banner banner banner
Обречены воевать
Обречены воевать
Оценить:
 Рейтинг: 0

Обречены воевать

Но столь же естественно, по объяснению Фукидида, что спартанцы воспринимали притязания афинян как необоснованные, даже как неблагодарность. Они справедливо вопрошали – а кто, собственно, гарантировал полуострову ту безопасность, что и оделила Афины благополучием? Афины, так сказать, надували щеки, преисполняясь осознания собственной важности, и не сомневались, что они вправе претендовать на большее, а Спарта ощущала растущую неуверенность и страх – и набиралась решимости отстаивать статус-кво.

Аналогичная динамика обнаруживается и во многих иных ситуациях, даже в семейных отношениях. Когда подростковые амбиции молодого человека создают у него впечатление, будто он способен затмить своими достижениями своего старшего брата (или даже отца), чего нам ожидать? Нужно ли располагать спальные комнаты, место в шкафу или стулья за столом в определенном порядке, отражающем относительное влияние членов семьи, а также возраст? У тех видов живых существ, для которых характерно альфа-доминирование (например, у горилл), по мере того как потенциальный преемник становится все крупнее и сильнее, оба – и лидер стаи, и его соперник – начинают готовиться к столкновению. В конкурентной среде бизнеса, когда прорывные технологии позволяют передовым компаниям вроде «Эппл», «Гугл» или «Убер» стремительно порождать новые отрасли промышленности, нередки случаи ожесточенной конкуренции, вынуждающей, к примеру, таких гигантов, как «Хьюлетт-Пакард», «Майкрософт» или традиционное такси, адаптировать привычные бизнес-модели – или погибать.

Ловушка Фукидида характеризует естественное и неизбежное напряжение отношений, которое возникает, когда новая сила угрожает вытеснить правящую. Это возможно в любой сфере деятельности, но последствия наиболее опасны в международных делах. В исходном, инвариантном, если угодно, случае ловушка Фукидида привела к войне, которая поставила Древнюю Грецию на колени, и с тех пор эта угроза пугала дипломатов на протяжении тысячелетий. Сегодня она ведет две сильнейшие мировые державы в направлении катаклизма, который никому не нужен, но которого, не исключено, вряд ли удастся избежать.

Обречены ли США и Китай на войну?

Мир никогда не видел ничего подобного быстрому тектоническому сдвигу в глобальном балансе сил, порожденному возвышением Китая. Будь США коммерческой корпорацией, то за годы сразу после Второй мировой войны их доля составила бы 50 процентов мирового экономического рынка. К 1980 году эта доля снизилась до 22 процентов. Три десятилетия двузначного роста китайской экономики сократили долю Америки до нынешних 16 процентов. Если текущая тенденция сохранится, доля США в мировом экономическом производстве в ближайшие три десятилетия продолжит снижаться – до жалких 11 процентов. За этот же период доля Китая в мировой экономике возрастет с 2 процентов в 1980 году до 18 процентов в 2016 году и до почти 30 процентов в 2040 году.

Экономическое развитие Китая превращает его в полноценного политического и военного конкурента. В годы холодной войны, когда США неуклюже реагировали на советские провокации, на стене коридора в Пентагоне висел плакат: «Если мы когда-нибудь столкнемся с настоящим врагом, у нас будут серьезные проблемы». Китай – серьезный потенциальный враг Америки.

Вероятность того, что Соединенные Штаты Америки и Китай могут затеять войну, выглядит минимальной, поскольку такое развитие событий кажется неразумным. Но воспоминания о войне столетней давности, то есть о Первой мировой войне, заставляют снова и снова поражаться человеческой глупости. Когда мы говорим, что война «немыслима», что это – утверждение о возможности конкретного события или просто признание того, насколько ограниченно наше воображение?

