Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера

6. У входа в книжный магазин на 27-й Северной улице, в котором продавалась литература для гомосексуалистов, в начале сентября 1990 года Дамер заговорил с двадцатитрехлетним чернокожим мужчиной из Чикаго – Эрнестом Миллером. Миллер согласился поехать с Дамером к нему в квартиру, где и был убит. Его череп был раскрашен, а скелет сохранен целиком для последующего использования. И то, и другое обнаружили в день ареста Дамера.

7. Три недели спустя Дамер встретил Дэвида Томаса, двадцатидвухлетнего чернокожего мужчину, и убил его в своей квартире. На следующий день тело Дэвида Томаса было разделено на куски, а сам процесс запечатлен на фотоаппарат. Никаких останков обнаружено не было. 24 сентября девушка Томаса сообщила о его пропаже, а сестра опознала мужчину по фотографиям, которые сделал Дамер во время расчленения.

8. 17 февраля 1991 года Дамер познакомился с семнадцатилетним чернокожим парнем по имени Кёртис Страугерт и убил его, задушив кожаным ремнем, а затем расчленил тело. Дамер сохранил его череп, руки, гениталии и сфотографировал их. Они нашлись в квартире в день ареста. О пропаже Страугерта сообщила его бабушка, череп молодого человека смогли идентифицировать по стоматологическим записям.

9. 7 апреля 1991 года, незадолго до своего девятнадцатого дня рождения, на 27-й улице возле книжного магазина, где продавалась литература для гомосексуалистов, с Дамером заговорил темнокожий мужчина по имени Эррол Линдси и пошел с ним в его квартиру. Дамер накачал Линдси таблетками и задушил, а затем содрал с тела кожу, которую потом хранил в течение нескольких недель. Череп обнаружили во время ареста, его также смогли идентифицировать по стоматологическим записям.

10. Тони Хьюз, глухонемой чернокожий, был на год старше Дамера. Они познакомились 24 мая в клубе «219» и общались с помощью переписки, хотя Хьюз немного умел читать по губам. Дамер накачал его таблетками, задушил и оставил тело в своей спальне на три дня. Его личность была установлена по одному из черепов и стоматологическим записям.

11. 27 мая возле торгового цента на Гранд-авеню Дамер встретил четырнадцатилетнего Конерака Синтасомфона, сына эмигрантов из Лаоса, и предложил ему деньги, чтобы тот мог вернуться домой. Конерак согласился. Он позировал Дамеру в нижнем белье для двух фотографий, затем его накачали таблетками и убили.

12. Прошел месяц, прежде чем Дамер снова совершил убийство. 30 июня он отправился на гей-парад в Чикаго и после на автобусной остановке познакомился с двадцатичетырехлетним чернокожим мужчиной, которого звали Мэтт Тёрнер. Он пригласил нового знакомого в Милуоки. Они ехали на автобусе, принадлежавшем компании «Грейхаунд», а затем на такси добрались до квартиры Дамера, где тот и задушил Тёрнера. Голову жертвы нашли в морозильной камере, его внутренние органы обнаружили в пакете, примерзшем ко дну, а торс Тёрнера находился в бочке, которая стояла в спальне.

13. Также в Чикаго неделю спустя в гей-баре «Кэролз» Дамер встретил Джереми Вайнбергера – двадцатитрехлетнего пуэрториканца с еврейскими корнями. Они поехали в Милуоки на автобусе, а затем на такси до квартиры. На следующий день, 6 июля, Вайнбергер уже считался пропавшим без вести, но все еще находился дома у Дамера и был жив. Только на третий день Дамер убил его. Невероятные подробности этих двух дней, которые они провели вместе, не разглашались до суда. Голова Вайнбергера была найдена в морозильной камере, а торс – вместе с торсом Тёрнера в синей бочке в спальне.

14. 15 июля на 27-й улице Дамер познакомился с Оливером Лейси, чье имя позже первым запишут в списке жертв в деле о расследовании убийств, совершенных Дамером. Лейси был двадцатичетырехлетним чернокожим мужчиной. Дамер накачал его таблетками и задушил. Он сделал множество фотографий своей жертвы до и после ее обезглавливания. Его голову и скелет нашли в морозильной камере, а сердце – в холодильнике.

