Мухаммед Али: Биография
Через несколько недель Юханссон дважды сбил с ног Паттерсона в первом раунде их боя за титул, но тот все-таки реабилитировался и нокаутировал своего соперника в шестом раунде. Для Кассиуса вывод напрашивался сам собой: он хвастался, что может одолеть обоих бойцов.
Тем не менее в боксе существовала иерархия, и Клею придется преодолеть свой путь на пути к чемпионату. Его первым сильным противником стал Ламар Кларк, слаггер из Юты, который одолел сорок три из своих сорока пяти противников, из них сорок два нокаута и двадцать восемь в первом раунде. Бой состоялся в Луисвилле, перед толпой из более пяти тысяч человек, включая многих друзей и родственников Клея.
Пока Клей тренировался в Майами, в его родном доме разворачивалась драма. По словам друга семьи, который дал интервью Джеку Олсену из Sports Illustrated, Кэш Клей буянил, выпивал, хвастался и ссорился с женой даже больше, чем обычно. «Старик ополчился на свою дамочку сразу после Олимпиады, – сказал друг семьи, – и Руди чуть было его не прикончил. Руди сказал, что больше не собирается это терпеть». После этого инцидента Руди съехал от родителей. В какой-то момент накал боевых действий достиг такого градуса, что Одесса начала угрожать мужу разводом. Кассиус-младший совершил экстренную поездку из Майами, чтобы убедить своих родителей разобраться в своих разногласиях.
Примерно в это же время Клей зарегистрировался в Службе призыва в армию при ограниченной воинской повинности. Большинство молодых американцев воспринимали данную процедуру не иначе как формальность.
В форме, подписанной 1 марта 1961 года, он написал, что его глаза темно-карие, кожа светло-коричневая, его рост шесть футов и три с половиной дюйма, его вес 195 фунтов, его род деятельности «профессиональный боксер», его зарплата триста долларов в месяц, его работодатель «Луисвиллская группа спонсоров», а его предыдущий опыт работы – «Победитель Олимпиады в Риме в полутяжелом весе».
Бой с Кларком состоялся 19 апреля 1961 года в «Фридом-холле» Луисвилла. В первом раунде Кларку почти удалось ошеломить местного героя. Правый в челюсть и левый в грудь заставили Клея пошатнуться, но молодой боксер старался ускользать от ударов и держаться на расстоянии, пока не пришел в себя. Во втором раунде он сломал нос Кларку и оставил его лежать ничком на мате.
После Кларка каждый новый соперник Клея становился серьезнее, но его бои продолжали вызывать сомнения у спортивных обозревателей.
«Мир бокса еще не решил: то ли Кассиус чудо-мальчик, то ли он просто еще один болтун, который вместо кулаков орудует языком», – писали в New York Times. Обществу было трудно преодолеть определенные предрассудки: балерина должна была быть гибкой и легкой, блюзовая певица должна источать печаль и горечь, а боксер-тяжеловес должен быть похож на Кинг-Конга, а не на Фреда Астера[11].
В следующий раз Клей должен был выступить против гавайца-великана по имени Дюк Сабедонг. Насколько же велик был Сабедонг? «Шесть футов двадцать дюймов, – шутил Анджело Данди. – Большущий, высоченный молокосос».
Это был первый бой Клея в Лас-Вегасе.
Он сказал: «Я не боюсь драться, я боюсь лететь».
И вновь Клей одержал верх, но его победа не переубедила скептиков. Бой продолжался десять раундов, за которые Клей не приблизился к нокауту. «Он бьется, как в среднем весе», – сказал Сабедонг, этим замечанием нанеся Клею самый ощутимый удар.
