Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо
В пору раннего детства своих отпрысков Рубенс пребывал в расцвете творческих сил, и расцвет этот совпал с воцарением в искусстве стиля барокко. Эпоха Контрреформации, в которую выпало жить Питеру Паулю, требовала вернуть католической церкви утраченную мощь – и художники Южных провинций, ставших оплотом европейского католицизма, откликнулись на это требование. Самая суть барокко, с его избыточностью, стремлением к украшательству, прославлению богатства и мощи престола святого Петра, все эти завитушки и ангелочки граничили с безвкусицей и отдавали лицемерием, но только не в случае, когда за дело брался Рубенс, первопроходец северного барокко. Мы не знаем, был ли он истово верующим католиком, но все его работы, созданные по заказу церковников, сделаны человеком, относившимся к господствующей конфессии почтительно. Он не нарушает канон, не стремится шокировать зрителя, но, оставаясь в жёстких рамках заказа, следует своим путём. Художник не чужд иронии: он может нарядить французского короля Генриха IV в спущенные чулки, чем впоследствии будет восторгаться Бодлер. Он позволяет себе разбавить тесную компанию христианских святых языческими богами, чему так безуспешно сопротивлялись клирики. Как любой мастер на пике сил и славы, Рубенс доверяет в первую очередь своему собственному вкусу и интуиции, но, будучи дипломатом, выдерживает иногда поистине драконовские условия заказчиков.
Рубенсу нравятся сложные многофигурные композиции: «По природной склонности я больше тяготею к большим полотнам, нежели к мелким диковинкам. Каждому своё. Таков уж мой дар, что в предстоящей работе никогда меня не пугали ни крупная форма, ни сложность сюжета». Интересно, что художник не любил жанр портрета и впоследствии отказался от него, делая исключения только для членов своей семьи, друзей и женщин, внешность которых казалась ему достойной запечатления. Портрет Сусанны Фоурмен «Соломенная шляпка» (Лондон) был написан около 1625 года – не по заказу, а по вдохновению (Сусанна позирует художнику не в соломенной шляпке, а в модной фетровой, с перьями, но в перевод названия однажды закралась ошибка[6] – и укрепилась в веках). Сусанна была дочерью богатого торговца шпалерами и старшей сестрой второй жены Рубенса, прекрасной Елены, но об этом пока ни художник, ни его модель не знали. Солнечный портрет молодой женщины, свежей прелестью которой так явно любуется Рубенс, сегодня считается одним из главных шедевров Лондонской национальной галереи.
Намного больше загадок таит в себе другой женский портрет – «Камеристка инфанты Изабеллы» (1623–1626, Эрмитаж, Санкт-Петербург). Кем она была на самом деле, эта прекрасная девушка, чьё лицо так взволновало Рубенса? Может, состояла при «начальнице» Рубенса, инфанте Изабелле, и он, увидев её среди других, уговорил позировать? Или же мастера связывало с неизвестной красавицей нечто большее, и лёгкая прядь, выбившаяся из строгой причёски, нежный взгляд девушки пытаются поведать нам некую тайну?
Существует несколько версий того, кем была на самом деле таинственная камеристка. Согласно первой, это посмертный портрет дочери Рубенса Клары Серены. Несомненное сходство «камеристки» с «Портретом девочки» (коллекция Лихтенштейна, Вадуц) заставляет поверить в то, что скорбящий отец попытался воплотить на холсте примерный облик своей так и не повзрослевшей дочери.
Рисунок, изображающий сына художника Альберта (1618, Эрмитаж), и двойной портрет Альберта и Николаса (1626–1627, коллекция Лихтенштейна) навели академика Валентина Янина на мысль о том, что камеристка – не кто иная, как… юная Изабелла Брант – и этим объясняется сходство девушки с детьми художника. По мнению Янина, в облике камеристки Рубенс запечатлел юный лик своей жены, которая находилась одно время при дворе инфанты Изабеллы.
