Выбор. Иное

Глава 17

Запах свежей стружки просто опьяняет, работа закипела. Дайкс оказался и впрямь мастером на все его золотые руки. Мои незамысловатые чертежи он понял сразу и сходу же кое-что добавил.

– Мистер Грифитс, стоит сделать спинку сиденья регулируемой.

– Вот как? А и вправду… Сумеете?

Дайкс уверенно нанес на рисунок несколько дополнительных штрихов.

– Так… И здесь… И вот так. Что скажете?

А он силен, цены ему нет. Пара зубчатых опор на спинку, три степени свободы, сбоку ручка-регулятор.

– Пожалуй, достаточно сделать два положения, третье практически превратит рабочее место в шезлонг, Дайкс.

И я начальственным жестом зачеркиваю ненужные штрихи.

– Так, и закрыть дерево набивными подушечками.

– Какой формы и толщины, мистер Грифитс?

– Вот такие пусть будут.

Лист покрывается дополнительными рисунками, первоначальный чертеж уже почти исчез, не выдержав столкновения с профессиональным взглядом Дайкса. Наконец, эскиз закончен, мы оба критически воззрились на результат. Переглянулись.

– Думаю, мистер Грифитс, сначала стоит показать мистеру Гилберту. Я сделаю чертеж набело, подождете немного?

Несколько секунд раздумываю.

– Не стоит, покажу так.

– Ну, как знаете. Если это одобрят, я смогу немедленно начать.

Дайкс налил из объемистого графина стакан воды и залпом выпил, я киваю на второй стакан. Нальет? Вода холодная и приводит мысли в порядок, утираю губы и встаю, сложив листы вдвое.

– Как это, немедленно начнете, выходные же начинаются?

Дайкс усмехнулся, вытерев платком вспотевший лоб.

– Я тут живу, прямо на фабрике, мистер Грифитс.

Однако…

– А дом, семья?

Что-то в его глазах останавливает дальнейшие вопросы.

– Здесь мой дом.

И это ставит точку в нашем разговоре.

– Толково, ничего не скажешь. Кстати, о подобном мне приходилось читать, когда был еще студентом, старая история, еще в прошлом веке какой-то чех или поляк написал исследование… Все это называлось «эргономика». Ладно…

Гилберт отодвинул чертежи на край стола и кивнул.

– Пусть начинают, я согласен. Что с вами, Лигет?

– Я все думаю о нашем с вами разговоре…

Лигет осекся, увидев похолодевший взгляд Гилберта.

– О каком разговоре вы думаете? Я ничего такого не припоминаю. Идите!

Гилберт несколько мгновений смотрел на осторожно прикрывшуюся дверь. Подождал еще минуту. И снял трубку телефона.

– Отец?… Да, все в порядке… Да, посмотрел, возможно, будет толк… Хорошо, как скажешь… И, да, Клайд просил передать, он очень извиняется, но не сможет прийти на обед в эти выходные… Отец, я не знаю, не подумал выяснить. Может, хочет над проектом посидеть… До вечера.

Гилберт положил трубку и задумчиво посмотрел на телефон. Открыл ящик стола и достал объемистую кожаную визитницу, ничего общего с декоративными игрушками светских молодых людей. Солидное изделие черной кожи, потертое от постоянного использования. Множество отделений и карманов, включая два потайных. Имена, адреса. Сэмюэла Грифитса сильно, очень сильно удивил бы их список, попади он к нему в руки. Гилберт извлек совсем простого вида карточку. Имя. Номер телефона. Он знает их наизусть, но прикосновение к четвертушке плотной бумаги, взгляд на имя – все это дисциплинирует, вводит беспокойные мысли в рамки холодного расчета. Думай, Гилберт, думай… Нет. Пока – нет. Карточка возвращается на место, ящик стола закрывается. Приняв решение, он снова снял трубку и набрал номер.

– Да, это я. Поужинаем, Ки?

