«Гринпис» – не первая организация, которая пыталась помешать Бразилии модернизировать и интенсифицировать сельское хозяйство. В 2008 году Всемирный банк опубликовал отчет, в котором «в основном говорилось о том, что красота в малом, что современное, технологически развитое сельское хозяйство (и особенно использование ГМО) – это зло», – писал тогдашний представитель Всемирного банка в Бразилии. В отчете говорится, что «путь, по которому следует идти, – это мелкое, экологически чистое и местное сельское хозяйство»[177].
Отчет Всемирного банка привел министра сельского хозяйства Бразилии в ярость. Он позвонил представителю организации с вопросом: «Как Всемирный банк мог подготовить такой абсурдный отчет?! Следуя своему “ложному пути”, Бразилия превратилась в сельскохозяйственную сверхдержаву. Мы производим в три раза больше продукции, чем производили 30 лет назад, причем 90 % этого объема приходится на рост урожайности!»[178]
Отчет подлил масла в огонь. Всемирный банк уже урезал 90 % своих пособий на развитие, которые должны были пойти на исследования сельского хозяйства Бразилии, в качестве наказания за то, что страна стремилась выращивать продовольствие теми же методами, что и богатые нации[179]. Бразилия смогла компенсировать помощь, в которой ей отказал Всемирный банк, за счет собственных ресурсов. После этого «Гринпис» оказал давление на продовольственные компании в Европе, убеждая их прекратить закупки бразильской сои[180]. «Это такая раздутая уверенность, высокомерие, – сказал Непстад, – попытка навязать свои правила игры, не задумываясь о перспективах самого фермера»[181].
По словам Непстада, большая часть мотивации прекратить заниматься сельским хозяйством и скотоводством носит идеологический характер. «Это антиразвитие, знаете ли, антикапитализм. На агробизнес направлено много ненависти. Или, по крайней мере, на агробизнес в Бразилии. Тот же стандарт, по-видимому, неприменим к агробизнесу во Франции и в Германии»[182].
Увеличение вырубки лесов в 2019 году в некоторой степени является выполнением предвыборного обещания Болсонару, данного фермерам, которые «устали от насилия, рецессии и этих вечных экологических проблем», – сказал Непстад. – Они все говорили: “Знаете, этого парня [Болсонару] изберут именно из-за его лесной программы. Мы все проголосуем за него”. И фермеры голосовали за него поголовно. Я вижу, что происходит сейчас, и избрание Болсонару является отражением серьезных ошибок в стратегии [защиты окружающей среды]»[183].
Я спросил Непстада, в какой степени негативную реакцию вызвали правительственные меры по ужесточению природоохранного законодательства, а в какой – такие НПО, как «Гринпис». «Думаю, что в основном это был догматизм НПО, – признался он. – В 2012, 2013 и 2014 годах мы и правда находились в интересном пространстве, потому что фермеры были довольны статьей Лесного кодекса, посвященной выплатам фермерам компенсации, но этого так и не произошло»[184]. Выращивающие сою бразильские фермеры были готовы сотрудничать с соблюдением разумных экологических норм, до того как «Гринпис» начала выдвигать более жесткие требования. «В основном фермерам нужна была амнистия на все незаконные вырубки леса вплоть до 2008 года, – сказал Непстад. – И, выиграв ее, они подумали: “Хорошо, мы могли бы соблюдать этот закон”. Тут я на стороне фермеров»[185].
События в Амазонии напоминают нам о том, что сосредоточение сельского хозяйства в определенных районах позволяет правительствам защищать лесную среду обитания, чтобы она оставалась относительно нетронутой, дикой и биологически разнообразной. Стратегия «Гринписа» и других НПО привела к тому, что землевладельцы стали вырубать леса в других местах, расширяя свое присутствие. «Я думаю, что Лесной кодекс способствовал фрагментации», – сказал Непстад[186].
«Зеленые» НПО оказали аналогичное влияние в других частях мира. После того, как экологи поддержали такую фрагментацию на плантациях пальмового масла в Юго-Восточной Азии в качестве меры, предположительно благоприятной для дикой природы, ученые обнаружили 60-процентное сокращение численности важных видов птиц[187].
