Книга Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера - читать онлайн бесплатно, автор Брайан Мастерс. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера
Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Алтарь смерти. История маньяка-каннибала Джеффри Дамера

Казалось, Джеффу пришлась по вкусу деревенская жизнь, но так было, пока от него практически ничего не требовали. Он навещал живущее неподалеку семейство Лерсов, чтобы покататься на санках с их сыном Стивеном, который был на год младше него, и однажды вместо него разносил газеты, когда тот уехал отдыхать. Однако сам Джеффри не хотел постоянно этим заниматься. Лайонел стал беспокоиться, что его сын, похоже, почти ничем не интересуется: занят какими-то своими делами, которые держит в тайне и о которых никому не рассказывает. Бывали моменты, когда Джефф словно погружался в свой собственный мир. Лайонел понимал, что однажды ему придется проявить инициативу, чтобы вывести мальчика из его очередной летаргии. Возможно, он слишком поздно спохватился; ему следовало начать проводить с ним больше времени задолго до этого.

В средней школе Иствью Джефф завел много друзей, но отношения между ними были поверхностные, хотя какое-то время он даже играл на кларнете в школьном оркестре. Во время обеда он обычно сидел за столом с Биллом Генри, Грегом Роджерсоном и Дэвидом Борсволдом, но все остальные считали его немного странным и говорили: «мальчик умный, но, действительно, необычный» или «хороший, тихий, закрытый». Он с трудом вписывался в коллектив, и, похоже, групповая деятельность его не привлекала в принципе.

– Я никогда не был одним из тех, кто играл в футбол, бейсбол или какие-то другие подобные игры по собственному желанию, – вспоминал он. – Меня просто-напросто не интересовали групповые виды спорта.

Однако в общении с Дэвидом Борсволдом он обнаружил, что у них есть общие интересы. Оба мальчика увлекались геологией и историей древних времен. Они собирали камни и вместе искали рисунки динозавров. Тогда даже сам Джефф еще не осознавал, что интерес к изображениям скелетов и костям динозавров был вызван чем-то, глубоко спрятанным в его подсознании, о чем другие мальчишки никогда бы не смогли даже помыслить. Дэвид и Джефф часто виделись, приезжая друг к другу домой на велосипедах. Они приняли участие в конкурсе проектов для научной выставки: Дэвид изучал динозавров, а Джефф – различные виды плесени и грибка, которые нашел в лесу на прилегающей к их дому территории. Когда проходила научная выставка, их стенд в течение недели с гордостью был выставлен в коридоре.

Через некоторое время Джефф почувствовал, что знает Дэвида достаточно хорошо, чтобы показать ему часть своего маленького личного мира. В частые моменты уединения он играл в игру, в которой участвовали сделанные из палочек человеческие фигурки и спирали. По правилам игры тоненькие люди из палочек уничтожались, если подходили слишком близко друг к другу, поскольку каждый из мальчиков управлял своей маленькой армией. Спирали олицетворяли собой явно выраженные символы спуска, конечной целью которого была черная дыра. Он назвал эту игру «Страна Бесконечности». В то время ему было примерно девять лет, и этот факт пока еще нельзя уложить в какую-то теорию, но тревожно то, что он использовал подобное название для простой детской игры. Глядя на это со стороны, уже можно различить первые признаки того, кем он являлся, сам того совершенно не подозревая. Люди из палочек были лишены плоти; он задумал так, что они, в отличие от живых людей, будут состоять из одних костей. Для них опасность заключалась в сближении; любой контакт приводил к забвению, так как близость в этой игре считалась катастрофой и величайшим риском. Забвение он представлял как черную бесконечную дыру, как жалкое, безликое, безнадежное ничто, которое ребенок, возможно, уже видел, заглядывая вглубь себя. Или, может быть, он видел в этом опасность, грозившую любому, кто к нему приближался.

Все это – определенного рода догадки и домыслы, поскольку мы не знаем, откуда мальчик взял эту любопытную игру; мы можем только предполагать. Его рисунки говорят нам о том, что он был личностью бездушной, закрытой и замкнутой, запертой в ловушке. Дамер годами фантазировал о «Стране Бесконечности», наслаждался ею в одиночестве и никому об этом не рассказывал. Позднее он поделился этим только с Дэвидом, и тот наивно присоединился к игре, которая была первым шагом к уничтожению личности. Дэвид оказался первым человеком, которому Дамер хоть и мельком, но позволил заглянуть в мир своих фантазий. Он также стал последним, кто сделал это добровольно.

