Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России?

Когда-то чтение было для него хобби. Потом оно стало не просто профессией, а всей жизнью. Увлеченный читатель с первоклассным техническим образованием Московского физико-технического института превратился в успешного издателя. Учеба на факультете общей и прикладной физики МФТИ сформировала мозги, научила решать сложные задачи.

С 1991 года Николай Науменко в «АСТ». В 1993 году произошло первое корпоративное деление издательства: ушел один из учредителей – Сергей Деревянко, а вместе с ним – бо`льшая часть редакции. Николаю Андреевичу пришлось заниматься всеми направлениями книжного выпуска, его стали называть «главный редактор». С 2012 года, с момента реструктуризации «АСТ», Науменко возглавляет редакцию «Неоклассика». В его издательском портфеле – современная и классическая зарубежная литература, немного отечественной.

Издательский опыт, помноженный на глубокие знания и интуицию, позволил Николаю Науменко стать первооткрывателем для российского книгоиздания таких звездных имен, как Дэн Браун, Джордж Мартин, Стивен Кинг, Джон Грин, Стефани Майер, Сьюзен Коллинз. Николай Андреевич стал одним из трех мировых редакторов, открывших Дэна Брауна: он купил права на «Ангелов и демонов» еще до мировой славы этого писателя. Такая же история произошла и с «Марсианином» Энди Вейра: права были куплены до выхода книги в Америке. Но, пожалуй, больше всего Науменко гордится изданием нехудожественных произведений Станислава Лема.

Как выбирать рукописи для издания, как угадать, станет ли книга прорывом и попытаться уловить внутренний запрос читательской аудитории? Как передать аромат времени через перевод? Всегда ли срабатывает волшебная сила экранизации? Какие чары таит в себе кинообложка? Оформление книги – тоже великая загадка! Иной раз кажется: сделали замечательно, а не идет! Конечно, единого рецепта нет, как нет и единой формулы бестселлера. Но от этого профессия издателя становится еще интереснее и требует виртуозности. Николай Науменко без сомнения обладает магическими формулами редактора, умеет подобрать нужный волшебный ключик к каждой задаче.

У истоков «АСТ», или О том, как физики становились лириками

Николай Андреевич, вы в «АСТ» с 1991 года, фактически с начала создания издательства. В те годы у истоков нового российского книгоиздания стояли физики (например, О. Е. Новиков, который окончил Московский авиационный институт, и Я.М. Хелемский, до основания «АСТ» работавший инженером в НИИ). Как так сложилось, что «физики» стали «лириками»?

Мне трудно говорить за других. Я окончил не самый плохой вуз в нашей стране – Московский физико-технический институт, факультет общей и прикладной физики. Что главное дает физтех? Умение решать любые задачи. Это одна сторона.

Вторая – я с детских лет был фанатичным читателем. Одна из первых любимых прочитанных книг – детская энциклопедия в двенадцати томах, переплет в ледерине цвета хаки. Великолепные книги! Может быть, это тоже повлияло, направило…

В октябре 1991 года мне позвонила Светлана, жена Андрея Герцева, тогдашнего директора «АСТ»[3], с которым мы были давними друзьями по физтеху: «Коля, мы тут издательство организовали и хотим фантастику издавать. (Света фантастику любила.) Ты вообще очень много знаешь всякого интересного и полезного, приехал бы, помог, сделал что-нибудь…» Где тогда был я и где издательство? Мне казалось, что это очень далеко от меня. Но я приехал, что-то начал советовать. Незаметно в это дело втянулся… В 2020 году исполнилось уже тридцать лет, как я работаю в «АСТ».

С 1993 года вы стали главным редактором «АСТ»?

Нет. В 1993 году произошло первое корпоративное деление: ушел один из учредителей – Сергей Деревянко, а вместе с ним – бо`льшая часть редакции; они создали «АСТ-Пресс». От нашей редакции осталось три человека, я в том числе. И началось все с начала, с воссоздания редакционной группы. Именно тогда меня стали называть главным редактором. По сути, все строилось с нуля, как муравейник: сделаем здесь, пристроим сюда… Какие-то функции потихонечку выкристаллизовывались: управленческие, организационные, идеологические. Компания росла, прибавлялись люди, появлялись другие редакции, редакционные группы, которые были вне поля моей деятельности, моего контроля. Я реально управлял только частью издательства, хотя и назывался по инерции главным редактором. Одним из основных направлений моей работы было издание фантастики.