Путешествие как способ забыться
В 1620-х мастерская Рубенса работает как часы, тетрадь заказов заполнена на десять лет вперёд, рядом с ним в прекрасном доме – любимая жена и обожаемые дети. И всё же он не спешит почивать на лаврах и тихо стариться в Антверпене. Он ведёт обширную переписку с юристами, политиками, коллекционерами из разных стран Европы, проявляет себя как дипломат, вначале доморощенный, затем профессиональный. С 1621 по 1625 год он проводит больше времени во Франции, чем дома, – работает над грандиозной галереей Медичи, целой серией работ, заказанной ему королевой-регент-шей. Об этом периоде жизни Рубенса можно написать отдельную книгу, как и о его дипломатической карьере, в ходе которой он оказывается причастным к придворным интригам, бесконечным переговорам и даже объявлению Тридцатилетней войны. Он знакомится с кардиналом Ришелье и герцогом Бэкингемом, которому продаёт впоследствии свою коллекцию – с большой выгодой для себя. Исторические персонажи «Трёх мушкетеров» Александра Дюма – реальные знакомые Рубенса. Ришелье – его поклонник, Анна Австрийская позировала ему для портретов, как и герцог Бэкингем, и Людовик XIII, и, разумеется, сама Мария Медичи – старая, склочная, некрасивая женщина, получившая, благодаря кисти Рубенса, вечную славу. В Испании, уже после смерти Изабеллы, Рубенс пишет портреты короля Филиппа IV и сводит знакомство с придворным художником Диего Веласкесом, только начинающим свою карьеру. Рубенс даёт Веласкесу несколько ценных советов.
Он всё время вдали от дома, но его старания, и на дипломатическом, и на художественном поприще, приносят щедрые плоды. Когда он возвращается домой – победителем, обласканным и своим, и чужими монархами, – ему увеличивают ренту, а в 1624 году Рубенс получает дворянство, о котором мечтал не менее страстно, чем Портос во втором романе мушкетёрской саги.
Слишком много счастья – вредно для творчества. В 1625 году в Антверпен приходит чума и на протяжении многих месяцев собирает там свой страшный урожай. Рубенс спасается вместе с близкими, укрывшись от эпидемии под Брюсселем, но весной 1626 года принимает решение вернуться в родной город. Решение ошибочное: чума терпеливо дожидается супругу художника в Антверпене. Изабелла Брант скончалась 20 июня 1626 года в возрасте 34 лет.
Горе овдовевшего художника не поддавалось описанию. Он сам, впрочем, пытался объяснить свои чувства в письме к французскому библиотекарю Пьеру Дюпюи, с которым состоял в деловой переписке: «Я потерял действительно хорошую супругу, которую с полным правом можно, даже нужно было любить, потому что она не обладала теми негативными качествами, обычно присущими женскому полу. Она была невздорной и без обычных женских прихотей, всегда благонравная и жизнерадостная. Из-за этих качеств всеми любима и оплакиваема всеми после смерти».
Великий фламандец так страдал после ухода Изабеллы, что едва не утратил интерес к главному делу своей жизни – живописи, и к тому, что у него так хорошо получалось, – дипломатии. Изабеллу он похоронил рядом с матерью, добавив к сокровищам церкви святого Михаила ещё одну свою картину – «Богоматерь с младенцем».
Исцелить, как он считает, сможет только долгое путешествие – смена мест, занятий, привычек. Семь следующих лет своей жизни Рубенс проводит за границей, погрузившись в дипломатические интриги и политические игры. С ним всегда – кисти и краски, он считает себя прежде всего художником и только потом дипломатом, но сам чувствует, что и таланту, и душе его срочно требуются свежие силы.
Елена Прекрасная
Её считали самой красивой женщиной Антверпена, не зря Даниель Фоурмен назвал свою дочь Еленой! Светлые волосы, чувственное тело, лукавый взгляд, перламутровая кожа – она как будто вышла из грёз Рубенса, олицетворяя каждой клеточкой своего тела его любимый женский тип.
Елена Фоурмен была всего на два года старше Альберта, сына художника, которому минуло четырнадцать лет. Уставший и разочарованный 53-летний Рубенс вернулся в Антверпен в 1630 году после долгих странствий. Он не мог и надеяться, что возвращение на родину принесёт ему долгожданное счастье. Огромная разница в возрасте не отпугнула невесту, ведь её жених – знаменитый, успешный, богатый художник и, самое главное, он влюблён, как мальчишка-школяр!
Изабелла Брант была ему другом, помощницей, заботливой спутницей. Елена Фоурмен стала его возлюбленной, пробудившей в отчаявшемся художнике неистового творца, которому заново открылся источник вдохновения.
Они давно знакомы – старший брат Елены был женат на родной сестре умершей Изабеллы. Натурщицей Рубенса Елена впервые стала в возрасте одиннадцати лет – он писал с неё юную Мадонну в «Воспитании Богоматери».
