Что мы будем делать с Фрэнсис?
Ведущий резко встал, все также продолжая улыбаться, поклонился в одну четверть, подмигнул куда-то в аудиторию, излучая положительные флюиды, и скрылся за кулисы. Его сменил ведущий спортивных новостей уже из другой студии и, конечно, в гораздо более скромном кресле.
– Чак Меджен, ваш ежедневный проводник в мир спорта!
Марк разлегся на диване, закинув ноги на журнальный столик, на котором почти никогда не было настоящих журналов. Джен подсчитывала какие-то цифры в табличках, распечатанных на листах А4. Бабблз пытался отрыгнуть воду, выпитую впопыхах.
– Мы будем смотреть его до седых волос?
– Я думаю, мы умрем раньше.
Джен хмыкнула.
– У них наверняка есть его клоны-двойники, на всякий случай. Целая батарея чанов разного размера, и в них купаются в эктоплазме разные версии Эспозито. Мы все сгинем… Тысячи лет пройдут, наступит будущее, а он будет так же вещать.
Джен посмотрела на него с небольшим недовольством.
– Что? Так мне говорили в детстве.
– Будущее будет хорошим, – сказала она, умножая в уме выручку с “мусинекса” в одной из сети аптек.
– У Фрэн тоже?
– Я вижу ее начальницей. У нее уже есть приказной тон, директорские повадки… Заметил, как она может выпросить пюре одним взглядом?
Марк спародировал Фрэнсис, выпучив глаза. Джен улыбнулась.
– А я вижу ее в чем-то творческом. Может актрисой или певицей. Только артхаусной. Засветится на каком-нибудь инди-фестивале короткометражного кино, потом премьера в Санденсе, главный приз, реклама, съемки, перелеты… А потом можно и в Голливуд.
– К кому?
– Пусть будет Лантимос.
– Который снял про то, как все превращаются в животных?
– Ага.
– То есть опять твоя псевдоинтеллектуальная херня?
– Ты же тоже его смотрела и сказала, что он неплох?
– Мне просто нравится Колин Фаррелл.
– Я это запомню! – сказал Марк, состроив шуточную мину.
Он взял со стола арахис в скорлупе и начал аккуратно его есть, стараясь не просыпать шелуху на пол.
– Пылесосить будешь сам, – категорично сказала Джен, услышав трескание.
– Дженни, а нас вообще можно назвать киноманами? Так часто что-то смотрим, правда, никогда не соглашаемся насчет смысла.
– Мы – умеренные киноманы.
Марк напряг брови и задумался. Бабблзу надоело лежать на кухне и он запрыгнул к нему на диван.
– Смотрим много, особенно попсу. Особенно ты, – с долей иронии отметила Джен. – Но мне даже нравится, что у нас разные вкусы. Мы как бы каждый раз знакомимся заново с тем, что любим по отдельности. И этот процесс у нас идет постоянно, так еще и замедляется… А уж если кино еще и про любовь, и там все поют…
– Ну да. Мне не повезло, что я такой впечатлительный.
– У меня всегда есть маленькая пачка влажных салфеток с собой.
– Как я вообще живу с женщиной, которая не плакала, когда Энди отдал игрушки этой мелкой девчонке…
Джен сложила кулаки и потерла ими под глазами.
– Смейся, смейся, солдат Джейн.
Джен взяла с кухонного стола кипу ненужных бумаг, обернула их резинкой и кинула в Марка, попав ему в пузо. Он захихикал, не сумев заблокировать бросок.
– Всё, молчу.
– Я пошла в душ.
– Ты это сказала вслух специально?
– Да, – загадочно сказала Джен и сложила оставшиеся бумаги, калькулятор и коробку скрепок на столе таким образом, чтобы вызвать оргазм у любого перфекциониста.
Джен ушла в комнату, через пару минут вышла со свежим, черным полотенцем и направилась в ванную. Марк вспомнил про кредитное предложение, избежавшее папки «Спам». В большом лендинге в самом низу красовались чудные цифры – 150 000 без переплат. Еще ниже была маленькая приписка – 20 процентов годовых. Бикер без сожаления смахнул письмо в корзину.
Она мылась больше получаса почти каждый раз, но никогда в это не верила. Один раз Марк даже засек время на таймере и с наглой ухмылкой встретил её в зале.
– Ну и? Ты мыла там Тайка[33]?
– Кого? Что за чушь ты несешь? Я голову мыла.
– У тебя каре, Джен.
