От первого удара, нацеленного в лицо, Иван смог увернуться: немного присел, и железяка со свистом разрезала воздух над его головой. Но вот подпрыгнуть сразу после этого он не успел – и следующий удар пришёлся в бедро. Он не упал, несмотря на сильнейшую боль, но на несколько секунд потерял контроль над ситуацией. Этого было достаточно, чтобы десантник сбил его с ног: мощный удар тяжёлого армейского ботинка пришёлся прямо в грудь. Будучи уже на полу, Иван почувствовал, как этот же ботинок снова и снова вбивает его рёбра внутрь. Один из ударов попал точно в печень, от резкой боли всё поплыло перед глазами.
Громила сел на него сверху и, взяв гвоздодёр двумя руками по краям, надавил ему на горло. Воздух перестал проходить в лёгкие, Иван судорожно пытался попасть кулаком в лицо противнику, но силы быстро покидали его. Он уже почти задохнулся, когда его рука нащупала те самые длинные гвозди: несколько штук выпало из ящика во время борьбы. Один из них Ивану удалось схватить. Собрав последние силы, он с размаху всадил гвоздь противнику в лицо. Тот взревел от боли и, выронив гвоздодёр, схватился за гвоздь двумя руками, пытаясь его вытащить. За эти несколько секунд Иван восстановил дыхание, поднялся и взял с пола упавший гвоздодёр. Удар пришёлся Владимиру почти посередине лба и проломил череп. Гигант с грохотом упал на спину. Иван продолжил бить его по лицу, не веря, что тот уже мёртв. Он остановился лишь тогда, когда лицо превратилось в кровавое месиво.
Отбросив гвоздодёр, Иван направился к выходу и выглянул на улицу. Вокруг всё так же никого не было: городок изнывал от жары, и все сидели по офисам и квартирам под кондиционерами. Он аккуратно приставил дверь к проёму, повесил на ручку табличку «Закрыто», снял окровавленные перчатки, засунул их в карман и, натянув капюшон поглубже, зашагал прочь от магазина.
3. Лето 2020 года
К дому Сагановича, где он жил вместе со своей семьёй, подъехал полицейский «уазик». Из него вышли старший лейтенант Михаил Терёхин и капитан Лев Исаев.
– Не против, если я покурю, а уж потом зайдём? – спросил Терёхин.
– Кури, если хочешь, – пожал плечами Лев. – Лёгкие твои.
Капитан, в отличие от своего товарища, не курил и активно занимался спортом, но другим своего мнения не навязывал. Тем более что от выпивки по хорошему поводу он и сам не отказывался, так что агитировать за ЗОЖ привычки не имел.
– Тяжёлая неделя выдалась. Дома с женой из-за ерунды поцапались, теперь она со мной не разговаривает. – Михаил неторопливо достал из кармана пачку «Русского стиля» и, щёлкнув зажигалкой, прикурил. Посмотрев на окна дома, он задумчиво произнёс: – А теперь вот убийство Аркадия. Мы же все в одной школе учились, я на класс младше вас был…
– Да, Аркашка в «А» учился, а я в «Б». Нормальный был парень… А уж насчёт тяжёлой недели – это ты прямо в точку попал. За то, что я арестовал эту Иразову – ну, которая и правда инвалидом оказалась, – подполковник чуть мне голову не оторвал. Да что там греха таить, весь отдел надо мной тупо ржал. Даже местный канал репортаж про это снял. Вот ведь гадство! Но ты же сам видел: она копия, просто копия Санниковой!
– Да, девчонка похожа на Марго как две капли воды, – кивнул Терёхин. – Натерпелась бедняга! Мало того что она реально ходить не может, так ей это ещё и доказывать пришлось!
– Ладно, не дави на больную мозоль, – виновато вздохнул капитан. – Докурил? Пойдём опрашивать родных Сагановича. Надо хоть здесь не облажаться.
– Хотелось бы, – согласился Терёхин, отбрасывая окурок на дорогу. – Убийца сам себя не поймает.