«Я решил жениться вновь, потому что никогда не имел намерений вести воздержанную жизнь в духе целибата, – признаётся Рубенс в письме своему другу. – Я сказал себе, прежде чем уступить первое место воздержанию, мы должны с благодарностью наслаждаться дозволенными радостями. Я подыскал себе молодую женщину из достойной, однако мещанской семьи, хотя весь свет убеждает меня жениться при дворе. Но я страшусь тщеславия, этого порока, который, похоже, у дворян врождённый, и прежде всего у представительниц женского пола, и поэтому я решился в пользу такой, которая не покраснеет, увидев меня с кистями в руках. Кроме того, я вправду слишком люблю мою свободу, чтобы променять её на ограничения более старшей женщины».
6 декабря 1630 года в церковной книге приходской церкви святого Иакова в Антверпене появилась запись об освящении брака Питера Пауля Рубенса и Елены Фоурмен.
Так началась история личного возрождения Рубенса, его позднего счастья, которое подарила ему прекрасная Елена. Он пишет с неё бесчисленные портреты: «Елена Фоурмен в свадебном наряде» (1630–1631, Мюнхен), «Елена Фоурмен с перчаткой» (1630–1632, Мюнхен); он придаёт её черты героиням едва ли не всех своих картин: Елена появляется на полотне «Венера, Марс и Купидон» (1630, Картинная галерея Далвич, Лондон), «Аллегория мирного благоденствия» (1629–1630, Лондон), «Празднество Венеры» (ок. 1635, Вена), «Венера и Адонис» (1635–1638, Метрополитен-музей, Нью-Йорк), «Похищение сабинянок» (1635–1637, Лондон), она предстаёт перед нами в образе «Вирсавии у фонтана» (1635, Государственная картинная галерея, Дрезден), в каждой из «Трёх граций» (1638–1640, Прадо), каждой из трёх богинь на «Суде Париса» (1636, Лондон), она воплощает его женский идеал в чувственном «Саду любви» (1632–1633) из мадридского Прадо. Елена пробуждает в Рубенсе переживания такой силы, что он, кажется, впервые в жизни не сдерживает себя в творческом порыве. Он наконец-то чувствует себя по-настоящему свободным, перед ним отныне нет ни рамок, ни ограничений, и можно выплеснуть на холст все свои эмоции, не заботясь о том, что на это скажут клиенты в коронах или кардинальских шапках. Впрочем, Рубенс не был бы Рубенсом,
если бы даже в своей счастливой старости не продолжал принимать заказы от власть имущих. Его мастерская по-прежнему действует, но во главе всего теперь стоит не стремление заработать, а желание провести как можно больше времени с обожаемой Еленой и их детьми, которых было пятеро, и младшая дочь появилась на свет уже после смерти художника. Питер Пауль с наслаждением пишет семейные портреты, изображает Елену с сыном Франсом (1635, Мюнхен) и себя самого с нею на прогулке (1631, Мюнхен).
Семья ни в чём не нуждается, годы вынужденной экономии остались в далёком прошлом. Рубенсы переезжают в замок Стен, где Питер Пауль пишет свои знаменитые пейзажи «Турнир перед башней замка Стен» (1635–1637, Лувр) и «Пейзаж с радугой» (1636, Прадо), прямо-таки искрящийся радостью жизни.
«Когда бы не Елена…»
Современному зрителю бывает непросто разделить то восхищение, с которым Рубенс смотрел на Елену. Полная, с дрябловатой кожей, она совсем не кажется нам красивой, но для Питера Пауля как для истинного фламандца Елена была совершенством, и здесь не с чем поспорить. Елена как будто бы присутствовала в его живописи задолго до того, как в ней появиться: в явном родстве с ней были обе дочери Левкиппа[7] (1615–1616, Мюнхен), аллегория Земли[8] (1618, Эрмитаж) и другие героини картин Рубенса: многие из них, кто в большей, кто в меньшей степени, напоминают прекрасную Елену. Она стала для него и возлюбленной, и женой, и дочерью, и другом, и музой, и натурщицей – и до самых последних дней жизни вдохновляла его на творческие подвиги.