Как представляется, принципиально важным в этом контексте будет вопрос о структуре глобального порядка: удастся ли Китаю и США избежать ловушки Фукидида? Большинство соперничеств, соответствовавших этой схеме, закончилось трагически. За последние пятьсот лет в шестнадцати случаях крупная крепнущая держава пыталась сместить доминирующую силу. В двенадцати случаях из шестнадцати такая попытка приводила к войне. В тех четырех случаях, когда такой исход был предотвращен, мир обеспечивался лишь ценой существенных и болезненных корректировок политического курса, причем как со стороны претендента, так и со стороны признанного властелина.

Соединенные Штаты Америки и Китай также способны избежать войны, но только при условии, что они могут усвоить два трудных урока. Во-первых, если сохранится нынешний курс, война между США и Китаем в предстоящие десятилетия не просто возможна, но гораздо более вероятна, чем признается в настоящее время. Действительно, если опираться на исторические данные, война более вероятна, чем ее отсутствие. Кроме того, недооценивая опасность, мы усугубляем риски. Если государственные лидеры в Пекине и Вашингтоне продолжат делать то, что делали на протяжении последнего десятилетия, почти наверняка отношения Китая и США перерастут в полноценную войну. Во-вторых, война не является неизбежной. История показывает, что крупные доминирующие державы могут контролировать своих соперников, даже тех, кто угрожает их опередить, не прибегая к насилию. Изучение этих уроков, а также многочисленных провалов видится необходимым и полезным для современных государственных деятелей. Как отмечал Джордж Сантаяна, лишь те, кто отказывается изучать историю, обречены ее повторять.

В последующих главах описывается суть ловушки Фукидида, исследуется ее динамика и объясняются ее последствия применительно к сегодняшним отношениям США и Китая. В первой части книги содержится краткий обзор возвышения Китая. Всем известно, что Китай обретает силу, но мало кто осознает масштабы и последствия его развития. Перефразируя бывшего президента Чехии Вацлава Гавела, можно сказать, что это произошло так быстро, что мы еще не успели изумиться.

Во второй части последние факты американо-китайских отношений рассматриваются в более широком историческом контексте. Это не только позволяет лучше понять нынешние события, но и подсказывает, куда и к чему они могут привести. Наш обзор уходит в прошлое на 2500 лет, к тому моменту, когда быстрый рост Афин шокировал доминировавшую Спарту и обернулся Пелопоннесской войной. Ключевые примеры последних пятисот лет также дают представление о том, как напряженность между «восходящими» и правящими державами может способствовать перерастанию споров в войну. Ближайшим аналогом нынешнего противостояния выступает конфликт Германии и господствующей мировой империи Великобритании перед Первой мировой войной. Памятуя о том, чем все закончилось тогда, стоит задуматься о перспективах сейчас.

В третьей части задается вопрос, следует ли видеть в современных противоречиях Америки и Китая аналог событиям столетней давности. Ежедневные сообщения СМИ об «агрессивном» поведении Китая и его нежелании мириться с «международным порядком, основанным на правилах», который был установлен США после Второй мировой войны, описывают инциденты и происшествия, во многом напоминающие 1914 год. При этом необходимо анализировать собственную позицию. Если Китай ведет себя «в точности как мы», когда мы врывались в двадцатое столетие, нисколько не сомневаясь, что ближайшие сто лет окажутся эрой американского владычества, то соперничество грозит стать еще серьезнее, а война кажется еще неотвратимее. Если Китай и вправду идет по стопам Америки, мы вправе ожидать, что китайская армия будет навязывать волю Пекина на пространстве от Монголии до Австралии – как когда-то Теодор Рузвельт присвоил Америке целое «наше полушарие» [9 - Скорее, здесь следовало бы сослаться на доктрину Монро, согласно которой Западное полушарие оказывалось зоной исключительных интересов США. Президент Рузвельт видел зоной исключительных интересов США Латинскую Америку, применительно к которой считал оправданной «политику большой дубинки».].

