Сирийский пленник

– Я спать не смогу, если буду думать, что Анна там, рядом со мной, всего-то через несколько стен, рядом с этим Виталием. Кажется, именно так вы его назвали, товарищ полковник. У меня воображение богатое, поэтому я буду представлять разное. А когда все разрешится, я буду уже все знать и успокоюсь. Я не думаю, что Анна или этот Виталий имеют какие-то связи в ФСБ и готовы доложить туда о моем прибытии в Москву.

Они вышли из машины. Василий Андреевич включил сигнализацию, а Виктор Васильевич тем временем сфотографировал взглядом номер «Ренджровера». Сработала профессиональная привычка с одного взгляда запоминать его. Для этого требовалось не просто посмотреть на номер, а сохранить его в голове. При необходимости это давало возможность в любой момент восстановить фотографию и номер назвать. Сама технология подобного фотографирования давно известна в прикладной психологии, даже разработана целая система тренировок памяти именно по этому конкретному варианту.

Метод фотографирования объектов, скажем, карт местности или чего-то еще, используется разведслужбами многих стран мира. Степень запоминания напрямую зависит от индивидуальных особенностей человека. Но автомобильный номер – это самое простое, в сравнении, скажем, с той же картой местности, имеющей множество топографических отметок, которые бывает необходимо запомнить. Сохранить в голове таким методом автомобильный номер может практически каждый офицер спецназа военной разведки.

К подъезду они шли рядом. Полковник, как и раньше, широко размахивал своим объемным портфелем, куда убрал пакет с покупкой. Но теперь он держал его крепко, не желал разбить и вторую бутылку дорогого французского шампанского.

– Может, и правда лучше к нам пойдем, – уже в лифте предложил полковник Личуткин. – Посидим за столом, познакомимся с «Вдовой Клико».

– Разве что чуть позже, – проговорил подполковник Россомахов. – По крайней мере, ванну я дома принимать ни за что не буду. Просто как подумаю, что в ней этот Виталий лежал, сразу брезговать начинаю. Я уж лучше у вас, товарищ полковник, вымоюсь, если позволите.

– Без всяких разговоров. Тогда мы вас дождемся, за стол одни не сядем. Будете сегодня нашим единственным гостем.

– Если что-то не так пойдет, я зайду, предупрежу вас. – Последняя фраза, произнесенная Виктором Васильевичем, говорила о том, что какая-то надежда на ошибку в глубине души у него еще жила.

Он думал о том, что все может завершиться благополучно. А вдруг этот Виталий и есть тот самый сводный брат Анны, о котором подполковник несколько раз слышал, знал, что Анна не была знакома с ним? Если так, то ситуация станет совсем иной.

На лестничной площадке они расстались. Полковник Личуткин вошел к себе. Подполковник Россомахов не имел ключей, которые оставил дома при отбытии в командировку, и просто позвонил в дверь собственной квартиры.

Анна была там только прописана, не имела права распоряжаться этой жилплощадью, не могла продать ее без согласия мужа. Для того чтобы он был официально признан пропавшим без вести и жена вступила бы в право наследства, требовалось, кажется, отсутствие законного супруга в течение года. Подполковник точно количество этих дней не знал, но не сомневался в том, что они еще не прошли. Он где-то слышал об этом, припомнил даже такой судебный термин: безвестное отсутствие.

Слышал подполковник и о том, что если военнослужащий пропадает без вести, то его смерть признается официально через два года после окончания военных действий. Никто не знал, когда они завершатся в Сирии. Но в этом вопросе есть много тонкостей, которые умелый юрист сумеет повернуть так, как ему выгодно.

А вот в случае гибели Виктора Васильевича дело обстояло бы иначе. Если бы такой факт имел место, то Анна могла бы вступить в наследство уже через полгода, которые, кстати, тоже пока еще не прошли. Но его гибель никак не задокументирована, следовательно, он может быть сочтен только пропавшим без вести.

Позвонил Виктор Васильевич так, как делал это обычно – один длинный, один короткий. Это был своего рода опознавательный знак, хорошо известный его жене. Он, видимо, сыграл свою роль.

Сначала за дверью послышались быстрые шаги и шлепанье тапочек по гулкому паркету. Но потом, видимо, женщина поняла, кто нажал на кнопку звонка, и шаги стихли. После чего кто-то выглянул в дверной глазок. Раньше, сколько Россомахов ни настаивал, Анна никогда этого не делала. Она всегда открывала дверь нараспашку и даже не спрашивала, кто пришел.

В полумраке подъезда, да еще через дверной глазок, искажающий восприятие, узнать мужа в бородатом бомже было, скорее всего, невозможно.

– Вам кого? – спросила Анна.

От звука ее голоса у Виктора Васильевича застучало сердце. Да так сильно, что он начал опасаться, что Анна подумает, будто ее любимый муж колотит в дверь кулаком.

Поэтому он поторопился сказать:

– Аннушка, это я. Открывай быстрее.

Но дверь не распахнулась. За ней послышался шепот мужчины и женщины.