Была ли при этом счастлива сама Елена? Нравилось ли ей постоянно позировать своему великому супругу в костюме Евы? Изабелла Брант избежала подобной участи, но Рубенс никогда и не был так одержим ею, как бело-розовым, зефирным телом Елены… Страсть его ощущается зрителем едва ли не физически: глядя на картину «Шубка» (1638, Вена), чувствуешь мощь влечения, которую сохранила кисть художника. «Шубку» Рубенс писал для себя, это самая эротическая, интимная из его картин. Контраст нежной женской кожи и тяжёлого меха притягивает взгляд не меньше, чем лицо молодой женщины, осознающей свою власть над мужчиной, пишущим её портрет, и слегка смущённой этой властью. Портрет, конечно, не фотография, мы можем лишь домысливать те чувства, которые испытывала натурщица, позируя Рубенсу, но в лице героини «Шубки», известной также под названием «Венера в мехах», есть лёгкое удивление и даже, быть может, недовольство. Покорная мужу, Елена не спорила со своей постоянной обязанностью позировать ему, но, когда Рубенса не стало, собралась уничтожить и «Шубку», оставленную ей по наследству, и другие полотна, где запечатлена её нагая красота. Отговорил молодую вдову от этого необдуманного поступка её духовник, выполнявший поручение влиятельного кардинала, большого ценителя Рубенса.
Рубенс скончался в 1640 году, в возрасте 63 лет: его здоровье и силы подточила подагра, которой он страдал на протяжении последних лет. Его прощальный автопортрет (1639, Исторический музей, Вена) указывает на эту болезнь выразительной деталью – перчаткой, в которую затянута изуродованная подагрой рука… Умер он на руках Елены и своего старшего сына Альберта. Спустя два дня величайшего фламандского художника похоронили в церкви святого Иакова.
Елена Фоурмен прожила долгую жизнь. Она ещё раз вышла замуж, родила новому мужу сына и скончалась лишь в 1673 году. Двое из детей Питера Пауля и Елены стали служителями церкви: сын, названный в честь отца, – священником, а дочь Констанция Альбертина, рождённая после смерти Рубенса, – монахиней.
Нет никаких свидетельств о том, обрела ли Елена счастье в новом браке. Мы можем лишь гадать об этом, как и о том, была ли поздняя страсть Рубенса разделённой, любила ли молодая жена столь же пылко или всего лишь мирилась со своим положением, таким понятным в любом веке, таким водевильным или… трагическим. Но нет никаких сомнений в том, что роль свою – если то была роль! – Елена Прекрасная сыграла до конца, ни разу не сбившись и не сфальшивив.
Что стало бы с Рубенсом, «когда бы не Елена…»? Наверное, он тихо старился бы в своём Антверпене и пусть написал бы ещё немало шедевров, без Елены никогда не раскрылся бы до конца в своей гениальности, силе и страсти. Делакруа называл Рубенса «Гомером живописи», современники – «фламандским Апеллесом», ему удавалось всё, за что бы он ни брался, но для того, чтобы высвободить дремавшее подспудно глубокое чувство, мастеру нужно нечто большее, чем талант и трудолюбие. Нужна любовь. Такой любовью – поздней, вымоленной, счастливой – стала для Питера Пауля Рубенса его прекрасная Елена.
Свет и тени
Саския ван Эйленбюрх, Хендрикъе Стоффельс / Рембрандт
«Светотени мученик Рембрандт» – так сказал о великом голландце Мандельштам. Свет и тени более всего занимали Рембрандта-живописца, светом и тенью стали для Рембрандта-человека две женщины: Саския ван Эйленбюрх иХендрикье Стоффельс. Та и другая явились, чтобы озарить его жизнь. А потом ушли в тень, забрав с собой счастье.
Младший сын
В сказках младшим сыновьям выпадает особенная судьба, козырь в рукаве, принцесса и полцарства в финале. В жизни – во всяком случае, в той, что вели граждане провинции Графство Голландия в начале XVII века, – младшим сыновьям следовало с юных лет привыкать к мысли о том, что наследства им не достанется и рассчитывать придётся только на свои силы. Рембрандт Харменс ван Рейн был младшим сыном лейденского мельника Хармена и его жены Корнелии (Нельтье). На свет он появился 15 июля 1606 года в Лейдене, окрестили младенца в церкви Святого Петра, дав ему редкое имя Рембрандт – в честь прабабушки Ремеджии.
Семейство было не то чтобы зажиточным, но без хлеба мельник не останется – уж что-что, а мука в доме найдётся всегда.