– …
Все повторилось и сейчас, только каре Джен не носила уже года три. За это время Марк успел пройти 9 уровней в игре три-в-ряд, использовав почти все свои накопленные усилители. Он плоховато играл, но вот усердия у него было хоть отбавляй. Особенно, когда это касалось развлечений.
– Иди, – сказала она, вытирая шею.
Марк пошел мыться без свежего полотенца. Ему достаточно было вчерашнего. Пока его не было, Джен положила Бабблзу в миску пару ложек вареной красной чечевицы, добрый кусок сырой, говяжьей мякоти и небольшой хрящик, как раз такого размера, чтобы пес не подавился, а закусил после основного блюда. Она ушла в спальню и легла на кровать. На ней была длинная, сиреневого цвета ночнушка с двумя ромашками на груди. Когда Бикер вышел, песик уже возился с хрящом, толкая его лапами по всей кухне. Предусмотрительно купленные кухонные шкафы цвета венге с цоколем в пол, не давали вкусняшке далеко улететь.
Марк взял телефон и включил рандом[34] на плейлисте. Он скинул с себя полотенце и зашел в спальню. Джен подозвала его, можно сказать, одними ресницами.
– Я пришел сюда поесть конфет и заняться сексом! Я только что подрочил, так что технически… Снимай с себя обертку, «Оу, Генри»[35]!
Джен очень томно улыбнулась и приподняла ночнушку. Ее половые губы были налиты кровью. Марк остановился, поглядел на низ ее живота и сказал противным голосом: – Куэээйд, запусти реактор! Он резко замолчал, ожидая ее реакции. Но настроение Джен уже ничем было не испортить.
– Дурачок! – сказала она, продолжая улыбаться. Ее нога скользнула под его бедро. Он бережно подхватил ступню рукой и принялся медленно целовать, продвигаясь выше.
Глава 3
Томас Эспозито победоносно зашел в гримерку, будто его до сих пор снимали камеры. На нем был все тот же синий костюм с отблеском и белым платком. Он сел на массажное кресло, чей ценник обычные люди могли бы обсуждать только в контексте гиперинфляции зимбабвийской валюты времен начала нулевых. Перед ним висело зеркало размером в полстены, по краям которого горели лампочки. Ведущий вынул из правого уха маленький суфлер прозрачного цвета, положил его в чехол, лежавший на столике и уставился на самого себя, сложив руки крестом. На правой брови было три седых волоска, на левой немного излишков пудры. Эспозито попытался сдуть пудру, но она прилипла намертво. Его короткие черные усы были филигранно подстрижены ровно до линии верхней губы – не торчал ни один волосок. Дыхание его становилось спокойным. Редакторы, гримеры, продюсеры и даже режиссер не решались заходить сюда сразу после эфира. Это могла позволить себе только вездесущая Сьюзен, правая рука Эспозито. Помимо близких родственников, коих у ведущего было маловато, только она могла оказать хоть какое-то влияние на него, да и то не всегда. Ее мнение по значимости для него стояло на втором месте. После личного, конечно. Телефон Томаса завибрировал в кармане и он, почувствовав это, вставил в ухо гарнитуру.
– Матильда, приветствую… Ну что вы, разве я мог иначе… Нет, это исключено… Большое спасибо… Да… Рад стараться… Мисс Доннерс, так и должно быть, когда говоришь по самому крупному каналу о высших чинах нашего общества…
Пока Эспозито говорил, он поддакивал, кивал, щурился и виновато улыбался. Ему было сложно выйти из своего амплуа. Дверь в гримерку скрипнула – это была неосторожная стажерка, которой поручили забрать суфлер. Она приоткрыла дверь и увидев ведущего испытала благоговейный ужас, тотчас захлопнув ее обратно. Эспозито повернулся к двери и скривил губы.
– Зайди еще разок, – подумал он про себя, размышляя о том как запульнуть свой ботинок, чтобы точно не нанести урон непрошенному гостю, но навсегда отбить желание заходить сюда без разрешения.
– Конечно… PR отдел уже вовсю работает над этим, да… Насыпем этим улиткам немного соли поперек глаз, пусть знают свое место…
Немного заскучав, Томас стал рассматривать свои ботинки, все также живо отвечая своей собеседнице. Начищенная обувь поблескивала, отражая свет лампочек. Ведущий нажал кнопку сбоку кресла, которая запустила легкий массаж ног. Он разлегся уже по-хозяйски, полностью расслабившись. Кресло тихо загудело и маленькие моторчики внутри запустили движение рифленых роликов, предназначенных для максимальной проработки икроножных мышц.