Длинные коридоры фабрики быстро проносятся навстречу, на ходу со мной раскланиваются пока еще незнакомые мне люди, мимо, мимо. Началось. Наконец-то, началось. Гилберт согласен, Лигет только что принес чертежи и Дайкс приступил, обещает к понедельнику представить два новых рабочих места. Дайкс… Который живет на фабрике и не приемлет вопросы о семье и доме. Еще какая-то загадка. Вот тебе и тихий провинциальный Ликург. Ладно, это не мое дело. Меня это не касается. Не касается… Но помимо воли перед глазами снова предстало сухое узкое лицо с тонкими плотно сжатыми губами.

С интересом окинул взглядом неторопливо вошедшего человека в аккуратно пригнанной синей спецовке. Невысок, сухопар, привлекли бесстрастные зеленоватые глаза. Лигет немного суетливо сделал шаг ему навстречу и показал на меня.

– Дайкс, это мистер Клайд Грифитс, двоюродный брат мистера Гилберта.

Пожатие его руки короткое, жесткое и сильное. Губы тронула лёгкая вежливая улыбка. Я покосился на Лигета, у меня ощущение, что ему в присутствии Дайкса неуютно. Почему? Ведь это просто рабочий? Пусть и с ''золотыми руками'' и в силу этого на особом положении… Но почему начальник цеха с явным облегчением оставил нас одних? Что-то здесь… Нет. Меня это не касается.

Вот и отделение, быстро прохожу на свое место, девушки работали это время одни, мисс Тодд болеет. Окидываю уже привычным взглядом ряды столов, все выглядит нормально. Роберта… Мне не нравится, как она выглядит… Что-то случилось, пока меня не было.

А это что тут на столе? Журнал учета. Подхожу и вижу, что это не текущий журнал, а предыдущий. Но и текущий лежит рядом. Оба раскрыты. Взгляд впивается в строки докладных на Роберту. Кто-то тут был в мое отсутствие… Кто? Кто может зайти сюда и спокойно открывать журналы учета? И писать в них… Очень медленно беру журнал и листаю его назад. На каждой докладной, на каждой записи о недочетах Роберты – птичка, кто-то прошел тем же путем, что и я. Беру текущий журнал и вижу – под докладной Лигету резким почерком написано имя – Гилберт Грифитс. Сердце дает четкий перебой и закрываю на секунду глаза. Нас раскрыли. Открыв глаза я вижу лицо Роберты, она смотрит на меня и в ее взгляде страх. Гилберт… Ты был тут, пока мы работали с Дайксом. Ты так же, как и я, понял нехитрую грязную уловку Клайда и знаешь ее причину. Откуда? Кто? Взгляд медленно скользит по лицам… Марта? Руза? Оливия? Сам дошел? Гадать бесполезно, да и не нужно, к чему? Перевожу дух, снова ловлю взгляд Берты и вижу, что она собирается встать. Нет! Сидеть! Ответным взглядом пригвождаю ее к стулу. Вижу, как она закусывает задрожавшие губы. Только начала отходить, и на тебе… Нарвались на братца, мою практически полную копию. Думай, Клайд, думай… Клайд? Так и имя свое скоро забуду… Гилберт все знает о нас с Робертой и ясно сейчас дал это понять. При этом – он не собирается поднимать шум. Что у него за план? Ведь если он хочет от меня избавиться – давай, действуй, вызывай дядю, кидай обвинение. Да его даже обосновывать не придется, вызвать Роберту, информатора, меня. Никому эта грязь не нужна, дядя просто выкинет нас обоих за ворота и дело с концом, а меня еще и из города выпнет. Роберте, может, ещё и денег предложат, чтобы скандал не поднимала. Но Гилберт молчит. Значит, по такому сценарию он действовать не собирается. Что же ему нужно? Роберта перепугана, но что по факту? Ну даже если и… И что? Ей тут осталось совсем ничего, так что увольнение нам особо не повредит. Чего она так боится? Гилберт страшный человек, так она сказала. Ну, девочка, что он тебе, нам, может сделать? И пришло понимание. Она боится не за себя, не за место и заработок, даже не за свое доброе имя. За меня. Что меня раскроют. И чем это может закончиться, Бог знает… Она боится. Просто боится. Что-то может случиться и я исчезну. Этого боюсь и я. И допустить этого – нельзя. Лучше смерть. И если так… Я готов. Умереть или убить. Убить? Кого? Гилберта? Если понадобится, я убью. Без колебаний. А уже нужно? Остынь. Немедленно! Ты не один, с тобой Роберта, она верит тебе и в тебя, не подведи. Смотрю на нее…

''Я уеду далеко-далеко и буду тебя ждать. Всю жизнь. И если ты вернешься, то найдешь меня. Ведь найдешь? Ты обещал, что никогда меня не оставишь! ''

Тихий голос Роберты снова произнес эти слова. Рука сжимается в кулак, стискиваю зубы до хруста. Я тебя не отдам. Ты – моя. Я – твой. Так будет всегда.