Голландцы в годы, предшествующие рождению Рембрандта, целыми семьями переходили из папской веры в протестантскую. Вот и Хармен, прежде католик, был теперь кальвинист, и семья мельника жила по строгим религиозным правилам. Молились, усердно трудились, рожали детей. У Рембрандта были, как уже сказано, старшие братья – да не двое, как в сказке, а четверо. И две сестры – старшая и младшая: после рождения будущего художника Нельтье произвела на свет ещё одну девочку, Лизбет.
Геррит, старший брат Рембрандта, был большой любитель охоты. Как-то принёс домой добычу – подстреленную птицу, выпь. Младший брат смотрел на выпь так внимательно, будто знал, что однажды напишет эту птицу и себя рядом с ней. Называться картина будет «Автопортрет с выпью» (1639, Дрезден).
Кальвинизм кальвинизмом, но жители Лейдена не спешили отказываться от привычных католических праздников – с праздниками вообще расставаться трудно. Отмечали Богоявление, святого Николая, святого Мартина. Маленькому Рембрандту нравились легенды, вспоминавшиеся в эти дни, нравились традиции, кушанья, подарки. Не меньше он любил наблюдать за тем, как лейденцы катаются на коньках по замёрзшим каналам, и за тем, как свершается таинство повседневной жизни со всеми её неписаными законами и правилами.
В школу его отдали малышом – едва исполнилось четыре года. Так было принято в Голландии. Священное Писание, чтение, счёт, письмо. Больше всего, конечно, Священного Писания, хотя и почерку уделялось внимание – у Рембрандта он будет красивым.
В семь лет мальчик хорошо читал, считал, умел писать, превосходно знал Библию – как Ветхий, так и Новый Завет. Поэтому родители сочли возможным отдать его в Латинскую школу, куда принимали обыкновенно к двенадцати годам. Вундеркинд? Скорее, обладатель хороших способностей. Здесь Рембрандту будут преподавать латынь, греческий, каллиграфию, риторику, логику, здесь продолжится его религиозное образование. Учили в Латинской школе на совесть, и в Лейденский университет он поступил в возрасте четырнадцати лет. Выбрал филологический факультет – хотел совершенствоваться в латыни или греческом.
В ту пору Лейденский университет высоко котировался в Европе. Здесь училось много иностранцев, в том числе знаменитых, таких как Рене Декарт, получавший знания на математическом факультете. Но вот у Рембрандта учёба категорически не заладилась. Всего через несколько месяцев он оставил учение: как часто бывает у юных людей, понял, что ошибся с выбором профессии. Не лингвистом он хочет стать, а художником.
Кто вдохновил его на это решение? Голландия времён Реформации была не самым подходящим местом для знакомства с работами великих мастеров – из храмов, в соответствии с духом времени, были убраны все картины и скульптуры. Современные Рембрандту художники были скорее ремесленниками – ювелирами, портными, витражистами, но в здании ратуши по-прежнему висел триптих «Страшный суд», созданный самым знаменитым уроженцем города Лукой Лейденским, восхищение работами которого Рембрандт сохранит до конца своих дней.
В Голландии тогда была мода на групповые портреты, создавались такие обычно в тирах. Специально нанятый живописец Йорис ван Схутен терпеливо выводил на полотне черты участников городской самообороны Лейдена – нарядных лучников и аркебузиров, надевших на себя всё лучшее сразу. Рембрандт наверняка не раз и не два видел, как создаются эти парадные портреты, с каким тщанием изображает художник всех, кто внёс деньги и теперь ожидает увидеть себя нарисованным во всей красе.
Рембрандт меняет Лейденский университет на мастерскую Якоба ван Сваненбурга, где его будут учить живописи. Впоследствии недоброжелатели станут упрекать великого голландца в недостаточной образованности; на самом же деле он обладал серьёзным багажом знаний и в нужный момент всегда мог вспомнить необходимый исторический сюжет, библейскую притчу или античную трагедию.