7. Бери свои деньги и восстанови леса в Германии
Программа «Гринпис» четко вписалась в повестку дня европейских фермеров по исключению недорогих бразильских продуктов питания из Европейского союза. Страны, которые больше всех критиковали вырубку лесов и пожары в Амазонии, оказались двумя государствами, чьи фермеры больше всего сопротивлялись соглашению о свободной торговле Mercosur (общий рынок стран Южной Америки – Прим. пер.) с Бразилией. Это Франция и Ирландия.
«Бразильские фермеры хотят продлить [соглашение о свободной торговле] ЕС с Mercosur, – отметил Непстад, – но [президент Франции Эмманюэль] Макрон склонен его отменить, потому что сельскохозяйственный сектор Франции не хочет, чтобы в страну поступало больше бразильских продуктов питания»[188]. Действительно, именно президент Макрон за несколько дней до того, как Франция приняла у себя встречу G7, вызвал в мировых СМИ волнение по поводу вырубки лесов в Амазонии. Он заявил, что Франция не ратифицирует крупную торговую сделку между Европой и Бразилией до тех пор, пока президент Бразилии ничего не сделает для сокращения вырубки лесов.
В Брюсселе, столице Европейской комиссии, нападки на Бразилию со стороны Франции и Ирландии «удивили всех», отметил деловой репортер Forbes Дэйв Китинг. «Это также те две страны, которые наиболее активно выступают против соглашения Mercosur по протекционистским соображениям»[189]. По словам Китинга, «они обеспокоены тем, что их фермеры будут задавлены конкуренцией со стороны южноамериканских говядины, сахара, этанола и курицы. Говядина, основной продукт аргентинского и бразильского сельскохозяйственного экспорта, вызвала на этих торговых переговорах самые тяжелые споры. Ожидается, что ирландским фермерам, в частности, будет трудно конкурировать с притоком»[190]. «Я не сомневаюсь в искренности желания Макрона защитить Парижское соглашение, – сказал Китингу эксперт по торговле ЕС, – но мне кажется подозрительным, что именно эти две страны выдвигают возражения. Это заставляет задуматься, не используются ли пожары в Амазонии в качестве дымовой завесы для протекционизма»[191].
Нападки Макрона вызвали гнев президента Бразилии. «Немногие страны имеют моральное право говорить с Бразилией о вырубке лесов, – заявил президент Болсонару. – Я хотел бы передать послание моей любимой [канцлеру Германии] Ангеле Меркель. Забирай свои деньги и восстанавливай леса в Германии, хорошо? Там это гораздо нужнее, чем здесь»[192].
В гневе президента Бразилии на иностранное лицемерие не было ничего от «правого крыла». Бывший президент Бразилии, социалист, более 10 лет назад точно так же злился на двурушничество и неоимпериализм иностранных правительств. «Богатые страны очень умны, они утверждают протоколы, произносят громкие речи о необходимости избегать вырубки лесов, – сказал президент да Силва в 2007 году, – но все леса они уже вырубили»[193].
8. После паники вокруг Амазонии
Рост вырубки лесов в Амазонии должен побудить природоохранное сообщество восстановить свои отношения с фермерами и искать более прагматичные решения. Фермерам следует разрешить активное производство в некоторых районах, особенно в серрадо, чтобы уменьшить давление на другие области, а также их фрагментацию. В первую очередь это касается тропических лесов. Создание парков и охраняемых территорий идет рука об руку с интенсификацией аграрного комплекса. Недостаточно просто сделать сельское хозяйство и скотоводство более продуктивными и прибыльными и не защищать при этом природные территории. Охраняя некоторые районы и интенсифицируя деятельность на уже существующих фермах и ранчо, бразильские фермеры могли выращивать больше продуктов на меньших площадях и защищать природную среду[194].
Исследователи пришли к выводу, что производство говядины в Бразилии составляет менее половины ее потенциала, а это означает, что количество земли, необходимой для мясного рынка, может быть значительно сокращено. Менее известный Атлантический лес Бразилии, который потерял гораздо больше своей территории, чем тропический лес Амазонии, мог бы от этого сильно выиграть. «Здесь достаточно земли для крупномасштабного восстановления Атлантического леса, “самой горячей из горячих точек”, – писала группа ученых, – где можно восстановить до 18 млн гектаров [площадь вдвое больше Португалии], не препятствуя национальному развитию сельского хозяйства. Это более чем вдвое увеличило бы оставшуюся площадь данного биома, замедлило массовое вымирание видов и поглотило бы 7,5 млрд тонн углекислого газа»[195]. Непстад с этим согласен: «Там огромная площадь непродуктивных земель, на которой выращивают 50 кг говядины на гектар в год, и все это должно снова стать лесом».