– Не думаю, что тот вариант нам бы подошел, поэтому напрягу пару людей. Все-таки проработать такой момент нужно быстро, максимум неделя, а при хорошем раскладе карты у нас на руках будут весомее… Люди тянутся сами, когда видят козыри… Да, Матильда, это уже дебри… Скажем, следующая суббота подойдет? Не забудьте пятый айрон, как в прошлый раз, – ухмыльнулся Эспозито. – Да… Передавайте Кейт мой пламенный привет… Спасибо.
Томас тапнул по наушнику, и звонок завершился.
– Сьюзен! – закричал он.
А Сьюзен уже была в гримерке. Она стояла опершись о дверной косяк и рассматривала свой маникюр красно-желтого цвета. Ей не нравилось, что ноготь на указательном пальце левой руки был чересчур сильно подточен, немного отличаясь от других ногтей на этой руке – форма овала была нарушена. Так ей казалось. У Сьюзен в руках был здоровый планшет с диагональю в 12 дюймов. В нем она занималась менеджментом оставшегося на вечер свободного времени Эспозито.
– Уже здесь, Том. Модайн передала привет?
Ведущий улыбнулся в зеркало.
– Да, но не обольщайся. Тебя она не вспоминала.
– Так она и деньги мне не платит. Всё из твоего кармана.
– Какие у нас планы?
– У тебя ужин с Патриком Роберхаузером и его женой. Я заказала две бутылки Opus One 14-го года, два шатобриана – тебе и Патрику, его супруге большую порцию биска… Сет горячих закусок и несколько свежих перепелов. Говорят, подстрелили вчера.
– Опять дичь?
– Ферма не работает до понедельника.
– Надеюсь, там не будет дроби.
– Твой Голливуд разомнет их как перчинку.
– Машина подъедет?
– Взяла Лянчу Stratos в аренду на два дня.
– Цвет?
– Королевский рубин.
– В отеле…
– Президентский номер, тоже две ночи. Пришлось подвинуть какого-то миллиардера.
У Эспозито кончились вопросы. Он еще раз взглянул на пудру на брови, нехотя поднял руку и стер её.
– Тогда увидимся в понедельник?
– В 6:30 я буду ждать тебя в такси.
– Спасибо, Сью.
– Да, Том. Пэт все оплатил, он ждал этой встречи уже пару месяцев.
– По твоему меня можно купить за ужин?
– Если остатки уложат в контейнер, да еще и обернут фольгой – да, – улыбнулась Сьюзен.
Ведущий фыркнул и откинул голову назад, прогнув подголовник.
– Запускай гримера, – тихо сказал он.
Сьюзен сделала шутливый реверанс и вышла из подсобного помещения. Подсобное в данном случае было оскорблением. Сью жестом разрешила работникам заходить к ведущему. Она на ходу поправила свои светлые волосы по плечи, чуть-чуть подвинула косточку лифчика, которая сильно упиралась в ребро, и направилась к запасному выходу. Электрик, стоявший у выхода, чесал голову и смотрел в небольшой щиток с проводами. Заметив ее, он улыбнулся во весь рот и проводил ее рукой. Она по приятельски кивнула и исчезла за дверью, за которой ее уже ждал водитель на машине премиум-класса. Когда Сью спускалась по ступенькам, водитель подпрыгнул к ней изящным движением, взял ее под руку и открыв дверь, посадил внутрь машины. В щели, образовавшейся между дверью и косяком, виднелись горящие глаза любопытного подглядывающего электрика. Водитель почувствовал его взгляд затылком, развернулся и замахнулся на него одним кулаком. Глаза электрика исчезли во тьме. Машина медленно развернулась и уехала из студии по выделенной полосе.
Томас Эспозито все также сидел в кресле в максимально расслабленном положении, а вокруг, как муравьи бегали люди. Кто-то аккуратно смывал с него грим влажными салфетками, кто-то мыл полы обычной водой с добавлением нейтральной отдушки, словом, без дела никто не сидел. Так продолжалось минут пятнадцать, пока наконец последний человек не ушел, пытаясь не скрипеть дверью. Том огляделся – вокруг все блестело. Он глянул в телефон, но там за все это время не пришло ни одного уведомления, ведь стоял режим «в самолете». Но и когда он переключил на обычный режим, их не появилось.
– Шикарный день, – подумал Эспозито.