15. Четыре дня спустя, 19 июля, Дамер познакомился с белым мужчиной по имени Джозеф Брейдхофт из Гринвилла, штат Иллинойс. Убийца накачал Брейдхофта таблетками и задушил. Дамер оставил его на два дня на накрытой простыней кровати. Когда же через три дня Дамера арестовали, голову Брейдхофта обнаружили в морозильной камере, а торс – в стоящей в спальне синей бочке объемом 216 литров вместе с торсами Тёрнера и Вайнбергера.

За день до того, как Джефф Дамер выпрыгнул из автобуса, чтобы заманить Джозефа Брейдхофта в свою квартиру, он поговорил с Трейси Эдвардсом – молодым человеком, благодаря которому и произошло его разоблачение. Они снова встретились 20 июля – на следующий день после смерти Брейдхофта. Два дня спустя Эдвардс согласился пойти домой к Дамеру, из-за чего и стали известны все драматические события той ночи, описанные выше. Рассказ о том, как именно произошла их встреча и к чему она привела, относится к более позднему этапу повествования, так как мы пытаемся понять, что привело Джеффа Дамера к такому состоянию. Как позже был вынужден подчеркнуть его адвокат, Эдвардс был важным свидетелем: он один мог рассказать о том, как вел себя Джефф Дамер, когда собирался кого-то убить (хотя, как нам позже станет известно, были и другие, кто проводил время с этим человеком и выжил). Именно по этой причине его доставили в Милуоки для дачи показаний, и именно поэтому его в такой грубой форме допрашивал адвокат стороны обвинения.

Есть определенная причина того, что прискорбные судьбы этих пятнадцати человек мы свели к холодному изложению фактов на страницах выше. О каждом из них можно сказать гораздо больше – так мы и сделаем. Можно подробнее рассказать о том, каким жестоким унижениям они подверглись как до, так и после смерти – это также нас ждет впереди. Но все это вызовет чувство ужаса и отвращения, а подобные эмоции – плохая основа для рассуждений и точной оценки результатов. Вопрос об ответственности Дамера за все, что он совершил, зависит от того, насколько он мог контролировать свое поведение. Обвинение утверждало, что он всегда полностью контролировал и себя, и все, что происходило вокруг, – другими словами, был черствым и хладнокровным убийцей. Защита соглашалась с тем, что Дамер был эгоистичен, но считала, что он ничего не мог с этим поделать, так как находился во власти безжалостного и пожирающего его чувства принуждения. У обеих точек зрения имелись аргументы в свою пользу.

С одной стороны, очевидно, что Дамер старательно выбирал себе жертв и с особой тщательностью планировал убийства – свидетельство преднамеренности и обдуманности его поступков. С другой стороны, столь же ясно, что инциденты происходили все чаще и чаще, пока в конце концов не стали «наступать друг другу на пятки» – свидетельство принуждения. Чтобы осознать, что именно преобладало в его поступках, читателю предстоит тщательно изучить этот список чудовищных деяний и в то же время заставить себя думать и чувствовать как Дамер: это позволит понять, почему он дошел до такой степени морального разложения и извращенности. Другими словами, за монстром нам необходимо рассмотреть человека.

Я понимаю, что это крайне опасная затея, и многие решат, что лучше остерегаться таких вещей, а не рассматривать их пристально. Намного проще ткнуть пальцем и назвать Джеффри Дамера дьяволом, чем включить собственное воображение для исследования его внутреннего мира. Так происходит, потому что воображение является отражением самой личности, и даже предположение о том, что человек может понять мир Дамера, означает признать его сходство с собой вместо того, чтобы радостно твердить о ваших отличиях. Но как еще мы можем понять его, кроме как извлекая на свет те самые крупицы узнавания? Читатель должен стать кем-то вроде психотерапевта, который в работе «опирается на свои собственные психологические характеристики», – иначе он будет вынужден барахтаться в успокаивающем его бульоне «объективности»[4]. Страх, лежащий в основе этой нерешимости, представляет собой боязнь посмотреть на ту часть человеческой природы, которая не только пугает, но и разделяет людей. Как осторожно выразился Колин Уилсон: «Наш интерес к убийству сродни пробуждению во сне»[5].

