Ида Мартин
Пуговицы
© Мартин И., 2023
© ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *Так как хуже уже быть не могло, стало лучше.
Ф. КафкаГлава 1
Первые две недели после того вечера этот сон снился мне каждую ночь. Порой он тянулся невыносимо долго, со всеми подробностями и страхами, а бывало, врывался короткой панической вспышкой, оставляя неприятное и тревожное послевкусие.
Разбитое зеркало, распахнутое окно, женский силуэт на его фоне. Лица женщины я никогда не могу разглядеть, хотя очень стараюсь. Странная и пугающая беспомощность.
Тем не менее мне прекрасно известно, кто эта женщина. Ведь все это происходило на самом деле, просто мозг отчего-то зациклился и поставил на повтор не самое приятное воспоминание.
«Это ты во всем виновата. Ты сама. Помни об этом всегда!»
Я вижу капельки крови на своей бледно-голубой футболке и на кафельной плитке. Я хочу объяснить ей, что ни в чем не виновата, но никак не могу, потому что слишком старательно всматриваюсь в ее лицо, словно это принесет избавление.
Женщины я не боюсь, но от резких слов и упреков делается больно, мучительно плохо. Я поворачиваюсь к зеркалу и вижу в нем себя, покрытую трещинами, искаженную и мерзкую. Вот отчего мне по-настоящему жутко.
Потом она стала сниться мне реже, а спустя месяц сюжет сна перестал быть повторяющимся и однообразным. Иногда я разбивала зеркало, иногда она, временами мне казалось, что я, переполненная ее жгучей ненавистью, смотрю на себя со стороны, и я просыпалась в слезах от невыносимой жалости к себе.
Вот уж не ожидала, что могу быть столь впечатлительной.
В моей жизни много раз складывались неприятные ситуации, но ни одна не снилась с такой невыносимой настойчивостью.
– Может, ты чувствуешь перед ней вину? – предположила Лиза, когда я в очередной раз пожаловалась ей на надоевший сон.
– Нет конечно. Она взбесилась на ровном месте.
– Ну да, ну да. – Лиза иронично покивала. – Я помню, что в намеренном соблазнении Томаша у Нади на глазах ты отказываешься сознаваться.
– Потому что такого не было!
– Давай не станем начинать заново? Такое было, и Надя это видела. Без разницы, по чьей инициативе – твоей или его, но то, что ее бомбануло именно поэтому, сомнений нет. А вот почему она тебе снится, понятия не имею. Я знаю, как избавиться от прыщей, секущихся волос и надоедливых парней, а как от плохих снов – без понятия.
Была уже середина лета. Июль. Стояла жара. Москва утопала в сухой автомобильной пыли. Затянутое смогом небо почти не дышало, и солнце, с трудом пробиваясь через его толщу, изматывало духотой. Мы валялись на сизой лужайке возле искусственного, обложенного бетонными плитами пруда, в котором запрещалось купаться, и время от времени мочили в нем ноги.
Уехать на каникулы нам с Лизой было некуда, приходилось маяться в городе. Раз в неделю, по субботам, мы катались в Серебряный Бор, чтобы искупаться, но каждый день дороги обходился дорого. На одно метро туда-обратно – сто рублей.
– Странно все же, что Надя так внезапно ушла. Из-за этого сна я часто ее вспоминаю.
– Вовсе не странно. – Лиза села, обхватив колени. – Директриса узнала о ее развратных похождениях и уволила.
– Это только твои догадки.
– Пусть догадки. Зато известно, кто точно в курсе…
Щурясь на солнце, она с призывной насмешкой продолжала на меня смотреть.
– Ну чего тебе? – вспыхнула я, чувствуя, к чему она клонит.
– Ты все еще его любишь?
– Я никого не люблю.
– Это ты будешь Бэзилу заливать. – Она снова откинулась на траву.
Лиза была красивая. Броская – крашеная блондинка с огромными карими глазами. Папа у нее был армянин, а мама – украинка. Эта гремучая смесь крови подарила Лизе здоровый цвет лица, меланхоличный взгляд, большой рот, идеально ровные белые зубы и отличную фигуру. Ростом Лиза была чуть ниже меня, но ее груди и попе я откровенно завидовала.
В списке моих достоинств они точно не значились. Зато мне неведомо слово «диета» и лишние килограммы, что, по Лизиным словам, очень облегчало жизнь.