Перед боем с Сабедонгом Клей появился на местном радиошоу с Джорджем Вагнером по прозвищу «Великолепный Джордж», самым известным профессиональным рестлером своего времени, который отращивал длинные светлые волосы и появлялся на своих матчах в бигуди. Он ждал до самого начала боя, прежде чем позволить одному из своих ассистентов прикоснуться к своей волнистой шевелюре. Он красил ногти и носил серебристый халат. «Человек-орхидея», как называл себя Великолепный Джордж, был одним из самых знаменитых шоуменов своего времени. В 1950 году он заработал 100 000 долларов – столько же, сколько получил центральный аутфилдер Джо Ди Маджо, играя за «Янкиз». Великолепный Джордж потратил больше времени на формирование своего образа в медиа, чем на борьбу с оппонентами на ринге. Он, как никто другой, понимал, что злить фанатов может быть куда прибыльнее, чем очаровывать их. Люди платили, потому что хотели, чтобы кто-нибудь начистил Джорджу голову с этой его щегольски уложенной шевелюрой. Такие прославленные американцы, как Боб Дилан, Джеймс Браун и Джон Уотерс, признались, что Великолепный Джордж вдохновлял их.
После радиопередачи Клей наблюдал, как Великолепный Джордж выступал на битком набитой арене. «Я видел пятнадцать тысяч человек, которые собрались посмотреть, как ему надерут задницу, – сказал он. – И все благодаря его болтливому языку. Тогда я сказал себе: “А ведь это хорошая идея!”»
Клей был уже опытным шоуменом, но удвоил свои усилия после встречи с напыщенным рестлером. Готовясь к самому сильному противнику на тот момент своей карьеры Алонзо Джонсону, Клей во всеуслышание объявил, что готов сразиться с Флойдом Паттерсоном и что он, Клей, станет величайшим и самым молодым чемпионом в истории, единственным и неповторимым боксером-тяжеловесом, который был слишком быстрым, чтобы по нему попасть, и слишком сильным, чтобы причинить ему вред. Ни репортеры, ни Алонзо Джонсон – однажды результативный боксер, который проиграл шесть из восьми последних боев, – не купились на эту браваду. Джонсону удавалось близко подобраться к Клею, заставляя его смотреться плохо в глазах публики, но счет был в пользу Кассиуса. «Он сбил меня с ног, но я не пострадал», – вспоминал Джонсон много лет спустя, откинувшись на стуле в своем подвале, где на стенах висели плакаты с поединков и старые черно-белые фотографии.
Победа Клея над Джонсоном была настолько скучной, что на последних раундах болельщики освистали его. Это были не те возмущенные возгласы, которых добивался Великолепный Джордж, а праведный гнев клиентов, которые заплатили за развлечение и остались ни с чем. Учитывая, что бой произошел в Луисвилле, неодобрение зрителей еще сильнее задевало Кассиуса.
После боя Клей взял шестинедельный отпуск в Луисвилле, плотно налег на готовку своей матери и поправился на пятнадцать фунтов. Он вернулся в Майами, где остановился в комнате без кондиционера, чтобы прийти в форму. «Я просто сидел там ночью, как зверь в коробке, – сказал он. – Я не мог выйти на улицу и пообщаться с людьми, потому что не ждал от них ничего хорошего. Все, что мне оставалось, это сидеть и размышлять… Вот он я, девятнадцать лет, окружен танцовщицами, виски и доходягами, и никто не смотрит на меня. Все эти искушения и мои попытки тренироваться, чтобы быть боксером… Но для того, чтобы поступить правильно, требуются мозги. В детстве я говорил себе: “Кассиус, однажды ты выиграешь Олимпиаду, а потом купишь себе «Кадиллак», а потом станешь чемпионом мира”. Я получил золотую медаль и купил машину. С моей стороны было бы глупо поддаться искушению сейчас, когда я только собирался завоевать титул чемпиона мира».
