Ловец удовольствий и мастер оплошностей
Николай-Николаич понимающе кивал.
* * *
В понедельник с утра, не успел я вынести завтрак на улицу, как позвонила Эстер.
Отвечать? Не отвечать? Я вдруг не знал, что лучше. Ведь всё равно оставит сообщение на автоответчике и придется перезваниваться. Я ответил.
Как мы и договаривались, она собиралась ехать ко мне. Еще и везла для обсуждений со мной какое-то «презабавное дельце». Делишек ее я начинал побаиваться.
Около семи часов вечера она припарковала «крайслер» в конце гостиничного двора. Похудевшая, загорелая, почти раздетая, в одном легком черном платье на тонких лямках, Эстер выбралась из-за руля и подозрительно сдержанно расцеловалась со мной в одни щеки, обдавая меня знакомыми приторными духами. Она осмотрелась по сторонам и, пританцовывая, проследовала за мной в дом, бросила свою сумку на пол при входе и попросила выпить чего-нибудь холодного.
– Виски?
– У тебя всё равно ничего другого нет.
– Нет.
– А лед есть?
– Лед есть.
– Тогда виски.
Я принес посуду, бутылку, тарелку со льдом. Налил и ей и себе, положил ей в стакан две горсти льда.
– А назад ты как поедешь? – спросил я.
Не отвечая, она смотрела в открытое окно, а затем, быстро выцедив приличную дозу, сказала:
– Как же я по тебе соскучилась… А ты?
Она сбросила на пол свое платье и оказалась совершенно голой. С приподнятой грудью, стройная, бескомпромиссная в постельных вопросах.
Мне пришлось отвернуться.
– Только не говори, что ты… остыл ко мне? Я же вижу по глазам, что нет, – сказала она.
– Я и не говорю.
Я действительно не мог оставаться к ней равнодушным. Мучительное плотское чувство, какое-то вдруг даже обидное, поскольку не подчинялось мне, заполнило меня с ног до головы. Требовалось большое усилие, чтобы не поддаться наплыву, устоять.
Повисло молчание.
– Ну, подойди же… У тебя что-то случилось?
Я приблизился и прикрыл фрамугу окна.
– Ты простудишься, – сказал я, прежде чем взять ее руку и чмокнуть в запястье. – Вечером бывает ветрено.
Она смотрела на меня испытующе, стараясь скрыть свое замешательство или даже легкое смущение, которого я никогда в ней прежде не замечал, – как-никак стояла передо мной обнаженной и буквально уламывала меня на близость.
– Ты удивительно красива. У тебя такое тело… – сказал я. – Нет сил тебе противостоять, ты же знаешь. Но не сегодня.
Она положила мне ладонь на грудь и прильнула ко мне, обдавая меня теперь еще и запахом своих волос. Несколько секунд мы так и стояли полуобнявшись.
– Влюбился, что ли?
– Бог с тобой.
Она втянула носом запах моего хлопкового свитера.
– Ты хорошо пахнешь… Улицей и еще чем-то новеньким.
– Одежда здесь сушится на веревке.
Позднее мы сидели в саду за садовым столом. Ужин готовить не хотелось. Я уже подумывал, что мы закончим в ресторане у Герты. Не кормить же ее жареной картошкой, как моих ребят-работяг, или одним зеленым салатом, который я покупал в таком количестве, будто держал дома корову или кроликов, да и хотелось ей чем-то удружить, побаловать гостью. Эстер, как ни крути, была особой избалованной.
Она расспрашивала о Николай-Николаиче, с которым я успел договориться о главном. Ей, конечно, льстил тот факт, что ее рукописью интересуется какой-то русский «олигарх», приплывший в Ниццу на яхте. Я не стал объяснять, что интереса «олигарх» большого не проявлял, что его привлекала в этой истории деловая тусовка, возможные связи, – на это нюх у «олигархов» безотказный. Мы, как всегда, трепались о моих планах, в которые она, как всегда, не верила ни на грош. Свою босую ногу она подсунула мне на стул и потихоньку, умоляюще улыбалась, всё еще не теряя надежды.
Просить, умолять? Обидеть ее тоже не хотелось.
– У тебя после меня кто-нибудь был еще? – спросил я.
– Это важно?.. Постой, когда же это было? Ах да… – Она уставилась на меня мутновато мечтательным взглядом и только вздохнула. – Я бы тебе рассказала всё. Всё! – подчеркнула она.
– Что тебе мешает?
– Ты мне больше не принадлежишь. А вопросы задаешь.
– Раньше разве принадлежал?
Она помолчала, задумавшись то ли над моим вопросом, то ли о чем-то своем.