В серрадо ежедневную прибавку в весе и выработку молока можно увеличить в три раза вследствие простого перехода на более быстрорастущие питательные травы и использование удобрений. Это дает дополнительное преимущество в виде двукратного сокращения выбросов метана, парникового газа, на килограмм мяса при одновременном сокращении площади необходимых земель[196]. «Давайте позволим аграриям преобразовать резервы, огромные и расположенные недалеко от городов, чтобы выращивать овощи, фрукты и основные продукты питания для городов Амазонии вместо того, чтобы импортировать помидоры и морковь из Сан-Паулу», – сказал Непстад[197].
Всемирный банк и другие учреждения должны поддерживать фермеров, стремящихся к интенсивному сельскому хозяйству. Исследования показывают, что получение технической помощи бразильскими аграриями являлось ключевым фактором в принятии ими методов, доказавших свою эффективность в повышении производительности[198]. Решимость журналистов-активистов и телепродюсеров представить вырубку лесов в Амазонии апокалипсисом необъективна и несправедлива. Хуже того, это еще больше поляризовало ситуацию в Бразилии, усложнив поиск прагматичных решений между фермерами и защитниками природы.
Что касается мифа о том, что тропические леса Амазонии обеспечивают «20 % мирового кислорода», то он, по-видимому, возник из статьи 1966 года, написанной ученым Корнеллского университета. Четыре года спустя климатолог в журнале Science объяснил, почему бояться нечего: «Почти во всех списках экологических проблем человека встречается пункт, касающийся снабжения кислородом. К счастью для человечества, его запасы не иссякают, несмотря на предсказания некоторых»[199].
К сожалению, не иссякают и источники для паники вокруг экологии.
Глава 3. Хватит пользоваться соломинками!
1. Последняя соломинка
Летом 2015 года аспирантка, изучающая морскую биологию, сидела в лодке у побережья Коста-Рики и соскабливала со спины морской черепахи паразитов, когда вдруг заметила, что в ноздре животного что-то торчит. 31-летняя Кристин Фиггенер достала видеокамеру и попросила коллегу попытаться вытащить предмет.
– Отлично, я снимаю! Можешь начинать, – говорит она. – Вот черепаха обрадуется[200]!
Ее коллега берет плоскогубцы и тянет за предмет. Черепаха чихает.
– Ты когда-нибудь слышал, как чихает черепаха? – спрашивает Кристин.
– Что это может быть? – недоумевает коллега.
– Мозг? – предполагает другой мужчина.
– Червяк, – отвечает коллега.
– Фу, гадость! – восклицает Фиггенер. – О боже!
Черепаха корчится от боли, а ученый продолжает вытягивать плоскогубцами тонкий серый предмет.
– Какого хрена?! – кричит Фиггенер. Из ноздри черепахи капает кровь. – У нее кровь! Это анкилостома?
– Скорее, трубчатый червь, – отвечает ее коллега, который вытягивает предмет.
Черепаха широко разевает рот, будто хочет кого-то укусить, и шипит.
– Прости, малышка, но я думаю, что после этого тебе полегчает, – говорит Фиггенер.
– Не хочу тянуть слишком сильно. Я ведь не знаю, что там внутри, – говорит мужчина.
– Понимаю, – соглашается Фиггенер. – Да, у нее уже кровь. Может быть, это уже у нее в голове.
– Eso es un gusano, – произносит по-испански один из матросов. Это червяк.
– Да, – подтверждает Фиггенер.
Позже мужчина добавляет:
– Es una concha rara. Это какая-то странная раковина.
Вытащив часть предмета, они начинают спорить, с какой силой тянуть оставшийся в ноздре фрагмент. По стенке лодки стекает кровь. Наконец мужчина говорит:
– Es plastico. Это пластик.
– Это что, соломинка? Только не говори, что это проклятая соломинка! – кричит Фиггенер. – В Германии они такие, с черной полоской…
– Es un pajilla, – перебивает ее мужчина. Это пластиковая трубочка.