Перед своим следующим боем с аргентинским боксером-тяжеловесом по имени Алекс Митефф Клей не только во всеуслышание пророчил себе победу, но и предсказал раунд, в котором закончится бой. «Митефф должен упасть в шестом раунде», – объявил он. В первых раундах Клей целился в голову Митеффа, в то время как аргентинец обрушивал удары в корпус Клея. К четвертому раунду лицо Митеффа распухло, словно ужаленное пчелами, но и Клей потерял в скорости, поскольку удары Митеффа изматывали его. Кассиус перестал танцевать. Он опустил ноги и начал вкладывать больше веса в свои удары. В пятом раунде он атаковал голову Митеффа пулеметными комбинациями, а в шестом легкий левый удар и мощный отрывистый правый отправили огромного аргентинца на мат. Митефф встал, но его походка была слишком шаткой, чтобы боксер мог продолжить сражение.
Без сомнения, это был лучший бой Клея за всю его пока непродолжительную профессиональную карьеру. Кассиус был так хорош, что после поединка Данди сказал ему, что тот может одолеть любого, если продолжит в том же духе.
Большинство бойцов на этом этапе карьеры начинали понимать обреченность своей миссии. Они жили в бедности, появляясь на ринге раз в три-четыре недели за такие гроши, что едва могли оплачивать аренду шкафчиков в спортзале, параллельно силясь получать достаточно питания, чтобы восстанавливать тысячи калорий, которые сжигали на ежедневных тренировках. Каждый раз, выходя на ринг, они понимали, что одна-единственная травма или поражение могут перечеркнуть их карьеру и отправить обратно на завод или за руль грузовика – работу, которой они хотели избежать, жертвуя временем, деньгами и мозговыми клетками. Но Клей был «золотым мальчиком». Он был боксером на окладе (случай для бокса неслыханный), а значит, не испытывал финансовых проблем. Если столь привилегированного отношения не было достаточно, чтобы молодой боксер чувствовал свое превосходство, то успех на ринге с лихвой восполнял это. Он предсказал, что отправит в нокаут Вилли Бесманоффа в седьмом раунде. Когда немец был готов упасть в пятом, Клей отступил, стал нарезать вокруг него круги и бросать джебы весь шестой раунд, а затем выполнил свое предсказание, добив противника в седьмом. И вновь журналисты взвыли. По их словам, было неэтично и опасно затягивать бой, чтобы воплотить собственное предсказание. И вновь Клею было наплевать на слова критиков. Ему нравился этот новый трюк, ему нравилось дополнительное внимание, которым награждались его дерзкие выходки, и он был убежден, что публичность поможет ему быстрее получить пропуск на чемпионат.
«Я устал от того, что меня кормят легкими противниками, – сказал он. – Я не получу титул, отшлепав кучу отживших свое боксеров или новичков».
Клей, конечно же, знал, что между его выходками и Великолепным Джорджем было одно большое различие: Клей был черным, а это означало, что каждый раз, когда он хвастался и дерзил, он примерял на себя роль нахального негра и рисковал получить жесткую ответную реакцию со стороны белых журналистов и фанатов.
Клей был молод и спешил. Но стремился ли он к чему-то большему? Неужели он вел подрывную деятельность и невзначай продвигал мысль, которая могла принадлежать Элайдже Мухаммаду – что чернокожему лучше идти своим путем, чем пытаться играть по правилам белого человека?
9. Изобилие двадцатого века
Одним декабрьским днем 1961 года Кассиус Клей вместе с друзьями катался на роликах на «Бродвейском роликовом катке» для черных на пересечении Бродвея и Девятой улицы в Луисвилле. Несмотря на растущую известность, он все еще был без пары недель двадцатилетним игривым юнцом, который по-прежнему наслаждался компанией старых друзей из Вест-Энда и Центральной старшей школы.
Когда он покинул каток около шести часов вечера, на улице уже стемнело. Мужчины и женщины возвращались с работы домой под светом уличных фонарей. На противоположной от катка улице Клей заметил группу людей и решил сходить посмотреть поближе, надеясь встретить «симпатичную девушку, с которой можно будет поболтать», как он вспомнил несколько лет спустя в одном письме. Перейдя дорогу, Клей понял, что происходит. Толпа слушала темнокожего мужчину в темном костюме, проповедующего мудрость Достопочтенного Элайджи Мухаммада, лидера «Нации ислама».