– Кстати! Я тут тебе привезла… – Эстер вдруг вскочила. – Сейчас вернусь…
Она отправилась в дом, вернулась с сумкой, порылась в ней и уже сидя вынула помятый конверт.
Я открыл его. В нем лежал чек на мое имя. На полторы тысячи евро.
– Твой аванс по договору… За твой роман, – сказала она. – Мизер, конечно. Но лучше, чем ничего.
Впервые в жизни я получил от издателя «гонорар» без нажима, без напоминаний, которые требовались всегда, чтобы сломить почти сверхъестественное сопротивление, общее для всех издателей без исключения, когда речь заходила о выплате денег и даже, бывало, уже фактически оформленного гонорара. Всегда находились какие-нибудь причины, чтобы не сделать этого сразу – бухгалтер простудился, выходные или праздничные дни перенесли, недоставало какой-нибудь закорючки на чеке…
По глазам Эстер я понял, что ей хочется как-то пометить наши отношения, поставить на них зарубку.
Герта кормила нас пастой, соус к которой, вроде бы простенький, на оливковом масле и с базиликом из ее же собственного огорода, оказался самым вкусным, который я когда-либо пробовал. Кухню оценила даже Эстер.
Мы были последними посетителями. Мы пили много красного. И я понимал, едва мы сели ужинать, что, конечно же, не отпущу ее на машине одну на ночь глядя. Она всё сделала, чтобы остаться. И теперь по ее глазам я даже чувствовал, что она смирилась с тем, что спать нам придется врозь…
Эстер настояла на том, чтобы я постелил ей на диване. Однако среди ночи она пришлепала ко мне в спальню. Просто чтобы переждать грозу, как она в темноте объяснила. Я еще не спал и согласился, но на условии, что она принесет свое одеяло.
Так мы и пролежали рядом друг с другом, под жуткие межгорные раскаты грома за окнами, без сна и каждый под своим одеялом, до самого рассвета…
Часть третья
Бюджет в пять тысяч евро, выделенный мне на административные расходы, не выглядел астрономическим, но наделял некоторой свободой – по крайней мере, в выборе посредника, без которого процедура регистрации компании грозила превратиться в танталов труд; так мне казалось в те первые дни.
Учредительный устав нетрудно было подогнать под шаблон. Но составить необходимые приложения было сложнее. Каждый пункт требовал соответствия юридическим нормам. Как-никак в дело вкладывались не только французский, но и иностранный капитал.
Разумеется, услуги по созданию фирм предлагались на каждом углу. Но все, с кем я созванивался, норовили заработать свой гонорар ни на чем, фактически на заполнении бланков. Для меня же основным критерием оставалась цена. И она никогда не соответствовала названной по телефону. Заявленная стоимость услуг в действительности оказывалась приманкой. При личной встрече, стоило заговорить о деталях, как смета разрасталась. Вероятно, сам мой вид говорил о моей неспособности отличить себестоимость от прибавочной стоимости и тем более трезво оценить адвокатские аппетиты. Свою готовность раскошелиться я тоже, видимо, не мог скрыть от глаз человека, привыкшего, попросту говоря, заколачивать деньги.
Денег до слез было жалко. Выбросить на ветер три тысячи евро только ради составления бумажек в несколько страниц, которые будут скопированы, как я уже догадывался, с похожей копии, чтобы осталось изменить на них только даты и ключевые цифры. А всё только потому, что бумаги должны, видите ли, вписаться в какую-то законодательную схему, донельзя абстрактную. Это казалось не только затратным, но и противоречащим самой цели, которая сводилась к зарабатыванию денег. А то, что целью являлась именно прибыль, было указано в одном из первых пунктов устава, как требовал всё тот же закон, абстракция. И я спрашивал себя, не здесь ли подвох? Не об эту ли обструкцию все дилетанты и спотыкаются? Существовали ли эти нормы вообще?
Стоило заглянуть в пару судебных отчетов с вынесением приговоров за реально совершенные провинности, как напрашивались здравые сравнения: наказания, назначенные в виде денежных штрафов, не превышали тех же нескольких тысяч евро, которые с меня хотели содрать сегодня за «правильные» бумаги. Вывод вытекал сам собой: закон и его ограничения не могли быть достаточно серьезным стимулом для подобных затрат сегодня, закон не мог быть причиной подобного выманивания средств.