– Трубочка! Пластиковая трубочка! – кричит Фиггенер.
– Ya lo mordí y es plastico, – говорит мужчина. Я попробовал на зуб, и это точно пластик.
– Разве мы не обсуждали на днях, насколько бесполезны эти чертовы соломинки?! – спрашивает Фиггенер. – Вот почему от них стоит избавиться!
Они продолжают вытягивать трубочку.
– Мне так жаль, детка, – говорит Фиггенер черепахе. – Не понимаю, как она дышит с этим дерьмом внутри.
Черепаха шипит и извивается от боли. На восьмой минуте видео мы слышим чавкающий звук – ученый выдергивает из носа черепахи последний фрагмент трубочки.
– О господи! – восклицает Фиггенер. – Покажи мне, пожалуйста.
В последние секунды видео из носа черепахи капает кровь[201]. Вернувшись тем вечером домой, Фиггенер загрузила видео на YouTube[202]. В течение двух дней видеоролик просмотрели миллионы людей. К 2020 году оно набрало более 60 млн просмотров. Вскоре после того, как видео Фиггенер стало вирусным, город Сиэтл объявил о запрете на пластиковые соломинки. Затем его примеру последовали Starbucks, авиакомпания American Airlines и город Сан-Франциско[203].
В последующие месяцы и годы люди говорили ей, что стали использовать меньше пластиковых предметов, в том числе соломинок. «Конечно, я очень рада, – призналась Фиггенер позже. – Каждый может что-то сделать у себя дома, даже если это всего лишь один крошечный шаг»[204].
Возможно. Но если учесть, что пластиковые соломинки составляют всего 0,03 % из 9 млн тонн пластиковых отходов, ежегодно попадающих в океаны, запрет на них кажется весьма незначительным вкладом[205].
2. Стойкость пластика
Когда я в конце 2019 года разговаривал с Фиггенер по телефону, она сказала, что запрет на использование пластиковых соломинок стал «отличным первым шагом и началом дискуссии, но наши проблемы он не решит. Многое из того, что я нахожу в океане, – это одноразовый пластик, пенополистирол, стаканчики, полиэтиленовые пакеты»[206].
– Я сняла это [спасение черепахи] на камеру потому, что работаю с черепахами 13 лет, и все это время пластик сопровождает меня всюду, – призналась Фиггенер, получившая степень доктора в области морской биологии в Техасском университете A&M в 2019 году.
Пластиковые отходы могут значительно повысить уровень смертности морских черепах. Половина из них употребляет в пищу пластиковые отходы, а в некоторых частях мира пластик попадает в пищу 80–100 % черепах. Проглоченный пластик убивает животных, снижая их способность переваривать пищу, а также разрывая желудки[207].
– Они проглатывают целые пластиковые пакеты, – сказала Фиггенер, – а также фрагменты размером 5–10 см, которые образовывают в желудках заторы, перфорации, приводят к голоданию и внутренним кровотечениям[208].
В 2001 году ученые обнаружили, что мусор, в основном пластиковый, в 13 % случаев повинен в смерти зеленых черепах, за которыми наблюдали у берегов Бразилии[209]. В 2017 году исследователи обнаружили в кишечнике морской черепахи четырнадцать кусочков пластика, и ее шансы выжить составляли пятьдесят на пятьдесят[210]. И в такой ситуации не только черепахи. Весной 2019 года в Италии была найдена мертвая самка кашалота, в желудке которой оказалось более 22 кг пластиковых трубочек, посуды и пакетов. Большая часть пластика осталась целой, непереваренной. Он мог стать причиной гибели ее плода, который, по словам экспертов, находился «в продвинутой стадии разложения».
Месяцем ранее ученые на Филиппинах обнаружили выброшенного на берег кита с 40 кг пластика в желудке. В 2018 году в Испании выудили 27 кг пластикового мусора из мертвого кашалота[211]. «На каждый килограмм тунца, которого извлекаем из океана, мы опускаем в океан 2 кг пластика», – сообщает ученый-океанолог[212].
В период с 1950 по 2010 год на 70 % сократилась популяция морских птиц[213].
– В первую очередь вымрут виды морских птиц, – говорит ведущий ученый. – Возможно, это случится не завтра. Но их численность резко сокращается. И пластик – одна из угроз, с которой они сталкиваются[214].