Впрочем, моя внешность меня вполне устраивала. Красавицей я себя не считала, но по количеству внимания, получаемого от противоположного пола, нетрудно было догадаться, что с этим у меня все в порядке. Только в отличие от Лизы я это внимание не очень-то жаловала. Оно хоть и льстило самолюбию, но потом еще больше угнетало, ведь с ним нужно что-то делать: оправдываться, словно я в чем-то виновата, и муторно разжевывать, почему не могу ответить взаимностью.
Именно поэтому для решения этих и других неприятных моментов мне и понадобился Бэзил. Вообще-то мы с Васей Степиным были друзьями. Нормальными, обычными друзьями без всяких там френд-зон или неосознанных влечений. Просто нам обоим было выгодно, чтобы другие считали, будто мы вместе. Ему – отшивать надоевших девушек, ссылаясь на то, что я «все узнала», а меня избавляло от ненужных поклонников и объяснений.
Совсем рядом послышался странный шум. Мы с Лизой резко сели. Неподалеку стояла странного вида старушка в смешной панамке и кормила огромную стаю голубей. Хлопанье их крыльев и заставило нас вскочить.
Старушка сыпала крупу из прозрачного пакетика. К голубям со всех ног примчался малыш лет четырех и с криками «Птички!» ворвался в голубиную стаю. Птицы шумно вспорхнули.
За мальчиком не спеша шел ухмыляющийся папаша – высокий круглоголовый лысый мужик. Старушка с укором посмотрела на мальчика и переместилась в другое место, мальчик с папой дождались, пока она насыплет крупу и голуби, громко курлыкая, слетятся к ее ногам. Затем, завопив «Птички!», мальчик бросился их разгонять, а папаша довольно захохотал. Старушка расстроенно покачала головой и побрела дальше. Голуби летели за ней.
Отец с сыном продолжали настырное преследование. Старушка пыталась прибавить шаг, но в соревновании с ними у нее не было ни малейшего шанса. Малыш визгливо заливался, его родитель гоготал басом. Так повторилось несколько раз. Старушку было жалко.
– Помогите! – вдруг громко крикнула Лиза и, широко раскинув руки, упала навзничь.
Мужик посмотрел в нашу сторону. Старушка тоже обернулась, мальчик застыл как вкопанный, голуби взлетели.
– Помогите! – Я помахала мужику.
Тот замешкался, потом подозвал сынишку и направился к нам.
– Идет, – предупредила я Лизу, – сделай мученическое лицо.
– Что такое? – Мужик нарисовался возле меня.
– Моей подруге плохо.
– Нужно «Скорую» вызвать, – выдал он глубокомысленно.
– Не нужно, – отрезала я. – Отнесите ее на лавку, а я воды наберу.
Мужик оценивающе оглядел Лизу. Судя по всему, ее прекрасный вид придал ему геройской решимости.
– Ладно. – Оголяя поясницу и жирные складки на боках, он неуклюже наклонился, поднял Лизу и понес на лавочку.
Ребенок побежал за ними. Еле сдерживая смех, я кинулась к растерянной старушке и скороговоркой выпалила: «Уходите, пока мы их отвлекаем».
Некоторое время она непонимающе смотрела, но потом в ее глазах блеснул хитрый огонек.
– Может, все-таки «Скорую»? – предложил мужик, усадив Лизу на лавку.
Для такого непробиваемого тупаря он проявил удивительное участие.
– Пти-и-чки! – растопырив пальцы, печально протянул мальчик.
Мы повернулись в ту сторону, куда смотрел ребенок. Старушка исчезла, голуби тоже.
– Улетели, – пробубнил папаша.
– Бабушка ушла, – подтвердила я.
Лиза тут же встала с лавочки, одернула на попе сарафан и поправила декольте.
– Спасибо, – сказала она озадаченному мужику, – я всегда в обморок падаю, когда вижу невоспитанных детей.
– Не понял! – Мужик напрягся.
Тогда Лиза зачем-то показала ему язык и заливисто расхохоталась.
– Это что, шутка такая? – Лысина мужика покрылась испариной.
– Это праведное возмездие. – Я показала ему средний палец.
Мы бежали и смеялись, хотя мужик и не собирался догонять.
После пруда у нас были запланированы поход в торговый центр и традиционный перекус в кафе. Но Лизе вдруг захотелось яблок, и мы зарулили в шатры ярмарки выходного дня. Внутри пахло свежими фруктами и зеленью.