«Брат мой, – сказал мужчина в костюме, поворачиваясь к Клею, – не хочешь ли ты купить газету “Слово Мухаммада”, чтобы прочитать о своем роде, узнать правду о своей истории, своей истинной религии, своем истинном имени, прежде чем тебя поработит белый человек?»
Клей знал о существовании «Нации ислама». Он знал наизусть слова из песни Луиса Икса «Что для белого рай, то для черного – ад» и слышал похожую речь на углу улицы Гарлема перед поездкой в Рим, но газета привлекла его внимание. Это был лишь второй выпуск «Слова Мухаммада». Клей взял копию, и человек в темном костюме пригласил его посетить собрание в восемь часов вечера на перекрестке 27-й и Каштановой улиц.
«Хорошо, я приду», – сказал Клей.
Он взял газету и удалился, не намереваясь присутствовать на собрании. Однако позже, когда он пролистывал «Слово Мухаммада», его привлекла карикатура в верхней части тридцать второй страницы. Примерно через десять лет в рукописном письме он расскажет, как эта карикатура изменила его жизнь. Письмо, которое сохранилось лишь фрагментарно, поражает своей искренностью и наивностью. Вместо того чтобы обратить внимание на более веские причины, по которым «Нация ислама» могла найти отклик в его сердце, Клей подробно описал, как им овладело послание Элайджи Мухаммада, заключенное в картинке. С ошибками в орфографии, пунктуации и невпопад используя заглавные буквы, он писал:
Карикатура была о первых рабах, которые прибыли в америку, и она показывала, как Черные Рабы сбегали с Плонатций чтобы молиться на арабском Языке по направлению на Восток, и Белый Рабовладелец Бежал за рабом с хлыстом и бил бедного [раба] по Спине Хлыстом и говорил, Что ты делаешь молишься Неверным, ты знаешь что я велел тебе говорить, и раб сказал да, сэр, да, сэр, Господин, я буду молиться Иисусу, сэр Иисус, и мне понравилась эта карикатура, она что-то сделала со мной.
Вырвавшись за пределы Луисвилла и оказавшись вдали от родителей, он вот-вот был готов начать самостоятельную жизнь и смотрел, что еще мог предложить ему мир. К 1961 году Клей сталкивался с «Нацией ислама» не менее трех раз, что наглядно свидетельствовало о скорости распространения учения Элайджи Мухаммада по всей Америке. От «Нации ислама» невозможно было спрятаться – неважно, шла ли речь о чернокожих в американской тюрьме или работягах в американском мегаполисе. С помощью газеты Элайджа Мухаммад расширял свою аудиторию, а также нашел новый источник дохода.
Несмотря на раннее знакомство с «Нацией ислама», ничто еще не побудило Клея присоединиться к этой религиозной группе. В первую очередь у него на уме был бокс, а не расовые или религиозные вопросы. Кэш Клей нанял темнокожего адвоката, чтобы тот просмотрел первый профессиональный контракт сына и настоял на выборе чернокожего тренера в лице Фреда Стоунера. Но это мало заботило молодого боксера. Кассиуса Клея интересовал кратчайший путь к славе, а не философия или политические жесты; именно поэтому он доверил свою карьеру белой группе спонсоров из Луисвилла и тренировался с белым человеком. Во множестве интервью в 1960-61 годах Клей никогда не упоминал и не выражал солидарности с активистами «рейсов свободы», которые ездили на юг на автобусе и сталкивались с арестами и насилием, когда пытались проверить выполнение недавнего постановления Верховного суда, которое десегрегировало межштатный транспорт. Он также не высказался в поддержку студентов, участвующих в сидячих забастовках, или преподобного Мартина Лютера Кинга-младшего, которого забросали камнями, когда он выступал в церкви в Монтгомери, штат Алабама. Если Клей и знал об этих событиях, он либо не считал их важными, либо ему нечего было о них сказать. Но поскольку он неоднократно сталкивался с «Нацией ислама», послание Элайджи Мухаммада стало формировать в нем представление о том, что значит быть чернокожим в Америке в 1961 году. Как сказал Руди Клей, «он начал больше гордиться цветом своей кожи».
