Книга Клан Сопрано - читать онлайн бесплатно, автор Алан Сепинуолл. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Клан Сопрано
Клан Сопрано
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Клан Сопрано

Эта зашифрованная миграция, где простая поездка на автомобиле символизирует стремление стать «настоящими» американцами, разделяемое и третьим поколением иммигрантов. Внуки первых мигрантов все больше отдаляются от городов и оседают в жилых кварталах, возведенных на месте полей и лесов – местах, где еще не сформировалось местное сообщество, где олень может съесть твои розовые кусты, а для того, чтобы зимой съехать с холма, приходится крепить к шинам цепи.

В таком месте и живет со своей семьей водитель. Путешествие, символизирующее культурную траснформацию, начинается с потолка тоннеля Линкольна и заканчивается там, где герой паркуется рядом с просторным домом, расположенным среди холмов северного Нью-Джерси[9], и выходит из машины. Эта последовательность из 59 кадров в течение восьмидесяти девяти секунд отражает вековую историю американских иммигрантов на восточном побережье.

Однако образ водителя, захлопывающего дверь автомобиля и покидающего кадр, представляет собой неутешительный итог этого путешествия. В нем есть оттенок незавершенности и неустойчивости, усиленный звуком, который производит игла, царапающая пластинку в песне (универсальный знак, сигнализирующий о том, что что-то обрывается на полуслове). Кольца на мясистых пальцах Тони, густой и темный волосяной покров на его руках, сигара в его зубах, дым, который он выпускает, когда смотрит в зеркало заднего вида на те места, где он вырос, но никогда не будет жить: все эти детали описывают лидера и отца, который был воспитан в определенных традициях, но надеется стать чем-то большим. Или хотя бы чем-то иным.

Первый кадр – Тони Сопрано (Джеймс Гандольфини[10]) сидит в нарядной комнате, причем кадр выстроен так, что Тони находится как бы между ног статуи. Статуя представляет собой женскую фигуру с голой грудью. Ее руки скрещены за головой. Обычно люди не держат их в таком положении, если только не позируют или не делают растяжку. Очертания рук статуи напоминают крылья то ли ангела, то ли демона. Локти, направленные вверх, можно принять за рога. Тело худое, но крепкое. Статуя воплощает в себе тайну, власть и силу без доблести.

Второй кадр – крупный план статуи с точки зрения Тони, от солнечного сплетения и выше: он смотрит на нее снизу вверх, словно с трепетом, ужасом и благоговением.

Это женщина со множеством загадок.

Первый кадр показывает Тони так, словно он ребенок, который не отрываясь смотрит заставку, из которой сам же и вышел.

Кроме того, этот образ напоминает процесс испражнения. Тони – дерьмо, вышедшее из тела своей матери, которая обращается с ним соответствующим образом. Как мы узнаем позже, Тони – «консультант по менеджменту в сфере утилизации отходов», который довольно часто дерьмово себя чувствует, потому что его дядя – официальный глава мафиозного клана, держащегося на плаву лишь благодаря Тони; потому что его сын – идиот, а дочь-бунтарка ненавидит свою мать; потому что мафия переживает не лучшие времена и «дела стремятся к упадку»; и, прежде всего, из-за своей матери, Ливии (Нэнси Маршан[11]), чей профиль немного напоминает профиль статуи, на которой так сосредоточен Тони.

Ливия – суровая, вечно недовольная женщина, неспособная принять ту любовь, которой ее пытается одарить Тони. Она ворчит, что Тони не заботится о ней, хотя он обеспечивает ее жизнь в доме, где он вырос вместе со своими сестрами; тот самый дом, который она неожиданно начинает воспринимать как свой маленький Эдем, как только понимает, что сын собирается перевезти ее в дом престарелых.

В результате того эмоционального дефицита, который герой переживает в детстве, и гнетущих патриархальных устоев итало-американской мафии у Тони появляются сложности в общении с женщинами. Мы видим это на примере отношений Тони и его жены Кармелы (Эди Фалько[12]), которая знает, что он ей изменяет и говорит ему прямо перед МРТ, что он после смерти попадет в ад; на примере его отношений с дочерью Медоу (Джейми-Линн Сиглер), которая ненавидит Кармелу за то, что та строит из себя праведницу, будучи женой гангстера; а также на примере его отношений с любовницей («бабой на стороне») Ириной[13], девушкой из Казахстана, упрямо продолжающей надевать кепку с надписью «JFK». Есть еще танцовщицы из «Бада Бинг», стрип-клуба и заведения для отмывания денег, где Тони – частый гость: тихие, доступные, полуголые, но совершенно не интересные для Тони и других гангстеров, воспринимающих их как часть интерьера.