Морские птицы способны употребить количество пластика в объеме до 8 % своего веса, что «эквивалентно среднестатистической женщине, в утробе которой двое младенцев», отмечает другой ученый[215]. В 2015 году доля видов морских птиц, употребляющих в пищу пластик, возросла примерно до 90 %. По прогнозам изучающих этот вопрос специалистов, к 2050 году пластик окажется в желудках до 99 % видов морских птиц[216]. Одна из причин, по которой мы так сильно беспокоимся о пластике, заключается в том, что он чрезвычайно долго разлагается. В 2018 году Программа ООН по окружающей среде подсчитала, что для распада пенополистирола потребуются тысячи лет[217].
3. Мусор и нищета
Потребление пластика резко возросло за последние несколько десятилетий. Сейчас американцы используют в десять раз больше пластика на душу населения, чем в 1960 году[218]. Во всем мире производство этого материала увеличилось от 2 млн тонн до почти 400 млн тонн в период с 1950 по 2015 год[219]. Ученые полагают, что с 2015 по 2025 год количество пластиковых отходов возрастет в десять раз[220]. Одно из исследований показало, что только четыре развивающиеся страны – Китай, Индонезия, Филиппины и Вьетнам – производят половину всех неконтролируемых пластиковых отходов, которые могут легко очутиться в океане. Четвертая часть этих отходов приходится на Китай[221].
Подавляющее количество обнаруженных в море пластиковых отходов поступает туда из наземных источников. Это мусор, производственные материалы и отходы, связанные с прибрежной рекреационной деятельностью. Оставшаяся часть приходится на океанический мусор, такой как рыболовные сети и лески[222]. Именно они составляют половину всех отходов в печально известном Большом тихоокеанском мусорном пятне[223]. По словам Фиггенер, там были найдены «сети-призраки, плавающие в наших океанах», мешки из-под риса и другой «крупный мусор, в котором могут запутаться черепахи»[224].
– Утилизации, ресайклинга отходов не происходит, – объясняет Фиггенер. – На самом деле мы отходы не перерабатываем. А если и перерабатываем, то это, скорее, даунсайклинг (переработка со снижением качества – Прим. пер.), а не апсайклинг. Вы ведь знаете, что переработка пластика, в отличие от алюминия или стекла, возможна лишь несколько раз, если она вообще происходит, после чего он оказывается на свалках[225].
В Соединенных Штатах в 2017 году было переработано почти 3 млн тонн пластиковых отходов, 5,6 млн тонн было сожжено и почти 27 млн тонн отправлено на свалки[226]. Если сравнивать 2017 год с 1990, то количество свалок и сжигания отходов удвоилось, в то время как объем переработки пластика увеличился в восемь раз. В 2014 году в Европе было произведено более 25 млн тонн пластиковых отходов, при этом 39 % было сожжено, 31 % отправлено на свалки и 30 % подверглось переработке[227].
– Даже если вы бросили пластик в мусорное ведро, это не значит, что он останется здесь, в США, – говорит Фиггенер. – Его отправят в Китай и Азию, Индонезию и Малайзию, то есть в другие страны, в которых нет инфраструктуры для обращения с подобными отходами[228].
В 2017 году Китай внезапно объявил, что больше не будет принимать большие партии пластиковых отходов из богатых стран, таких как Соединенные Штаты. В то время Китай импортировал твердых отходов на сумму 18 млрд долларов в год. Отказ Китая стал частью его крупной реформы в области здравоохранения и охраны окружающей среды[229]. Несколько месяцев спустя Малайзия заменила Китай, став крупнейшей мировой свалкой твердых бытовых отходов, но менее чем за год шестикратное увеличение импорта твердых бытовых отходов вызвало массу внутренних протестов. «Все знают, что эти свалки незаконны, – заявил – The New York Times малазийский мясник. – Они нам не нравятся[230].
Судя по всему, другие страны принимают отходы менее охотно. Вьетнам объявил, что прекратит импорт отходов пластикового лома к 2025 году. Филиппины не дали разрешения на перевозку топлива на основе пластиковых отходов из Австралии весной 2019 года в том числе из-за его ужасного запаха[231]. Это не значит, что в развитых странах все идеально. Даже в привередливой Японии, где 70–80 % использованных пластиковых бутылок, пакетов и упаковок собираются и сжигаются или перерабатываются, от 26 до 60 тыс. тонн пластика попадают в океан[232].