На первой полосе номера «Слова Мухаммада», попавшего в руки Клею тем декабрьским вечером, была статья, написанная Элайджей Мухаммадом, который указывался не иначе как «посланник Аллаха». Статья началась со слов: «Меня и моих последователей обвиняют в том, что мы антиамериканцы. На самом деле мы не знаем, что такое быть американцем и антиамериканцем, поскольку Соединенные Штаты Америки не удосужились просветить нас, что представляет собой американец или антиамериканец». Статья Мухаммеда ссылалась на отчет подкомитета сената штата Калифорния, который называл «негритянских мусульман» непатриотичными и обвинял «Нацию ислама» в пропаганде расовой ненависти. «Это неправда, – писал Мухаммад, – потому что мы всего лишь открываем людям правду о ВАС. Люди могут ненавидеть или любить вас, это им решать». Он продолжал писать, что белые люди были «убийцами негров номер один» и неприкрыто использовали свои школы, чтобы прививать белым детям ненависть к черным.
Многие из статей второго издания «Слова Мухаммада» постулировали главную философию «Нации ислама»: приближалась «война Армагеддона». Аллах позволил Америке и другим христианским странам поработить африканцев, «перемалывая человеческие кости в течение трехсот лет», как выразился Элайджа Мухаммад. Лидер «Нации ислама» сказал, что страдания были испытанием и те чернокожие мужчины и женщины, которые были готовы взять на себя ответственность и принять ислам, будут вознаграждены, когда белый человек будет побежден, а черный воцарится на земле. Мухаммед бранил своих чернокожих последователей: «Вы пребываете во сне, – писал он в другом номере газеты. – Белый человек бодрствует. Он далеко не дурак. Он построил мир. Его знания и мудрость позволили ему покорить космос».
Клей не был склонен к глубоким размышлениям. Ему не приходилось прозябать в бедности и страданиях, он не читал книг и не слушал учителей, поэтому не знал о разнообразии идей, существовавших в мире. Но призыв Элайджи Мухаммада к дисциплине и самосовершенствованию нашел отклик в молодом человеке, который пил чесночную воду, бегал за автобусами и избегал пьяных вечеринок с друзьями. Провозглашение Мухаммадом так называемых негров богоизбранными людьми, несомненно, отозвалось в сердце у паренька, который уже называл себя «величайшим». Карикатура в газете тоже не оставила его равнодушным: было легко понять, почему африканцы, привезенные против своей воли через океан, в штыки воспринимали религии своих поработителей, которые ни в грош не ставили их жизнь. Пускай Клей и не был жертвой насильственных действий на расовой почве, он понимал, что белый человек имеет право причинять ему любые страдания. Он усвоил это из бесчисленных историй отца. Белый человек обладал властью, и пока было так, каждый чернокожий жил в страхе. Целью черного человека было выживание, а не просветление и обогащение. Выживание было самым большим, на что он мог надеяться. На каждом углу и в каждом контакте с белым обществом для черного человека маячила угроза финансового краха, тюремного заключения и смерти.
Такое уязвимое положение закаляло некоторых чернокожих мужчин и женщин, постоянно напоминая им о борьбе. Теперь, когда Клей становился публичной фигурой, возможно, он попытается показать свою солидарность со страдающими афроамериканцами, припомнив скорбные увещевания своего отца. Приняв мысль, что власть это валюта человеческого существования, Кассиус Клей начал прикладывать все усилия к тому, чтобы влиять на окружающих людей и перестроить мир вокруг себя.
