Семья могучих хищников нашла здесь надежное убежище, вполне безопасное от всяких врагов. Охотничьи угодья отсюда были далеко. Тигрица теперь могла спокойно оставлять детей одних и удаляться на охоту в дубняки, лежащие у подножья горы.
Новое логово было расположено в большой пещере, под самой вершиной, откуда открывалась чудная панорама бесконечных лесистых хребтов, как волны застывшего моря, уходящих вдаль горизонта.
На западе, в туманной мгле голубых далей как фантастическая фата-моргана мерещилась светлая долина Сунгари. На востоке, среди темно-зеленых отрогов Лао-а-лина и Кентей-Алина едва намечалась узкая долина Муданцзяна с его изумрудными озерами и светлыми полосками пашен. С севера и юга, к подножью Татудинзы, теснились бесконечные цепи горных хребтов, покрытых темными дремучими лесами; к северу хребты эти тянулись на сотни километров, упираясь своими отрогами в устье реки Муданцзяна, при впадении ее в Сунгари, а к югу уходили к границам Кореи, сливаясь с северными отрогами Чан-Бай-Шаня.
Самая вершина горы в летнее время муссонов почти всегда бывает закутана облаками и только осенью и зимой она белеет своими девственными снегами в прозрачной синеве неба.
В этом заоблачном замке семья могучих зверей могла жить совершенно спокойно в непосредственном соседстве с беркутами. Ни один звук тайги не достигал эти каменные твердыни. Вечное безмолвие пустыни господствовало здесь и только зычный клекот горного орла раздавался над дикими ущельями и утесами Татудинзы.
В ясные солнечные дни тигрица выводила своих детенышей из глубины мрачной пещеры на горные каменные террасы и уступы, ложилась там на солнцепеке, на краю пропасти, любуясь резвыми играми своих питомцев. Они там беспечно и беззаботно предавались своим забавам и веселью, не тревожимые никем, вдали от мира, под защитой неприступных альпийских высот.
Мать не спускала глаз со своих подрастающих малышей и внимательно следила за их играми, беганьем взапуски, борьбой, игрою в прятки и шалостями. Главным объектом их забав все же был сильный пушистый хвост матери, который они старались поймать. Часами предавались они иногда этой забаве и безжалостно кусали и теребили его, но, не смотря на боль, причиняемую острыми зубами малышей, мать терпеливо и любовно играла с ними, зная, что эти упражнения развивают силу и ловкость, необходимую для будущей тяжелой борьбы за существование. Когда тигрята расшалившись слишком близко подбегали к краю пропасти, онa ничуть не беспокоилась, будучи уверена, что ни один из ее малышей, несмотря на юный возраст и младенческое легкомыслие, не сорвется вниз. Инстинкт и чувство самосохранения управляли ими, контролируя все их движения и поступки. Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, они проявляли большую расторопность и ловкость там, где это было необходимо.
Уже в этом юном возрасте брат и сестра резко отличались своими биологическими особенностями. Большой по величине, сильный и массивный самец преобладал во всех случаях, когда требовалось применить грубую физическую силу, самка же, сложенная более деликатно, с утонченной психологией, во всех играх и забавах применяла более сильное оружие-хитрость, коварство и сообразительность. Иногда самец умышленно поддавался самке и, не пользуясь своим превосходством в силе, уступал хитрой и лукавой сестрице. Но, в общем, мир и согласие между ними никогда не нарушались, и только, когда матери казалось, что веселье переходит в гнев, а шаловливое мурлыканье, в злобное рычание, она принимала свои меры, подходила к малышам, валила их на землю мягкими ударами своих лап и принимала на себя их раздражение и вспышки гнева, причем, они тогда начинали теребить мать, таскали ее за хвост, уши и баки. Слышалось любовное мурлыканье тигрицы и незлобное рычание тигрят. Тогда все они сбивались в один большой пушистый комок, катавшийся по выступу скалы, и яркое летнее солнце бросало на счастливую семью свои горячие лучи. Где-то в вышине неба реяли орлы и громкий клекот их, будя далекое горное эхо, нарушал невозмутимую тишину заоблачных твердынь.