Они вошли в большой красивый дом с мансардой и балконом, увитым диким виноградом. Дверь открыла Светлана, жена Аркадия, и молча проводила их внутрь. Оказавшись в просторной комнате, они увидели Татьяну Саганович, мать убитого. Она поливала цветы: их было так много, что комната напоминала оранжерею.
– Добрый день, – поздоровался старший лейтенант.
– Для кого-то, может, и добрый, но точно не для нас. – Жена Аркадия подняла на Терёхина заплаканные глаза. – Мы потеряли сразу двоих близких людей.
Светлана была крупной девушкой с высокой пышной грудью – погибший Владимир был её двоюродным братом, и некоторое сходство, хотя и весьма отдалённое, между ними угадывалось.
– Простите… – Михаил стушевался. – И примите наши соболезнования.
– Я понимаю, что сейчас не лучшее время для разговора, – Исаев старался говорить тихо и неторопливо, – но, возможно, вы знаете что-то такое, что поможет нам скорее поймать убийц. Поэтому мы вынуждены побеспокоить вас и задать некоторые вопросы.
– Спрашивайте. – Мать Аркадия поставила лейку на широкий подоконник и присела в кресло-качалку.
Ей было пятьдесят четыре года, но выглядела она намного старше. Двадцать с лишним лет работы на цементном заводе превратили её в очень худую, болезненную женщину с бледной кожей и множеством преждевременных морщин на лице. А теперь на её плечи легла ужасная смерть сына и как будто придавила её своей тяжестью.
– Татьяна Борисовна, я знаком с вашим сыном ещё со школы и потому знаю, что он был хорошим человеком, – как можно мягче начал Терёхин. – Уверен, что Аркадий не был замешан ни в чём криминальном, но всё же по долгу службы должен спросить… Вспомните, пожалуйста, перед убийством не происходило ничего странного? Может, какие-то угрозы, записки, необычные телефонные звонки, незваные гости, конфликты?
– Нет, ничего такого я не замечала, – ответила старшая из женщин. – Может, Светочка что-то заметила?
– Да нет. – Светлана вздохнула. – И Аркаша, и Володя вели себя совершенно обычно, каждый день шли работать в свой магазин.
Татьяна согласно кивнула.
– А враги могли у них быть? – продолжал спрашивать Михаил. – Может, кто-то занимал у них деньги или они…
– Нет! Я же говорю, – Света оборвала старшего лейтенанта, на глаза её снова навернулись слёзы, – они были хорошие ребята, их все любили! Да, Володька был увалень, но все знали, что он и мухи не обидит! Даже если выпьет лишнего, так спать завалится, и всё! А Аркаша вообще был самым добрым человеком на свете! Откуда у них враги?!
– Простите, я должен был задать эти вопросы, – сконфузился Терёхин. – Но если вы что-то вспомните или узнаете, то сообщите, пожалуйста.
– Конечно, мы всё понимаем, – сказала мать Аркадия и вдруг зашлась сильным удушающим кашлем, который, по всей видимости, был для неё ещё и болезненным. Когда приступ прошёл, она с трудом заговорила снова: – Вот видите, что бывает, если дышать много лет цементной пылью. Как только мой Аркаша узнал о том, что я больна, он буквально заставил меня уволиться из этого адского места. Тогда он был ещё совсем юн, но сказал, что мы не пропадём с голоду. Ездил на вахты и своим горбом зарабатывал деньги нам на жизнь. Со временем открыл свой магазин. Там его и убили…
Женщина заплакала тихо, без всхлипываний. Слёзы медленно скатывались по её сухому лицу и падали на ковёр. Полицейские, опустив головы, направились к выходу, но тут она вдруг сказала срывающимся голосом:
– Мой мальчик был самым лучшим, добрым и заботливым человеком, которого я когда-либо знала. У него не было врагов. Я прошу вас, найдите тех, кто сделал с ним это! И ещё… – Она обратилась к невестке: – Света, проводи, пожалуйста, Мишу. Мне нужно кое-что сказать капитану.
