это в комнате Доротея дрожит
от ветра и воды на расстоянии.
Рыдают и смешные поют песни,
чтобы успокоить ребёнка страх,
избалованного, хоть тресни,
с головы до самых пят.
Таким образом своими стихами
её нежные поверхности везде проявляются,
умащённые сладкими духами.
И цветы, грациозно падая в обморок, изумляются.
Раскопки
Excavation du squelette
Анатомические пласты,
где спят древние книги,
на причалах хорошо видны,
как древние мумии.
Рисунки с гравитацией мастерства
художника из прошлого
передают красоту естества,
несмотря на мрачную тему пошлого.
Видно, как ужасные тайны раскрыты,
содрана кожа с тел мужских,
представлены батраков скелеты,
копающих землю у ног своих.
Крестьяне угрюмые и покорные,
выдавленные из могилы, осуждены.
Зачем они землю роют,
это странный урожай, ты им скажи.
Сгибая свой позвоночник
и каждое бесплотное сухожилие,
фермерский сарай для них сколочен,
труд заполняет заботой идиллию.
Хочешь показаться чистым,
ужасным, жёстким слишком.
Судьба на костяном дворе
может стать неуверенной себе.
Пустота есть предатель,
и смерть всегда лжёт нам,
что где-то есть созидатель,
навсегда новый нашим глазам.
Всегда и везде до вечности
орудуй тяжёлой лопатой, руками,
скреби по лезвию тусклой земли
под босыми, окровавленными ногами.
Семь стариков
Sept vieillards
Муравьиный город, мечтаний полный,
прохожий на рассвете призрак встречает!
Тайны повсюду, сок течёт, который
в узких венах великого людоеда играет.
Однажды на унылой улице, рано утром,
здания стояли в холоде пассивно.
Берега реки приветствовали вздутым обрывом
и отражали душу актёра декоративно.
Грязно-жёлтый туман затянул пространство,
отправилась утомлённая душа на ночлег,
напрягая нервы, я шёл словно герой по царству,
сотрясаемый барабанной дробью телег.
Старик в лохмотьях продолжал хромать,
отражая цвет дождевого плеска.
Его взгляд побуждал милостыню подать
глазам его из злого блеска.
Можно подумать, что его глазные зрачки
пропитаны желчью, взор находился в холоде.
Его длинная борода жёсткая, похожая на клочки,
торчала, как у Иуды в древнем городе.
Он не сгибался, был сломан его позвоночник.
Сделав резкий прямой угол ногами,
он фиксировал свою линию, тренируя копчик,
принимая неуклюжую форму, перемещаясь шагами.
Треногий ростовщик, или четвероногий больной,
давил ногами мертвецов обезличенных,
пробираясь по снегу и грязи, шёл домой,
враждебный миру и совсем безразличный.
Затем его двойник, тряпки, спина, палка, борода,
никакая черта не отличала его столетнего близнеца.
Они шли в ногу, будто два призрака из барокко,
возникнув из одного ада, бредут до неизвестного конца.
Был ли я участником печально известной игры,
или то был злой шанс, который унижал тебя!
С минуты на минуту я насчитал семерых —
размножений этого зловещего старика!
Кто улыбнётся моей тревоге,
упираясь в неброскую дрожь,
несмотря на их дряхлость в итоге,
каждый из семи монстров был хорош.
Мог бы я дожить до восьмого, ещё одного,
более фатального, неумолимого повторения.
Феникс жуткий с собственным отцом и сыном его.
Я был спиной к этой одержимой процессии исступления.
Пьяный видит вещи удвоенными.
Я ковылял домой, хлопнув дверью, был в ужасе,
больной, лихорадочно обеспокоенный,
израненный тайной, абсурдом снаружи!