Быстро промчалась на своей легкой колеснице, убранной цветами, душистая весна. Наступило жаркое лето, с его периодическими дождями. Юго-восточный муссон, неся обильную влагу из тропических морей южной Азии, охлаждаясь на горных высотах материка, разражался обильными дождями, превращавшими долины в обширные болота, черные ручьи и речки – в бурные стремительные потоки.
Благодаря обилию влаги и тепла, буйный рост растительности принял грандиозные размеры. Заросли в глубоких падях лесов представляли собой сплошную зеленую стихию.
Только дикие звери прокладывали в этих чащах узкие тропы от мест своих лежек к местам кормления, а также к ближайшему водопою.
Тучи жалящих насекомых, вскормленных стоячею водой, не давали покоя не только человеку, но и животным; только на больших высотах, вне предела лесов, не было этих маленьких мучителей и кровопийц, так как разреженный воздух и ночная прохлада не способствовали их зарождению и развитию.
Тигрица, спускавшаяся с горы, для охоты на кабанов в нижние ярусы горных лесов, также страдала от этих насекомых и, кроме того, возвращалась в свой заоблачный замок вся усеянная клещами, висевшими на ее ушах, подобно серьгам. Чтобы избавиться от гнусных кровопийц, она каталась по земле и терла свою голову лапами, пачкая свою морду кровью напившихся насекомых.
В июне, июле и августе Татудинза была скрыта в облаках и гордая вершина ее, озаренная лучами солнца, одиноко вздымалась, как остров, среди безбрежного моря туч, низко плывущих над землей.
VI. Первая добыча
К этому времени тигрята значительно подросли, окрепли и многому научились, совершая со своей матерью охотничьи экскурсии в ближайшие окрестности логова. Для того, чтобы выработать в детях качества, необходимые для будущей самостоятельной жизни и преподать им практические приемы охоты, мать вначале приносила полуживых зверьков и птиц, которых тигрята самостоятельно, без участия матери, ловили и загрызали, постепенно приобретая необходимые навыки и практикуясь в быстроте нанесения смертельных ударов когтями и зубами. Когда они достаточно постигли эту науку, мать стала доставлять им более сильных, способных защитить себя зверей. Так, однажды, она принесла в логово взрослого сильного барсука, которого удалось ей поймать во время сна на солнцепеке.
Зверь не был ранен и когда очутился в логово тигров, понял свое опасное положение и решил дорого продать свою жизнь. Увидев перед собой двух насторожившихся тигрят, одного с ним роста, их оскаленные пасти и горящие кровожадностью глаза, обреченный зверь отступил к стене и забился в угол. Шерсть на спине его поднялась щеткой, зубы оскалились и глаза искрились отчаянной злобой и ненавистью. Барсук готов был к борьбе и сознавал, отступление для него отрезано, так как тигрица легла у входа в пещеру, в ожидании предстоящего боя.
Тигрята впервые видели перед собой серьезного противника, готового к отчаянной защите, и в первый момент замялись, оглядываясь на мать, как-бы спрашивая у нее совета и ища помощи. Но тигрица продолжала спокойно лежать и усом не повела в ответ на вопросительные взгляды детей.
Привыкнув к виду противника, тигрята ободрились и шаг за шагом стали к нему приближаться, причем, самец был впереди, а самочка, прокралась к задней стене, с намерением атаковать сзади. Мать одобрительно кивала головой, внимательно следя за развитием военных действий.
Подойдя на два шага к барсуку, самец припал на лапы, съежился и готов был уже броситься на свою жертву, но барсук понял это движение и сам перешел в наступление, сделав бросок вперед, причем издал угрожающее шипение и лязгал своими острыми клыками.
Тигренок не ожидал ничего подобного и попятился назад, под защиту своей матери. Сестра же воспользовалась этим моментом и напала на барсука сбоку, вцепившись в его загривок своими острыми, как шилья, зубами, когтями же стараясь схватить его за морду. Барсук был старый и опытный боец, не раз выходивший победителем в стычках со своими соседями барсуками, лисицами и собаками, а потому, зная, что схвативший его за шею зверь не отпустит, перевернулся на спину и длинными крепкими когтями задних лап начал наносить короткие энергичные удары по бокам и животу своего противника. Удары были настолько сильны и болезненны, что молодая тигрица сразу же отпустила шею своего врага, чем барсук не преминул воспользоваться, в свою очередь клещами своих сильных челюстей зажав горло тигренка.