Тони очень по-разному ведет себя с мужчинами и женщинами. Над мужчинами вроде своего протеже, племянника Кристофера (Майкл Империоли[14]), он добродушно подтрунивает. По сценам в мясной лавке становится очевидно, что эмоционально он расположен к мужчинам намного больше. Когда Тони находится в компании женщин, он либо ведет себя подчеркнуто вежливо и проявляет заботу, либо раздражается, грубит и предстает в роли собственника – в зависимости от самих женщин. Лучше всего он ведет себя с Медоу, которая к отцу настроена не так радикально, как к матери. Однако Тони постоянно кажется подавленным и катастрофически беспомощным среди женщин, что напрямую связано с детским восторгом, хищным предвкушением и сковывающим отвращением – и все это отразилось в том, как Тони смотрит на статую в кабинете доктора Мелфи.

Угол, подчеркивающий возвышенность статуи и приниженность Тони, сохраняется в серии динамичных кадров, которые перемещают нас все ближе к ним обоим. Тони смотрит на статую не отрываясь, словно это поможет ему понять, что же в ней приковывает его взгляд.

Образы здесь ничуть не менее важны, чем слова. Это не такое уж и общее место для телевидения 90-х. Если не считать снятых в более смелой манере «Полиции Майами», «Твин Пикса», «Секретных материалов» и «Секса в большом городе», сюжетная информация сообщалась зрителю в основном через диалоги. Чейз и его коллеги большое внимание уделяют тому, что именно, с какого угла и как долго нам показать, а также последовательности кадров. Это оказалось чрезвычайно важным для успеха всего телешоу: зрителя словно бы приглашали к просмотру, а не кормили с ложечки. Постоянная недосказанность, сопровождаемая музыкой или просто мелодичным шумом, заставляла мозг самостоятельно выстраивать цепь ассоциаций.

Это особенно важно для телесериала, в котором большую роль играют психология и психотерапия. Терапевт ищет связи и символы в нарративе пациента, анализируя его, как анализируют роман или картину. Он пытается найти глубинные смыслы снов, фантазий и, на первый взгляд, случайных происшествий, чтобы вытащить запрятанную внутри сознания правду. Тут важен и тон пациента, и подбор слов при описании собственных мыслей и отношений.

По мере того как развиваются события в пилотном эпизоде, мы учимся смотреть «Клан Сопрано» именно таким образом. Мы быстро замечаем разницу в отношении к Тони Мелфи и Ливии: Мелфи проявляет эмпатию, а Ливия – нет. Мелфи слушает Тони, потому что заинтересована в своих пациентах и старается помочь им понять самих себя, а Ливия воспринимает только то, что ей выгодно. Для Мелфи другие люди существуют, а для Ливии – нет. И хотя Мелфи присутствует в жизни Тони всего полчаса (он выбегает из кабинета через двадцать восемь минут после начала сеанса, после того как она начинает расспрашивать его о матери), зрителями она уже воспринимается как антипод Ливии – заботливая и добрая. Священное чрево кабинета Мелфи с его изогнутыми стенами, встроенными полками и полосками света, которые просачиваются через окна, дает Тони возможность в безопасной обстановке обсудить то, что его гнетет.

Такой прием, как помещение персонажа в контекст психотерапевтического сеанса, помогает Чейзу сообщить большое количество информации о Тони, его клане, боссах, семье и о том, как они между собой связаны. Кроме того, мы понимаем, в каких точках пересекаются профессиональные и личные проблемы Тони – и все это без стандартной загруженности пилотного эпизода. Размышления Тони начинаются на сеансе у доктора Мелфи, а затем продолжаются в качестве закадрового голоса, периодически погружая нас в мысли героя. Когда в серии происходят те или иные события и Тони их описывает, мы словно попадаем к нему в голову. Первая такая сцена показывает нам экстерьер его дома, а затем вид сверху на Тони, лежащего на кровати в такой позе, словно жизнь переехала его на мусоровозе. Есть даже крупный план налитого кровью глаза Тони – композиция более свойственная экспериментальному кино или научно-фантастическим эпосам вроде «2001: космическая одиссея» или «Бегущего по лезвию», но точно не гангстерским сагам.

