из-за этих кочек часть груза могла выпасть, никто бы этого не заметил, а когда они доедут до конечной точки, и обнаружат пропажу, то, конечно, не станут возвращаться искать выпавшие сумки.

Грузовичок – мог ехать первым, второй внедорожник – следом за ним. В этом случае, если из «Митсубиши» что-то вывалиться, то те, кто ехал на «Ленд-Крузере» теоретически должны были это узреть. Но беда была в том, что корпус грузовичка едва проглядывался сквозь песчаную пелену – и что уж там с него падало или не падало, разглядеть оказалось практически непосильной задачей, да и мало радости, когда под колеса тебе свалится пятилитровая баклага с водой или еще какой груз.

После совещания было принято решение отправить одного из журналистов в кузов, чтобы он следил за сохранностью грузов. Того неудачника, кому предстоит этот подвиг совершать, решили выявить жребием. Взяли несколько спичек – по числу участников розыгрыша, отломали у одной из них головку, потом Сергей зажал их в пальцах и предложил всем по очереди вытянуть свою судьбу.

Первым тянул Майкл, потом Игорь.

Сердце Сергея замирало по мере того, как не сломанных спичек становилось все меньше, вытягивали только их, а шансы Сергея оказаться в кузове, становились все выше.

– Тяни, – сказал он с кислой физиономией Саймону – предпоследнему из участников розыгрыша.

Сергей настроился, что парень вытащит не сломанную спичку, он уже смирился со своей участью и даже удивился, когда оператор достал короткую спичку.

– Поздравляю, – сказал ему Сергей.

Потом показал всем, что в руке у него осталась целая спичка, а, следовательно, он справедливо, без всякого шельмовства, оказался среди тех, кому в этом конкурсе повезло.

Бедолага забрался в кузов, сел среди тюков и баклажек, прислонившись спиной к кабине и раскинув в стороны руки. Под зад Саймон подложил чьи-то сумки, чтобы не набить себе синяков на кочках, а то под конец пути он совсем садиться не смог бы, прямо как Вицин, то есть Трус из «Кавказской пленницы», которому угодили дробью в мягкие части тела. Вряд ли американец смотрел этот фильм. Они вообще слабо представляют о тех фильмах, что снимаются вне Голливуда. Сергей не видел, чьи именно сумки тот использовал, сооружая себе лавку, но подозревал, что среди них есть и его рюкзак. Что уж тут возмущаться? Саймону в кузове было куда как хуже, чем Сергею, спрятавшемуся от песчинок в кабине «Ленд-Крузера».

Стекла вновь задраили, но песчинки все равно поникали внутрь салона и скрипели на зубах. Сергей думал, что дорога эта никогда не закончится, а сорок километров до кишлака под названием Хаджи Багаутдин показались ему гораздо длиннее, нежели расстояние от Москвы до Душанбе, которое он преодолел на самолете.

Кишлак был погружен в кромешную темноту, и лишь при свете фар на несколько мгновений становились различимы глиняные заборы, высотой чуть выше человека, так чтобы любопытные, что шли по улицам не могли разглядеть – что же происходит во дворах. Кишлак производил очень гнетущее впечатление, может оттого, что ночь была, а как только рассвет наступит – все эти примитивные строения не будут уже выглядеть так убого и неприветливо. Но Сергей знал, что обманывает себя.

Местные жители до недавнего времени не знали ни о существовании телевидения, ни об электричестве, пока прогрессоры в лице первой партии журналистов, не завезли сюда генератор. Хорошо еще, что прогрессоров не убили, а то ведь местные обитатели могли подумать, что такие чудеса могут лишь демоны сотворять или их слуги.

Автомобили подъехали к массивным деревянным воротам. Края досок были чуть изъедены песчаными бурями или временем, а возле скоб, вживленных в глиняные стены, стали проступать трещины, и, скорее всего, если разогнаться и въехать в эти ворота на приличной скорости, они такого удара не выдержат и развалятся в щепки. Что уж говорить, если все это проделать на БТРе. Даже по средневековым меркам, когда у нападавших был только таран, а вернее, ствол дерева, эти ворота все равно были плохой защитой.

Из темноты возникло четыре фигуры с автоматами. Темнота чуть смазывала их очертания и еще одеяла, да и появились они так быстро и непонятно откуда, что казалось, будто это демоны, наподобие тех, что в «Мумии» возникают из песка.

Сергей невольно чуть отодвинулся от бокового стекла, куда смотрел всю дорогу и сел в кресле поровнее. На одеялах осел песок, много песка, и сейчас, когда люди шли, он осыпался, оставляя следом за ними легкий шлейф, будто они слишком долго пролежали в придорожной канаве, сгнили и теперь это их тела рассыпаются в прах.

«У них должны быть лица мумий, – подумал Сергей, – сухие, темные, со слипшейся кожей. Приклеившись к черепу, она обнажила почерневшие зубы».

У этих людей лица и вправду оказались сухими, но лишь оттого, что здесь у всех кожа на лицах грубая, даже у тех, кто пробудет здесь всего несколько дней, потому что кожа слишком быстро теряет влагу.

Водители открыли окна в машинах. Сергей глотнул свежего воздуха, едва не зачихал, потому что песок, что налип в ноздрях, провалился еще глубже, а еще ему очень хотелось плюнуть, ведь рот был полон песка. Но вот как воспримут такой жест охранники, когда пришелец плюнет им прямо под ноги? В разных странах – жесты обозначают разные вещи, порой совершенно противоположные, но плевок под ноги везде должен восприниматься, как жест недружелюбный.

Охранники подошли к машинам с двух сторон, стали проверять документы у приехавших. Потом один из них заглянул в кузов, нашел там оператора, но тот тут же протянул охраннику свой паспорт, всем видом своим показывая, что он вовсе не хотел проехать незамеченным.

Документы любопытство охранников удовлетворили. Они поплелись к воротам, стали их открывать, а, увидев, то, что за ними скрывалось, Сергей подумал, что оказался на пороге сказочного оазиса, вернее это был кусок будущего, в котором жил Сергей.

Повсюду светились электрические лампочки, и был слышен звук работающих генераторов. Синий свет, что струился от мониторов ноут-буков, ложился на лица людей, заворожено смотревших в экраны. Здесь было человек двести не меньше. Люди сидели на корточках, чуть ли не упираясь друг в друга спинами и боками, как на площади, куда все собрались на грандиозный митинг, а его устроители и предположить не могли, что людей будет так много и выбрали слишком маленькую площадь. Не хватало только новогодней елки, гирлянд, хлопушек, а так можно было вообразить, что в этом караван-сарае готовятся к празднованию Нового года.