Самец-тигренок, видя отчаянную борьбу и опасное положение сестры, бросился на барсука и схватил его зубами за морду. Брызнула кровь, окрасив пушистый мех тигрят малиновыми пятнами. Не выдержав давления острых клыков самца, барсук разжал свои челюсти, ударом задних лап отбросил от себя самку, вывернулся из челюстей самца и, отбежав в угол, снова принял боевую позу, готовый к отчаянной обороне. Морда его была окровавлены, губа рассечена пополам, один глаз вытек.
Самка также пострадала в этой схватке, на горле у нее виднелись следы зубов барсука и брюхо было исцарапано его когтями. Мать все также спокойно взирала на это побоище и не принимала в нем участия, решив, что ее вмешательства пока не требуется.
Тигрята, получив серьезный отпор от барсука, не решились вторично напасть на него, ограничиваясь злобным ворчанием и демонстративным хождением около своего врага, неистово шипящего и щелкающего зубами в своем углу.
Видя, что детеныши оробели и не решаются возобновить драку, мать поднялась со своего места и подошла к барсуку на два шага, как-бы приглашая их снова принять бой. Ободренные этим тигрята приблизились к своему врагу и припали к земле в выжидательных позах. Чтобы ускорить начало военных действий, тигрица легким ударом лапы толкнула своего ленивого сынка к барсуку. Последний, видя неизбежность боя, опрокинулся на спину, в это время самец, от толчка, навалился на него всем телом.
Барсук воспользовался этим моментом и вцепился ему в грудь зубами, а задними лапами стал наносить ему удары по животу. Сестра, уже без понуждения матери, бросилась на выручку брата и, выждав момент, когда барсук очутился сверху, впилась своими острыми клыками в его затылок мертвой хваткой. Несколько минут продолжалась эта возня. Три зверя слились в один комок, катавшийся по полу пещеры. Слышалось только хриплое дыхание животных, глухое ворчание и сопение. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Барсук напрягал последние силы и не выпускала из своей сильной пасти захваченного им тигренка, который в свою очередь, изогнувшись, поймал барсука за морду и вцепился ему в нос.
Этот маневр решил участь барсука, так как нос является у него самым чувствительным и нежным местом тела. Силы его начали ослабевать и через минуту о разжал свои челюсти. Тигрята сразу почувствовали свое превосходство и с удвоенной энергией впились в неподвижное тело врага, держа его в своих зубах до тех пор, пока сердце его не перестало биться. Тогда тигрята разжали свои челюсти и с довольным мурлыканьем стали обнюхивать неподвижное тело своего врага.
Мать подошла ближе, перевернула барсука несколько раз лапой и, убедившись, что он мертв, своими острыми, как ножи, клыками расчленила его на четыре части, отделив задние и передние окорока. Тигрята топтались около нее, облизывая свои окровавленные пасти, с нетерпением ожидая вкусного обеда. Окончив разделку туши, тигрица отошла прочь, предоставив трапезу детенышам, которые с жадностью и довольным урчанием принялись за еду, разгрызая кости своими крепкими молочными зубами и громко чавкая. Нежное, жирное мясо барсука пришлось им по вкусу. Самка ела медленнее и тщательнее разжевывая пищу, тогда как самец отрывал большие куски мяса и глотал их целиком. От несчастного барсука остались только лапы и голова, да содержимое брюшины.
Когда тигрята насытились и занялись чисткой своего меха, тигрица подобрала все остатки барсука, откусив только длинные когти зверя. Вот и все, что осталось в конце концов от поверженной жертвы.
Наевшись до отвала и приведя в порядок свой запачканный кровью мех, тигрята растянулись на твердом каменном ложе своего жилища и заснули крепким сном. Животы их вздулись, как барабаны, и тяжелое дыхание вздымало грудные клетки. Во сне они, очевидно, переживали впечатление от первой в их жизни серьезной охоты и в тишине наступившей ночи слышалось их злобное ворчание.