Закадровый голос всегда рискует стать для сценаристов соблазном сообщить о герое информацию, которую мы могли бы узнать из хорошо прописанных диалогов («Это Ливия, моя мать» – сообщили бы нам в обычном сериале). В пилотном эпизоде таких ловушек телешоу избегает с помощью комических и часто неожиданных перебивок. Время от времени Мелфи или Тони приостанавливаются, чтобы решить, насколько можно посвящать Мелфи в подробности той или иной истории, или для того, чтобы Тони мог сформулировать неудобную правду о самом себе, или приукрасить свои беды, чтобы вызвать сочувствие. В этих сценах появляется абсурдный юмор, возникающий за счет очевидных проявлений глупости («Чехословак – это что, какой-то вид поляка, да?»), искажения знаменитых киноцитат («Лука Брази спит на дне с рыбами!») и жесткость, возможная только на платном кабельном телевидении (Кармела с автоматом Калашникова готовится встречать потенциального взломщика, которым оказывается Медоу; Кристофер и Биг Пусси ударяют трупом Эмиля о стену мусорки).

Эти вставки также иллюстрируют основную проблему гангстерского образа жизни. Преступники постоянно совершают поступки за пределами морали и закона, но, чтобы выжить, им приходится изображать «обычных» людей. Тони пошел к психотерапевту, чтобы лучше понять самого себя и избавиться от панических атак, но уже с первого сеанса становится ясно, что Мелфи открывает те двери, которые он предпочел бы оставить закрытыми. Некоторые недопонимания между терапевтом и пациентом в юмористическом смысле напоминают Эбботта и Костелло. К примеру, Тони упоминает, что ему стало сложнее заниматься бизнесом из-за закона RICO, а Мелфи думает, что это имя его брата. К тому же между ними происходит обмен репликами, словно взятый из карикатур «Нью-Йоркера» («Надежда приходит в разных обличьях». – «Да у кого есть время ее ждать?»).

Когда Тони описывает для Мелфи свой мир, мы понимаем, что между его мафиозной семьей и семьей в прямом смысле слова крайне мало общего. Когда дядя Джуниор (Доминик Кьянезе[15]), капитан враждебной банды из семьи Ди Мео, отвергает просьбы Тони не убивать Литтл Пусси Малангу[16] в «Везувии», ресторане друга детства Тони Арти Букко[17] (Джон Вентимилья), у него вырывается: «Сколько раз я играл с тобой в этот долбаный бейсбол?» Казалось бы, это никак не связано, но Джуниор чувствует, что имеет право на безусловную преданность Тони, несмотря на подростковые обиды того. Тони рассказывает Мелфи: «Когда я был молод, он сказал мои кузинам, что я не войду в университетскую спортивную команду и, честно говоря, это серьезно ударило по моей самооценке». В этом маленьком герметичном мире, где прошлое вечно вспоминается и обсуждается, никто не способен оценить себя по достоинству. Когда Тони выражает обеспокоенность текущим состоянием дел в мафии, он не затрагивает вопросы морали, лишь подчеркивает неудобство ситуации, при которой так много гангстеров становятся «стукачами» после ареста.

В пилотном эпизоде эта проблема ставится очень прямо. Тони в буквальном смысле сбивает на машине Алекса Махэффи (Майкл Гастон), потому что Махэффи должен ему денег. Кристофер убивает Эмиля Колара (Брюс Смоланофф) вовсе не из-за того, что тот представляет угрозу для семьи, а потому что это самый простой способ устранить конкурента и для того, чтобы впечатлить своего ментора – Тони. Все это ужасно, и в глубине души, вероятно, герои это понимают, но подавляют эти мысли, чтобы дожить до вечера. Все это сформировало в Тони такое стойкое отрицание, что он жалуется Мелфи: «Мне приходится быть грустным клоуном».

Первый сеанс психотерапии, как и весь эпизод, тематически завязан на отношениях Тони с его матерью. На экране она появляется ненадолго – ее присутствие так же дозировано, как и присутствие на экране Брандо в «Крестном отце» – но, когда появляется, ее суровая раздражительность и хитрые уловки перетягивают внимание зрителей с таких динамичных героев, как Тони, Кармела и дядя Джуниор. Последний везет ее на день рождения Энтони-младшего (об этом она просила Тони) и намекает, что Тони надо бы прикончить за то, что он помешал убийству Маланги[18]. А когда Ливия не появляется на экране, о ней говорят другие герои.