Китай следует по траектории, отличной от той, по которой двигались Соединенные Штаты Америки на пути к своему доминированию. Но во многих отношениях возвышение Китая словно вторит нашему. Чего хочет Си Цзиньпин? Если коротко – снова сделать Китай великим. Более глубоким стремлением китайских граждан, которых ныне более миллиарда, является стремление сделать свою страну не только богатой, но и могущественной. Действительно, их конечная цель – такой богатый и сильный Китай, что другие страны будут вынуждены признавать его интересы и воздавать ему то уважение, которого он заслуживает. Размах и амбициозность этой «всекитайской мечты» должны лишить всяких иллюзий относительно того, что конкуренция между Китаем и Соединенными Штатами Америки естественным образом будет ослабевать по мере превращения Китая в «ответственного игрока». Здесь как нельзя уместно вспомнить удачное выражение моего бывшего коллеги Самюэля Хантингтона – «столкновение цивилизаций»: налицо историческая дизъюнкция, вследствие чего фундаментальные различия в ценностях и традициях между Китаем и США делают сближение двух держав практически невозможным.

Пускай исход нынешнего соперничества выглядит неопределенным, а фактический вооруженный конфликт представляется делом далекого будущего. Но так ли это? По правде говоря, пути к войне весьма разнообразны, а многие из них способны трансформироваться в нечто глобальное даже из сущих пустяков. От нынешних конфронтаций в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, от стычек в киберпространстве и торговых конфликтов разного масштаба рукой подать (и это не может не пугать) до сценария, в котором американским и китайским солдатам приходится убивать друг друга. Сейчас подобное развитие событий не кажется вероятным, но стоит вспомнить непредвиденные последствия убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда или ядерной авантюры Хрущева на Кубе, и становится очевидным, сколь мизерно различие между «маловероятным» и «невозможным».

В четвертой части книги объясняется, почему война не является неизбежной. Большинство политических сообществ и общественность в целом наивно верят успокаивающим заверениям на сей счет. Между тем фаталисты видят непреодолимую силу, быстро надвигающуюся на неподвижный объект. Все они ошибаются. Если лидеры обеих стран удосужатся изучить успехи и неудачи прошлого, они обнаружат богатый клад подсказок, посредством которых возможно разрабатывать стратегию, позволяющую отстаивать жизненные интересы каждой страны без войны.

Новое возвышение цивилизации с пятитысячелетней историей и с нынешним населением 1,4 миллиарда человек – отнюдь не та проблема, которая нуждается в разрешении. Все дело в точке зрения, в том хроническом состоянии, которое нужно обеспечить за жизнь поколения. Успех потребует не просто новых лозунгов, более частых встреч на высшем уровне и регулярных заседаний министерских рабочих групп. Управление международными отношениями без войны подразумевает пристальное и постоянное внимание на самых высоких уровнях в обоих правительствах. Здесь необходима глубина взаимопонимания, примером которой могут служить беседы Генри Киссинджера с Чжоу Эньлаем после восстановления отношений между США и Китаем в 1970-х годах. А самое важное – понадобятся радикальные изменения в подходах и действиях лидеров и обществ в целом, изменения, которые сегодня трудно вообразить. Чтобы избежать ловушки Фукидида, мы должны мыслить немыслимое и воображать невообразимое. Иными словами, нам придется всего-навсего распрямить (или, наоборот, изогнуть) дугу истории [10 - Отсылка к метафоре, которая часто встречается в риторике экс-президента США Барака Обамы – и восходит, в свою очередь, к выражению Мартина Лютера Кинга: «Дуга нравственной вселенной длинна, но она гнется в направлении справедливости».].

Часть первая. Возвышение Китая

Глава 1. «Крупнейший игрок в мировой истории»

Вероятно, вам еще никогда не приходилось задумываться о том, что за люди афиняне, с которыми вам предстоит борьба, и до какой степени они во всем не схожи с вами. Ведь они сторонники новшеств, скоры на выдумки и умеют быстро осуществить свои планы.