Философия Элайджи Мухаммада подарила чернокожим надежду на самоуважение и власть. Он помог черным понять, что они не нуждались в одобрении белого человека. Как говорил Люцифер в «Потерянном рае» Мильтона, «ведь разум – это тот же вольный выбор, сам по себе он создать может небеса в аду и ад в небесах»[12]. Мухаммад учил, что чернокожий человек не должен был терпеть муки ада только потому, что белое общество обрекло его на это. Черные обладали властью сами строить свою судьбу и выйти из навязанных им условий. Для этого им не требовалось ни чьего-либо разрешения, ни постановления Верховного суда. Они могли добиться этого силой своих собственных мыслей, воли и действий. Кассиус Клей не особо интересовался религией, но послание Элайджи Мухаммада нельзя было назвать строго религиозным по содержанию. Ислам был «фасадом», как выразился общественный активист Беннетт Джонсон, который работал в «Нации ислама» и встретился с Клеем в начале 1960-х годов. Элайджа Мухаммад сделал наследие темнокожих своим факелом, свет которого указывал афроамериканцам путь к свободе.
По словам Джонсона, эти слова нашли отклик в сердце Клея, потому что бойцовский дух был у него в крови.
С 1961-го по 1962-й Клей разрывался между Луисвиллом и Майами. Однажды в Майами, на углу Второй авеню и Шестой улицы, он увидел темнокожего мужчину в полосатом костюме, который продавал газету «Слово Мухаммада». На этот раз, прежде чем продавец газеты успел выдать свою заготовленную речь, Клей крикнул на всю улицу: «Почему нас называют неграми? Почему мы глухие, тупые и слепые?» Клей цитировал слова песни Луиса Икса: «Что для белого рай, то для черного – ад».
Продавец газет оказался фанатом бокса и узнал Клея. Он представился ему под именем Капитан Сэм, хотя настоящим его именем было Сэм Саксон, а позже оно изменится на Абдула Рахмана. Прежде чем попасть под крыло «Нации ислама», Саксон был наркоманом и прожженным игроком («Перед тобой третий лучший игрок в бильярд в Атланте», – хвастался он). В промежутках между продажами газет Саксон работал на ипподромах «Майами-Хайалиа», «Гольфстрим» и «Тропический парк», где он раздавал полотенца и полировал туфли в мужских комнатах, надеясь на чаевые от белых клиентов.
Клею не терпелось показать Саксону свой альбом газетных вырезок, поэтому они сели в старый «Форд» капитана Сэма и направились в отель боксера. По пути Клей завел свою старую шарманку, красочно описав, как он собирался сначала сразиться с Ингемаром Юханссоном, а затем с Флойдом Паттерсоном, чтобы стать самым молодым чемпионом-тяжеловесом в истории бокса. Саксону понравились энергия и уверенность молодого человека: «Я слушал и думал: “Да, этот малый точно станет чемпионом. Какая уверенность!”»
Между ними моментально завязалась дружба, и Саксон решил привести Клея в «Нацию ислама». «Он знал о ее существовании, но еще не вступил в наши ряды», – сказал Саксон. Они говорили об учении Элайджи Мухаммада, о рабских именах и значении слова «негр», которое многие мужчины и женщины предпочитали использовать на протяжении большей части двадцатого века – слово, слетавшее с уст людей, которые управляли самолетами-истребителями во время Второй мировой войны, строили предприятия, основали бейсбольные лиги и университеты. Но в начале 1960-х это слово, кажется, начало терять свой первоначальный смысл и не подходило для таких людей, как Капитан Сэм, которые стремились заявить о себе миру на своих условиях.
«Я помог ему встать в ряд зарегистрированных мусульман, как мы это называем», – сказал Саксон, напомнив, что обращение в ислам было простой процедурой без всяких психологических уловок. «Черному человеку нетрудно выйти из христианской религии, поскольку в ней нет ничего для черных. Белый христианин поработил нас и нарек нас своими именами, и он все это видел. Любой чернокожий без труда в этом убедится. Большинство людей, которые не осмелились прийти сюда, носили страх в своих сердцах. Он же был бесстрашным. И я был бесстрашным. Он сразу обрел веру. Он начал приходить на собрания и участвовать в них наравне со всеми, правильно думать и соблюдать диету».