А почему вы сейчас не занимаетесь фантастикой?

Занимаюсь, но в меньшей степени. Это связано с общим кризисом фантастики. По большому счету она закончилась в 80–90-е годы, превратившись в один из видов массовой литературы, точно такой же, как любовный роман…Это глобальный процесс, который связан с исчерпанием научно-технического прогресса, породившего фантастику в том виде, в котором она расцвела в 50–60-е годы. Фантастика осталась и сегодня, но формы, в которых она сейчас живет, иные. Скажем, очень моден среди молодых читателей жанр антиутопии или дистопии. Примером может служить успех книги «Голодные игры». Но читатели, как можно судить по отзывам, фантастикой ее не считают.

Может быть, причина здесь в другом? Научно-технический прогресс развивается с огромной скоростью, и за последние двадцать лет совершен колоссальный рывок вперед, которого не было за всю историю человечества. Мысль человеческая не успевает за этим?

Не так все просто. Тот прогресс, о котором вы говорите, закончился, наверное, в 70-е годы. Тогда мы двигались вертикально. Дальше пошло «расползание по равнине». Условно говоря, сделать компьютер в 1000 раз мощнее – это колоссальное достижение, но это нельзя назвать научным прогрессом. Это одна сторона. Вторая сторона. Для того чтобы писать художественную литературу, насыщенную этими идеями, нужно их осваивать на более глубоком уровне, а не на уровне научпопа. Например, отцы современной фантастики – Жюль Верн, Герберт Уэллс – были на уровне научной мысли своего времени, они воспринимали научные идеи из первых рук. Отцы-основатели золотого века фантастики – Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн – варились в той же научной среде и все идеи получали из первых рук. Сейчас найти строго научную фантастику безумно сложно. Большинство реальных научных идей плохо выражаются словами. Последнее, с моей точки зрения, действительно яркое, насыщенное идеями произведение в жанре именно научной фантастики – роман «Фиаско» Станислава Лема.

Но почему? Гигантский, колоссальный прорыв идет в астрофизике…

Согласен. Но с масштабами того, что происходит в астрофизике, человек просто несопоставим. Мы узнали природу квазаров, которые отстоят от нас на миллиарды световых лет. Но воспринять их непосредственно на человеческом опыте вряд ли представится возможным в обозримом будущем.

Фантастика – это все-таки литература о человеке. И столкнуть человека с чудесами астрофизики безумно сложно из-за несопоставимости масштабов.

Как вы с этой точки зрения оцениваете книги-исследования Стивена Хокинга?

Научпоп – прекрасно. Такие книги нужны и полезны. Его издаю не я, поэтому не могу судить о реальной популярности, но она есть. Сложно говорить о конкретном явлении на конкретном уровне. Книжный рынок у нас находится в детском состоянии. Он еще не вернулся к тому уровню, который был во времена Советского Союза.

Почему «в детском состоянии», что вы имеете в виду?

Та же научно-популярная литература. Это был огромный пласт книгоиздания. Ученые с мировым именем не считали зазорным написать книжку в библиотечку «Квант» о своей отрасли: математике, физике, химии и так далее. Издавалось много серий, научно-популярных журналов, тот же «Квант», например. Это была огромная индустрия. Сейчас, если человек садится писать научно-популярную книгу, он должен понимать, что это чистейший альтруизм. Заработать на этом безумно сложно. Необходимо разрабатывать специальную программу продвижения, продаж, распространения и так далее.

Есть ли авторы, произведения, мысли которых вам созвучны?

Кто-то еще в XIX веке сказал, что до сорока лет нужно читать, от сорока до шестидесяти – перечитывать, а после шестидесяти – читать Священное Писание. Я уже на границе между перечитыванием и Священным Писанием.

Если перечитывать, то что?

Точно так же, как музыку не всегда слушаешь от и до, а просто любимый какой-то кусочек… Нравится мне третий концерт Рахманинова, вот я его и слушаю… Первую часть послушал, а до конца мне не обязательно. Точно так же я могу снять книжку с полки, прочесть какой-то фрагмент… Я могу взять тот же «Затерянный мир» или «Сумму технологии» Лема. Здесь уже нет системы, читаю то, что хочется в данный момент.