    Фукидид, «История Пелопоннесской войны»

Пусть Китай спит, ибо, когда он проснется, мир ждет потрясение.

    Наполеон, 1817 г.

Вскоре после того, как его назначили директором Центрального разведывательного управления в сентябре 2011 года, я навестил самого успешного в современной истории американского генерала в его кабинете в Лэнгли, штат Виргиния. Мы с Дэвидом Петреусом познакомились лично в 1980-х годах, когда он был докторантом в Принстоне, а я возглавлял школу имени Кеннеди в Гарварде. С тех пор мы поддерживали отношения, пока он строил военную карьеру в рядах армии США, а я занимался академической деятельностью (и несколько раз работал по контракту на Пентагон). После обмена любезностями и вежливых расспросов о его новой работе я спросил Дэвида, нашел ли он общий язык со старыми кадрами агентства и делятся ли те с ним «тайными тайнами», то бишь сведениями о наиболее тщательно оберегаемых, наиболее засекреченных операциях. Дэвид лукаво улыбнулся и ответил: «Еще бы!», а его выжидательное молчание показывало, что он ждет от меня продолжения.

После паузы я спросил, что он узнал о «спящих агентах», то есть о тех людях, которые были завербованы агентством, но которым, по сути, полагалось жить обычной жизнью среднего человека в своей стране, обретая мало-помалу полное, насколько возможно, понимание местной культуры, народа и правительства. Такие люди делали карьеру совершенно незаметно, а агентство ожидало от них всего-навсего, что они, когда к ним обратятся – подобное случалось крайне редко, быть может, единожды или дважды в десятилетие, – честно и откровенно поделятся своими выводами о происходящем в конкретной стране и ожиданиями от будущего.

Дэвид подался вперед через стол и стал изучать принесенный мною отчет, где содержались проницательные и дальновидные выкладки относительно надлежащей реакции Вашингтона на величайшие геополитические вызовы наших дней. Как я сказал новому директору ЦРУ, автор отчета обладал, несомненно, даром предвидения. Он сумел предугадать переход Китая от «Большого прыжка» [11 - Тж. «Большой скачок», политика экономической и политической модернизации, которую в КНР реализовывали в 1958–1960 гг.] и культурной революции 1960-х годов к капиталистическим преобразованиям Дэн Сяопина в 1980-х. Более того, он установил тесные рабочие контакты со многими людьми в руководстве КНР, включая будущего председателя Китайской Народной Республики Си Цзиньпина.

Я начал читать первый блок вопросов из пятидесяти страниц вопросов и ответов в этом тексте:

– Насколько серьезно стремление нынешних лидеров Китая сместить Соединенные Штаты Америки с позиции доминирующей силы в Азии в обозримом будущем?

– Какова стратегия Китая в желании стать номером один в Азии?

– Каковы основные препятствия в реализации этой стратегии?

– Насколько вероятен успех Китая?

– Если все получится, каковы будут последствия возвышения КНР для других азиатских стран и для США?

– Неизбежен ли конфликт между Китаем и США?

* * *

Автор отчета предлагал свои ответы на эти и многие другие вопросы. Он убедительно и обоснованно срывал завесу тайны с китайских амбиций. Он трезво оценивал риск возможного столкновения двух наших стран и давал разумные советы по поводу того, как предотвратить такое гибельное столкновение.

Ли Куан Ю, разумеется, был агентом ЦРУ. Душой, телом и сердцем он принадлежал Сингапуру, но этот многоопытный государственный деятель, скончавшийся в 2015 году, был мастером прятать тайное, что называется, на виду. Отчет, который я принес в кабинет Петреуса, был выдержкой из книги «Ли Куан Ю: прозрения великого человека о Китае, Соединенных Штатах Америки и мире в целом»; эту книгу в 2013 году мы написали совместно с Робертом Блэквиллом и Али Уайном. Будучи основателем и многолетним лидером своего крошечного города-государства, Ли Куан Ю обосновался в маленькой, нищей и полуголодной рыбацкой деревеньке – и превратил ее в современный мегаполис. Этнический китаец, он получил образование в Кембриджском университете и стал олицетворением слияния конфуцианства и морали английского высшего света. Вплоть до своей кончины в 2015 году он также являлся, безусловно, признанным и ведущим мировым экспертом по Китаю.