«Милая, я все знаю. Ничего не бойся. Придешь домой, собирайся, завтра мы уезжаем до вечера воскресенья. УЛЫБНИСЬ! И чтобы я видел.»

И я увидел, как высохли уже влажно заблестевшие глаза. Как мне была послана первая за сегодня робкая улыбка. Подмигиваю и утвердительно закрываю глаза. А открыв, еще успел увидеть, как Берта, шмыгнув носом и утерев глаза, снова уткнулась в воротнички. Слава Богу, успокоилась, ей сейчас волноваться вообще нельзя. За все эти дни мы ухитрились почти не говорить о ее беременности, так, вскользь один раз. А ведь и этим надо будет вплотную заняться. Хотя что… Она здорова, все идет хорошо, и я не думаю, что тут есть женские консультации, куда надо ходить по графику. Ладно, дойдем до моста – перейдем.

Смотрю на часы, вот-вот обед. Посмотрел на вход в цех, уже полдня прошло и никакого движения. А чего я жду? Наряда полиции? Пастора с бутылкой святой воды и осиновым колом? Лично Гилберта? Нет, нет и нет. Что он собирается делать, я не знаю. И ладно, он аккуратно и грамотно дал понять, что знает про нас с Робертой. И – тишина. Бьет по траве? А мы сделаем вид, что не слышим и что нас вообще нет. Нас и вправду завтра утром тут уже не будет. Пусть делает ходы, а мы посмотрим. Но я знаю, уже знаю, чего братец делать не будет. Не сообщит дяде. Не поднимет шум. Не уволит ни меня, ни Берту. Он, как и я, будет осторожен и терпелив, что и требуется в этой ситуации от нас обоих. С ним приятно работать, вдруг пришла мысль. Что он понял, что заподозрил? Не поверил, что пуделек может внезапно стать волком? Пуделек… Пуделек Сондры. Кто так меня назвал? Меня? Ну да, меня, и хватит этих психоанализов, Клайд. Перед глазами проплыли имена… Лица… Трейси Трамбал… Его сестра Джил… Грэнт Крэнстон… Фрэнк Гарриэт… Стюарт Финчли… Да, я знаю их всех в лицо. Откуда? Это просто. Подшивка светской хроники и полчаса времени. Именно столько, сколько потребовалось Шорту на упаковку костюмов. А я сидел в углу в уютном кресле и небрежно перелистывал страницы, сопоставляя тексты, фотографии и перекрестные ссылки. Рутина. Итак, пуделек, значит? Хорошо. Почему Гилберт их так ненавидит? Неужели просто из-за беззаботного образа жизни? Дайкс… Почему я опять вспомнил это узкое бесстрастное лицо? ''Я тут живу.'' Это прозвучало, как захлопнувшаяся дверь. Дверь дома, которого нет. Дома Дайкса.

Смотрю на часы, снова на вход в цех. Ничего и никого. Звонок на обед. Девушки вскочили и шумной гурьбой устремились к выходу. Берта очень медленно берет сумочку, зачем-то ее открывает, заглядывает внутрь. Нерешительно оглядывается. Тянет время, что-то хочет сказать или спросить. Смотрит на меня, качнул головой, иди. Не сейчас. Коротко вздыхает, закусив губу, и быстро выходит. Обиделась. Вздыхаю сам… Скорее бы уже убрать ее отсюда, хватит работать. Пусть дома сидит и борщ мне варит. Невольно улыбаюсь, представив эту картинку. Зримо увидел Роберту с кастрюлей борща и захотелось основательно подкрепиться. Проблемы проблемами, а обед – по расписанию.

