Цианид

Глава 4

«Ангельские крылья»

Не знаю почему, но мне было сложно смотреть Митчеллу в глаза. Я поздоровалась с ним, вымученно улыбнулась и принялась отсчитывать наличку, которую должна была вернуть. Руки тряслись, и, кажется, он заметил это. Я протянула ему несколько банкнот, на что он ответил:

– С тобой все в порядке?

Я только кивнула, боясь, что если начну говорить, то расплачусь. Смотрела на молнию на его груди, не поднимая глаз. Заметила, что на этот раз на нем была не светоотражающая куртка, а другая: кожаная черная.

– Ванесса?

– Плохо себя чувствую, – пояснила я. – Спасибо, что приехал. Надеюсь, я не доставила тебе хлопот.

В ту минуту я ненавидела всех мужчин. Всех. Как некий собирательный образ, который был ответственен за все дерьмо, что происходило со мной.

– Я привез тебе кое-что, – ответил он, протягивая мне небольшой бумажный пакет.

– Что это?

– Сладкое.

Я взяла пакет, не хотела отказываться. Вынула из него коробку и вскрыла бумажный стикер. Внутри лежал большой пухлый пончик, посыпанный разноцветными шоколадными «пуговками»: розовыми, голубыми и зелеными. Я видела такие на витринах в торговых центрах, за ними всегда выстраивалась огромная очередь.

Дерек, грубо взявший меня пять минут назад прямо посреди гостиной, на голом полу, и издевающийся надо мной в процессе, и этот пончик, посыпанный «пуговками» – эти вещи словно принадлежали разным вселенным, на стыке которых я вдруг оказалась. Эти вещи контрастировали так же, как фургон маньяка и нежный поцелуй в нос.

– Эй, – Митчелл тронул меня за край рукава.

Я подняла на него глаза: он весь двоился из-за непролитых слез.

– Я могу тебе как-то помочь? Привезти обезболивающее или вызвать врача? Ты такая бледная.

– Скоро пройдет. Спасибо за предложение. И за пончик. Я его возьму. Спокойной ночи.

Я была не слишком рада гостям в этот вечер, и он понял это. В его глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление, но он быстро справился с собой. Кивнул с улыбкой, пожелал мне спокойной ночи и пошел прочь.

– Митчелл! – окликнула его я.

Он оглянулся, и я зашагала к нему босиком по гравийной крошке. Она колола ноги, но боли я не чувствовала. Вся боль словно перетекла в голову и скопилась там в одно большое озеро.

– Мне нужно купить пластырь и обезболивающее. Здесь недалеко есть круглосуточный магазин, ты не мог бы составить мне компанию? Если, конечно, не очень спешишь.

Я должна была сбежать из дома хотя бы на полчаса, подышать воздухом и успокоиться. Мне казалось, что я тронусь умом, если не сделаю это.

– У меня есть идея, – ответил Митчелл. – Я должен вернуться в ресторан и отвезти Джуну, моему боссу, наличку. Можем поехать вместе. Потом купим все, что тебе нужно, и я верну тебя домой.

В тот момент я была готова сбежать с кем угодно и куда угодно. Даже с незнакомцем. Даже на край земли. Не раздумывая.

– Хорошо, только накину что-нибудь, – кивнула я.

Я зашла в дом, сняла с крючка пальто и обулась. Секундой позже решила, что ехать на велосипеде в пальто в длинными полами – не самая лучшая затея. Схватила куртку вместо пальто и решила сменить туфли на кроссовки. Собрала волосы в хвост, чтобы они не лезли Митчеллу в лицо, когда он будет везти меня по городу на раме велосипеда.

Идеально было бы просто взять свою машину. Но Дерек наверняка услышит звук мотора, спустится вниз, увидит этого парня и устроит скандал. Так что уж лучше велосипед.

Я тихо вышла из дома. Митчелл ждал меня под козырьком, прислонившись к стене плечом и глядя в вечерний мрак. Я закрыла дверь как можно тише, и, кажется, это не ускользнуло от взгляда Митчелла. Мы спустились с крыльца, и я последовала за ним, вдыхая аромат его одеколона. В нем угадывалось что-то ледяное и свежее, напоминающее воздух на побережье в декабре.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, шагая на противоположную сторону дороги.

– Более-менее.

Достаточно было покинуть дом, и мне уже стало лучше – словно сам воздух в нашем доме был отравлен, пропитан парами смертельного яда. Меня вдруг посетила мысль, что возможно вся моя жизнь – это один непрекращающийся симптом интоксикации, что мои отношения отравляют меня, как цианид.