Точка зрения Ли на происходящее в Китае, наряду с восприятием событий в мире, обеспечивала его востребованность в качестве стратегического советника президентов и премьер-министров на всех континентах, в том числе глав государства в США, от Ричарда Никсона до Барака Обамы. Проницательность Ли применительно к Китаю отражала не только его «уникальное стратегическое видение», по выражению Генри Киссинджера, но и осознанную потребность знать как можно больше о «спящем гиганте». Пускай экономическая и политическая мощь Китая представлялась далеко не столь очевидной на фоне аграрного марксизма Мао, Китай все равно оставался колоссом, из тени которого островная страна Ли Куан Ю пыталась выбраться на солнечный свет и выжить. Ли одним из первых осознал истинную природу Китая – и его истинный потенциал.

Пока Ли изучал Китай и его лидеров, те изучали его самого и его страну. В конце 1970-х годов, когда Дэн Сяопин стал размышлять о стремительном переходе к рыночной экономике, китайские лидеры воспринимали Сингапур как своего рода лабораторию, как образец не только экономического, но и политического развития. Ли провел тысячи часов в прямых переговорах с китайскими руководителями, членами кабинета министров и будущими лидерами «северного соседа»[12 - Henry Kissinger, foreword to Lee Kuan Yew: The Grand Master’s Insights on China, the United States, and the World (Cambridge, MA: MIT Press, 2013), ix.][13 - Ли посещал Китай 33 раза в промежутке с 1976 года до своей кончины, тогда как «ориентировочно 22 000 китайских чиновников побывали в Сингапуре с целью изучения его внутренней политики только с 1990 по 2011 год». См. Chris Buckley, «In Lee Kuan Yew, China Saw a Leader to Emulate», New York Times, March 23, 2015, http://sinosphere.blogs.nytimes.com/2015/03/23/in-lee-kuan-yew-china-saw-a-leader-to-emulate.]. Все китайские вожди, от Дэн Сяопина до Си Цзиньпина, почтительно именовали его «наставником», а это признак высочайшего уважения в китайской культуре.

Я обратил внимание нового директора ЦРУ на важнейший вопрос относительно курса развития Китая: что означает драматическая трансформация КНР для глобального баланса сил? Ли напоминал: «Масштабы влияния Китая на мировой баланс сил таковы, что миру придется искать новый баланс. Невозможно будет притворяться, будто на арену просто вступил еще один крупный игрок. Это крупнейший игрок в мировой истории»[14 - Graham Allison, Robert D. Blackwill, and Ali Wyne, Lee Kuan Yew: The Grand Master’s Insights on China, the United States, and the World (Cambridge, MA: MIT Press, 2013), 42.].

Станет ли Америка номером два?

В курсе по национальной безопасности, который я читаю в Гарварде, лекция о Китае начинается с опросов. Прежде всего студентам предлагается сравнить Китай и Соединенные Штаты Америки – по показателям 1980 года и по нынешнему рейтингу. Снова и снова мои студенты демонстрируют шок от увиденного. Достаточно одного взгляда на диаграмму с цифрами 2015 года, чтобы понять причину этого шока.