Убедившись, что тигрята спят богатырским сном, мать вышла из пещеры, направляясь в нижние ярусы горы, где в дубняках обыкновенно паслись кабаны. Дождь лил, как из ведра. Между камнями и по ложбинам всюду журчала вода. Раскаты грома потрясали воздух. Яркие вспышки молний освещали горные хребты, бросая снопы своих ослепительных лучей в недра черной, как могила, тайги. Не обращая никакого внимания на грозу и дождь, тигрица шла уверенным и неслышным шагом по гребню скалистого кряжа, зорко всматриваясь расширенными зрачками в глубину леса.
VII. На промысле
При блеске молний большие выпуклые глаза тигрицы светились фосфорическим светом. Вода струйками стекала с ее гладкого лоснящегося меха, под которым играли сильные мускулы.
Она была уверена, что все животные в эту ненастную ночь спрятались в своих логовах, где их легче добыть, чем на жировке. Кроме того, сырость и потоки воды, пронизывающие воздух, препятствуют острому обонянию зверя почуять приближение смертельного врага. Все эти обстоятельства дали возможность тигрице приблизиться к стаду кабанов почти вплотную, и толстокожие почувствовали грозного хищника только тогда, когда один из молодых кабанов был уже умертвлен тигрицей.
В первое мгновение все стадо застыло в нерешительности, прислушиваясь к ворчанию зверя и предсмертному хрипу кабана, и только через несколько секунд свиньи обратились в поспешное бегство в темноту таежной чащи.
Всю ночь шел проливной дождь. По склонам гор и в глубоких ущельях шумели потоки вод. В тучах, окутавших крутые ребра Татудинзы, рокотал гром и молнии рассекали кромешную тьму огненными бичами. Вершина горы величаво вздымалась над миром, где бушевала гроза и тайга стонала под напором ветра.
Там в вышине царила тишина и темное небо сияло мириадами звезд. Полная луна бросала свои зеленовато-желтые лучи на безбрежное море облаков и на гранитные утесы горы-великана.
Тигрята спокойно спали в своей уютной пещере, когда их мать вернулась с охоты. Войдя в берлогу и оглядев своих спящих детенышей, тигрица расположилась возле них и занялась тщательной чисткой своего меха, пропитанного влагой и запахами тайги. Прошло не менее часа, прежде чем шерсть хищницы стала гладкой и бархатистой и только тогда она успокоилась, потянулась несколько раз всем своим могучим телом, зевнула, открыв огромную пасть и растянулась около тигрят во весь рост.
Внизу, у подошвы горы бушевала стихия, но здесь, в заоблачной высоте торжествовало спокойствие и неприступный замок властительницы тайги был погружен в глубокий безмятежный сон.
На востоке брезжил рассвет. Гроза стихала, и только отдаленные раскаты грома еще слышались где-то вдали. Вспыхивали зарницы и предрассветный ветерок разгонял туманную завесу туч, нависших над зеленым океаном дремучих лесов.
Так проходило лето, дождливое и жаркое. Тигрята за это время приобрели много навыков. Мать иногда брала их с собой в свои охотничьи угодья. Во время этих прогулок они знакомились с окружающим миром и его обитателями, учились не бояться опасностей и всегда действовать решительно и смело. Природный инстинкт хищников тоже делал свое дело и способствовал приобретению тигрятами новых знаний и жизненного опыта. Все, что двигалось, ползало, плавало и летало обращало на себя их внимание, заставляя припадать к земле, и приближаться к вероятной добыче, не издавая ни малейшего звука. Только такой способ охоты имел успех, в чем они смогли убедиться на практике. Они уже научились различать животных годных в пищу и знали, что есть существа опасные для жизни, например, ядовитые змеи, которых они убивали ударами своих тяжелых, вооруженных острыми когтями лап. Где недостаточно было опыта и знаний, там выручал инстинкт и жизненный опыт предков унаследованный от родителей.
Летящая птица, порхающий мотылек, ползущий червяк, мелькнувшая в ручье рыба, бегущая мышь, пробуждали в них инстинкт хищника и желание овладеть добычей. В походке, в движениях, действиях и поступках они старались подражать матери, которая была для них примером и олицетворением всех добродетелей. На охоте, во время скрадывания добычи, они следовали по пятам за матерью и копировали ее во всем, до мельчайших подробностей, стараясь не упустить ни одной мелочи, ни одного движения мускула.