Однажды вечером четверо Дамеров ели курицу на ужин. В их семье было заведено ужинать вместе независимо от того, какое напряжение царило в воздухе. Джефф спросил у своего отца, что произойдет, если они возьмут оставшиеся куриные кости и поместят их в отбеливатель. Лайонел Дамер посчитал это научным любопытством, достойным похвалы, и очень обрадовался исходящей от Джеффа инициативе. Он подготовил сковороду, налил в нее отбеливатель и поместил туда куриные кости, Джефф же в это время молча и не моргая наблюдал за происходящим. Ему тогда было десять лет.

Примерно в это же время, в 1970 году, стало ухудшаться хрупкое здоровье Джойс Дамер. Она постоянно увеличивала количество употребляемых препаратов и теперь пила восемь таблеток «Мепробамата» в день, а также слабительное и снотворное. Ее тело постоянно била сильная дрожь. Было трудно понять, из-за чего она чувствует себя настолько несчастной, что все время пытается сбежать от самой себя. Лайонел не был настолько внимательным мужем, какими бывают некоторые мужчины, но и никогда не обижал ее.

– Мне просто казалось, что родители не слишком сильно любят друг друга, – вспоминал Джефф. – Из-за этого я был не уверен в прочности нашей семьи. Я рано решил, что никогда не женюсь, потому что не хочу проходить через что-то подобное.

Но все было отнюдь не так плохо, как кажется. Они вместе ходили в походы, при этом зарубками отмечая на посохе, сколько миль они прошли; они ездили в различные питомники, где покупали растения для сада. Но за всем этим всегда чувствовалось напряжение и неуверенность в том, что Джойс сможет с этим справиться.

– Когда она принимала лекарства, а это, как мне кажется, продолжалось в течение многих лет, большую часть времени она чувствовала себя слишком уставшей, чтобы что-либо делать… Кажется, пока мы жили в Бате, она почти все время просто лежала в постели.

Дэвид Дамер подтверждает, что атмосфера в доме была тяжелой, постоянно слышались крики и звуки падения различных предметов. Однако детей никто не трогал. Те просто наблюдали за происходящим и ждали. В конце концов Джойс попала в больницу и провела месяц в психиатрической клинике. Затем в течение следующего месяца у нее было двадцать два сеанса психотерапии. Однако количество принимаемых ею таблеток существенно не изменилось.

Джефф отреагировал на это привычным образом, продолжив винить себя в болезни матери. Всю жизнь он помнил, что она начала страдать депрессией после его рождения, и поэтому именно он был виновен в ее недуге. А значит, скорее всего, он и был причиной каждого ее рецидива. Он не мог рассказать о своей боли, потому что это могло спровоцировать болезнь матери. Чтобы защитить ее, чтобы в доме хотя бы недолго царило спокойствие, он должен был оставаться самим собой, мало говорить и еще меньше что-либо делать. Чем чаще она станет видеть его, тем хуже будет себя чувствовать. Его брат Дэвид сказал: «[Джефф] так и не научился открыто выражать негативные эмоции… он в одиночестве шел в лес и рубил там деревья на дрова». Из дома было слышно, как он стучит по стволам. Это походило на выплеск гнева (один из психиатров на суде Дамера так и назовет данный процесс), но, скорее всего, это всего лишь дарило ему утешение в условиях полной изоляции. Джефф просто-напросто чувствовал себя никому не нужным и считал, что если кто-нибудь начнет его ценить, то этим только навредит себе.

Это раннее чувство отчужденности – общая черта многих людей, которые становятся серийными убийцами. Джозеф Каллинджер, чей случай был исчерпывающе изучен Флорой Ретой Шрайбер в книге «Сапожник», говорил: «Мне не хватало чувства, что я являюсь частью кого-то или что кто-то является частью меня»[18]. Печально известный преступник Леонард Лейк, арестованный в Сан-Франциско в 1985 году, также ощущал, что не является частью мира, что он только наблюдает за жизнью вокруг со стороны. (Находясь под стражей, он покончил жизнь самоубийством.) Так же было и с хвастливым «серийным убийцей» Генри Ли Лукасом, арестованным в Техасе в 1983 году, чья мать была психически нездоровой. Все они чувствовали себя в некотором роде плывущими по течению, оторванными от мира всех остальных людей, которые нужны друг другу и связаны между собой. Они же одиноки и существуют отдельно ото всех. Они живут в эмоционально нейтральной зоне. Джефф Дамер, который стучал по деревьям в лесу в компании вторящего ему эха, двигался прямиком к этой же развязке.