Всего за поколение вперед вырвалось государство, которое до того не учитывалось ни в каких международных расчетах. В 1980 году валовой внутренний продукт (ВВП) Китая составлял менее 300 миллиардов долларов США; к 2015 году он составил 11 триллионов долларов, что превратило Китай во вторую по величине экономику мира по рыночным показателям. В 1980 году товарооборот Китая с внешним миром достигал менее 40 миллиардов долларов; к 2015 году он вырос стократно, до 4 триллионов долларов[15 - См.: World Bank, «Merchandise Imports (Current US$)», http://data.worldbank.org/indicator/TM.VAL.MRCH.CD.WT?locations=CN; World Bank, «Merchandise Exports (Current US$)», http://data.worldbank.org/indicator/TX.VALMRCH.CD.WT?locations=CN.]. Каждые два года с 2008 года прирост китайского ВВП превосходил общий объем индийской экономики[16 - Китай в самом деле каждые два года увеличивает размер своего ВВП примерно на годовой ВВП Индии. Например, ВВП Китая «составлял 8,6 триллиона долларов в 2012 году и 10,6 триллиона долларов в 2014 году». То есть за два года Китай увеличил свой ВВП приблизительно на 2 триллиона долларов. Между тем ВВП Индии равнялся 1,8 триллиона долларов в 2012 году, 1,9 триллиона долларов в 2013 году и 2 триллиона долларов в 2014 году. Данные (в долларах США по текущей стоимости) взяты здесь: International Monetary Fund’s «World Economic Outlook Database», October 2016, http://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2016/02/weodata/index.aspx.]. Даже на этапе минимального прироста в 2015 году экономика Китая повторяла объем греческой каждые шестнадцать недель, а израильской – каждые двадцать пять недель.

Таблица 1. Китай в процентах от США

Расчеты в долларах США. Источник: Всемирный банк.

В ходе того великолепного рывка между 1860 и 1913 годами, когда Соединенные Штаты Америки шокировали европейские столицы, обойдя Великобританию и став крупнейшей экономикой мира, ежегодный рост Америки составлял в среднем 4 процента[17 - На основании исторического расчета показателей ВВП в проекте Энгуса Мэддисона. См.: «GDP Levels in Western Offshoots, 1500–1899», in Angus Maddison, The World Economy: Historical Statistics (Paris: OECD Publishing, 2006), 462–63.]. С 1980 года экономика Китая росла на 10 процентов в год. Согласно «правилу 72» [18 - Эмпирический способ оценки сроков удвоения конкретного показателя, известен со Средних веков (в варианте «правила 70»).] (нужно разделить 72 на показатель ежегодного прироста, чтобы определить, когда экономика или инвестиции удвоятся), китайская экономика удваивается каждые семь лет.

Чтобы оценить, насколько это достижение замечательно, требуется более длительный срок. В восемнадцатом столетии Британия начала Промышленную революцию, породив известный нам современный мир. В 1776 году Адам Смит опубликовал книгу «Богатство народов», где объяснялось, как после тысячелетия нищеты рыночный капитализм создает достаток и новый средний класс. Семнадцать лет спустя в Китай прибыл эмиссар короля Георга III (того самого «безумного короля Георга», что проиграл американскую Войну за независимость); он предложил установить дипломатические отношения между двумя государствами. На ту пору труд британских рабочих был в целом намного производительнее труда китайских рабочих. Китайцы, как заведено от века, если угодно, превосходили прочих числом, однако прозябали в бедности. К исходу каждого трудового дня результат усилий китайского рабочего едва позволял прокормиться ему самому и его семье, вследствие чего почти не образовывалось излишков, на которые государство могло бы содержать армию или вкладывать средства в иные институты, например в развитие военно-морского флота (так дело обстояло более четырех тысячелетий, не считая единственного краткого полувекового исключения [19 - Имеется в виду промежуток от начала XX века до учреждения ВМФ НОАК в 1950 г.][20 - Имеется множество примеров этого разрыва в производительности труда. Британцы оказались в шестьдесят шесть раз производительнее при прядении благодаря использованию «Дженни», прядильной машины Харгривса, ключевой инновации той эпохи, к которой китайцы не сумели адаптироваться. См.: Joel Mokyr, The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress (New York: Oxford University Press, 1990), 221. В Голландии производство сукна, «сравнимое с британским производством того же периода», было в шесть раз эффективнее производства в самом передовом районе Китая, то есть в дельте Янцзы. См.: Bozhong Li and Jan Luiten van Zanden, «Before the Great Divergence? Comparing the Yangzi Delta and the Netherlands at the Beginning of the Nineteenth Century», Journal of Economic History 72, no. 4 (December 2012), 972. Что касается военного дела, тут в 1800 году западноевропейцы «были впятеро эффективнее жителей Востока», вследствие чего, как утверждает Моррис, «британские войска легко расправлялись с китайцами вплоть до 1840-х годов». См.: Ian Morris, Why the West Rules – for Now (New York: Farrar, Straus and Giroux, 2010), 496, 634–35.]), для расширения своих границ и своего влияния. Ныне продуктивность рабочих в Китае равняется четверти американской. Если в последующие два десятилетия она достигнет хотя бы половины американской, китайская экономика вдвое превзойдет по объему экономику США. А если мы сравняемся по производительности, экономика Китая будет вчетверо больше экономики США.