Тигрята умело научились при скрадывании добычи, пользоваться защитным цветом своей шерсти, ловко затаиваясь в кустах и зарослях желтовато-бурого цвета, где они были совершенно незаметны для глаз. Этому искусству, они также научились от матери.
Лето подходило к концу. Приближалась чудная, маньчжурская осень, с ясными солнечными днями морозными ночами и безоблачным небом. Период муссонов закончился. Тайга оделась в свой богатый разноцветный наряд и теперь не цветы, а листья горели яркими самоцветами.
На общем тёмно-зелёном фоне леса желтели шафраном остро-вырезные листья кленов, скромные листочки берез и липы, горели пурпуром кружевные листья винограда и малиновые пятна лиан и актинидий. Кедры, ели и пихта своею густою хвоей оттеняли этот разноцветный персидский ковер, наброшенный ранней осенью на горы и леса Маньчжурии.
В тайге поспели разнообразные плоды, орехи и ягоды и для всего животного мира наступило время насыщения и накопления запасов на всю долгую суровую зиму. Белки, бурундуки, летяги и другие грызуны хлопотали целыми днями, собирая в свои кладовые необходимый запас продовольствия, в виде орехов, семян, сушеных ягод и корешков. Медведи, барсуки, енотовые лисицы и все впадающие в спячку животные, одновременно с жированием, подыскивали себе надежные, уютные берлоги, где можно предаваться спокойному, безмятежному и долгому сну, под защитой, непроницаемых для ветров, снежных сугробов. Это время года самое хлопотливое и деятельное в мире животных. Все куда-то спешат, суетятся; у всех деловой, озабоченный вид.
У хищников также много дел. Все они спешат использовать это время для охоты за травоядными грызунами и жвачными, молодые особи которых, уже выросшие, но не имеющие еще достаточного житейского опыта, легко попадаются в когти и зубы хищников. Этот период совпадает также с брачною порой любви у многих животных. Изюбри, козули, олени, лоси и кабаны, чувствуя избыток жизненных сил и энергии, стремятся использовать его, выполняя бессознательно великий закон природы – продолжение рода. Тайга наполняется ревом и криками этих животных, и песня любви и зарождения новой жизни заглушает все другие звуки, нарушая торжественную тишину лесов в период увядания и начала летаргического сна природы.
Тигрята к этому времени подросли и развились настолько, что выглядели почти взрослыми; но это была только видимость, благодаря тому, что могучие лапы их переросли их самих, а пушистая шерсть увеличила их рост. Вес молодого самца достигал уже сорока килограммов, а самка была примерно на треть легче его.
Манеры, движения и повадки у них выработались почти окончательно, но все же в выражении глаз, и в некоторых характерных особенностях строения тела еще много было ребяческого, младенческого, незаконченного.
Они были все также игривы и шаловливы, но в поступках и даже в самих играх исчезла прежняя безмятежность и беззаботность, уступив свое место деловитой серьезности и обдуманности действий. Житейский опыт и суровый закон борьбы за существование уже наложили на их юные головы свою печать. Инстинкт самосохранения и врожденные наклонности, служили им ориентиром на трудном жизненном пути. Теперь все чаще и чаще тигрица уводила своих детенышей из логова, предоставляя им самим, без ее помощи, охотиться и добывать себе пищу.
Первое время у них было много неудач, ошибок и разочарований, но постепенно, приобретая знания и опыт, они постигали эту трудную науку. Корень учения горек всегда, и для людей, и для животных. Часто приходилось тигрятам голодать, так как в сентябре у матери пропало молоко, и им приходилось довольствоваться только мясной пищей, которую они добывали сами. Скрадывание зверя давалось тигрятам с большим трудом. Начали они с более мелкой дичи, с зайцев, рябчиков, белок, бурундуков и мышей. Напрактиковавшись на них, тигрята обратили свое внимание на более крупных животных: молодых козуль, горалов, кабаргу и барсуков. Мать всегда неотступно следовала за тигрятами и внимательно наблюдала за их охотничьей практикой, осторожно подводя их к чуткой добыче и указывая пути и способы скрадывания. Во время этих вылазок, семья удалялась на десятки километров от логова и отдыхала в течение дня в любом подходящем месте, но преимущественно в горных кряжах, в зарослях винограда, лиан и низкорослого орешника. В свое логово, на вершине Татудинзы, они возвращались все реже и реже, т. к. охотничьи угодья их все более и более увеличивались.