Его литературное эхо – странный персонаж Мерсо в романе Альбера Камю «Незнакомец». Эта короткая, но захватывающая история стала почти священным текстом для людей целого поколения, склонных рассуждать над понятием «абсурд» и считающих своим долгом бороться с ним. С нашей же точки зрения, книга демонстрирует то чувство отчуждения, которое испытывает центральный персонаж. Мерсо безо всякой причины убивает мужчину на пляже в Алжире; ему скучно, а этот человек просто оказывается рядом с ним. Он равнодушен к тому, что его арестовали и собираются судить, словно он всего лишь беспристрастный зритель. Он почти не замечает похороны своей матери; это занимает его не больше, чем желание закурить сигарету. Дело не в том, что Мерсо черствый или жестокий, он просто другой. Он не может реагировать на события, как остальные люди, ни моральным, ни эмоциональным образом, потому что его моральное и эмоциональное развитие было приостановлено. Ему все равно, потому что он не умеет испытывать эмоции – он существует отдельно от мира привязанности и уважения.

Чтобы стать частью этого мира, ребенок должен чувствовать, что его ценят, что его существование приносит пользу. Если это не так, то он ото всех отстранится. Так случилось и с Джеффри Дамером, и вскоре после этого он начал предаваться фантазиям, которые уничтожали как его самого, так и тех, кто подходил к нему слишком близко. Практически невозможно преувеличить опасность такого отстранения (если, конечно, оно не способствует творческой изоляции художника, который в данном отношении является полной противоположностью убийце). Если ребенок вырастет человеком, который не сможет общаться привычным для всех способом, он найдет отклоняющиеся от нормы возможности установить отношения – используя жестокость, садизм, контроль или в конечном счете уничтожение. Полная изоляция, отсутствие хоть какого-либо внешнего воздействия, в итоге становится просто невыносима[19].

Один из анонимных пациентов формулирует данную проблему следующим образом: «Я в некотором роде был мертв. Я отрезал себя от других людей и замкнулся в себе. И понял, что вместе с этим умираешь ты. Ты должен жить в мире вместе с другими людьми. В противном случае что-то внутри тебя погибает»[20]. И это полностью отражает собственные мысли Дамера: «Я даже не знаю, способен я испытывать нормальные эмоции или нет, потому что я не плакал уже очень давно. Просто ты так долго подавляешь эмоции, что они, наверное, начинают исчезать, по крайней мере частично. Я не знаю».

На самом деле неудивительно, что в детстве Джефф был проблемным и требовательным ребенком. Многие дети капризничают и доставляют много хлопот – таким образом они учатся взаимодействовать с другими людьми и проверяют границы своего влияния. Это обычное жизненное явление. Ребенок, который не требует внимания, потому что уже знает, что он его не получит, показывает свою внутреннюю безжизненность, которую можно ошибочно принять за доброту или мягкость характера. Джеффри Дамер непреклонно заявлял, что не нужно винить его родителей за то, что он сделал, даже косвенным образом. Он яростно их защищал и говорил всем, что вина за совершенные им преступления целиком и полностью лежит только на нем. В каком-то смысле он все еще считал себя ответственным за нестабильное эмоциональное состояние матери и хотел любой ценой защитить ее от постороннего вмешательства. Это правда, что внутри семьи Джефф никогда не сталкивался со случаями жестокого обращения, также точно известно то, что никто из членов семьи не стал бы скрывать подобную информацию. Но кто знает, что юный Джефф чувствовал по поводу отношений со своей эгоцентричной матерью и отстраненным, вечно занятым отцом? Самостоятельно он разобраться в своих эмоциях не мог. Для нас все еще непостижимой остается сила его внутреннего сопротивления полному познанию себя.

Тем не менее, когда ему исполнилось одиннадцать или двенадцать лет, стало совсем ясно, что с его отстраненностью надо что-то делать. Лайонел пробовал все, чтобы привлечь его внимание, разбудить его энергию. Он научил его играть в теннис, и они сыграли много матчей вместе. Но игра не занимала сердце Джеффа: у его школьных друзей сложилось впечатление, что его «заставляли» в нее играть. На короткое время он присоединился к отряду скаутов, но это также было сделано неохотно.