Лигет сидит напротив и как-то без особого аппетита ковыряет второе. Кстати, отличная вареная картошка, политая маслом, салат и сакраментальная котлета. Поглядываю на его лицо, пытаясь отыскать на нем следы того, что Гилберт сказал ему утром. Что-то там было… Начальник цеха ровен, доброжелателен, содействует, любезно сообщил, что проект одобрен и начат. Но что-то заряжено. Чувствую.

Вечер. Наконец-то подошел к концу и этот очень длинный день. Только что разнесли конверты с жалованьем за неделю. Четвертак. Смотрю, Роберта заглянула в свой. Там должно быть двенадцать. Будут немалые расходы в эти два дня, ничего, справимся. Максимум, выставим банк в Сиракузах. Берта и Клайд. Я смогу. А что… Возьмем штук пятьдесят и рванем в Канаду. План С. Нет, Роберта никогда не согласится. Так что считай-ка наличные денежки и справляйся как-нибудь. Быстро иду по темнеющим улицам, пошел непрямой дорогой, избегая соблазна на расстоянии проводить Берту до дома. Она, похоже, рассчитывала на это. Ох, девочка моя… Не обижайся, пожалуйста. Все будет хорошо.

Уже перед нашим перекрестком вижу замеченный еще утром почтовый ящик. И медленно опускаю в прорезь написанное на работе короткое письмо. Несколько мгновений смотрю в темноту, в которой исчез конверт. Все. Пора. Сначала домой, и после – к Роберте. Опускаю руку в карман пальто. Все на месте. Запрокидываю лицо к вечернему небу и с улыбкой смотрю на высыпающие яркие звезды. Пора идти.

Глава 18

С удовольствием открываю дверь в свою комнату, пройдя темной тропинкой через заросший садик. Стараясь не шуметь, умылся и переоделся. В общем, все. Вещи собраны еще вчера в большую сумку, безжалостно реквизированную все у того же бедняги Шорта. Чем хороши дорожные изделия этого времени – обилием отлично продуманных отделений, карманов и кармашков. В них без труда уместилось все мое невеликое имущество. Ставлю сумку возле стола, я готов. Расписание поездов в Олбани раздобыл в уличном киоске, поедем в 8.35, вторым поездом, Роберта сказала, будет меньше народа. Вкладываю его в путеводитель по Ликургу и окрестностям, основательно изучил его за эти дни, все улеглось в памяти и привязалось к сторонам света, так что не заблужусь и дорога на вокзал мне ясна. Ну и со мной Роберта, она местная. Вот и сбылось – она теперь поведет меня в этом практически неизвестном мире. Да, неизвестном и враждебном. Читал книгу? Владею языком и рядом очень специфических навыков? Все это – не волшебный ключик, за пределами штамповочной, на улицах Ликурга – я хожу по грани. Мелочи… Повседневные мелочи… И здесь помощь Роберты будет бесценна. Улыбнулся, вспомнив, как она смеялась от того, как надеваю шляпу. И тут же улыбка гаснет…

Да, она хотела, как лучше, она боялась, что люди заметят разницу… Это был момент, когда я сорвался.

Роберта стоит передо мной и нервно теребит платок, вот оглянулась на окно в цех, на девушек.

– Что случилось?

– Милый, я боюсь, что… Только не сердись! Но, знаешь…

– Берт, успокойся. И говори внятно. Что случилось?

Она собралась с духом и…

– Девушки там только и говорят о том, что тебя словно подменили, Клайд. Они все, все заметили – взгляд, манеру говорить, сидеть, ходить… Все другое! Да вот, ты карандаш в пальцах вертишь, а он так никогда не…

Роберта наткнулась на мой взгляд и испуганно осеклась, я откинулся на спинку стула и очень внимательно на нее посмотрел. Знаю, что неправ, знаю, что делаю ей больно, но… Не могу сдержаться. Тихо произнес, стараясь не замечать ее широко раскрывшиеся влажно заблестевшие глаза.

– Чего ты хочешь? Чтобы я себя вел, как он? Может, давай сядем и ты мне все подробно расскажешь? О нем, какой он был, как повязывал галстук, как держал вилку? Может, и еще что-нибудь рассказать хочешь? Хорошо все помнишь?