Неврозы, связанные с Ливией, провоцируют обе панические атаки Тони. Причина и следствие становятся ясными, когда они с Кармелой и детьми отправляются на экскурсию в общину для пожилых людей «Грин Гроув», чтобы показать ее Ливии. Ливия замечает больничное крыло и обвиняет Тони в том, что он собирается от нее избавиться. Однако первую паническую атаку Тони интерпретировать несколько сложнее. Ближе к концу эпизода Тони пересказывает Мелфи сон про уток: он пытался выкрутить свой пупок, пока у него не отвалился пенис, а затем птица схватила его и улетела. Тони описывает птицу как водоплавающую, но отказывается называть утку уткой даже после того, как Мелфи подталкивает его к тому, что совершить этот небольшой прорыв. Утка-мать родила утят и вырастила их на заднем дворе дома Сопрано, но во сне Тони утка воплощает хаотическую и разрушительную силу. Дарительница жизни и защитница становится мучителем и разрушителем.

«Было так здорово, когда эти дикие создания поселились у меня в бассейне и вывели там своих маленьких деток», – говорит доктору Мелфи Тони. После этого он прерывается, расчувствовавшись от собственного рассказа. Описанная им трогательная картина раскрывает в нем нереализованный потенциал к проявлению нежных чувств, который способны ощутить даже утки и который он каким-то образом сумел в себе сохранить, несмотря на отца – легендарного гангстера – и сдержанную, суровую мать. Однако сам Тони этого не осознает. «Мне было грустно видеть, как они улетают», – говорит он, а затем словно отстраняется от самого себя, высмеивая свою сентиментальность: «Господи, он сейчас еще и разрыдается!» Тони так обожал уток, поселившихся в его бассейне, потому что их оберегала и растила утка-мать, лишенная скрытых мотивов, склонности к обману, манипуляции и уничижению. Ливия, несмотря на всю ее кажущуюся беспомощность, самая активная разрушительная сила в пилотном эпизоде – черная дыра, утягивающая в себя всю надежду.

Однако Тони не может или не хочет этого понять – по крайней мере пока. В конце концов, он решает, что плачет, потому что боится потерять свою семью. Потерять ее в результате чего? Пули? Тюрьмы? Сердечного приступа после переедания?

«Чего вы боитесь?» – спрашивает его Мелфи.

«Я не знаю», – отвечает Тони.

Однако, даже если он этого действительно не знает, в самом сериале содержится рефлексия на этот счет.

Обе панические атаки Тони были своеобразными ненастоящими смертями, которые напоминали инфаркт или инсульт. Столкновение лицом к лицу со смертью часто побуждает людей пересмотреть свои взгляды на жизнь, поправить свое эмоциональное или ментальное состояние, стать сильнее и дает толчок к развитию. Однако Тони, судя по всему, не из таких людей. Есть ли для него надежда? Возможно, состояние Тони связано со страхом перед отсутствием надежды. Возможно, он боится, что его мать слишком сильно проникла в его сознание, что она всегда там будет и продолжит им манипулировать.

Сезон 1 / Эпизод 2. «46-й размер»


Сценарист – Дэвид Чейз

Режиссер – Дэн Аттиас

Лучший друг мальчика

«Но она моя мать. О матери нужно заботиться». – Тони


Пилотный эпизод «Клана Сопрано» был снят в 1997 году. Второй эпизод «46-й размер» – в 1998 году вместе с двенадцатью другими эпизодами. За год, прошедший между съемками первого и последующих эпизодов, Чейз и его команда попытались решить, насколько их сериал должен соответствовать устоявшимся жанровым рамкам, чтобы выжить. Некоторые части «46-го размера» – например, отношения между Тони и Ливией – кажутся окончательно оформившимися. В остальных Дэвид Чейз все еще прикидывает, как выдержать баланс между драмой и комедией, как сериал должен выглядеть. (Дэн Аттиас концентрируется на крупных планах, которые использовал в пилотном эпизоде Чейз.) «46-й размер» получился увлекательным и немного неловким, с неустойчивым настроением и сбивающейся интонацией.