Эта элементарная арифметика является серьезной помехой для стремлений Вашингтона «сбалансировать» растущее могущество Китая. В 2011 году под громкие аплодисменты тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон объявила о важном «повороте» американской внешней политики, суть которого заключалась в перенаправлении внимания и ресурсов с Ближнего Востока на Азию. Процитирую также президента Обаму: «После десяти лет, на протяжении которых мы участвовали в двух войнах, обошедшихся нам очень дорого, по расходам и по потерям, США сосредотачивают внимание на огромном потенциале Азиатско-Тихоокеанского региона»[21 - Hillary Clinton, «America’s Pacific Century», Foreign Policy, October 11, 2011, http://foreignpolicy.com/2011/10/ll/americas-pacific-century.][22 - «Remarks by President Obama to the Australian Parliament», November 17, 2011, https://obamawhitehouse.archives.gov/the-press-office/2011/11/17/remarks-president-obama-australian-parliament.]. Президент обещал усилить дипломатическое, экономическое и военное присутствие Америки в этом регионе и обозначил решимость США противостоять росту влияния Китая в регионе. Сам Обама считал это «сбалансирование» одним из основных внешнеполитических достижений своей администрации.

Будучи помощником госсекретаря при президенте Обаме и государственном секретаре Клинтон, Курт Кэмпбелл возглавил эту инициативу. Его книга «Разворот: Будущее американской политики в Азии» (2016) старательно оправдывает предложенное «общее сбалансирование» и доказывает, что это не просто благие намерения. Однако, несмотря на все усилия, Кэмпбеллу не удалось найти много количественных показателей в пользу такого утверждения. Разворот политики трудно обнаружить, как ни измеряй – будь то с учетом концентрации внимания президента, по времени, затраченному на заседания Совета национальной безопасности, по числу встреч с руководителями стран региона, по количеству перелетов, по числу военных и торговых кораблей или по объему выделяемых средств. Продолжающиеся войны в Ираке и Афганистане, наряду с новыми (в Сирии и против ИГИЛ на Ближнем Востоке), фактически монополизировали внешнеполитическую повестку администрации и доминировали среди президентских забот все восемь лет пребывания Обамы на посту. Как заметил один из чиновников Белого дома: «Лично у меня не возникало ощущения, будто мы и вправду отвернулись от Ближнего Востока. Около 80 процентов общих собраний в Совете национальной безопасности были посвящены именно Ближнему Востоку»[23 - «A Dangerous Modesty», Economist, June 6, 2015, http://www.eco-nomist.com/news/briefing/21653617-america-has-learnt-hard-way-it-cannot-fix-problems-middle-east-barack.].