Если бы у вас была возможность встретиться с кем-то из ваших кумиров, с кем бы вы предпочли пообщаться?

Был момент, когда можно было съездить в Краков и пообщаться со Станиславом Лемом… У любого писателя времени наперечет, и чем старше он становится, тем труднее ему приводить себя в рабочее состояние. А отвлекаться на разговоры, пусть даже и с издателем… Здесь другой вопрос: смогу ли я сказать что-то интересное и нужное ему?

С кем мне было бы интересно пообщаться? С Ричардом Фейнманом, например. Великий ученый, популяризатор науки, педагог, лауреат Нобелевской премии по физике и просто знаковая фигура XX века. Он был самым молодым участником Манхэттенского проекта, а в конце жизни оказался в комиссии по расследованию аварии шаттла «Челленджер». Сомкнулись величайшие достижения XX века – атомная энергия и космос. Хотя к космонавтике он не имел никакого отношения, его привлекли именно за счет широких взглядов, глубины мышления, чтобы разобраться в причинах этой жуткой трагедии. Почему я его называю? Для всех физтехов с первого курса Фейнман, фейнмановские лекции по физике – это действительно Библия.

Почему, как вы считаете, писателей такого уровня, как Аркадий и Борис Стругацкие, сейчас нет в России?

Отвечу цитатой из самих же Стругацких: «Неизвестно, кто открыл воду, но это точно были не рыбы». Мы слишком погружены в эту среду… В 60–80-е годы книги заменяли нам всё. Мы изучали мир по книгам, наша цивилизация была книгоцентрична. Все крутилось вокруг печатного слова. И Стругацкие были для нас всем… Лем хорошо сказал в одном из интервью о своей поездке в СССР: «Я заменяю русским читателям Сартра, Кафку и других авторов, которых я читал, и которых я через себя пропустил». В Советском Союзе все это было практически недоступно, поскольку не издавалось. И Стругацкие заменяли нам очень многое – ту же американскую фантастику, которую мы получали в очень дозированном виде. Аркадий Натанович ее читал много и переводил, например «Саргассы в космосе».

О мегабитовой бомбе, культурном сломе и росте количества текстов

Как вы все-таки считаете: фантастика умерла как жанр? Или будет ее возрождение?

«И сильный будет, и подлый будет. И смерть придет. И на смерть осудит. Не надо в грядущее взор погружать». Вопрос на самом деле гораздо глубже, и не только в отношении фантастики и других литературных жанров… Сейчас происходит гигантский культурный слом, слом классической традиции. Мы живем в темные века. Ближайший аналог – слом античной традиции и приход христианской. Богатейшая литература, поэзия, философия, драматургия, скульптура существовали в античной Греции и Риме. Они не стали хуже – они стали ненужными. Потому что новым поколениям, воспитанным в христианской парадигме, это стало не нужно и не интересно. На смену трактатам Аристотеля и Платона пришли Евангелие и первые труды отцов Церкви, жития святых. Старая культура умерла не потому, что с ней что-то было не так. Просто потребитель культуры повернулся к другому. Возрождение, век Просвещения, кульминация – век XIX. А в XX пошел слом. И сейчас мы как раз живем на изломе.

И что грядет, к чему готовиться?

Что будет дальше? Кто ж его знает… Яркий признак такого слома – умерло понятие классики. Раньше классический канон был единым для всех… Например, если помните, в советское время выходила «Библиотека всемирной литературы». Понятно, что этот 200-томник был достаточно идеологизирован (туда набрали много авторов из соцстран и не включили по идейным соображениям достойные западные произведения). Но если выбросить из этой серии 50 томов и добавить Кафку, Камю и других, то мы получим классический канон. Это классика, и ее можно сосчитать. Это можно прочесть в течение какого-то разумного времени даже не слишком фанатичному читателю. А потом произошло то, что пан Станислав называл мегабитовой бомбой. Пошел экспоненциальный рост количества печатных текстов и авторов. И уже человеческой жизни не хватит, чтобы перечитать всё, если ты, конечно, не читатель-профессионал, который только этим и занят. Это одна сторона. Вторая – пошла фрагментация классики. У одного поколения, социальной группы свое представление о классике, у другого – свое.