В сценах, где Биг Пусси и Поли Уолнатс расследуют кражу машины учителя Энтони-младшего, одержимость Поли апроприацией итальянской культуры приобретает легкий комизм, свойственный ситкомам, и это словно бы подтверждает, что «Клан Сопрано» – лишь многосерийная версия фильма «Анализируй это». Проблемы, с которыми связались Кристофер и его дружок Брендан Филоне (Энтони ДеСандо), сидящий на метамфетамине, когда начали грабить фуры, охраняемые дядей Джуниором, обыграны скорее с помощью черного юмора, и начинают создавать напряжение между Джуниором, Тони и его идиотом-племянником[19]. Сильвио Данте (Стивен Ван Зандт[20]), убеждающий Тони оставить себе парочку костюмов перед тем, как Кристофер вернет фуру, отлично отражает лицемерие всей мафиозной структуры: Тони и другие авторитетные бандиты читают молодежи лекции о кодексе чести и внутренних законах, которые нельзя нарушать, но меняют правила игры тогда, когда им самим это удобно.

Кристофер и Брендан, употребляющие наркотики и отказывающиеся подчиняться правилам, вызывают в памяти сцену в клубе «Бада Бинг», где бывший гангстер, ставший писателем, объясняет по телевизору, что золотой век мафии закончился из-за торговли наркотиками и других отступлений от традиции. «Не поспоришь», – грустно комментирует Тони. Что еще он может сказать? В пилотном эпизоде он признался Мелфи, что боится – наступают последние дни мафии. Жест Тони, когда он стреляет резинкой по телевизору, завидев бывшего бандита, ставшего информатором, не только не представляет никакой опасности, он кажется очень детским – так поступает на уроке хулиган, чтобы впечатлить одноклассников. Страх перед тем, что бандиты из 90-х – жалкие копии своих предшественников, отражен в сцене, где Брендан угоняет один из фургонов Джуниора с двумя афроамериканскими гангстерами, которые выглядят не более опасными, чем он сам.

Внимательно пересматривая «46-й размер», можно сделать вывод, что «Клану Сопрано» хотелось бы считаться признанным наследником классических гангстерских фильмов, но при этом сохранить свое лицо. В одной из сцен Сильвио изображает Аль Пачино из третьей части «Крестного отца»[21] по заказу Тони, словно говоря: если мы все равно имитируем наших предшественников, будем это делать со вкусом. И не случайно Биг Пусси читает в этот момент статью про клонирование.

Эксперта по делам мафии можно заменить на телекритика, который жалуется на упадок жанра гангстерской саги и на то, что бандиты из телесериалов – жалкие клоны своих великих предшественников с большого экрана.

В пилотном эпизоде стало понятно, что шоу существует в том же мире, что и его зрители, и герои смотрят те же криминальные драмы, что и мы. В диалогах мелькают точные и исковерканные цитаты из фильмов, а отец Фил даже спрашивает Кармелу, что Тони думает про трилогию «Крестный отец» (его любимая часть – вторая, потому что в ней есть флешбэки, в которых Вито возвращается на Сицилию; третью часть он характеризует репликой «что там вообще происходит?»). Однако, когда отец Фил упоминает «Славных парней» – важного поставщика актеров для сериала, – Кармела отвлекается на пытающуюся тайно пробраться в дом Медоу: такая сценарная версия царапины на пластинке. «Клан Сопрано» находится в постоянном диалоге с той поп-культурной традицией, к которой принадлежит, но реплики в этом диалоге полны самоуничижения и иронии, словно их произносит молодой и сообразительный бандит, который знает, что бывает с теми, кто слишком много о себе думает.

Возможно, семейные сцены кажутся более сильными и точными, чем сцены угона фур и машин, потому что они ближе к реальной жизни и не претендуют на сравнение с образцами жанра. Многие предшественники и последователи сериала уделяют мало внимания семейной жизни и отношениям с детьми; однако в «Клане Сопрано» такие сцены с самого начала занимали центральное место. Криминальные сцены и сцены насилия присутствуют во многих сагах (в частности, у Скорсезе), а вот отношения между Тони и Ливией и его разговоры об этих отношениях с Кармелой и Мелфи носят особенный характер. Обратите внимание, как реагирует Нэнси Маршан на пожар на кухне – вызванный по большей части ее же паранойей – это же очередное оскорбление от этого ужасного мира. Или тяжелый, виноватый взгляд (впоследствии доведенный Гандольфини до совершенства), которым Тони окидывает дом, в котором вырос. Отношения между Тони и Ливией выглядят очень живыми с первого эпизода, но динамика этих отношений настолько запутана и разрушительна для Тони, что он сам уже не в состоянии осознать их характер.