Когда они остались вдвоём, Татьяна Борисовна взяла себя в руки и тихо произнесла:
– Лев, помни: для тебя найти убийцу так же важно, как и для меня.
– Что вы хотите сказать?
– Сейчас я могу сказать лишь то, что у тебя с моим Аркашей намного больше общего, чем ты думаешь. Это долгая история, а сейчас мне слишком тяжело говорить. Обещай, что зайдёшь ко мне на днях.
– Конечно, Татьяна Борисовна, – кивнул Лев. – Обязательно зайду.
– А теперь ступай, делай свою работу…
И она вновь закашлялась.
4. Лето 2020 года
Лев Исаев лежал в своей постели, приятно расслабившись после хорошего секса со своей новой знакомой. Девушка безмятежно спала рядом, укутавшись в лёгкое одеяло. Лунный свет падал через окно, освещая её тёмные волосы, растрёпанные после бурной ночи. Исаева тоже стало клонить в сон, и он не стал противиться. Ему снилось, что он снова мальчишка, бегущий к старой заброшенной пожарной вышке, куда они постоянно удирали с друзьями, чтобы побыть подальше от взрослых. Обычно там они мечтали о будущем и ждали заката, а потом зачарованно наблюдали, как пунцовый солнечный диск прячется за горизонт, и лишь с последними лучами возвращались назад. Но сейчас Лев бежал не ради огненного светила. Ему во что бы то ни стало нужно было догнать своего брата. Догнать и посмотреть ему в лицо – он почему-то был уверен, что увидит свой собственный портрет. А потом спросить у брата, как его зовут и почему они расстались. Но догнать брата никак не получалось: по силе, скорости и ловкости они были равны.
– Постой же! Остановись! – кричал Лев на бегу.
Но брат уже добрался до подножия вышки и начал взбираться по ступеням. Ещё несколько шагов – и Лев тоже ухватился за лестницу. Ему показалось, что разрыв сократился, и он с удвоенным рвением начал карабкаться вверх. Брат стоял на самом краю площадки, спиной к нему и лицом к солнцу.
– Прошу тебя, обернись! – прокричал Лев.
Но брат как будто не слышал его, он просто развёл руки в стороны и шагнул вниз.
– Нет! Нет! Нет! Не бросай меня! Объясни мне! – И Лев в отчаянии тоже прыгнул следом за неуловимым братом и полетел вниз. Его охватила неописуемая паника и страх перед смертью и тёмной неизвестностью.
В ужасе он проснулся от собственного крика. Сердце так отчаянно стучало, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, холодный пот стекал по лбу, руки дрожали. От недавнего расслабленного состояния не осталось и следа, всё внутри сжалось, его мутило, как с похмелья. Лев пробовал успокоиться, но сердце не слушалось: оно не просто судорожно качало переполненную адреналином кровь – оно будто остановилось во сне, а потом снова заработало, но как-то по-другому, не так, как раньше. Ему казалось, что часть сердца заполнилась щемящей тоской и ноющей, тягостной болью. Лев знал, что это не инфаркт, знал, что через несколько минут всё придёт в норму. Ведь это было не в первый раз: такой или очень похожий сон, в котором он бежит за несуществующим братом и хочет узнать от него какую-то очень важную тайну. Это сновидение периодически посещало и мучило его вот уже несколько лет, и он никак не мог от него избавиться.
Превозмогая остатки дрожи, он встал и хотел пойти в душ, но тут зашевелилось одеяло, и девушка, протирая глаза, спросила:
– Котик, ты что, кричал?
И как они успевают так быстро поменять своё обращение? Вчера она ещё называла его на «вы», он был для неё «Лев Борисович». Не прошло и нескольких часов, а он уже превратился в «котика». Вечером – Лев Борисович, а утром – котик. Вот так всё просто… Лев поймал себя на мысли, что сам он вообще не помнит, как её зовут, и поспешил ответить в том же духе:
– Да, киса, извини, что разбудил. – Он пожал плечами и поцеловал её в губы. – Я мигом в душ – и обратно.