Пора было переодеваться, чтобы приехать пораньше в ресторан. Его одежда висела в деревянном шкафчике, в специальном чехле. На нем была приклеена бирка и на ней было напечатано – Т. Эспозито, Качество – Supreme, 936, амбре – Straight to heaven.
* * *После долгого ужина ведущего привезли к отелю. Он был утомлен, но очень доволен. Чаевых водителю он не оставил. Старший менеджер узнал Томаса, когда тот только прошел в открытую дверь. Он быстро замахал свободному портье, который протирал штаны рядом с системой видеонаблюдения. Менеджер показал пальцами знак – V. Портье вскочил, как ужаленный азиатским шершнем, и оказался рядом с ведущим, пытаясь «отобрать» у того небольшую сумку.
– Позвольте!
– Не стоит…
– Ну что вы, мистер…
– Она весит грамм триста, ковбой. Я справлюсь.
Портье также моментально отпрыгнул, задрав нос до Луны. Менеджер заискивающе заикнулся: – Мистер Эспо-позито, сейчас я выпишу вам ключ! Надеюсь, вам у нас понравится.
Ведущий улыбнулся во все зубы. Менеджер убежал за стойку и начал вбивать данные, клацая по клавиатуре слепым методом. Портье был недвижим, словно королевский гвардеец. После минуты ожидания ключ-карта уже была в руках у портье, показавшего рукой в сторону дальнего коридора, где находился отдельный лифт – специального для богатых гостей.
– Мой личный номер 159–11. Звоните в любой момент! – тараторил менеджер, пока они шли в коридор, но никто не обращал на него внимания.
В лифте, ехавшем на последний этаж, портье старался не дышать. Эспозито же не мог остановить свой пьяненький взгляд, и разглядывал форму служащего, обдавая того приятным запахом дорогого вина изо рта.
Подойдя к номеру юноша встал по стойке смирно, опять устремил свой взгляд ввысь и вытянул вперед руку с ключом-картой. Том добро хмыкнул, погладил его бордовый лацкан и взяв ключ, хотел было положить в карман чаевые, но вспомнил, что наличных у него не было.
Портье отчеканил: – Руководство отеля запрещает работникам брать наличные у посетителей!.. Но в нашем мобильном приложении, вы всегда можете пополнить баланс сотрудника через его личный номер.
– Угу, – улыбнулся Эспозито и повертел пальцем, ожидая продолжения фразы.
– Мой личный номер – 33–28. Приятного отдыха, сэр.
Ведущий кивнул и принялся проводить картой по считывателю. Попытки были неудачные. Он повернулся, чтобы попросить помощи, но юноша уже исчез.
– Сервис, – подумал Томас.
Он перевернул карту другой стороной, замок щелкнул, и электронные доводчики открыли дверь.
Номер был крут даже для видавших виды богачей: потолки метра четыре высотой, колонны, стилизованные под мрамор, мебель без всякой надоевшей и скучной старины, почти все управлялось голосовыми командами. Большая инструкция была в трех экземплярах по 70 страниц – там объяснялись нюансы. Полный хайтек, каким он должен быть. Но Эспозито не был впечатлен. Буднично он направился сразу в спальню, положил сумку на кровать, скинул с себя костюм, и остался только в майке, трусах и с никотиновым пластырем на спине. На часах было полвторого ночи. Ведущий взял телефон и набрал жене. После пары гудков, она ответила.
– Привет.
– Привет, милый. У нас 9 утра.
– Бьянка пошла на скрипку?
– Нет, мы делаем печенье. Вместе.
– Прогульщицы…
– Не сердись… Она попросила оставить ее дома.
– Ирландцы приезжали? – перевел тему Томас.
– Еще нет, но вчера Макдафф скидывал мне варианты плитки для веранды. Честно говоря, мне ничего не понравилось.
– Мы не будем так уж часто туда приезжать…
– Но когда будем, я хочу чтобы глаз радовался!
– И что, ни один вариант твой душеньке не подошел?
– Нет, – надулась она.
– Сделаем на заказ… Как всегда.
– Спасибо, мышонок.
– Я только что общался с Роберхаузером. Через пару месяцев мы будем смотреть на прыгающую форель в Каскаттаме из собственного…
– Вау, еще один дом, – с издевкой сказала Джули.
– Нас не остановить, малыш.
Джули выдержала небольшую паузу и спросила: – Как твой геморрой? Только честно?
– Узелок почти рассосался, я наконец-то перестал пачкать белье. Есть только одна проблема – я потерял где-то носик от тюбика…
– Надеюсь не в заднице, – хихикнула Джули.