Человек уникален среди всех остальных видов тем, что иногда убивает под воздействием импульса без социальной или биологической на то выгоды, а просто ведомый некой силой, страстью. Дамер часто использовал слово «похоть», когда рассказывал о своих преступлениях. Этолог Нико Тинберген так размышлял над этой необъяснимой загадкой: «Человек является единственным видом, способным на массовое убийство, – писал он, – единственным отклонением от нормы в созданном им самим же обществе. Почему так?» Очевидно, что в зале суда нам не удастся найти ответ на этот вопрос: с ним не могут справиться даже данные психиатром определения. Это в первую очередь философский вопрос, и поэтому на него нельзя ответить, пока каждый из нас не приложит определенные усилия к поиску ответа.

Эрих Фромм убедительно перечислял потребности человека; в числе них – стремление иметь объект поклонения, способность общаться, тяга к единству и родству, желание проявлять эффективность и необходимость побуждения к действию. На каждую из этих потребностей можно взглянуть как с положительной, так и с отрицательной стороны. Объектом поклонения может стать Бог, любовь и истина; но также оно может быть направлено на какие-то извращенные цели. Стремление к единству и родству можно выразить с помощью доброты и альтруизма или зависимости и разрушений. Одни находят проявления единства и родства во взаимном сотрудничестве и мистическом опыте, а другие – в пьянстве, наркомании и деперсонализации[6]. В каждом из перечисленных случаев Джеффри Дамер избрал отрицательный путь.

Это поднимает очередной сложный вопрос, который мы еще изучим на этих страницах. Нет никаких сомнений в том, что Дамер понимал разницу между добром и злом – он не был моральным идиотом. В суде многократно говорили о том, как он делал выбор, о том, что у него всегда была альтернатива, но он раз за разом поступал неправильно. Путаница в вопросах морали – характерная черта убийц подобного рода. Если бы Дамер был аморальным человеком, его случай не подвергся бы подробному изучению, так как нельзя извлечь уроки из страницы, на которой ничего не написано. Тот факт, что он все-таки обладал моральными принципами, но совершил безнравственные поступки, ставит его на одну ступень со всеми нами даже несмотря на то, что он все-таки являет собой очевидное отклонение от нормы. Разница между нами, и Дамером заключается в степени, а не в сущности. Нас всегда обескураживает, что часто у убийцы имеется своя внутренняя моральная система, которой он вынужден подчиняться; «у него есть своя личная, индивидуальная этическая цель, которая остается неясной для окружающих и даже для него самого»[7]. Или, что кажется еще более немыслимым, по словам Мелани Кляйн: «Нельзя утверждать, что преступник не испытывает любовь, но она так глубоко похоронена и спрятана внутри него, что только подробный анализ может вывести ее на поверхность»[8]. Целью данного исследования и является найти тот ключ, который открывает путь к внутренней моральной системе и выявляет эту таинственную этическую цель.

Мотивы и поведение Джеффри Дамера были, безусловно, в высшей степени странными, но тем не менее не выходили за рамки понимания. Они отличались от наших собственных мотивов поведения своей силой, жестокостью, отталкивающим и возмутительным способом их выражения, но не своей сущностью. Они являют собой одни из самых гнусных и самых прискорбных деяний, которые только может совершить человек, но все же подобное, как бы ужасно это ни звучало, присуще всем людям. Колин Уилсон большую часть своей жизни посвятил исследованию этого феномена. «Изучение убийства, – пишет он, – не является изучением нормальной природы человека; это исследование человеческой природы, запятнанной действием, благодаря которому теперь ее можно увидеть на предметном стекле микроскопа»[9]. Эту концепцию запятнанной человеческой природы следует обязательно иметь в виду, пока мы все глубже и глубже спускаемся вместе с Дамером в его личный ад, потому что придет время, когда действия Джеффри начнут укреплять его веру. У каждого человека бывают темные, постыдные, омерзительные импульсы, в целом передающиеся по наследству в рамках нашего вида. Они проистекают из дионисийских[10] порывов к трагедии, разрушениям и анархии, которые должны контролировать структуры цивилизации, включая религию и мораль. Неоспоримо то, что эти дикие, иррациональные побуждения присутствуют у каждого; но также очевидно и то, что, к счастью, они сдерживаются саморегулированием. В случае Дамера ограничения перестали действовать, оковы пали, и Дионис вырвался на свободу.