Мы перешли улицу, Митчелл вынул ключи, и черный седан на низкой подвеске мигнул нам фарами.

– Ты на машине, – заметила вслух я.

– Сегодня да.

Митчелл распахнул передо мной дверь. Я села внутрь и расправила юбку на коленях. Внутри было тепло, пахло кожей и ванилью. Митчелл сел за руль, завел мотор, и мы двинулись сквозь ночь по залитой луной дороге.

– Что тебе больше по вкусу, велосипед или машина? – спросила я, лишь бы не молчать.

– Зависит от пробок и карты заказов, – ответил он. – В спокойные, незагруженные дни мне нравится велосипед, воздух и физические нагрузки. А если много работы и дороги не слишком загружены, то машине нет альтернатив.

– Я одно время думала пересесть на велосипед, – сказала я. – Экологически чистый транспорт, помощь планете и не нужно заморачиваться с бензином, страховкой, дорожным налогом и NCT[5]. Но после того инцидента как отрезало.

– Имеешь в виду ту велосипедистку, которой мы пытались помочь в нашу первую встречу?

– Да. Мне кажется, я после такого удара об землю не встала бы. Надеюсь, у нее все в порядке. И надеюсь, с тобой такого не случится.

– Я постараюсь смотреть в оба.

– И держи руль крепко.

– Да, мэм, – улыбнулся он.

– И если вдруг столкнешься с машиной и пострадаешь, то после обязательно сходи к врачу и возьми медицинское заключение. Тогда получишь приличные деньги от страховой. А если травмы серьезные, то лучше и вовсе обратиться к адвокату, он добьется больших выплат.

– Да, я слышал, что это хороший заработок в Ирландии, – рассмеялся он. – И для пострадавших, и для врачей, и для адвокатов, которые ведут подобные дела.

– Всякое бывает, – усмехнулась я.

Многие и правда ради денег бежали к врачу и адвокату, даже просто поцарапав коленки.

– Жаль, что зачастую это только жажда наживы и вредительство, – улыбнулся Митчелл, читая мои мысли.

– А ты не склонен ни к тому, ни к другому.

– Нет. А ты?

– Тоже нет, – кивнула я и добавила: – И жалею об этом.

Митчелл рассмеялся. Бросил взгляд в боковое зеркало и вырулил на большую дорогу. Мне нравилось, как уверенно и расслабленно он ведет машину. Словно ему нравится моя компания и он не хочет закончить поездку раньше времени.

– Где находится твой ресторан?

– В Голвее, – отшутился он, и я рассмеялась.

Городок Голвей находился на другом конце Ирландии, на западном побережье, в трех часах езды. Я так и представила, как мы выруливаем на М7 и исчезаем в ночи, а Дерек, мои родители и вся моя жизнь растворяются в дымке прошлого. Единственное, о чем я буду жалеть, – это мой пончик с шоколадными пуговками, который я оставила дома на тумбочке.

– Ладно, Голвей так Голвей, – улыбнулась я. – Откуда ты сам родом?

– Из Керри, – ответил он.

– Правда?! – воскликнула я. – И мои родители оттуда! Когда мне было десять, мы переехали в Дублин и отец открыл тут дело, но я помню свое раннее детство, когда каталась на лошадях и ловила лягушек в ручьях.

– Да ладно! Сто лет не встречал никого из Керри.

– И я.

– Мне нужно угостить тебя по такому случаю, – сказал он, глядя на дорогу.

Я посмотрела на его лицо. Мы стояли на светофоре и габаритные огни остановившейся впереди машины окрасили лицо Митчелла в ярко-красный.

– Ты уже угостил меня пончиком, – сказала я.

– Как насчет чая к пончику? – спросил Митчелл.

– Ну только если в него тоже насыплют шоколадных пуговок.

Митчелл рассмеялся и сказал, что без проблем. Он, так и быть, раздобудет для меня шоколадные пуговки, если это мое заветное желание.

Он свернул на небольшую улочку где-то в районе Таллы. Мы проехали метров двести и остановились у ресторана, оформленного в азиатском стиле, с надписью «Кей-Таун» над входом. Фасад был окрашен в красный цвет, настенные фонарики раскачивались на ветру, разбрасывая вокруг косые лучики. Вокруг не было ни души: слишком поздно для посетителей, слишком холодно и, ко всему прочему, – понедельник, мертвый день. Никто не ходит в рестораны в понедельник, так что владельцам даже приходится объявлять скидки в этот день.