– Очень смешно.
– Прости.
– Его жена – милая женщина, правда, совсем не понимает за кого вышла. Пэт перемалывает своими жвалами всех, до кого может дотянуться. Нам нужны такие друзья… Помимо этого, он еще и приличный жрун – съел три порции горячего. Руками, без вилок.
– Он же гигант. Весит, наверное, килограмм 150.
– Это только в телевизоре. Вживую все 180. Мы обсудили мелкие детали при возможной атаке на союзников. Нашли довольно много положительных моментов, а главное есть полное решение, как и что освещать при поддержке нашей обороны.
– У них будет война?
– Она уже идет, малыш. Пока они только танцуют кадриль у границы, но есть твердое понимание, что это только начало. Никто из нас, даже я, не хочет, чтобы Модайн становилась ангелом-спасителем, но скоро главная роль будет у нее. Мюзикл начинается.
– Мне страшно.
– Не бойся. Мы не при делах, наша армия будет только помогать… Оружием, продуктами, санкциями… Да и ни одна ракета не долетит до нашего континента.
– Почему?
– Зародыш мысли о запуске только начнёт формироваться в нейронах их главнокомандующего, а я буду знать об этом вчера. Я дерну за все ниточки, которые найду, а ты прекрасно знаешь… Каждая моя ниточка ведет к колоколу…
– Va bene…
– Да… Ладно, я наберу завтра как будет минутка. Поцелуй за меня Бьянку.
– Чмок. Папа передает привет. Передаешь ему тоже?
– Привет, пап. Как ты? – послышался на фоне детский голос в трубке.
– Пусть выберет себе подарок. Пришлю первым рейсом. Целую.
Томас завершил вызов и бросил телефон на прикроватную тумбу. Хлопнул в ладоши два раза, надеясь, что это выключит свет, но этого не произошло. Он поднялся и провел пальцем вниз по сенсорному выключателю, а потом включил бра, висевшие чуть выше кровати. Из сумки он достал новый никотиновый пластырь и пошел в ближайшую уборную. В ней стоял оглушительно яркий свет, а вот выключателя уже нигде не было, сколько ведущий его не искал. Томас кое-как крутясь, скручиваясь как канат, ругаясь и громко дыша, пытался оторвать старый пластырь, приклеенный еще утром, но не смог, и поэтому прилепил еще один, только уже на живот. Он посмотрел на себя в зеркало. Вид его был усталый, но чертовски довольный. Справа от туалетного шкафчика был небольшой отсек, открывавшийся по касанию. Том коснулся и отсек «вывалился» на него. В нем были несколько запечатанных зубных щеток разного типа жесткости, и нетронутые зубные пасты двух вкусов – экстремально мятная и вишневая. Он взял жесткую щетку и мятную пасту, и принялся остервенело чистить зубы.
Глава 4
В огромной пустыне, края и конца которой не было, ветвились заросли саксаула. Не везде, но пространства они занимали много. Деревья росли, срастались в клубок, поднимаясь на высоту в полтора метра, и «падали» вниз, распластываясь на песке. Некоторые кусты кишели маленькими, только вылезшими из родительского чрева, скорпионами. Они ворочались, лазая по веткам, и пытались найти первую добычу. Теплый ветер подгонял их, а заодно и маленькие песчинки, которые выстраивались в красивые узоры. Если посмотреть на них находясь сверху бархана, они бы напомнили тихие волны у прибрежья океана. Кроме песка, саксаулов и скорпионов не было практически ничего. Только новехонький биотуалет, еще не успевший ознакомиться с содержимым мочевого пузыря ни одного фримена[36]. У туалета не было крыши и бака для отходов. Только стены и унитаз белого цвета. На унитазе, свесив лапки, восседал бобёр крупных размеров. Весил он 37 килограммов, а росту в нем было не меньше метра. Напротив него на задрипанном, хлипком стуле сидел упитанный парень в синем джемпере, джинсах и серых кожаных топсайдерах. Он сидел облокотившись на спинку руками.
– …Вот что я думаю о военных преступлениях Слободана Милошевича, – сказал бобёр.
Парень и бобер одновременно посмотрели куда-то налево.
– Если мы оба посмотрим налево, то это будут разные стороны.
Бобер посмотрел налево, парень посмотрел направо.
– Только очутились здесь, мистер, но это…
Они только очутились здесь.
– Многообещающее начало, – пробурчал бобёр и добавил. – Раз у меня нет имени, можно хотя бы с большой буквы?