Мы пошли вдоль рядов, грустно постояли над черешней и абрикосами, которыми торговали вредные толстые тетки, но зато получили по паре бесплатных яблок от Рустама, а также чурчхелу с маленьким кульком соленого арахиса от Фазиля. Задерживаться и любезничать с ними не стоило, иначе они могли вообще не отстать. Закинув презенты в пакетик с ручками, мы быстренько двинулись на выход.
За рядами с медом и сухофруктами располагались прилавки с постельным бельем, тапочками, солнцезащитными очками и всякой бытовой ерундой вроде веников и прихваток.
Проходя мимо столика с вязаньем и рукоделием, я вдруг заметила ту самую старушку с голубями. Она оживленно болтала с продавщицей. Просто удивительно, как она могла дойти так быстро. Ведь мы с Лизой полпути бежали, а на рынке провели не больше пятнадцати минут. Я показала Лизе на нее пальцем, и в этот момент старушка повернулась в нашу сторону. Мы встретились глазами, и она поманила нас рукой.
– Идите-ка сюда, хочу отблагодарить вас.
– Не нужно, – откликнулась я, – мы просто дурачились.
– Иди-иди. – Старушка продолжала настойчиво махать рукой.
Ничего не оставалось, как подойти.
Грузная смуглолицая продавщица в цветастом платке, повязанном наподобие банданы, и мешковатом фартуке на выпирающем животе с подозрением смотрела на нас исподлобья.
Стена позади нее была увешана вышивками и вязаными ковриками в два ряда, а столик забит разноцветными нитками, пуговицами и тряпочками.
– Вот эти девчонки, – сказала ей старушка.
Женщина сурово покачала головой и, смерив нас придирчивым взглядом, откинула дощечку, перекрывающую проход за прилавок:
– Заходите!
– Зачем? – насторожилась я.
– Погадаю вам.
– Правда? По-настоящему? – не дав мне и рта раскрыть, тут же зажглась Лиза.
– Кривда, – буркнула женщина.
Вид у нее был такой, будто мы ее долго упрашивали и теперь она соизволила сделать одолжение.
– Ладно, идем, – потянула я Лизу на выход. – Все равно это вранье и обман.
– Почему обман? – Слух у продавщицы оказался превосходным.
– Ничего-ничего, – подбадривающе похлопала меня по плечу старушка. – Гуля добрая и всю правду вам скажет.
– У нас денег нет, – нашлась я.
– За гадание денег не беру, – фыркнула Гуля. – Короче, кто смелый, тот заходит, кто недоволен, проходит мимо. Мне торговать надо, а не время на вас терять.
Пока она не сказала про «смелый», я собиралась уйти.
– Давай попробуем, – попросила Лиза. – Мне очень любопытно.
Пришлось уступить.
Мы зашли к Гуле за прилавок и там между двумя рядами ковриков увидели три табуретки. Одна из них служила столиком. На ней стояли чашки и пепельница. Гуля быстро их убрала и выудила из кармана фартука колоду карт Таро.
– Кто первый? – Плюхнувшись на табуретку, она широко расставила ноги в домашних тапочках.
– Давайте я. – Лиза торопливо заняла место напротив нее.
Между ними стояла пустая табуретка-столик.
– Ты пока будь там, – ладонью пресекла Гуля мою попытку подойти, – а то энергетику всю нам попортишь.
Я остановилась, чувствуя смутное сожаление, что мы повелись на эту разводку, и пытаясь сообразить, как и на что Гуля рассчитывает нас кинуть. Но, даже если она нас загипнотизирует, денег у нас на двоих было от силы рублей пятьсот.
– Задумай вопрос, – велела она Лизе.
Ловко перетасовав колоду, Гуля разровняла ее ладонью по поверхности табуретки, превратив в полукруг.
– Выбери шесть карт, но сама не трогай. Просто показываешь мне. Ясно?
Лиза принялась быстро тыкать наманикюренным пальчиком в рубашки карт.
Гуля по очереди выложила в ряд выбранные карты и перевернула. Нахмурив лоб, осмотрела их и уперла руки в разведенные колени.
– Отчужденность, безразличие, скука, – заговорила она монотонным пророческим голосом, – все стало слишком привычным. Ты не позаботилась о том, чтобы завершить начатое, и не получила чего хотела. Теперь контроль над событиями потерян. Наступает время терпеливого ожидания, но исход его не гарантирован, а успех соединен с разочарованием. Кругом ошибки и рассеянность. Тебе грозит смертельная опасность от друга, – Гуля бросила взгляд на меня, – или подруги. Но будешь воздержанной, ничего не случится. Ответ на вопрос – время. Оно твой союзник.