В Луисвилле Клей не был готов посетить собрание «Нации ислама», но теперь, почувствовав независимость вдали от родного города и родителей, он осмелился посетить Храм № 29, пустующий магазин, преобразованный в мечеть. Услышанное там произвело на юношу неизгладимое впечатление.
«Священник начал учить нас, и его слова действительно потрясли меня, – рассказал он писателю Алексу Хейли годы спустя. – Например, двадцать миллионов темнокожих в Америке не знали о своей истинной сущности или даже своих настоящих фамилий. Оказывается, мы были прямыми потомками чернокожих мужчин и женщин, похищенных с богатого черного континента, лишенные всякого знания о себе и приученные ненавидеть себя и свой род. Как мы, так называемые «негры», стали единственной человеческой расой, которая любила своих врагов? Я быстро понял, что к чему, и сказал себе: а ведь этот человек говорит дело!»
В преддверии своего двадцатого дня рождения Клей готовился к первому профессиональному бою в «Мэдисон-сквер-гарден», главной святыне бокса Соединенных Штатов. Его противник Сонни Бэнкс не был выдающимся бойцом и мог похвастаться скромным рекордом в десять побед и два поражения против ряда посредственных противников. Для Клея это событие предлагало возможность не только выступить в «Мэдисон-сквер-гардене», но также показать себя в Нью-Йорке, медийной столице страны. Со времен своей первой поездки в Нью-Йорк, по пути домой с Олимпиады, Клей превратился в одного из самых храбрых и горячих бойцов бокса, и репортеры с удовольствием клюнули на него. Правда, журналисты не знали, что есть одна тема, о которой Клей предпочитал умалчивать: его недавнее присоединение к «Нации ислама».
6 февраля 1962 года Клей выступил на обеде Столичной ассоциации журналистов, пишущих о боксе. «Бокс утратил зрелищность былых лет, – сказал он. – Нам нужно больше парней, чтобы оживить его; думаю, я смогу помочь». Он предсказал, что нокаутирует Сонни Бэнкса в четвертом раунде.
Вечером порывы холодного ветра обуяли Манхэттен, вынудив многих фанатов остаться дома и смотреть бой по телевизору. Зрители «Мэдисон-сквер-гарден» встретили Клея свистом, когда тот вышел на ринг, но парню еще было далеко до кровожадных криков, которые вызывал у зрителей Великолепный Джордж. Люди, пришедшие посмотреть, не положит ли Бэнкс конец неуловимому Клею, ликовали, когда в первом раунде Бэнкс распрямился из крауча и поразил Кассиуса коротким левым хуком. Клей упал на свой зад и тут же отскочил обратно, проведя на мате меньше секунды. Однако это был первый случай в его профессиональной карьере, когда его отправили в нокдаун. В ходе раунда Бэнкс наносил больше левых хуков, надеясь, что он обнаружил слабость Клея, но Кассиус быстро понял тактику соперника и начал оказывать сопротивление. Сэм Лэнгфорд – один из могучих панчеров и мудрецов бокса – однажды дал совет бойцам: «Что бы ни хотел сделать ваш противник, не позволяйте ему этого». Клей отвечал на удары и быстро исчезал прочь, не позволяя Бэнксу больше причинить ему вреда. Ко второму раунду Клей полностью контролировал ситуацию. Краткий миг, который он провел на своей заднице, был в прошлом, и уже к третьему раунду он использовал Бэнкса в качестве своей боксерской груши. Бэнкс шмякнулся на пол и после не мог ровно стоять на ногах, пока рефери не остановил бой на первых секундах четвертого раунда. Когда все было кончено, Гарри Уайли, секундант Бэнкса, прокомментировал: «В мгновение ока все пошло наперекосяк».