VIII. Горький опыт
В южных отрогах Татудинзы, в каменистых россыпях и по уступам отвесных утесов, держатся многочисленные группы горалов.
В пещерах и нишах скал они находят себе приют и убежище от ветров и непогоды. Иногда в таких местах скапливается большое количество их помета, в виде небольших шариков, похожих на кедровые орешки. В некоторых пещерах он лежит глубокими пластами, до одного метра толщиной; вероятно здесь залежи этого тука копятся столетиями, так как нижние слои представляют собой сплошную массу, похожую на окаменелость. Горалы, это дети неприступных скалистых горных кряжей; здесь они рождаются, находят себе пищу, в виде альпийских трав и растений, и укрытие от непогоды, многочисленных врагов среди пернатых, двуногих и четвероногих хищников. Горный орел часто сталкивает своими могучими крыльями молодых горалов в пропасть, где они разбиваются на смерть. Кровожадная рысь, быстрый, как молния, леопард и могучий тигр скрадывают этих горных отшельников в их каменных твердынях и кельях. Но застать врасплох горала очень трудно. Он всегда на чеку и, при малейшем признаке опасности, в мгновение ока скрывается среди лабиринта скал и отвесных утесов, совершая невероятные прыжки, подбрасывая свое плотное упругое тело, крепкими, как сталь, ногами, снабженными круглыми и твердыми, как кремень, копытцами. Горалы чрезвычайно чадолюбивы. Мать и отец с самопожертвованием защищают своих детей, при чем, почти всегда погибают, давая молодому поколению возможность спастись бегством. Самки и самцы вооружены небольшими, немного загнутыми назад острыми рогами, которые они в случае необходимости применяют чрезвычайно ловко и с поразительной быстротой, нанося глубокие опасные раны; кроме того, удар горала бывает обыкновенно так неожиданен и силен, что способен опрокинуть даже большого зверя, а если он, по неосторожности, станет на краю пропасти, то наверняка будет сброшен вниз, где найдет свою погибель. Старые опытные хищники знают эти качества горного козла, а потому, скрадывая, стараются ударом лапы сбить c ног одного или обоих родителей, тогда молодые теряются и часто также становятся добычей хищника.
Обнаружив опасность, старый козел топает передними копытами и издает звук, похожий на свист, после чего все стадо застывает на своих местах, как каменные изваяния. После второго свиста, молодежь бросается на утек, а за нею и старики; но если один из молодых зазевается и не сможет бежать, старый козел, или коза, как молния бросается на врага, с опущенною вниз головой, и наносит ему неожиданный и стремительный, как таран, удар, предотвратить который не в состоянии даже такой ловкий и быстрый хищник, как леопард.
Однажды тигрята, совершая обход своих охотничьих владений в районе Татудинзы, осторожно крались по выступам крутых гранитных утесов южных склонов и на одном из поворотов очутились лицом к лицу с семьей горалов, состоящей из старого козла и самки с двумя козлятами. Самец, по обыкновению, стоял на страже, а мать с детьми лежала на краю обрыва, пережёвывая жвачку после жировки. Шедший впереди самец-тигренок первый заметил легкую добычу, припал к земле и начал скрадывать ближайшего козленка. Молодая тигрица застыла на месте от неожиданности и наблюдала за маневрами брата, который уже вплотную подполз к козленку и готов был на него броситься.
В невозмутимой тишине наступавшего вечера раздался пронзительный дребезжащий свист, – сигнал тревоги. Самка с козлятами мгновенно были уже на ногах и ждали второго сигнала. Этого движения было достаточно для тигренка. Он бросился на добычу, сделав один небольшой прыжок по краю откоса. Второго предостерегающего свиста не последовало, но, с быстротой стрелы, пущенной из лука, старый козел ринулся на тигренка во время прыжка и ударил его своим крепким лбом в бок с такой силой, что тот подлетел кверху на два метра, перевернулся в воздухе и исчез в пропасти. Тигренок-самочка видела из своей засады все происшедшее и так была ошеломлена и напугана, что не могла сразу сообразить и сориентироваться в создавшейся обстановке.