Виктор Васильевич снова нажал на кнопку звонка и на сей раз не отпускал ее очень долго.

Наконец-то он сделал это и сказал с очевидным раздражением:

– Мне что, в мою собственную квартиру войти не разрешают?

Она могла не узнать его через дверной глазок, но голос-то наверняка должна была определить!

– Сейчас, Витя, подожди минутку, – сказала Анна.

За дверью снова послышался шепот. Женщина явно на чем-то настаивала. Потом там зашаркали чужие тапочки. Шаги удалялись в сторону комнаты.

После этого открылся один замок, за ним второй, нижний, которым Россомахов и Анна в былые времена никогда не пользовались. Похоже было на то, что Виталий беспокоился о собственной безопасности. Наверное, у него имелись какие-то основания для этого. Он кого-то боялся. Зазвенела на двери цепочка, которой раньше не было и в помине.

Виктор Васильевич нисколько не боялся воров. Он считал, что воры должны страшиться его самого. Ведь эти ребята не лезут в первую попавшуюся квартиру. Их обязательно кто-то наводит. Он обязательно должен знать, что в этой квартире живет специалист по рукопашному бою. Иначе грош цена такому наводчику, который своих подельников просто подставит. Они влезут в квартиру, хозяин которой их просто изуродует, сделает инвалидами на всю оставшуюся жизнь. А если эти охотники до чужого добра вдруг окажутся вооруженными, то это будет только хуже для них. Тогда Виктор Васильевич просто разозлится и не допустит того, чтобы эти бандиты могли бы ограбить какую-то другую квартиру, где некому будет дать им отпор.

Наградной пистолет подполковник держал в оружейном сейфе с кодовым замком. Но он в первые же месяцы совместной жизни, еще на другой квартире, расположенной в военном городке, показал Анне, как открывать его. Она всегда могла вытащить оттуда пистолет. Муж научил ее пользоваться этим оружием. Он специально водил жену на батальонное стрельбище и в гарнизонный тир.

Наконец-то дверь приоткрылась, но цепочка, как оказалось, не была снята. Она позволила створке отодвинуться только на небольшое расстояние.

Вообще все эти цепочки – пустая трата денег и нарушение целостности двери. Подполковник Россомахов отлично знал, что одним резким ударом основанием ладони в полотно он разорвет цепочку. Но пока подполковник не хотел прибегать к этому радикальному методу.

– Что ты хотел? – спросила Анна через щель.

– Как это что? Я хотел домой войти. Я вернулся из длительной командировки и…

– И теперь ты здесь больше не живешь, – твердо сказала Анна.

– А вот и врешь, – спокойно возразил ее законный супруг. – Это моя квартира, частная собственность. Выметайся отсюда вместе со своим Виталием. Освободите помещение!

– Вот, значит, как, – с вызовом, но в то же время понимая правоту мужа, теперь уже, конечно же, бывшего, проговорила Анна. – Нашлись, стало быть, доброжелатели. Уже доложили тебе.

– Мир не без добрых и честных людей. Не все же такие, как ты. Открывай поживее! Мне уже надоело стоять в подъезде. Лучше меня не доставай. Ты же знаешь, что если я разозлюсь, то вам обоим не поздоровится.

Это он сказал сгоряча. Виктор Васильевич никогда на Анну руку не поднимал. Да и не за что было. Ругаться им, естественно, доводилось. Без этого, наверное, не бывает семейной жизни. Но до рукоприкладства дело ни разу не доходило.

Да и ее Виталия, который занял его законное место рядом с ней, он бить тоже не намеревался, если только тот сам не напросится. Хотя подполковник очень хотел, чтобы так оно и вышло. Произойти это могло бы только в одном случае – если бы сам Виталий проявил агрессивность.

– Я открою, – сказала Анна. – Но только при одном условии. Ты не предпримешь ничего против моего нового мужа. Естественно, и против меня. Дашь нам возможность свободно уйти.

– Убирайтесь. Совершенно свободно. Мне ночевать хочется дома. Я устал быть бомжом.

– Как войдешь, встань лицом к стене.

Он ничего на это не ответил и вставать лицом к стене не собирался. Анна сначала прикрыла створку, потом сняла цепочку и распахнула дверь настежь, как делала обычно. Поступать иначе эта женщина просто не умела.

Подполковник Россомахов вошел в прихожую и сразу почувствовал, как ему в живот уперся ствол пистолета, разумеется, того самого, его собственного, наградного. Анна всегда была решительным человеком и выстрелить вполне смогла бы.

– Лицом к стене, я сказала!

Виктор Васильевич только усмехнулся по поводу ее наивности и сказал:

– Я тебе много раз говорил, что к животу противника нельзя ни ствол, ни нож прижимать. Это опасно для тебя же. Отдай мне мой пистолет.

– Попробуй, забери.

– Да и заберу.

Вообще-то наградное оружие действующего офицера во время боевой командировки должно было быть с ним. Но, уезжая, подполковник Россомахов оставил пистолет в сейфе. Мало ли, жене может сгодиться. Он сам предупредил ее об этом, не подумал, что пистолет может быть применен против него же.