Даже не фокусируйся американское внимание на других регионах, Вашингтону было бы крайне сложно игнорировать законы экономической гравитации. Сравним относительный вес экономик США и Китая, как если бы они были двумя прямыми конкурентами. Вывод совершенно очевиден – и весьма неприятен. Американцы обсуждали, стоит ли слабее давить левой ногой (Ближний Восток) и перенести основную тяжесть на правую (Азия). Между тем Китай просто продолжал развиваться, втрое опережая США по темпам роста. В результате Америка оказалась настолько в неудобном положении, что грозит вот-вот опрокинуться.

Таков подтекст первого вопроса моей викторины, предваряющей лекцию. Второй вопрос рассеивает иные заблуждения. Студентов спрашивают, когда США могут оказаться вторыми. В каком году Китай может обогнать Соединенные Штаты Америки и стать державой номер один по количеству автомобилей, крупнейшим рынком предметов роскоши или даже самой большой в мире экономикой?

Большинство студентов испытывают потрясение, когда узнают, что по основным показателям Китай уже превзошел США. Китай является крупнейшим в мире производителем кораблей, стали, алюминия, мебели, одежды, текстиля, сотовых телефонов и компьютеров[24 - Yi Wen, The Making of an Economic Superpower: Unlocking China’s Secret of Rapid Industrialization (Hackensack, NJ: World Scientific Publishing, 2016), 2.]. Еще большее потрясение вызывает осознание того факта, что Китай также является крупнейшим в мире потребителем большинства товаров. Америка была родиной автомобиля как массового товара, но Китай сегодня сделался самым крупным автопроизводителем и крупнейшим автомобильным рынком. Китайские потребители в 2015 году приобрели двадцать миллионов автомобилей – на три миллиона больше, чем было продано в США[25 - См.: «International Car Sales Outlook», in Improving Consumer Fundamentals Drive Sales Acceleration and Broaden Gains Beyond Autos, Scotiabank Global Auto Report, September 29, 2016, http://www.gbm.scotiabank.com/English/bns_econ/bns_auto.pdf]. Кроме того, Китай также является крупнейшим мировым рынком сотовой телефонии и электронной коммерции и располагает наибольшим количеством пользователей Интернета[26 - См.: «As China’s Smartphone Market Matures, Higher-Priced Handsets Are on the Rise», Wall Street Journal, April 29, 2016, http://blogs.wsj.com/chinarealtime/2016/04/29/as-chinas-smartphone-market-matures-higher-priced-handsets-are-on-the-rise/; Serge Hoffmann and Bruno Lannes, «China’s E-commerce Prize», Bain & Company, 2013, http://www.bain.com/Images/BAIN_BRIEF_Chinas_e-commerce_prize.pdf; Euan McKirdy, «China’s Online Users More Than Double Entire U. S. Population», CNN, February 4, 2015, http://www.cnn.com/2015/02/03/world/china-internet-growth-2014/.]. Он импортирует больше нефти, потребляет больше энергии и добывает больше солнечной энергии, чем любое другое государство[27 - Candace Dunn, «China Is Now the World’s Largest Net Importer of Petroleum and Other Liquid Fuels», US Energy Information Administration, March 24, 2014, http://www.eia.gov/todayinenergy/detail.php?id=15531; Enerdata, «Global Energy Statistical Yearbook 2016», https://yearbook.enerdata.net/; Richard Martin, «China Is on an Epic Solar Power Binge», MIT Technology Review, March 22, 2016, https://www.technologyreview.com/s/601093/china-is-on-an-epic-solar-power-binge/.]. Вдобавок (это, может быть, наиболее уязвляющий факт для самоуверенной Америки) в 2016 году – как и после мирового финансового кризиса 2008 года – Китай выступил первичным драйвером глобального экономического роста[28 - Stephen Roach, «Why China Is Central to Global Growth», World Economic Forum, September 2, 2016, https://www.weforum.org/agenda/2016/09/why-china-is-central-to-global-growth.].