Учитель Рембрандта был известен в Лейдене прежде всего как сын живописца Исаака ван Сваненбурга, умершего в 1614 году. Отец считался певцом текстильных ремёсел, сын предпочитал фантасмагории в духе Босха, пейзажи и ведуты. Якоб много путешествовал, работал в Италии, как это было принято у всех художников эпохи, неважно, голландец ты или нет. В глазах Рембрандта, лохматого, неуклюжего, молчаливого подростка, Якоб был настоящий мастер, первый в его жизни художник, имеющий дело с красками и холстами. Потом ученик, конечно, разочаруется в творчестве своего учителя, но те три года, которые Рембрандт проведёт в мастерской Сваненбурха, научат его всем премудростям ремесла: он пройдёт путь от грунтовки холста и смешивания красок до робких попыток изобразить что-нибудь самостоятельно.
Друг и соперник
У каждого творца есть свой злой гений, ну или хотя бы соперник, конкурент, тот, кто не опережает возрастом и способностями, а потом вдруг обгоняет на пути, ведущем к успеху, – и скрывается из виду. Таким другом-соперником для Рембрандта должен был стать Ян Ливенс – земляк, младший по возрасту, обучавшийся в то же самое время в другой мастерской и уже успевший пройти в Амстердаме школу знаменитого живописца Питера Ластмана. По мнению Поля Декарга, автора биографии Рембрандта, Ливенс добился в искусстве многого, имя его звучало на весь мир, но «близость к Рембрандту чуть было не стёрла его имя со страниц Истории». Тем не менее вначале Рембрандт находился если не в тени Ливенса, то в некоторой зависимости от него – уже опытного, прожившего два года в столице… Именно Ян убедил восемнадцатилетнего Рембрандта тоже поехать в Амстердам, город передового искусства, где великий Питер Ластман (слышали когда-нибудь это имя?) обучит никому не известного юношу всем секретам мастерства: проведёт его тайными тропами в самое сердце творчества.
Ни в юности, ни в зрелости, ни тем более в старости Рембрандта нельзя было назвать заядлым путешественником. Сложно найти другого такого художника-домосе-да, не выбравшегося за целую жизнь даже в Италию! Но Рембрандту не требовалось менять обстановку, для того чтобы совершать главное путешествие своей жизни…
В юности он всё же был легче на подъём и в Амстердам собрался запросто, имея на руках лишь адрес Питера Ластмана. Родители отпустили его, убедившись, что повлиять на решение сына они всё равно не смогут. К тому же им хватало забот со старшим, Герритом, который в результате несчастного случая на мельнице потерял правую руку. Мельница, как выяснилось, не только кормит человека, но и отбирает у него надежду – из наследника и гордости родителей Геррит превратился в инвалида и обузу. Следуя строгим голландским законам, Хармен внёс изменения в своё завещание – после его смерти Геррит будет получать ежегодную пенсию в 150 флоринов.
А Рембрандт тем временем продолжал идти по выбранному пути, который привёл его в Амстердам.
Картины, выставленные в мастерской Ластмана, потрясли начинающего художника – нигде прежде он не видел подобной свободы и лёгкости, никогда не знал, что живопись может быть такой подробной, самобытной, особенной! Другой мастер, уже покойный к тому времени Адам Эльсхеймер, повлиял на Рембрандта ещё сильнее, и, хотя точно не установлено, когда и где в Амстердаме он мог видеть работы Эльсхеймера, творчество его вселило в душу Рембрандта уверенность в том, что нет ничего важнее простоты, чистоты и света, да, и света…
Полгода он провёл в Амстердаме – шумном, богатом, столичном городе, в сравнении с которым Лейден выглядел захолустьем. Через шесть месяцев Хармен ван Рейн постучал в дверь мастерской Питера Ластмана: пришло время расплатиться за обучение и забрать сына домой. Рембрандт вёз с собой книги по анатомии и перспективе, эстампы, а ещё диковины, которые ему удалось раздобыть, – восточные ткани, турецкую саблю, – всё это пригодится ему впоследствии, и реквизит будет накапливаться с каждым годом.
Конечно, он вёз и собственные рисунки, которыми гордился, и даже панно, изображающее короля с войском, – многофигурную работу, где нашлось место и автопортрету художника. На протяжении жизни он будет изображать себя чаще всех прочих людей: помимо бесчисленного числа автопортретов, глядя на которые, можно проследить за его взрослением, мужанием, старением, Рембрандт часто писал себя среди исторических персонажей: со многих полотен на нас смотрит его лицо. Усы, нос картошкой, честно выписанная бородавка… Рембрандту было важно лично присутствовать при тех событиях, которые он изображал на холсте или гравировал на доске, потому он и «сопровождает» то святых, то грешных участников исторических событий…