Бобер почесал свои усы и опять уставился налево.
– Это с новой строчки, там Б всегда будет большая!
Молодой человек хотел выплюнуть сопли, которые только что беззвучно собрал из носа, но попал себе на джемпер, отчего Бобер зацокал.
– Приятного аппетита.
– Вот зачем надо было так делать? Чем я это все вытру?
Рядом со стулом лежала пачка влажных салфеток.
– По акции или дорогие?
Маленькая пачка салфеток была открыта, и оттуда выглядывало два уголочка двух тонких салфеток. Они были почти сухие.
– Спасибо, – сказал толстый парень. – Он теперь еще и задирается.
– Мне это не нравится.
– Значит тебя зовут просто Бобер?
– Творческая импотенция.
Бобер случайно попал лапкой в воду унитаза.
– Так она чистая.
Неподалеку от саксаулов шел пузатый дальнобойщик. Он был в грязной, загаженной одежде, руки в машинном масле, а самое главное – он уже прошел шесть километров от закусочной, где тако готовят без перчаток. Завидев туалет…
– Ладно, понял.
– Мы заложники?
– Я думаю, он образумится, ведь нельзя же целую главу так писать…
Бобер и парень перенеслись в маленькую юрту, где главный шаман уже готовил какое-то зелье из порошка. В кипящую воду он поместил огрызки, оставшиеся от оленьей туши, отвратительную зеленую жижу, сухие табачные листья и прочую дребедень. Шаман свистнул и в юрту зашел оленевод в дубленке. Он схватил Бобра за горло, а шаман уже начал подносить самодельную поварешку с отваром к губам животного…
– Блядь, хорош, а!?
Бобер и парень сидели в пустыне.
– Я бы кстати не отказался чего-нибудь покурить или выпить, чтобы почувствовать небольшое головокружение…
– Ты ведь не пьешь 9 лет.
– Ты-то откуда знаешь, мы только познакомились.
– Я слышал.
– Давно позволяю себе пропустить пару рюмок. Почти вошло в обиход.
Парень врал. Последний раз он пил в августе, и даже на новый год не выпил ни капли шампанского.
– Это патологическое?
– Нет… Ну, не совсем.
– Окей, неважно.
Бобер протянул ему руку, но парень сидел слишком далеко, чтобы пожать ее.
– Слушай, а важно ли писать рука или лапа, если я животное?
– Не имеет значения, главное чтобы дошёл смысл послания[37].
– Эти сноски…
– О них немного позже. Давай начнем с чего-нибудь попроще…
– Бобер.
– Дэйв.
– Весьма приятно.
– Про Милошевича, я так понимаю, ты не знаешь ничего?
– Слышал про преступления против человечности и сам суд, который откладывали раз тридцать.
– То есть ты поддерживаешь его, хм, кражу и убийство?
– Я верю, что он скончался… Вообще, здесь я должен задавать вопросы.
– С чего вдруг?
Бобер показал пальцем налево.
– Вот эта «камера», деревья, скорпионы… Это же твоих рук дело тоже.
– Ты очень удачно подметил про камеру… Всегда, когда читаю книгу, тоже представляю себе, что это просто ходит оператор с оборудованием, подсматривающий за главными героями, а эти истории к тому же… донельзя кинематографичны. Их легко представить в формате…
– Вуди Алленовского кино. Мы поняли, – подмигнул Бобер.
– Чтобы проще понять формат – да, лучше смотреть, вникать, сопоставлять, выискивать что-то схожее… Но между мной и этой «камерой» нет знака равенства.
«Камера» кивнула.
– Окей. Я хочу пить.
Теплый ветер усилился, песчинки залетали героям в рот.
– Это какой-то дурдом. Пожалуйста!
Бутылочка Evian емкостью 0,5 литра стояла в углу туалета. Бобер спрыгнул с унитаза, открыл бутылку и выпил половину залпом, почти не дыша.
– Еще бы поесть…
– Слушай, мы сидим минут пять. Давай поедим в интермедии?
– То есть антракт тоже входит в программу… Шикарно…
Бобер кинул бутылку в уголок туалета и она приземлилась ровно на донышко, даже не шелохнувшись.
– Так все-таки – скорпионы для чего?
– Это к вопросу о перекусить. Сначала я думал, что бобры едят насекомых, и мне показалось, что тебе будет довольно комфортно, если рядом будут ползать какие-то личинки, сколопендры и другие гады. Потом я погуглил, но было уже поздновато.