После двух десятилетий роста сегмента переработки даже в богатых странах этому процессу подвергаются менее трети пластиковых отходов[233]. Фиггенер (Кристин родом из Германии, где сжигают большую часть своих отходов) отмечает, что «Германия до сих пор “перерабатывает” – ну, вы понимаете, в кавычках, и мы по-прежнему являемся одной из стран, экспортирующих предназначенный для переработки мусор в страны Азии и Африки. Мы сжигаем только те предметы, которые больше не имеют ценности на рынке вторичной переработки»[234].
Важнейшим решающим фактором в том, попадут отходы в океан или нет, является наличие в стране мощной системы сбора и управления отходами. Если государства не хотят, чтобы пластиковый мусор попадал в океан, им, скорее всего, придется сосредоточиться либо на захоронении отходов на полигонах, либо на сжигании. Как показывает опыт американских городов в период с 1980-х по 1990-е годы, когда начали внедрять системы переработки отходов, технологичное оборудование и методы сбора оказываются дороже простого сбора мусора – до 14-кратной стоимости одной тонны[235]. В конечном счете, производителям пластика попросту дешевле производить новую пластиковую смолу из нефти[236].
Для стран с низкими доходами, где уровень сбора составляет менее 50 %, первым шагом должен стать переход от открытых свалок к эффективному сбору и санитарному захоронению отходов. Грамотно разработанная и управляемая система утилизации мусора может стоить в десять раз дороже, чем открытая свалка, но такой подход необходим, если мы не хотим загрязнять реки и океаны[237]. Таким образом, многие эксперты считают, что, если богатые страны стремятся сократить количество пластиковых отходов в океанах, им следует усовершенствовать систему сбора мусора в бедных странах. «Совершенствование инфраструктуры управления отходами в развивающихся странах имеет первостепенное значение», – пишут авторы крупного исследования 2015 года. Это «потребует значительных инвестиций в инфраструктуру, особенно в странах с низким и средним уровнем дохода»[238].
4. Все разваливается на части
В период с 2007 по 2013 год группа из девяти ученых устроила 24 отдельных экспедиции по всему миру в попытках определить общее количество пластика в море. Они изучили все пять субтропических круговоротов (круговых течений в океанах), которые улавливают и накапливают пластиковые отходы. Ученые 680 раз буксировали сети за лодками, собирая отходы, которые вначале с помощью микроскопов отделили от природного мусора, а затем подсчитали и взвесили с точностью до 0,01 мг. Они 891 раз визуально исследовали отходы. И даже разработали модель распространения пластиковых отходов по океану, с учетом того, как ветер перемещает пластик по вертикали. Обнаруженное повергло ученых в шок: «Глобальный вес пластикового загрязнения на поверхности моря для всех классов и размеров, вместе взятых, составляет всего 0,1 % от мирового годового производства»[239]. Что еще более удивительно, они обнаружили в 100 раз меньше микропластика, чем ожидали.
Так куда же девается весь микропластик? Ученые назвали несколько предположений.
Во-первых, по мере того, как крупные пластмассы распадаются на более мелкие частицы, процесс их распада ускоряется, потому что «соотношение объемов резко возрастает, а уровни окисления становятся выше, что увеличивает их способность к биоразложению»[240]. Во-вторых, морские обитатели, поедающие пластиковые отходы, по-видимому, «упаковывают микропластик в фекальные гранулы, тем самым способствуя его погружению». Хотя употребление пластика в пищу может негативно сказываться на здоровье морских птиц и млекопитающих, оно также способствует «удалению мелкого микропластика с поверхности моря»[241].
В конце концов, ученые продемонстрировали, сколь много мы еще не знаем. «Вопрос “а где весь пластик?” остается без ответа», – заключили они, подчеркивая необходимость изучать процессы, которые играют определенную роль в перемещениях макро-, мезо- и микропластиков в мировом океане[242]. Пять лет спустя другая группа ученых предложила иной вариант, по крайней мере, для одной из самых неприятных форм пластиковых отходов: полистирола, пластика, который содержится в пенополистироле, пластиковой посуде и бесконечном количестве других предметов.