Ее лицо вспыхнуло. Я продолжаю, не в силах остановиться, меня накрыло…

– Давай, я послушаю. И изображу – ничтожество и подлеца. Я смогу, не сомневайся. Все изображу! Ну? Хочешь? Решай!

Я пожалею о каждом сказанном сейчас слове. Но я не владею собой. Плечи Роберты опустились, она вся поникла, губы задрожали. Прошептала, судорожно скомкав платок.

– Не смей так говорить… Никогда! Как ты не понимаешь, что… Что мне страшно! Что все обнаружится, что ты исчезнешь! Что тогда со мной будет? С тобой? С нами?

Все. Хватит. Провел ладонью по лицу, словно стирая липкую паутину. Я не железный… Угрюмо прошептал, покосившись в цех.

– Берт, прости, прошу. Я все понимаю, но… Я – не он. И изображать его – не буду. Конечно, перед всеми я должен быть им и так останется навсегда, но, – я внезапно улыбнулся, – Клайд теперь – другой. Пусть привыкают, милая. Пересуды? Не бойся, и это только начало, впереди много трудностей. Мы ведь вместе? Мы справимся?

Пока говорил, она немного успокоилась, глаза высохли, вот робко улыбнулась в ответ, кивнула.

– Справимся, Клайд. И ты меня прости, я испугалась и сразу побежала к тебе, наговорила со страху… Давай все это забудем? Давай больше никогда не ссориться! Это так больно…

И мы оба, не скрываясь друг от друга, перевели дух, я подмигнул.

– Все, теперь иди на место и спокойно работай. Спросят, что так долго – начальство ругало и метало молнии… И это правда.

Тряхнул головой, отогнав тягостное воспоминание. Больше ни она, ни я – к теме разницы между Клайдами не вернулись. Надеюсь, и не вернемся. Но я прекрасно понимаю, что так просто он из нашей жизни не уйдет, все еще будет – и воспоминания, и… Неизбежное сравнение. Тяжко… Оборвал себя. Тяжко мне? А Роберте сейчас каково? Может, хватит себя жалеть, милый? Тебе не двадцать лет, а… В общем, не двадцать. И Роберте сейчас куда тяжелее, при всем избавлении от позора, нищеты и бесчестия. Избавилась от этого – получила подарочек, незнамо кого в теле бывшего любимого человека. Нормально? Так что – хватит. Берта – только-только отходить начала, надо ей помогать, а не грузить собственными комплексами. Понял? Понял.

Стемнело окончательно, пора выходить. Надо успеть зайти в кондитерскую, Берта оказалась той еще сладкоежкой и подсела на заварные пирожные, их тут отлично готовят. И на здоровье, душа радуется, видя, как она их лопает, смешно запивая чаем, совсем по-детски. Берта… Что ты сейчас делаешь, думаю об этом, меряя улицу быстрыми шагами, вот уже и угол. Наш угол, никак не привыкну, что мы практически теперь соседи. К Роберте направо, но сначала прямо, видны огни кондитерской, успел. Хозяин, мистер Тернер, меня уже знает и встречает улыбкой на широком добродушном лице. А запах тут просто умопомрачительный… Крем, сдобное тесто, кофе – я непроизвольно втянул носом воздух. Улыбка на лице мистера Тернера стала еще добродушнее, он подмигнул, споро укладывая в коробку сразу два вида пирожных – с белым ванильным и шоколадным кремом.

– Добрый вечер, мистер Грифитс, вижу, вижу, дела идут отлично… – он хитро прищурился, вложив коробку в большой бумажный пакет.

– И вам доброго вечера, – захотелось подмигнуть в ответ, но сдержался, – под ваши замечательные пирожные все может быть только отлично.

– Надеюсь, и та симпатичная мисс, что вчера взяла у меня такие же пирожные – думает так же… – кондитер покосился на меня с очень лукавым видом, протирая прилавок.

Ах ты, рожа твоя глазастая… Ну, Берта, конспираторша… Но настроение такое хорошее, а лицо напротив такое доброжелательное, что отпираться или разыгрывать непонимание – совершенно не хочется. И я таки подмигнул ему с видом заговорщика, что такого?