Но это вообще-то и не применение. Даже Уголовный кодекс, как знал подполковник, трактует подобные действия только как угрозу такового.

Но Анна не отнеслась серьезно к его предупреждению. Виктор Васильевич легко и быстро выполнил прием, стандартный для такого случая, известный даже молодым офицерам спецназа военной разведки. Он проводится одновременно в разных плоскостях. Человек поворачивается боком, уходит с линии выстрела. В то же самое время рука его прижимает пистолет или нож к животу плашмя, давит на кисть противника, выворачивает ее. В результате оружие падает в ладонь, подставленную заранее. Если действие предпринимается против ножа, то после этого наносится удар в горло, если против пистолета, то производится выстрел. Но такая необходимость возникает далеко не всегда.

Когда пистолет оказался в руке Виктора Васильевича, он просто развернул Анну, пользуясь преимуществом в физической силе, обхватил ее правой рукой за горло и слегка выгнул тело. Сам Россомахов знал и контрприемы против такого захвата, но Анна ими не владела. Она даже не догадалась нанести удар кулаком себе за спину, ему в пах. Можно, конечно, бить и выше, в район мочевого пузыря или даже локтем в печень. Но все эти удары должны быть отработанными, иначе толку от них будет мало.

Удар в район мочевого пузыря в такой ситуации предпочтительнее. Если он будет нанесен правильно, достаточно резко и сверху вниз, то, во-первых, противник может сразу помочиться себе в штаны. Взрослого мужчину такой конфуз обязательно смутит. Во-вторых, если удар в дополнение к резкости окажется и мощным, то может лопнуть мочевой пузырь.

Вообще-то этот прием относится к серии ударов, имеющей общее название «отложенная смерть». Если человек в течение десяти часов не обратится к врачу и ему не проведут хирургическую операцию, то произойдет заражение крови и через сутки наступит летальный исход.

Мужчины обычно стесняются обращаться к медикам с такими проблемами. Особенно если удар был нанесен женщиной. Поэтому они просто умирают.

Допустим, что так оно и случится. Умрет бомж, подозреваемый в государственной измене. Тогда через полгода Анна вступит в наследство. Ей не понадобится ждать окончания войны в Сирии, которая способна затянуться на много лет. Единственное обвинение, которое может быть выдвинуто против нее, это превышение мер самозащиты.

Но какие меры самозащиты она, слабая женщина, могла превысить, когда в руках у ее бывшего мужа был его наградной пистолет? Ее, конечно, не обвинят.

А он не сможет доказать, что не брал пистолет с собой в Сирию. К тому моменту Виктор Васильевич, скорее всего, уже ни единого слова в свою защиту произнести не сможет, потому что мертвые, как правило, не умеют разговаривать.

Но Анна всего этого, наверное, просто не знала. Она в испуге схватилась за его руку, перекинутую через ее горло, даже ногтями впилась в предплечье, обдирая ему кожу.

Тут из комнаты наконец-то вышел мужчина, тот самый Виталий. Это был рыхлый, слегка пузатый человек, наверняка не способный вести рукопашный бой.

– Убирайся отсюда! – приказал ему Россомахов.

– Анна… – сказал Виталий неуверенно.

Подполковник убрал руку с горла бывшей жены, оттолкнул ее от себя и добавил:

– И свою швабру забирай.

Виталий послушно двинулся к входной двери, но тут же остановился и сказал:

– Нам хотя бы одеться надо. Не пойдем же мы по двору в таком виде.

– Быстро! Армейские сорок пять секунд вам на сборы. По истечении этого времени пойдете отсюда в том, что успеете надеть.

Они ушли в комнату и вернулись уже через минуту, одетые. Анна была с сумочкой в руке.

– Ключи от моей машины. И от квартиры тоже!

– Я еще за своими вещами хочу вернуться, – проговорила женщина.

– Твои вещи куплены на мои деньги. Они, по большому счету, тебе уже не принадлежат. Я их просто выброшу в мусор.

Анна фыркнула, вытащила из сумочки ключи от машины и квартиры.

– Документы!

– Какие?

– От машины, естественно. Твои личные мне и на хрен не нужны.

Она стала копаться в бездонной женской сумочке.

В это время Виталий вытащил какие-то бумаги из своей барсетки и протянул их Россомахову.

– Что это? – спросил подполковник.

– Документы на квартиру.

– А почему они у вас?

– Я ходил с ними на консультацию к юристу своей фирмы.

– Спасибо, – проявил вежливость Виктор Васильевич. – Теперь давайте ключи от квартиры. Те, которые сейчас у вас.

Ключи он получил сразу. Рука Виталия при этом слегка подрагивала, взгляд бегал по сторонам. Он откровенно побаивался подполковника, избегал смотреть ему в глаза. Именно такие люди бывают особенно опасны. Они всегда готовы нанести удар в спину.

Наверное, беспокоился Виталий не напрасно. Виктор Васильевич действительно мог бы убить его или, по крайней мере, превратить в уродливого инвалида всего двумя-тремя ударами.