Тяжело выдохнув, Гуля откинулась назад, обозначая, что закончила. Лиза недоуменно потрясла головой.
– Я думала, вы скажете что-то нормальное. – Лиза обиженно пожала плечиком и встала.
Гуля навела на меня палец:
– Теперь ты.
– Не, мне не надо. Я про себя и так все знаю.
– Спроси ее про сон, что он значит, – сказала на ухо Лиза.
– Ладно. – Я заняла ее место, и Гуля разложила передо мной карты.
Я выбрала шесть наугад. Она их раскрыла.
Красивые, цветные картинки с изображением человеческих фигур, зверей и различных предметов. Раньше я никогда не видела карты Таро так близко. На первой карте была изображена стоящая за забором из мечей женская фигура со связанными руками и завязанными глазами. На второй – огромная луна с лицом и воющими на нее собаками. Следующей шла перевернутая вверх ногами королева в ярко-желтом платье, за ней – парень в средневековой одежде с охапкой мечей. Женщина на пятой карте сидела в кровати и прятала в ладонях лицо, а на потолке витали страшные тени. Последняя карта называлась Справедливость – человек в красной мантии на троне.
– Ты в клетке, и ты попалась, – глухо произнесла Гуля. – Что-то надвигается, и вероятность совершить ошибку очень высока. То, что вчера казалось ясным, скоро покроется мраком. Днем в лесу спокойно, но ночью тени оживают. Несчастливая, трагическая ситуация, тяжелая потеря, скорбь, шантаж и стыд. Упорство в отстаивании неправильных решений. Бессмысленная ложь. Ты открываешь глаза на истину, возле которой нет места счастью. Дурные последствия прошлого. Боль, усталость и желание изменить все к лучшему. Бояться стоит не событий, а будущего.
Гадалка смотрела на меня так, словно это я должна была ей что-то объяснить. Но, судя по тому, какие слова она произносила, все было плохо. Что, в общем-то, не сильно удивляло. Я уже давно выросла из ожидания чудес.
– Ищи причину в женщине – взрослой, гордой и ревнивой. Она противостоит тебе. Отпустишь ее – и она отпустит тебя. Доверяйся не чувствам, а разуму. Видишь эту карту? – Гуля постучала по изображению человека в красной мантии. – Это кармическое правосудие, упорядочивание хаоса и оплата по счетам. Ты можешь признать свою вину, а можешь доказать невиновность. Но баланс необходимо восстановить, иначе потери продолжатся и конца им не будет.
Она замолчала. Я обдумывала сказанное. Странным образом этот общий набор фраз отзывался во мне интуитивным пониманием, хотя мы и договорились с Лизой не верить в плохое. Когда она сказала про женщину, с которой нужно договориться, я сразу подумала, что это очень подходит под мой вопрос. И все описанное в целом было довольно близко.
Я встала и кивнула Гуле:
– Спасибо.
Первый раз за все время она улыбнулась:
– Погодите, дам еще вам кое-что.
Покопавшись среди своих мешков, она вытащила из пакетика две пуговицы на ниточках и вложила Лизе в руку:
– Обереги от темных мыслей.
Мы поблагодарили ее и поскорее ушли. Можно сколько угодно убеждать себя в том, что я в гадания не верю, однако неприятный осадок все же остался.
– Нужно мне, наверное, найти Надю и поговорить с ней, – сказала я Лизе, когда мы вышли на воздух. – Узнать, почему она так резко уволилась. Может, я на самом деле в чем-то виновата перед ней, просто не отдаю себе в этом отчета?
– Где же ты ее теперь найдешь?
– У Тамары Андреевны спрошу. Слышала, что эта Гуля сказала? Что она отпустит меня, если я ее отпущу.
– Это значит, что ты должна перестать о ней думать.
– А как я перестану, если она мне снится?
– Вот тебе пожалуйста – замкнутый круг. Помнишь, весной, когда твоя Яга умерла, ты запретила своей матери на похороны приезжать? Я спросила почему, а ты сказала: «С глаз долой – из сердца вон».
Я пожала плечами:
– Ну, это я просто пошутила, чтобы не портить никому настроения рассказами о том, как я ее ненавижу.
– Сейчас то же самое. Зачем тебе видеть Надю? Быстрее забудется.
– Тогда я не знаю, что делать.
– Вот потому гадалка и сказала, что ты в клетке.
– Я еще помню про дурные последствия прошлого и что стоит бояться будущего.