Конечно, я полагался на личные связи. Но их оказалось не так много. Робер М., мой давний знакомый еще с московских времен, многодетный француз, да еще и крестившийся в праведную веру всех русских, был совладельцем адвокатской конторы. Иногда мы созванивались, обычно на Страстнóй неделе перед русской Пасхой или под Рождество, в первых числах января. Мы приглашали друг друга в ресторан. И почему-то платил за обед всегда я, хотя доходы Робера во много раз превышали мои во все периоды нашего знакомства. В счет моих былых долгов, – так я это себе объяснял, – по большей части моральных, которые тянулись за мной с России как вечное напоминание о том, что мне не сладко жилось в молодости и что мне кто-то тогда помогал. Робер был из этого числа. Именно поэтому я и не обижался.
Проблемы, возникшие у меня с бумагами, мы обсудили с Робером по телефону. Когда я зашел к нему в офис, чтобы окончательно обо всём договориться, наша встреча, начавшаяся как всегда с объятий, свелась к обсуждению личной жизни.
Адвокатская контора располагалась в фешенебельном здании: мрамор в подъезде и на лестнице, паркет, витражи, просторные коридоры. Со дна улицы Сент-Оноре тянуло тяжелыми летними парами и выхлопными газами. Пожалуй, шумновато. Но по парижским меркам Робер купался в роскоши. Так праведность иногда всё же сочетается с практичностью. Даже не верилось.
Робер закрыл окно, включил кондиционер, попросил немолодую матрону, ассистентку, приготовить нам чай и объявил мне, что стал специализироваться в сетевом законодательстве, в юридической проблематике, связанной с айтишными технологиями и цифровой реальностью. А затем он вдруг пожаловался на свои годы, пятьдесят с небольшим, на возрастной кризис, который на него, мол, ни с того ни с сего обрушился. А обернулось всё разрывом с женой и семьей. Робер жил новой жизнью, с другой женщиной.
И в это тоже никто бы никогда не поверил. Вот тебе и пятеро детей, вздыхал я про себя. Вот и незыблемое мещанское существование, которому я иногда так завидовал, слишком уж оно напоминало мне мое безоблачное детство, хотя нас в семье было поменьше: у меня были брат и сестра.
Робер предлагал абонемент на юридическое обслуживание с твердой годовой ставкой, разбитой по месяцам. Однако цену называть не торопился, для начала предпочитал выяснить, что именно будет входить в перечень услуг. Я же чувствовал, что он просто боится напугать меня суммой.
Уже уходя, когда я миновал холл, где у окна располагалась конторка секретарши и почему-то пахло завядшими розами, за письменным столом я увидел привлекательной внешности молодую особу. Во время моего прихода ее просто не было на месте. Поймав на себе приветливый взгляд, я почему-то догадался, что она и есть причина жизненного краха Робера. И в тот же миг я подумал, что, вероятно, мне придется продолжать поиски адвоката.
Через день я позвонил Роберу, чтобы запросить у него черновики будущих документов: учредительный акт, «пакт акционеров», договор на использование торговой марки и моей личной жилплощади в качестве юридического адреса – на первое время это допускалось и пока представлялось самым правильным решением. Я хотел увидеть «товар» воочию, хотел подумать. Робер объявил мне цену. Девять тысяч евро в год. Но, как я понимал, это только на первое время. А что потом?
В те же дни я съездил еще в две адвокатские конторы. Прием и здесь мне оказали радушный. Адвокат Норберт Норельс – из-за литературного имени я его и выбрал – принял меня в довольно скромном офисе-мансарде со скошенными потолками. Окна, правда, выходили на Люксембургский сад. Он уверял, что любит книги, обещал позднее оказывать поддержку чуть ли не на добровольных началах. Но просил за оформление четыре тысячи с небольшим…
Когда же я увиделся с последним адвокатом из своего списка, при кабинете Кассини, в районе Друо, который на регистрации юридических лиц набил руку, как он уверял, и когда мы, присматриваясь друг к другу, пролистали вместе черновой вариант учредительного акта, я понял, что топчусь на месте. Ничего нового я больше не узнавал. Я предлагал деньги за работу, которую научился делать сам.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Закуски (франц.).
2
Имеются в виду т. н. «цветные» волнения в арабских странах 2011–2012 гг. – Примеч. ред.
3
CRS, аналог российского ОМОНа во Франции. – Примеч. ред.
4
Meta Platforms Inc., владеющая соцсетью Фейсбук и другими дочерними структурами, решением Тверского суда Москвы от 21 марта 2022 г. признана экстремистской организацией. – Примеч. ред.
5
Имеется в виду цитата из Евангелие: «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем… Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтоб погиб один из членов твоих, а не всё тело твое было ввержено в геенну». Мф. V, 28, 29. – Примеч. ред.
6
СNRS – Национальный центр научных исследований Франции. – Примеч. ред.
7
Известная во Франции марка фабричного хлеба, выпекаемого из отборной пшеничной муки. – Примеч. ред.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги