– Замечательно.
– Лена… – Кочкин глянул через плечо и протянул ей руку.
Уже второй раз она заметила, с какой опаской он смотрит в тоннель, откуда они пришли. Что-то подсказывало Гейкиной, что возвращаться назад Кочкин хотел меньше всего.
– Вставай, Леночка, вставай! Нам нужно идти. Леня может курить и на ходу.
– И на бегу, – отозвался ключник.
Его голос избавился от уныния. Ключник был полон сил, будто только что проснулся.
– Думаете, вы сумеете меня переубедить? – Елена Николаевна распалялась на глазах. – Вы серьезно в этом уверены?
Она нависла над Кочкиным, как скала, а Григорий Ильич отошел назад и заворчал, бросая женщине упреки и претензии. Его голос только начал крепнуть, как вдруг из тоннеля донесся грохот.
Ключник выронил сигарету, Кочкин присел, а Елена Николаевна включила фонарь.
– Что это было? – первым заговорил Кочкин.
В лицо ударила волна теплого воздуха.
– Похоже на какой-то выхлоп, – произнес Леонид, вытирая лоб. – Вы бы связались с Машей…
Елена Николаевна вызвала дочь по рации. Она удостоверилась, что с ней все в порядке, после чего Маша ответила, что причиной грохота послужила дверь. Она не знала, по какой причине дверь захлопнулась, и открыть ее не может до сих пор. Тогда Елена Николаевна поинтересовалась, не возвращался ли Попов. Маша ответила отрицательно, прибавив, что сильно напугана из-за случившегося и хочет поскорее покинуть погреба.
Елена Николаевна еще сильнее захотела вернуться назад тем же путем, каким они сюда пришли, но тут за их спинами раздался сиплый голос Попова:
– Я так долго вас жду.
Все разом обернулись и увидели товарища, стоящего по другую сторону решетки. Попов был невозмутим. Зато все остальные члены группы замерли в растерянности. Первым из оцепенения вышел Кочкин:
– Макс, ты как там оказался?!
– Я не знаю, – ответил Попов.
Он взялся за прутья решетки и пожал плечами.
Елена Николаевна и до этого находила в нем странности, но сейчас Попов казался ей совершенно отшибленным. Слабоумным. Ей даже перехотелось спрашивать что-либо. Пока он щупал прутья, словно не понимая, что перед ним, Гейкина потянула за ручку. Попов перешел на их сторону и поднял глаза к потолку.
Елена Николаевна осмотрела его с ног до головы и нашла очевидные несоответствия. Шлем на нем отсутствовал, в волосах запутался ком паутины, лицо было перепачкано углем. Один сапог порван. На той же ноге была порвана штанина. Но больше всего ее поразило то, что у Попова отсутствовал фонарь. Он точно вернулся из клоаки, где его изрядно потрепало временем.
– Наверное, мы где-то пропустили развилку, – предположила она. – Это далеко отсюда, Максим?
– Я не знаю, – ответил Попов, одаривая ее тем же недоуменным взглядом, что и она его.
– Макс, с тобой все в порядке? – поинтересовался Кочкин. – Ты нас изрядно напугал.
– Да, – прозвучало в ответ.
Попов стоял напротив товарищей и разглядывал их, как больной своих докторов.
– Дальше есть проход? – спросил Кочкин.
– Да.
– А куда он ведет?
– Туда. – Попов указал в темноту.
– Я так и думал! – Кочкин хлопнул себя по лбу.
Попов вернулся к решетке, прошел через оставленную щель и двинулся вглубь тоннеля.
Группа последовала за ним. Через несколько минут они вышли к винтовой лестнице, которая долго поднимала их вверх. Ключник шел последним, и когда его силы иссякли, он вновь закурил. На этот раз не спрашивая разрешения у руководителей. Табак требовался ему, как бензин автомобилю. Задымив, он словно обретал крылья, и только отвлекшись на сигарету, сумел миновать еще с десяток винтов лестницы, прежде чем уловил позади себя тихий, но очень знакомый звук.
Ему послышалось, будто скулит щенок. Заинтересованный тем фактом, он остановился. Толстый зад Кочкина, до этого телепавшийся перед его носом, исчез. Теперь его окружала полная пустота и очевидный тоскливый звук. Ключник был снисходителен ко всем бродячим животным. У него дома жили две кошки, найденные на помойке, и собака, выхоженная после автомобильной аварии. Поэтому, когда звук стал проявляться в еще более молящем обличии, ключник не выдержал. Он повернул назад, спустился к самому концу лестницы и пошел на зов.
Спустя несколько шагов он понял, что эхо неоднородно разносит звук по тоннелю. Виной тому была развилка, не замеченная по дороге к лестнице. Поскуливание неслось с разных сторон, и, пока ключник решал, куда же ему идти, к его ногам подобрался едва заметный туман. Ключник покрутил фонарем вправо-влево и решил пойти наобум. Слишком трепетно звучало поскуливание. Он подозревал, что щенок заблудился и не может отыскать дорогу назад, но на самом деле медленно и верно заблуждался сам ключник. Леонид не заметил, как проход свернул и вывел его еще к одной развилке. За ней открылась широкая пещера, где он остановился и встрепенулся. Поскуливание прекратилось. Он стоял в мрачном холодном пространстве, где под высокими сводами друг на друге лежали… ящики.
Глава 8
Завод. Елена Николаевна
Подъем показался Елене Николаевне настолько длинным, что она уже не рассчитывала увидеть всю группу целиком. Она была уверена, что ключник остановится где-нибудь перекурить, Кочкин – просто перевести дух, а вот Попов… продолжал ее удивлять. Максим создавал впечатление хорошо подготовленного спортсмена: чем выше они поднимались, тем шире становился его шаг. В какой-то момент Елена Николаевна уже не могла гнаться за ним. Она отстала, и временная остановка не вернула ей силы. Стоило ей немного замедлить ход, как в нее тут же врезался Кочкин.
– Лена? – обратился он сквозь громкий свист, вылетевший не то из носа, не то изо рта. – Что с тобой? Ползешь, как каракатица.
Одной рукой он прихватил ее за попу, другой – за поясницу. Елена Николаевна почувствовала толчок, после которого Кочкин оступился, а она понеслась вверх, как на лифте.
– Григорий Ильич, – произнесла она, – не делайте так больше и смотрите себе под ноги.
Кочкин сотворил непричастную гримасу, и эпизод был исчерпан.
От бесконечных ступенек у Елены Николаевны закружилась голова. Ей уже мерещилось, что они идут по прямой, только эта прямая почему-то все время уходит влево. Грибок на стенах поменял цвет с темно-зеленого на бледно-розовый. Стены стали теплее, эхо шагов – громче. Винт лестницы распрямился, и они вышли в узкий проем, откуда один тоннель уводил вправо, а другой – круто поднимался вверх уже без ступенек.
– Господи! Наконец-то, – выдохнула Елена Николаевна, и в тот же миг по подземелью пронесся вихрь.
Что-то ожило в ее сердце. Все фонари разом мигнули.
Кочкин застопорился, не добрав двух ступенек до конца лестницы.
– Что за черт? – спросил он, наблюдая, как залихорадил его фонарь.
– Григорий Ильич, где Леонид?
– Не знаю, – ответил Кочкин.
Он похлопал фонарь. Яркий свет вернулся.
– Был там. – Он повел лучом до поворота стены. – Наверное, отстал немного. Старый уже.
– Вы не могли бы спуститься за ним и…
– Конечно, мог бы, но лучше нам всем немного передохнуть и подождать, пока он поднимется сам.
Кочкин сел на ступеньку. Его рабочий комбинезон покрылся темными пятнами, по вискам тек пот, волосы стояли дыбом. Но, при всей усталости, начальник смены сохранял бодрость: как подозревала Елена Николаевна, если ему дать команду бежать, он вскочит и побежит.
– Нам стоит поторопиться, – предупредил Попов. – Солнце скоро сядет.
– Максим, – осведомилась она, – откуда ты знаешь эти тоннели?
– Я их не знаю, – медленно, но уверенно ответил худощавый мужчина.
– Тогда откуда ты знаешь, куда нам идти?
– Это же просто, – когда он говорил, ни один мускул не содрогался на его лице. Весь Попов отмирал как клетка, и только его рот продолжал лепетать слабым голосом. – Нужно идти вперед.
Елена Николаевна призадумалась и поняла ход его мыслей. Куда же им еще идти, если не вперед?
– Но здесь развилка. Куда мы должны идти?
– Туда. – Попов указал на путь, круто уводящий вверх.
Этот проход был узким, но чистым. В нем не было деревянных перекрытий, не висела паутина и не собиралась столетняя пыль. Если бы Елене Николаевне предложили выбор, она бы незамедлительно выбрала именно дорогу вверх. Она полагалась на инстинкты: если они находились под землей, значит, любой путь наверх выведет их на волю.
Но сейчас у нее закралось сомнение. Она не хотела так просто спускать все на инстинкты.
– Что там? – Она указала на проход, уводящий вправо.
– Не знаю, – ответил Попов.
– А я хочу знать, – сказала Гейкина и двинулась туда, куда ей не советовали.
Она не рассчитывала углубляться далеко, но ей хотелось узнать, что находится за поворотом: очередная лестница, развилка, обрыв или длинный нескончаемый тоннель. Внутри горы она ориентировалась плохо.
Не успела она добраться до противоположной стены, как из темноты вынырнул ключник. Елена Николаевна едва не лишилась чувств. Она выронила фонарь и схватилась за бок, начавший беспокоить ее незадолго до того, как пропал Попов. Ключник прошел мимо, совершенно ее не замечая. В голове Гейкиной все перемешалось, простые вещи стали казаться ей сложными. На секунду она задумалась, не снится ли ей все это. Она похлопала себя по щекам и проснулась в том же узком тоннеле, похожем на кроличью нору. Здесь было тесно и жутко. Ее фонарь замерцал, точно собираясь умереть, а из-за поворота, куда она так и не дошла, потянулся туман.
Елена Николаевна схватила фонарь и пошла в обратном направлении. Ею овладел беспричинный страх. И пусть она была смелой женщиной, привыкшей к местам, куда никогда не проникал солнечный свет, здесь она чувствовала себя лишней. Ей требовался свежий воздух и кружка горячего чая. Кроме того, она порядком устала, но останавливаться в тесном подземелье Гейкина не хотела.
Елена Николаевна буквально вылетела из глухого тоннеля и обнаружила, что ни один из мужчин ждать ее не стал. Лестница была пуста, овальный перешеек, где она последний раз видела Попова, тоже. Даже ключник не остался перекурить. Она чуть не ахнула, осознав, насколько всеобщий страх способен изменить людей. Трое мужчин исчезли, оставив ее одну!
«Конечно, я осточертела им своими нравоучениями, – подумала она. – Но это же не повод бросать меня на произвол судьбы!»
Она кинулась вверх по крутому подъему. Лаз был извилистый и длинный, и она удивилась, как Кочкин со своими габаритами смог так быстро по нему забраться. Вскоре подъем стал настолько крутым, что ее ноги начали скользить. Она хваталась за выступы стен, выискивая прорехи в камнях. После очередного поворота она засомневалась, верный ли выбрала путь. Представить, что до нее здесь полз Кочкин, было невозможно, если бы не… запах. Кочкин пах неповторимо. Она чувствовала этот запах и спустя десяток метров, когда подъем закончился, лаз резко свернул влево и перед ней открылась расщелина, откуда в скалу попадали лучи заходящего солнца.
Елена Николаевна добралась до ее основания и выглянула наружу. Сердце ее чуть не выскочило из груди: под ней находилась пропасть высотой с девятиэтажный дом! Внизу лежал отбойник, закрывающий дорогу и припаркованные машины от камнепада. За дорогой, через узкую полосу деревьев, пролегало озеро. Вид со скалы был, в равной степени, ужасным и восхитительным.
Она легла на живот и вытянулась, чтобы рассмотреть опасную красоту. Ветер стих, и солнце ныряло за горы, оставляя в небе алый след. Со стороны ярмарки слышался отдаленный шум машин и крики людей, но вокруг скалы замерло все. Елена Николаевна отважилась вытянуться еще на несколько сантиметров. Ее голова повисла над бездной, и тут она заметила, что по соседству с ней находится крупное птичье гнездо. Самих птиц в гнезде не было, но она увидела три бурых яйца, размером вдвое превышающих куриные.
Женщина решила не испытывать судьбу: отодвинулась и глянула вверх. В двух метрах от нее располагался удобный плоский камень. Если бы она на него влезла, то с легкостью дотянулась бы до горбатого отрога над ним. Проблем добраться до вершины скалы по отрогу она не видела, но вытянуться во весь рост, встать на ноги над бездной и шагнуть на плоский камень… Так рисковать Елена Николаевна не хотела, поэтому повернула назад. Неизвестно, сколько бы заняла дорога через тоннели, но она виделась ей безопаснее.
Гейкина уже собиралась попрощаться с солнечным светом, когда по горе пронесся душераздирающий вопль. Крик буквально взорвал тишину. Елена Николаевна замерла, и, пока вслед за воплем катилось эхо, она силилась понять, кому именно принадлежал этот звук. Спустя минуту дышать ей стало легче, и она уже не сомневалась, что вопил Кочкин. Она знала тембр его голоса. Ни ключник, ни Попов со своим придурошным голосом не смогли бы так развеселить округу. Однозначно кричал Григорий Ильич. Но что его заставило?
Елена Николаевна отползла от расщелины на несколько метров. Она старалась двигаться бесшумно, хотя прекрасно знала, что ее присутствие все равно выдает свет фонаря. Без него она ничего не видела, и в темноте ей становилось жутко. Ответственная экспедиция провалилась, и она пообещала себе никогда и ни при каких условиях сюда больше не возвращаться. Вопль до сих пор сидел у нее в голове. От его гнета руки сводило дрожью, и луч света прыгал по стенам, точно сумасшедший.
До поворота, откуда начинался спуск, оставалось три-четыре метра. Елена Николаевна надеялась заглянуть за него и хорошенько обдумать, стоит ли ей спускаться. Но этого не случилось, потому что вопль раздался снова.
Гейкина перестала считать свой страх беспричинным. Сейчас она испугалась настолько, что потеряла свое направление. Ее внимание переключилось на туман, выползающий из-за поворота, как длинная, бесконечная змея. Она вспомнила Эву Кордову с ее детальным описанием событий недавнего прошлого, и ей стало так плохо, что она не удержалась и всплакнула.
Плакала Елена Николаевна недолго, потому что следом за туманом из-за поворота появилась чудовищная фигура, в которой она не узнала ни Кочкина, ни Розгина, ни Попова. Воздух наполнился серой, смешанной с мертвечиной и еще невесть чем. Запах был настолько отвратительным, насколько может выдержать порог человеческого восприятия. Елена Николаевна так и не смогла разглядеть фигуру. Ужас пронзил ее насквозь, и она кинулась к расщелине.
Солнечный свет угасал. Скала погружалась в тень, и с набережной Абрау-Дюрсо лилась быстрая музыка. Елена Николаевна протиснулась в расщелину и застыла над пропастью. Она знала, что скоро ей самой придется почувствовать себя птицей, но еще имелся шанс остановить безумие. Сказать, что ничего этого нет. Она обернулась и услышала, как хрустнула ручка оставленного в суматохе фонаря. Свет погас. Стало еще темнее, и женщина поняла, что обманывать себя не стоит. Она хочет жить, и для этого ей придется сделать страшный шаг.
Гейкина выползла на край скалы и поднялась на ноги. Она закрыла глаза, понимая, что даже малейший взгляд вниз способен привести к трагедии. Она не боялась высоты, но от одной мысли о том, где она находится, ее ноги безвольно подгибались. Елена Николаевна не дышала. Она прижалась грудью к теплому камню и сделала два шага к краю. Ощутив под левой ногой воздух, она поняла, что час отчаяния настал. Здесь ей предстояло прыгнуть, а для этого требовалось открыть глаза и узреть бездонную пропасть. Ничего страшнее в своей жизни Гейкина еще не видела.
Она открыла глаза… но, прежде чем ахнуть от глубины простирающейся бездны, женщина заметила птицу. Огромная темно-серая скопа приземлилась на камень и уставилась на нее, будто Елена Николаевна сидела в ее гнезде. Рябая полоса на груди скопы вздыбилась, птица нахохлилась и сделала шаг по направлению к женщине. На скользком камне она чувствовала себя гораздо комфортнее, чем Гейкина.
Елена Николаевна отвернулась. Спасительный отрог был совсем рядом, но она по-прежнему не осмеливалась на прыжок. Чувствуя тяжесть в ногах, Гейкина начала дышать – резко, быстро, с выдохом, как учили Леонида Розгина. Так, на короткое мгновение ей удалось привести сознание в порядок. Птица приблизилась. Ее подход был столь же агрессивен, как и намерение Кочкина открыть запретную дверь. «Не приближайся ко мне!» – мысленно попросила Елена Николаевна и услышала, как птица клюнула ее в сапог. Твердый клюв не пробил защитную обувь с первого раза, но скопа не отступила. Она взъерошила перья и клюнула снова. На этот раз удачно: в сапоге появилась дырка, и Елена Николаевна почувствовала ее пальцем.
Страх внезапно оставил ее. Потревоженная птица ринулась в атаку, а Гейкина, пересилив себя, прыгнула. Вес тела переместился на плоский камень, ее колени подогнулись, и она упала, едва не потеряв равновесие. Птица осталась на месте, будто обрыв разделял ее территорию. Когда Елена Николаевна открыла глаза, она сидела на длинном шершавом камне, а чуть поодаль от нее начинался отрог. Птица еще стояла на краю уступа и с презрением наблюдала, как женщина вспоминает всех святых.
Солнце скрылось за горами. Быстро темнело. Елена Николаевна лезла по отрогу к вершине скалы.
Глава 9
Вокруг озера. Юра Насморк
– У-у-у-а-а-а! – Юра разорвал тишину будоражащими звуками.
Совершенно не заботясь о том, что может привлечь внимание окружающих, он ревел, извергая из себя нечистоты.
– У-у-ух, мама Зю! – хрипел ненормальный. – Щас отвезу!
Юра в очередной раз расположился на дереве, на самом удобном суку и над самой красивой машиной. На ее значке вместо буквы «L» красовались четыре одинаковых кольца, но для Юры это не имело никакого значения. Он знал, что пакостит, и чувствовал, что не зря. Хозяин этого автомобиля пакостит не меньше, ибо, не напакостив кому-либо, как предполагал Юра, машину с таким кузовом, на таких огромных колесах и в таком поднебесном цвете не купишь. Машина излучала роскошь, и когда он к ней подошел, она передала импульс, благодаря которому Юра сразу понял, что стоит перед тем, что искал весь вечер.
Сегодня люди на набережной были скучны и неинтересны, и оттого его живот охватила паника. В то время как он сидел на суку, ему вспоминались эпизоды из детства. Разные эпизоды, наполненные радостью, любовью и вечностью. Многие из них являлись ему только со спущенными штанами.
– Мама Зю, щас отвезу! – восклицал Юра. – Козе на возу и Маньке на косу.
Мысли его плыли по облакам, мозг работал не хуже, чем у пьяной леди, и все Юре нравилось, если бы не одно «но»: к нему внезапно подкралось чувство самосохранения. Редчайшая особенность организма сказала ему, что нужно исчезать.
Юра в скором времени завершил дела, натянул штаны и спустился с дерева. Дорога была пуста, и причин для беспокойства он не видел. Но тут в сознание вновь вернулся тревожный сигнал, и на этот раз чувство полыхало не хуже, чем приступы панкреатита. Юра испугался. Он ощутил себя растерянным, сам не зная, с чего.
– Ма-ма Зю, – промямлил он. – Ма-ма Зю…
Он покрутился по сторонам и вдруг понял, что боится вовсе не хозяина машины. Любой нормальный человек, взглянув на него, поймет, что с него нечего взять. Даже идиот иногда понимает, что он идиот, а Юре внушали это с детства. Он боялся не людей. В его памяти возник образ существа, карабкающегося по скале вверх, и по спине промчался тонкий, но отчаянный холодок. Юра всегда ощущал его, когда испытывал страх. Его живот булькнул, ноги размякли, и, сам того не замечая, он пустил в штаны то, что не успел выпустить, сидя на суку. Теплая жижа согрела его правую ногу, но увереннее от этого Юра не стал. Его по-прежнему преследовал страх, и он чувствовал, что зарождается он не просто так. Рядом с ним действительно что-то происходило.
Он посмотрел на небо. Над горой висела луна, и, едва Юра успел вспомнить о волках, как на дороге, преграждая путь домой, появился дикий зверь. Возможно, кому-нибудь другому – ребенку, женщине, деду или бабке – зверь показался бы собакой. И кто-нибудь попробовал бы дать ему корку хлеба или кусок колбасы, надеясь на то, что животное переключит внимание на еду. Но Юра сразу уследил отличие: настолько смелой и хладнокровной собака быть не может.
Волк сел посреди дороги.
Юра не хотел идти вокруг озера. Такой длинный путь займет всю ночь. В то же время, идти на волка казалось ему полным безумием. Он не знал, что у зверя на уме, но по впалым бокам и скомканной шерсти догадывался, что тот был потрепан жизнью не меньше, чем сам Юра по юности. Нелегкое положение усугублялось безлюдностью. Поселок точно вымер. И если до того, как он влез на дерево, со стороны набережной слышались музыка и гам, то сейчас близ озера раздавался только один звук – стрекот кузнечиков.
Но кое в чем Юра ошибся. Когда его правая штанина остыла, а луну заслонило облако, кто-то грубо взял его за шиворот. Юра едва успел понять, что происходит, как очутился в воздухе. Ворот перетянул ему шею, его лицо побагровело. Он задергал ногами в надежде встретиться с опорой, но все было тщетно. Его мигом охватило удушье. Юра шлепал губами, пытаясь закричать. Потом так же безуспешно попытался вдохнуть. Брыкаясь и пинаясь, он провисел до тех пор, пока глаза не полезли из орбит. Его тело билось в агонии, после чего он потерял половину чувств и обвис, как измученный червяк на крючке рыбака.
Хватка ослабла, и Юра встал на ватные ноги. Он с трудом вобрал в грудь воздуха. Глаза вернулись в надлежащее место. Юра поднял голову и прокашлялся. Волк сидел и наблюдал за происходящим, как зритель за спектаклем. Но удивительно было другое: когда Юра пришел в себя, он обнаружил, что за его мучениями наблюдает уже не один волк, а три. Звери расположились на проезжей части, перекрывая путь к поселку. От такого поворота событий Юра опешил и забыл, что в момент опасности нужно кричать. В его сознании замешкался школьник, не способный отличить отвертку от молотка. С перепугу он забыл, куда бежать и что делать, и вдруг совсем потерял страх. Юра сделал шаг вперед, после чего был развернут грубой силой и очутился лицом к лицу с незнакомцем.
Определенно, перед ним стоял человек.
Его лица не было видно из-за густой тени. Ростом он превышал Юру на четверть корпуса, из-за чего ему приходилось смотреть, сильно задирая голову. От незнакомца исходил дурной запах, и Юра, вспоминая некоторые обстоятельства своей жизни, мог с уверенностью сказать, что от него самого так никогда не воняло. Молчание затянулось. Вскоре Юра вновь оказался в воздухе, но на этот раз в еще более неряшливой позе.
– Привет! – дружелюбно изрек незнакомец, поднимая парня на высоту своего роста.
– У-у-ух ты, уррррод, какой большой! – выдавил из себя Юра.
Неожиданно он стал смел, а еще больше – зол. Он схватил силача за кисть и нашел ее холодной и неприступной, будто это была не рука, а обледенелый ствол дерева.
– Немедленно отпусти меня! У-у-ух!
Юра пнул незнакомца в живот. Тот поднял его еще выше, проделывая это с такой легкостью, будто он весил не сто килограммов, а десять. Ворот врезался в шею. Юра ощутил приступ удушья и внезапно захотел пить. Когда послышались очередные хрипы, незнакомец опустил его и хорошенько встряхнул.
– Я все расскажу Господину в черных штанах! – заверещал Юра.
Боль в горле досаждала, но еще больше ему не нравились жажда и неприятный запах. Он ощупал шею и нашел глубокий кровоточащий след.
– Господин в черных штанах тебя больше не потревожит, – заверил незнакомец. И добавил: – Особенно, если я откручу тебе голову.
Юра поверил на слово. Учитывая тот факт, как незнакомец держал его в воздухе, сделать это было раз плюнуть. Но Юра не собирался мириться с чудаком так легко. Он тоже считал себя сильным, потому что ежедневно упражнялся в ходьбе по набережной Абрау-Дюрсо. Он сжал кулаки и замахал ими, как ножницами:
– Что ты сказал про Господина в черных штанах?! Что ты сказал?!
Через несколько секунд Юра выдохся. Как он ни пытался ударить незнакомца, размаха его рук не хватало. Достать недруга он мог только ногами.
– Хм, – послышалось невразумительное удивление. – Ты что, идиот?
Незнакомец вернул его на землю. Юра уже собирался бежать, когда обнаружил, что волки окружили его со всех сторон. С озера к ним тянулся туман, и место, где он привык проводить свои лучшие вечера, преобразилось в душещипательное зрелище. Юра задрожал и захныкал. Он почувствовал себя несвободным. Его ноги подогнулись, и он стал пятиться назад – на облезлого волка, который зарычал сразу, как Юра вышел за пределы бетонной дороги.
– И правда, идиот, – ответил себе незнакомец. – Ну, что ж, тем лучше.
Он снова взял Юру за шкирку, поднял и покрутил, как связку чеснока, разглядывая со всех сторон.
– Господин в черных штанах передал тебе привет, – сказал он сухим грубым голосом.
Юра ободрился:
– Правда?
– Да-а-а. Честное слово, он сделал это через меня, так как сам прийти не смог.