– Все, хватит, – оборвала Лиза. – Мы же договорились не верить, а то я тоже начну думать, что из-за тебя меня ждет смертельная опасность. Извини, зря я тебя на это подбила. Просто всегда хочется услышать, что когда-нибудь все станет хорошо.
Проходя возле продуктового магазина, мимо нищего старикана с хозяйственной сумкой для подачек, Лиза выкинула в нее две наши пуговицы.
– Зачем ты это сделала? – удивилась я.
– Моя бабка, та, которая армянка, говорила, что чужие пуговицы носить нельзя. И на дороге или с пола подбирать тоже. Они могут забрать твою душу или свести с ума.
Глава 2
Хаос начинается с мелочей. С одной малюсенькой дырки на носке, со смятого фантика на полу, с пожелтевшего высохшего огрызка яблока среди бумаг, с промокших ботинок или отрывающейся пуговицы. Хаос похож на вирус: заразный и очень живучий, он может поселиться где угодно, забраться в твой мозг, в сердце или даже в душу. Зацепившись крохотным микробом за твою жизнь, он приживается и распространяется повсюду, куда сможет проникнуть.
Поддерживать порядок непросто, но еще сложнее избавиться от этого всепоглощающего хаоса.
Труп нашли во время третьего урока. У нас как раз шла физ-ра, и я, пробегая мимо окна, первая заметила странное скопление людей в палисаднике соседней многоэтажки, где и собачники-то нечасто гуляли, а уж тем более в такую мерзкую погоду.
Дождь лил две недели не переставая, и все вокруг: и дома, и деревья, и люди – пропиталось его влажным, промозглым холодом. Везде что-то текло, капало, шумело в водостоках, долбило по подоконникам, шелестело и разбрызгивалось под колесами машин. Октябрьская сырость пробирала до костей.
– Что там? – Не поднимаясь со скамейки освобожденных, Лиза подергала меня за футболку.
Но я продолжала вглядываться в непонятное сборище. Темные нахохлившиеся фигуры. Человек десять, и среди них несколько полицейских. То, что на земле перед ними что-то лежит, угадывалось смутно, совсем неясно, расплывчато из-за непрерывно текущей воды. Можно было строить догадки, однако особым разнообразием они не отличались.
За моей спиной возник Фил и, дурачась, придавил меня к подоконнику. Я отпихнула его плечом.
– Погоди, кажется, дело серьезное.
От моего дыхания стекло запотело, и Фил протер его рукой.
Два человека в полицейской форме растягивали между деревьями красные заградительные ленты.
– Пойдем посмотрим! – предложила я.
– Че такое? – к нам подскочил красный, разгоряченный Бэзил, шутливо оттолкнул обеими руками Фила, глянул в окно и присвистнул.
– Микки предлагает сходить. – Фил кивнул в сторону собравшихся.
Новый физрук проводил уроки в расслабленном режиме, и дверь зала всегда оставалась нараспашку. Выйти в туалет, попить – как нечего делать.
Пока весь класс увлеченно играл в волейбол, мы вчетвером: я, Лиза и Фил с Бэзилом – спокойно вышли из зала и рванули на первый этаж. Взяли в раздевалке куртки и, перескочив через турникеты на проходной, беспрепятственно оказались на улице.
К одиннадцатому классу мы уже не опасались наказаний ни за самоволку, ни за прогулы, ни за курение. Нас наконец оставили в покое, лишь бы мы нормально сдали ЕГЭ. Все остальное отошло на второй план.
Шлепая по лужам, мы пробежали по асфальтовой дорожке и обогнули школу. Среди деревьев палисадника октябрьское уныние ощущалось особенно сильно. Черные мокрые стволы, черная земля, сморщенные желто-коричневые листья на ней. Сырой холод просочился под куртку и, забравшись под штанины, пополз по голым ногам. Дождь моросил мелкий, но сплошняком. Выбившиеся из-под капюшона волосы быстро намокли.
Под окнами высотки собралось уже не меньше двадцати человек: кучка полицейских и чуть поодаль – зеваки. На подъездной аллее стояли две полицейские машины. Бэзил подошел к двум мужчинам в синих спецовках работников ЖКУ.
– Что там?
– Да трупешник, – охотно откликнулся тот, что помоложе, – в канализационном люке.
– Я нашел, – гордо добавил второй. – Они мне говорят: «Лезь», а я им: «Сдурели?» И так все в воде. Как в такой дождь работать? Хорошо дождевик всегда с собой ношу. Он много места не занимает. Сорок минут возился, пока крышку снял.