Меняется читатель, меняется отношение к книге. Если мы посмотрим структуру медиапотребления, что такое 7–9 минут в день для книги?..

Книга отодвигается на второй план, но все равно не умирает… По роду свой работы я общаюсь с Крисом Лотсом, литературным агентом ряда американских авторов, в том числе Стивена Кинга и Джорджа Мартина. И вот он рассказывает: «Джордж меня както попросил: “Узнай у Стивена, как ему удается так много писать книг?” (Кинг делает где-то две книжки в год.) И Стивен мне ответил: “Каждый день я пишу 4 000 слов. Как домашнее задание…” Я Джорджу говорю: “Он каждый день пишет 4 000 слов”. Тот задумался, посчитал и говорит: “Я тоже пишу 4 000 слов в день, но большей частью это СМС, посты в Интернете и тому подобное…”».

Если мы посмотрим на молодежь, то увидим, что они читают много, но что? Это посты в соцсетях, новости, эсэмэски… Читают гораздо больше, чем мы. Но не книг. Беда книжного рынка в том, что у нас нет разработанной социологии чтения. Например, англичане очень внимательно изучают, что читают, где читают, отслеживают возрастную, образовательную структуры чтения. Они делают аналитику и по продажам, и по читателям / покупателям. Я издаю очень много книг… За моей редакцией и Дэн Браун, и Джордж Мартин, и Стивен Кинг. И такие бестселлеры последних лет, как «Виноваты звезды», «Голодные игры», «Марсианин», и огромнейший пласт литературы XX века в серии «Эксклюзивная классика».

Вы знаете, какая в нашей редакции книга № 1 по итогам 2015 года? Это роман Джорджа Оруэлла «1984» – продано около 130 тысяч экземпляров. Автор № 1 – Эрих Мария Ремарк, продано около 500 тысяч экземпляров его книг. Нигде в мире Ремарка так много не читают, как в России. Когда иностранцам называешь эти цифры, они просто впадают в ступор.

Да, эта статистика вселяет надежду… Насколько хорошо работает связка «книга – кино»?

Иногда работает, иногда нет. С тем же «Марсианином» очень интересная история. Первое издание мы выпустили с абсолютно марсианской оранжевой картинкой, второе уже сделали с кадром из фильма – с Мэттом Дэймоном на обложке. Что вы думаете? Первое издание продается в разы лучше, чем киношное. Загадка. Многие фильмы не сработали – например «Шпионский мост» Спилберга с Томом Хэнксом. Вроде бы книга закольцована на нашу историю, есть мощные культурные привязки. Но продалось три с половиной тысячи экземпляров, не больше… Я купил права на «Сумерки» еще до выхода фильма. Это яркий пример, когда продажи книги шли хорошо, но с появлением фильма резко увеличились. А вот по книге «Виноваты звезды» мы ожидали более сильного эффекта. Но в России запланированная премьера была перенесена с июня на осень, и в итоге фильм не толкнул продажи (многие уже посмотрели его в скачанном виде).

Какова стратегия планирования тиражей? Если книга выходит одновременно с фильмом, значит, уже заведомо бóльший должен быть тираж? Или нет?

Наша стратегия в основном основывается на допечатках. Если книга себя показала до фильма, то с большой вероятностью продажи будут увеличены с выходом фильма.

Больше тридцати лет в издательстве «АСТ». Это целая история… Николай Андреевич, какими издательскими проектами вы особенно гордитесь?

Сейчас я вас удивлю. Предмет моей гордости – старейшая на книжном рынке серия, которая живет с 1993 года и по сей день. Это переводная серия исторических любовных романов «Шарм». Это чтиво: он привлекателен, она чертовски привлекательна, и так далее… Серия дожила до наших дней и продолжает жить. Ее читают от десяти и до восьмидесяти лет. И по количеству положительных эмоций, радостных переживаний с ней вряд ли что-то можно сравнить. Я горжусь тем, что издал нехудожественные произведения Лема. Мы перевели и выпустили «Фантастику и футурологию», «Философию случая». Это серьезный труд, можно сказать, что подвиг. Эти книги менее популярны и известны, чем тот же «Солярис», но гораздо интереснее и глубже.

Светлана Зорина и Николай Науменко, февраль 2016 года