– Не сомневайтесь, мистер Тернер, пирожные пришлись очень ко двору.

В кондитерской стал свидетелем очаровательной сценки. Двое, мальчишка и девчонка, обоим лет по десять, судя по виду – уличные сорванцы "не разлей вода". Прибежали за обрезками еще теплой мягкой сдобы, кондитер с улыбкой вручил им полный пакет, добавив к нему шоколадное пирожное для девочки. На это пацан деловито пообещал завтра поутру помочь с разгрузкой муки, сахара и прочих принадлежностей. Элегантно приподнялась потертая шляпа, достоинство – превыше всего, особенно когда смотрят такие влюбленные голубые глазищи. А потом, уже на улице…

– Ешь, кому сказал! Это тебе!

– Ну, Кларк, давай пополам… Вкусное!

– Я завтра с него два возьму за работу и центов сорок заплатит. Сходим в "Глобс", на "Шейха"! Там твой Валентино то ли спасает красоток, то ли похищает. А сейчас – лопай, Мардж! Я сдобу погрызу, пока не остыла… И ты бери, дома шаром покати…

– Ой, Валентино… Правда сходим?

Весь короткий путь до дома Роберты я улыбался…

Вот и тускло освещенное окно, в нем силуэт. Роберте не сидится, стоит и высматривает, когда же появлюсь. Бросить камешек или показаться? Захотелось, чтобы заметила, чтобы… Веду себя, как влюбленный мальчишка… Что же, я он и есть. Взгляд налево, направо, на окна Гилпинов. С наступлением темноты улица затихла, здесь рано ложатся спать. У Гилпинов светится дальнее окошко, там – спальня, Берта мне уже показала, что где. Соседние дома выглядят так, словно все там уже давно отдыхают. Слева – многодетная семья плотника, справа – коммивояжер мелкого пошиба, продает товары для дома. Было дело, попытался ухаживать за Робертой, и это при жене и троих детишках. Надо отдать должное мужику, получив вежливый афронт, с того момента отменно корректен и даже не приближается. А вообще, силен, чудак на букву "м" – жена в десятке метров, а туда же… Но, пора, пока я тут мечтаю, никто не прошел и не появился. Делаю шаг из-за дерева. Как раз снова подошедшая к окну Роберта заметила меня, встрепенулась, не удержалась и радостно помахала рукой. А я уже перешел улицу, окно распахнуто мне навстречу.

– Клайд!

– Бери коробку!

– Беру!

– Шш, тихо ты!

И попадаю в уже родную комнату, в теплый уютный полумрак. В наш потаенный тихий мирок, созданный под носом у всех за пару дней. И каких дней… Они стоят целой жизни.

– Клайд…

Мысли долой, меня целуют самые сладкие и прекрасные губы на всем свете. И время покорно останавливается. Так не хочется отпускать эти мгновения, пусть бы они длились и длились…

– Берта…

– Что, милый?

А я ничего не говорю, потому что смотрю на неё и… Вроде бы все обычно, все то же домашнее простенькое платье. Та же лента в волосах. Лицо… Оно другое. Светится чем-то неземным, глаза – бездонные озера. Губы изогнуты улыбкой счастья и такой радости… Чем я заслужил это?

– Берта, я…

Хотел все сделать не так. Как-то торжественно, значительно… Не знаю. А потом понял, что не ждет она сейчас ничего особенного. Просто ждет меня. А потому…

– Любимая, я…

Глаза ее полыхнули, вдруг понял, что произнес это в первый раз.

– Клайд…

Она прижалась ко мне и ее лицо запрокинулось мне навстречу, губы раскрылись…

– Я люблю тебя, Роберта.

Осторожно высвобождаю руку и подвожу ее к столу, на который успел незаметно положить небольшую коробочку, достав из кармана пальто. Берта все поняла, лицо ее стало очень серьёзным.

– Открой.

Под тусклым светом горящей вполнакала лампы на черном бархате мягко заискрились два тонких обручальных кольца.

– Мы уже поклялись друг другу у костра, на берегу Могаука, ночью. Помнишь?

Роберта медленно кивнула, подошла ко мне и вложила ладони в мои руки, словно совершая какой-то древний обряд.