– Я не хотел быть бойскаутом, но мои родные решили, что будет здорово, если я начну чем-то интересоваться, – говорил он.

Его отправили на ранчо, где скауты провели две недели в глуши во время похода.

– Нам пришлось привязать еду между двумя деревьями, чтобы медведи не могли ее достать.

Все это звучит интересно и захватывающе, но почти все время Джефф вел себя так, словно его там и не было. Его апатия касалась даже процесса его самовыражения.

– Было очень трудно чего-то от него добиться, – сказал его брат Дэвид, который, помимо этого, вспомнил, что Джефф начал монотонно разговаривать уже с раннего возраста.

У Лайонела сложилось впечатление, что Джефф расстроился, когда увидел выращенных им ягнят, которых забирали на заклание, но ему могло просто показаться.

– Джефф никогда открыто не проявлял своих эмоций.

Мальчик уже запер себя в им самим же созданную тюрьму. И, оказавшись там, он начал постепенно цементировать стены и делать свое убежище неприступным. Он продолжал пассивно соглашаться со всеми попытками отца «оживить» его, но не видел в них особого смысла. Что касается матери, то она, похоже, отстранилась от происходящего и заботливо берегла свое собственное убежище, которое заключалось в приеме успокоительных. Иногда, когда Джефф в конце дня возвращался из школы, мать все еще лежала в постели и, казалось, не шевелилась с самого утра. Нити, которые связывали мать с сыном, никогда не были особо прочными, а тогда почти окончательно исчезли. Они жили в одном доме, ели за одним столом, но у каждого был свой собственный мир. Когда Джойс сталкивалась со множеством небольших повседневных проблем, в воздухе сразу же ощущалась атмосфера отчаяния, практически паники; Джефф же на все реагировал поразительной скрытностью.

Когда Джефф вступил в период полового созревания, его не слишком интересовали или беспокоили изменения в его эмоциональных реакциях, скорее всего, потому, что те были приглушены. В то время как большинство мальчиков старались выразить эти новые чувства посредством страстной дружбы или драматической демонстрации преданности, Дамер остался один, сбитый с толку. У него не было «лучшего друга», с которым они могли бы взяться за руки, вдвоем посмеяться над чем-то или гордиться тем, что их видели вместе. Возможно, он уже оказался вне досягаемости.

С одним соседским мальчиком, Эриком Тайсоном, они действительно несколько раз бессистемно физиологически исследовали тела друг друга. Эрику было десять лет, он был на три года младше Джеффа, но его сексуальный аппетит был развит не по годам. Примечательно, что инициатива исходила от Эрика, а Джефф просто на это согласился. Они часто проводили вместе время, рыбачили и ходили в походы, у них был свой дом на дереве и крепость, которую они иногда ремонтировали. Именно там Эрик предложил ему раздеться. Два мальчика трогали, ласкали и целовали друг друга, но не более. Они делали это три или четыре раза, но страх, что обо всем узнают, заставил их отказаться от подобной затеи. Что касается подростковых приключений, они были довольно несерьезными. Дамер никогда не показывал своих эмоций, хотя понял, что ему было интересно увидеть тело Эрика; но он, конечно же, рассматривал его только как объект для изучения, а не как человека, который мог разделить его энтузиазм.

Все заметили, что со времени пребывания в средней школе Иствью и старшей школе Ревира с ним произошли серьезные изменения. Во-первых, он немного прибавил в весе, и сначала никто не мог понять почему. Позже стало известно, что Джефф, по словам брата, примерно с четырнадцати лет начал пить. Возможно, он смотрел вглубь себя и боялся того, что там видел; сейчас уже поздно рассуждать об этом, а сам он точно не помнит. Или, возможно, в выпивке было виновато всепожирающее чувство изоляции, уже слишком сильное, чтобы что-то исправить, но все еще казавшееся ему неестественным. Вероятно, апатия угнетала его, и алкоголь стал для нее единственным противоядием. В старшей школе друзья Дамера заметили, что общество его не принимает. В классе его считали «клоуном», который выставляет себя дураком, очевидно, пытаясь привлечь к себе внимание. Одной из его шуток было блеять в классе, как овца, и нарушать таким образом дисциплину. Он мог симулировать эпилептический припадок, мог споткнуться о невидимый объект, выплюнуть еду или притвориться больным. В магазине он вел себя «как умственно отсталый», скидывал предметы с полок и, как правило, устраивал неловкие ситуации. Такого поведения можно ожидать от неуверенного в себе молодого человека, который отчаялся найти общий язык со своими товарищами и хочет, чтобы они проявили к нему внимание и интерес. В случае Дамера это вызывает серьезное беспокойство. Он отказался от идеи установить контакт и уже закрылся от мира. Новый персонаж, которого он отныне показывал всем, непредсказуемый шутник – это изобретение, созданное им специально для того, чтобы спрятать и скрыть свое настоящее «я» так, чтобы его невозможно было обнаружить.