Сериал, осознающий, что все его герои – и обычные люди, и гангстеры – живут мелочными и доведенными до автоматизма каждодневностями – большая редкость для жанра. «46-й размер» содержит реплики и образы, связанные с идеей упадка, разложения и окончательного отмирания старых традиций, а также с атмосферой неудовлетворенности, вызванной мыслью, что все лучшее в прошлом. Новая телефонная система в «Бада Бинг» гораздо сложнее старой. Описывая фуру с краденными DVD-плеерами, Тони издевается над Бренданом: никакого сравнения с лазерными дисками, да и хороших фильмов в таком формате почти нет.

«А как же звук? Он намного лучше», – убеждает его Брендан. «Отлично, – огрызается Тони, – нет ничего лучше, чем приготовить попкорн и послушать «Людей в черном».

Походы Поли и Пусси по разным кофейням[22] вызывает в памяти строчку из романа Рэймонда Чандлера «Прощай, моя красавица»: «Он выглядел так же неприметно, как тарантул на идеальном кусочке торта». И Поли, и Пусси осознают, что наследие их народа было присвоено международными корпорациями, которые теперь норовят продать его им же втридорога. Пусси отказывается принимать такую реальность; в Поли она вызывает ярость. «Гребаные эспрессо и капучино: мы придумали это дерьмо, чтобы все эти ублюдки на нем наживались… Дело не только в деньгах, дело в гордости. Вся наша еда: пицца, кальцоне, моцарелла буффало, оливковое масло!.. Но это? Эспрессо – хуже всего». Когда Тони заходит на кухню и пытается потанцевать с Кармелой (образ, который рифмуется с его неловкой попыткой потанцевать с Ливией в пилотном эпизоде), он напевает песню группы Procol Harum «A Whiter Shade of Pale», выпущенную тридцать два года назад, когда он еще учился в начальной школе. Джеки Април, который, по выражению Тони, «слез с больничной койки», чтобы встретиться с ним и Джуниором, признает, что рак пожирает его, а затем размышляет вслух, стоит ли ему назвать преемника. «В наше-то время? – говорит Тони. – Кто ж захочет такую работу?»

Упадок, разложение, утрата силы и независимости – все эти идеи сконцентрированы в переживаниях Тони насчет Ливии. Физически и ментально она выглядит хуже, чем в пилотном эпизоде. Она думает, что домработница из Тринидада[23] украла ее любимую тарелку. «Ты уверена, что не отдала ее кому-то из родственников? Ты впариваешь людям свои вещи, потому что думаешь, что скоро умрешь», – говорит Тони. «Надеюсь, это случится завтра», – отвечает Ливия.

Возможно, Тони тоже на это надеется.

Этого мужчину сестры оставили заботиться о женщине, которая не может переехать к нему домой, потому что Кармела «не разрешит», но которая при этом неспособна жить одна. И не важно, что делает Тони, в глазах Ливии он остается неблагодарным сыном. Тони настолько напуган умственным регрессом своей матери, что цепляется за любой индикатор того, что с ней все в порядке: например, она возит своих подруг на машине. Но потом она сбивает одну из них, и это дает Тони повод признать необходимость помещения ее в «Грин Гроув». В следующей сцене Тони собирает остатки вещей в доме своего детства. Среди вещей – фотографии молодой Ливии и маленького Тони. Очередная паническая атака, – Фрейд бы мог многое рассказать о сыне, чьи чувства к матери настолько сильны, что заставляют его ощущать себя так, словно он вот-вот умрет. Мелфи на сеансе психотерапии подталкивает его к осознанию страшной правды про Ливию и, соответственно, о нем самом: яблоко и яблоня.

Когда Тони подтверждает, что Ливия физически здорова «как бык», Мелфи предполагает, что ее стоит проверить на предмет депрессии, так как «вы сами знаете, что депрессия способна вызвать различные происшествия, ошибки или кое-что похуже».

«Вы хотите сказать, что она подсознательно пыталась прикончить свою лучшую подругу?» – спрашивает Тони.