Мы снимаем с себя часть ответственности, если отказываемся признать Диониса, когда видим его, – ибо это отказ принять самое себя. Сидя в своей камере в ожидании суда в 1983 году, Деннис Нильсен, убивший пятнадцать человек, написал следующее:

Меня всегда искренне изумляло, что кого-то может привлекать нечто столь ужасное. В основной своей массе люди не являются ни «нормальными», ни «обычными». Их как будто держит вместе только коллективное непонимание себя самих. Абсолютно у всех, у каждого из них, есть свои потаенные мысли и свои скелеты в шкафу. Их одержимость такими «типами» (замечу, довольно редкими), как я, заставляет их задаваться вопросом: как и почему человек может творить подобные вещи? И эти вопросы задевают некие темные струны в их душе. Полагаю, они чувствуют, что и сами могут быть способны на подобные действия, отчего презирают все, что напоминает им о собственной темной стороне. Обычная реакция толпы – прилив лицемерного осуждения, неизменно сопровождаемого желанием снова и снова обсуждать малейшие подробности дела в кругу друзей и знакомых[11].

Может показаться, что это не более чем выдуманные отговорки пойманного преступника, но тем не менее все это говорит о весомой точке зрения, которой невольно придерживался и Дамер. Ничего не зная о Нильсене и его деле, Дамер в своем признании часто упоминал о последствиях контакта со своей «темной стороной», а также удивлялся, что его арест привлек к нему столько нежелательного и неуместного внимания. И действительно, с августа 1991 до февраля 1992 года в кофейнях и барах Милуоки происходящее с Дамером стало чуть ли не единственной темой для разговоров. Однако почти все подобные беседы были абсолютно неинформативными. Психологическое дистанцирование, удушающим одеялом накрывшее город, ощущалось почти на физическом уровне. Гораздо проще заклеймить человека чудовищными эпитетами! Чем меньше вы на самом деле знали о Джеффри Дамере, тем больше считали его уникальным воплощением зла.

Еще задолго до начала суда никто в принципе не стремился допустить, что Дамер был помешанным. Поскольку он не утверждал, что слышит какие-то голоса или что его мучают галлюцинации, не бился о стены, не набрасывался на незнакомцев и по виду казался совершенно обычным человеком, все предполагали, что он абсолютно вменяем. Мягкость поведения Дамера и очевидное отсутствие характеристик, присущих «сумасшедшим», стали явными препятствиями в попытке изучить его жизнь и его личность. Для «ненормального» он выглядел слишком «нормально», оскорбляя всех таким своим поведением. С таким же успехом он мог быть футболистом, юристом или страховым агентом! Люди были не готовы представить, что безумие может протекать скрыто. Р. Д. Лэнг однажды буквально всполошил всех предположением, что явно здравомыслящие люди более опасны, чем психически нездоровые. «Когда я признаю кого-то сумасшедшим, – сказал он, – я недвусмысленно утверждаю, что этот человек душевнобольной, что он может быть опасен для себя и окружающих и что ему требуются лечение и уход в психиатрической больнице. Однако в то же время я осознаю, что, по моему мнению, есть и другие люди, которых считают вменяемыми, но чье сознание также радикально нездорово. Они могут быть опасны, но в обществе их не принято считать душевнобольными, и они, также по мнению общества, не должны пребывать в сумасшедшем доме»[12]. Похожая идея – что, хоть Дамер и не был сумасшедшим, он был явно психически нездоров, – в конечном счете и станет центральной линией защиты на суде, но каждый мог заметить, как присяжные сопротивляются этой мысли. Даже некоторые психиатры, задача которых – дать экспертные показания, твердо и упорно придерживались мнения о том, что он вменяем.

Что же следует из данного утверждения? Джеффри Дамер принимал душ, когда в ванной в это время лежали два трупа, и был в здравом уме. Он просверливал дыры в головах живых людей, чтобы сделать их своими верными товарищами, – также в здравом уме. В здравом уме он съел бицепс, который отбил, поджарил на сковороде и полил соусом. В здравом уме он часами лежал рядом с трупами, обнимал их и лелеял. И в здравом уме он хранил одиннадцать разных человеческих голов и два полных человеческих скелета для использования в своем самодельном святилище. Проблема заключалась в том, что, вдобавок ко всему, Дамер был вежливым, застенчивым, почтительным и услужливым, – такого молодого человека вы можете нанять в качестве помощника на огороде у своей бабушки. Фантазии такого уровня пока что безопасны; они не угрожают нашему внутреннему равновесию. А вот позволить воображению двинуться дальше и визуализировать тот ад, в котором жил Джеффри Дамер, – значит инфицировать свое сознание фантазиями куда более отвратительными. И поэтому, даже несмотря на то, что его долгое время изучали детективы, психологи, судебные психиатры, адвокат, судья и присяжные, он все равно оставался жить в своем личном, непостижимом для всех остальных мире, изолированном и недоступном для окружающих. Ему было действительно безразлично, отправят его в тюрьму или в психиатрическую клинику на всю оставшуюся жизнь. Тюрьма, в которой был заперт его разум на протяжении долгих лет, уже была одновременно и жестокой, и пугающей. Несколько лет квартира № 213 хранила в себе большое количество как страшных воспоминаний, так и реально видимых ужасов. Он жил в окружении человеческих останков, рядом с ними спал, среди них ел.