Дружба с Дэвидом Борсволдом внезапно оборвалась еще в прошлом году из-за вмешательства миссис Борсволд, которая считала, что Джефф является опасным товарищем для ее сына. Возможно, она опасалась того, что между ними могла появиться некая гомосексуальная привязанность, но поскольку данные подозрения были почти абсолютно бездоказательными, более вероятно, что на самом деле ее встревожила «странность» и обособленность Дамера. Его дружба с Биллом Генри также была скорее несерьезной, чем настоящей. Школьный библиотекарь и пара учителей замечали, что он практически ни с кем не общается, и были этим встревожены.

Дома, будучи в одиночестве, он нашел для себя утешение в мастурбации и начал ежедневно этим заниматься. Но нет никаких конкретных свидетельств того, что это сопровождалось какими-то определенными фантазиями.

Учеба в школе страдала из-за приступов апатии, употребления алкоголя и идиотского поведения, и его оценки резко ухудшились. Он был явно сообразительным и умным мальчиком, что сильно затрудняло возможность оправдать его неудачи в учебе. Лайонел и Джойс наняли репетитора, помочь ему улучшить результаты, но эти усилия не увенчались успехом. Казалось, Джефф плывет по течению на своем собственном куске старой коряги.

Рядом с домом на Бат-Роуд располагалась небольшая хижина, где Джефф мог проводить время в абсолютном одиночестве. Эрик Тайсон заходил туда в поисках Дамера и заметил в хижине несколько скелетов разных мелких животных – бурундуков, белок, птиц, за которыми, очевидно, кто-то с особой тщательностью ухаживал. Также там была коллекция особей моли и банки с законсервированными в формальдегиде насекомыми. (Некоторые из этих банок хранились в спальне Джеффа.) Рядом с хижиной он устроил небольшое кладбище домашних животных, на котором установил кресты и повесил на них настоящие черепа зверей. Дэвид Дамер знал о кладбище животных и думал, что брат «делает доброе дело», когда хоронит мертвых существ. Однажды Джефф хотел показать ему, насколько он продвинулся в изучении биологии, и показал Дэвиду мертвого крота. Затем он разрезал животное, удалил у него сердце и печень, которые после поместил в формальдегид. В другой раз он помогал препарировать поросенка на уроке биологии и уговорил учителя разрешить ему забрать свиную голову домой. Позднее в гараже он снял с нее кожу и плоть, а череп оставил себе.

Никто не видел в этих действиях ничего ужасающего. Напротив, они наконец-таки дали понять, что Джефф проявляет к чему-то интерес, и этот интерес нужно поощрять и воспитывать. Это любопытство стало неким признаком искры в мальчике, и у многих других его сверстников подобная заинтересованность в конечном итоге приводила к интеллектуальному поиску. Было бы неплохо, если бы его будущее оказалось связано с прикладной биологией. В действительности Лайонел Дамер был рад, что нашелся хотя бы один школьный предмет, который заинтересовал его сына, потому что по всем остальным его оценки оставляли желать лучшего, и он понятия не имел, как заставить сына повысить уровень успеваемости. Отец решил, что ситуация улучшается. Но интерес Джеффа к мертвым животным начал выходить за рамки простого любопытства и перерастать в своего рода болезненную одержимость. Он стал высматривать на дороге трупы «убитых животных», которые столкнулись с автомобилем на широких проселочных дорогах, и приносить их домой. Следующие два года он несколько раз приносил трупы и разрезал их спереди, чтобы узнать, как те выглядят внутри.