– И чего? – нетерпеливо перебил его Бэзил. – Что за трупешник?
– Откуда я знаю? Я как люк вскрыл, оттуда такая вонь шибанула, что я чуть сознание не потерял. Сразу в полицию позвонил.
Информация звучала ужасающе.
– Его достали? – с опаской спросила я из-за плеча Бэзила.
– Минут десять назад. Девка, похоже. Но там от нее рожки да ножки остались, так что лучше, ребят, не смотрите. А то спать не будете.
– Расчлененка? – с любопытством поинтересовался Фил.
Сантехник пожал плечами:
– Вроде нет, просто давно лежит. Но это не точно, труп был завернут.
Ничего больше не выясняя, Бэзил с Филом припустили туда, где суетились полицейские, а мы с Лизой, взявшись за руки, нерешительно двинулись за ними.
Я только раз видела в жизни мертвеца – мою бабку Ягу, сбитую на пешеходном переходе прошлой весной. Она хоть и лежала в гробу и была намазана каким-то серым воском, ее безжизненное потустороннее лицо напугало меня до ужаса, хотя Яга и при жизни красотой не отличалась.
В Лизиных огромных карих глазах застыло нервное напряжение, словно в любой момент она кинется наутек. И от этого вполне понятного, но детского страха было немного смешно. Страшно, смешно и очень любопытно.
Однако приблизиться нам не дали: широко расставив руки, дорогу преградил мокрый серый дядька.
– Разворачиваемся и уходим. Тут вам не цирк.
– Нам надо, – сказала я, не зная, какое объяснение придумать. – Мы по делу.
Я всегда делала вид, будто имею права. Люди от этого терялись и начинали сомневаться в себе.
– По какому делу? – решил все же выяснить дядька.
– Насчет того трупа. – Я махнула рукой так, словно трупы лежали повсюду, а нам понадобился именно этот.
Дядька нахмурился:
– У вас есть информация?
Я неопределенно кивнула.
– Что-то знаете? Видели? – Он обвел нас недовольным взглядом.
На Лизином лице появилось отработанное годами и лучшее из ее репертуара выражение «Ниченезнаю».
– Возможно, – уклончиво ответила я.
Дядька вытащил из кармана визитку и протянул мне.
– По будням с двенадцати до пяти. Приходи, расскажешь. А сейчас идите отсюда.
– Хорошо, конечно, – сунув не глядя визитку в карман, энергично закивала я.
Изобразив покорность послушных школьниц, мы немного сдали назад и, обогнув разросшиеся кусты снежноягодника, целенаправленно устремились к тому, что так зловеще-притягательно лежало возле колодезного люка. В этот момент полицейские как раз погнали оттуда парней, и нам удалось подобраться к трупу.
Невообразимое бесформенное вонючее нечто, обрывки серой ткани, бывшие когда-то одеждой, куски синюшной кожи, проглядывающие кости конечностей, бесцветная мочалка остатков волос, на месте лица – расплывчатое бугристое желеобразное пятно.
– Мамочки, – прогнусавила Лиза, зажав двумя пальцами нос.
– Крантец, – с чувством подтвердила я.
Из-под тела выглядывал кусок заплесневелой клеенки со стершимися контурами рисунка и сгнившими веревками по бокам.
– А ну кыш отсюда, – прикрикнул на нас кто-то сзади, и мы не без облегчения вернулись на пешеходную дорожку, между палисадником и школьным забором, где нас уже поджидали Фил с Бэзилом.
Остановились и несколько секунд с раскрытыми ртами жадно дышали.
– Ща блеванут, – заржал Фил.
– Не дождешься, – процедила сквозь зубы Лиза.
– Фигово выглядит. – Фил держал сигарету в кулаке, чтобы не намокла, и затягивался.
– Ясно, что фигово. – Бэзил курил, спрятавшись под капюшоном и выпуская дым себе под ноги.
– Она же типа мертвая.
– Представляете, может, мы учились, а ее тут убивали? – Лиза очень впечатлилась увиденным.
– Ткаченко, ты че? – Фил приложил ей ладонь ко лбу, якобы проверяя температуру. – Убивают вообще-то ночью.
Фил был высоким, красивым, с вьющимися каштановыми волосами, которые он тщательно укладывал, ямочкой на широком подбородке и смеющимися глазами, однако умом не отличался и соображал намного медленнее, чем разговаривал.