– Можно сказать, это похоже на ночной кошмар, – говорил он. – Кошмар, который длился долгие годы еще до того, как меня поймали… Очевидно, что много лет мой разум был наполнен ужасными, чудовищными мыслями и идеями… настоящий кошмар.

Во время допроса в полиции Дамер отказался от своего права на адвоката. Он заявил, что мечтает сбросить с себя этот тяжкий груз и не хочет ничего скрывать. Лайонел Дамер нанял Джеральда Бойла, чтобы тот вел дело его сына, в основном из-за личного знакомства: Бойл уже защищал Джеффа в 1988 году. Кроме того, все знали, что Бойл всегда старается лично общаться с присяжными в зале суда, дает им понять, что он один из них, – обычный парень, который просто выполняет сложную работу. Заключительные речи Бойла славились риторической яркостью, эмоциональной дерзостью и здравым смыслом. Противостоял ему окружной прокурор Майкл Макканн, добрый и сострадательный человек, ясно осознававший порученное ему бремя – представить общество и выразить его возмущение. Он тщательно готовился, был беспощаден во время представления материалов дела и казался неумолимым. Эти двое много лет знали друг друга, оба баллотировались на должность окружного прокурора в 1968 году; Макканн занимал этот пост до сих пор.

Бойл немедленно попросил доктора Кеннета Смейла оценить состояние Дамера и высказать свое мнение относительно его способности выступать. Смейл заявил, что с подозреваемым все в порядке. Команда Макканна, которая работала вместе с детективами, приступила к сбору всех возможных деталей и фактов правонарушений Дамера. Команда Бойла же сконцентрировалась на его сексуальной истории и на истории его злодеяний для того, чтобы выстроить портрет человека, которого все считали безумным убийцей. Помимо обстоятельств его преступлений, ни один из них не хотел ничего больше о нем знать. Однако помимо того, что уже было сказано, узнавать оказалось особо и нечего. Джефф не отличался умом, мало что сделал, мало чего добился, мало о чем мог поговорить. В его жизни, помимо совершаемых им преступлений, не происходило никаких событий.

Но что-то здесь не складывалось. Ведь обязательно должен существовать зародыш его патологии, какое-то семя, из которого и выросло это ядовитое дерево. Его поведение с людьми, которых он встречал, а затем убивал, было настолько необычным, что могло проявиться только в результате какой-то травмы, возможно, даже похороненной где-то вне досягаемости его сознательного разума. Согласно одной точке зрения, наше сексуальное поведение является символическим повторением нашего самого раннего тактильного существования в мире, «сакрального действия исчезнувших реальностей»[13]. Сексуальное мышление Дамера было настолько наполнено символизмом и ритуалами, настолько фактически ими искажено, что просто невозможно представить, что все они возникли из ниоткуда и развились случайно. Эти «исчезнувшие реальности» должны быть спрятаны где-то в событиях его прошлого, которые, скорее всего, он едва ли мог вспомнить и еще сложнее восстановить в памяти.

Джефф Дамер был с этим не согласен. Он считал, что внутри него нет ничего, кроме скуки и отчаяния:

– Я не мог найти никакого смысла в жизни, когда был там, на свободе. И я чертовски уверен, что не найду его и здесь.

Стоит ли рассказывать его историю? Сам он не видел в этом особого смысла:

– Это грандиозный финал жизни, потраченной впустую, а ее конечный результат оказался крайне удручающим… это просто история больной, незавидной, печальной, жалкой судьбы, вот и все. Понятия не имею, как это сможет хоть кому-то помочь.