Джеффри Дамер никогда самостоятельно не убивал животных. Часто бывает так, что люди, которые становятся серийными убийцами, проявляют садистские наклонности уже в детстве, мучая животных, – это общая отличительная их черта. В этом отношении Дамер был не похож на остальных. Он не проявлял жестокости, не интересовался страданиями животных или тем, как они реагируют на боль. Он проводил эксперименты только над трупами. Мальчик, который проявляет жестокость по отношению к живому существу, изучает, может ли причинить ему боль и к каким результатам это приведет, проявляет чувства по отношению к живому созданию, – отнюдь не нежные, жестокие, но все-таки чувства. Так можно легко обнаружить зарождающийся садизм. Дамера же интересовало не причинение боли живому существу, а исключительно холодное механическое вскрытие мертвого тела. Даже садизм, жестокий и безразличный, является проявлением жизни, в садизме можно найти его причину – это душа, которая интересует мучителя и которой он стремится причинить боль. Джеффа Дамера не волновала душа или чувства, только чистая механика – он хотел увидеть, как устроен живой организм. Он мог бы даже попытаться заново собрать его, предварительно разделив на части. Эта одержимость «механизмом» жизни, а не самой жизнью, типична для некрофила.

Дамер находил на дорогах сбитых автомобилями собак, лис, опоссума. Однажды он принес домой труп очень большой собаки, вроде сенбернара, оставил его на улице, чтобы плоть сгнила, а затем собрал кости и отбелил их. Он намеревался собрать скелет заново, но так и не нашел на это времени. Много лет спустя труп еще одной собаки прославится на всю Америку. Джефф принес его домой, а затем так объяснил свой поступок: «Я хотел посмотреть, как выглядят внутренности, и поэтому разрезал его». Позднее он водрузил голову этой собаки на шест, стоявший в лесу, видимо, как своего рода малопонятный даже ему самому ритуальный жест, и оставил его под открытым небом. Вскоре после этого соседи – Джим Клиппель со своей девушкой и его четырехлетний брат – гуляли по лесу и заметили это ужасное зрелище. Клиппель увидел, что тело собаки висит на сломанной сосновой ветке, полностью выпотрошенное, а внутренности обвиты вокруг самого дерева. Немного поодаль находилась насаженная на палку голова. Они были до глубины души потрясены этим чудовищным зрелищем. Клиппель рассказал обо всем своему другу Кларку Секарду, который на следующий день пошел в лес и все сфотографировал; именно это фото будет опубликовано в национальной прессе, когда шестнадцать лет спустя Джеффри Дамера арестуют.

На протяжении всего периода своих экспериментов они оставались преданными друзьями с собакой Фриски, которой на тот момент исполнилось восемь лет. Ему никогда даже не приходило в голову ни причинить вред Фриски, ни изучать труп какой-либо собаки, которую он знал лично. Был случай, когда Фриски играла с соседской собакой.

– Он был ростом примерно как этот стол, короткошерстный, похож на добермана, очень дружелюбный пес. Когда мимо проезжала машина, Фриски погналась за ним на улицу, обе собаки были вместе, рядом друг с другом, и эта машина врезалась в большую собаку и просто чудом проехала мимо моей. О боже, как же нам тогда повезло.

Джефф рассказал соседям, которым принадлежала собака, о случившемся, но препарировать ее он никоим образом не захотел.

Когда ему исполнилось шестнадцать лет, Джефф еще больше отдалился от своих школьных друзей. Билл Генри, Грег Роджерсон – все они постепенно отошли на второй план. Но, конечно, Дамер сам был в этом виноват. Он становился все более угрюмым, малообщительным; все чаще и чаще бывал пьян. Школьники иногда считают, что злоупотребление алкоголем является признаком зрелости, но постоянное пьянство, хоть они в этом и не признаются, пугает их. Часто пьяный Джефф заставлял их чувствовать себя неуютно, и они стали его избегать. Все, кроме одного. Именно в этот момент у него появился новый друг, который так же стремился сбежать от реальности. Джеффу Стиксу тоже было шестнадцать лет, и он, в числе других, продавал марихуану в старшей школе Ревира. Однажды во время обеда они с Дамером познакомились, и Стикс предложил ему покурить. С тех пор каждый день они вместе пили и накуривались, пили, как выразился Джефф Стикс, «пока наши носы не онемеют», и курили травку, чтобы довести себя до полного безразличия. Эта новая дружба вполне устраивала Дамера, потому что не предполагала ни эмоциональной привязанности, ни контакта с реальным миром. Наркотический дурман и алкоголь были пропуском к бездумному блаженству, и Дамер практически прекратил учиться в школе.