Митчелл предложил мне зайти с ним внутрь, и я согласилась. Здание снаружи было неприметным, но как только мы вошли, то попали в уютное местечко с бамбуковой мебелью и низкими столиками. Всюду висели гроздья тусклых медных лампочек и гравюры, изображающие птиц и зверей.

Посетителей было мало, всего пара человек. Митчелл исчез на кухне, а я села за столик в уголке, пригладила волосы, глядя в лакированную поверхность стола, и проверила телефон. Дерек прислал мне сообщение «Где ты?», и я ответила, что вышла в аптеку за обезболивающим и пластырем. Он написал в ответ, что ему и так хреново и совсем необязательно пытаться вызвать у него чувство вины. Я не ответила. Перевела телефон в беззвучный режим и спрятала в карман.

Митчелл вернулся через пять минут с двумя большими стаканами. Он уже снял капюшон и расстегнул куртку: теплый свет лампочек освещал его лицо и шею. В яремной ямке была еще одна татуировка – когда он подошел ближе, оказалось, что какой-то корейский иероглиф.

– Как насчет бабл-чая? – спросил он, ставя на стол стаканы, и протянул мне пластиковую трубочку в бумажной упаковке. – Я взял манго и дыню.

– Просто праздник какой-то, – ответила я и выбрала чай со вкусом дыни. – Даже круче, чем шоколадные пуговки.

Митчелл подмигнул мне и сел напротив. Пробил трубочкой слой бумаги, которым был запечатан сверху стакан, и сделал глоток.

– Что случилось? – спросил он, касаясь пальцем синяка на тыльной стороне моей ладони.

– Ломкие сосуды, – ответила я.

Я часто врала о своих синяках и научилась отвечать быстро и без эмоций. – Стоит удариться, и я тут же покрываюсь синяками.

– С чем встретилась рука на этот раз?

С лицом Дерека.

– Не помню. Но раз уж мы заговорили о руках, то расскажи мне о своих татуировках. Что здесь написано? – и я коснулась букв на костяшках его пальцев. Потрогала все по порядку, перескакивая с пальца на палец. – «Felix Culpa». Что это значит?

– «Счастливая ошибка» на латыни, – пояснил он. Отпил чая и продолжил: – Или «благословенное падение». Означает что-то дерьмовое, что в итоге идет тебе на пользу. Католики обычно подразумевают грехопадение: мол, не было бы грехопадения – не было бы и человечества. Или казнь Иисуса: не случись она – не было бы искупления грехов. Это все и есть «Felix Culpa».

Я открыла рот, глядя на то, как легко он говорит о религии и значении латинских фраз. Честно признаться, я не думала, что получу настолько исчерпывающий ответ. Митчелл понял мое молчание по-своему. Рассмеялся и утер лоб.

– Прости, не хотел загрузить тебя. И к религии не имею никакого отношения. Просто эта фраза – она как зеркало моей жизни.

– Да вообще не загрузил! Наоборот, мне интересно! – выпалила я. – С тобой тоже случилось что-то плохое, что в итоге пошло тебе на пользу?

– Пожалуй, со всеми нами случается такое? – то ли спросил, то ли подытожил он.

Внезапно рядом с нашим столиком возник пожилой кореец с большим круглым животом, маленькой бородкой и двумя тарелками в руках. Митчелл поднялся и помог ему расставить все на столе. Я непонимающе захлопала ресницами.

– Я взял на себя смелость заказать нам ужин, – пояснил Митчелл. – И надеюсь, что тебе понравится. Не отказывайся, а не то Джун очень расстроится.

– Очень расстроюсь, – подтвердил кореец, комично грозя мне пальцем.

– Джун? Вы? Тот самый, который… – я прижала руку к губам. – Это ваш ресторан, да?

– Сегодня был мой, а завтра поглядим, – снова захихикал он. – Если эпидемия не пойдет на спад, то мы все в жо… В глубокой неопределенности.

Митчелл расхохотался и предложил Джуну поужинать с нами, но тот отказался. Похлопал Митчелла по плечу и сказал, что у него еще куча дел, так что он будет рад закончить их. Потом указал на наши тарелки и приказал есть скорее, пока не остыло.

Я давно не испытывала такого счастья и умиротворения, как в тот вечер с Митчеллом в ресторане «Кей-Таун». В один присест умяла тарелку стеклянной лапши с бобами, кимчи и салат из морепродуктов. Джун потом еще и десерт нам принес: рисовые пирожки с начинкой из сладкой фасоли. Я часто заказывала азиатскую еду, но она и близко не была такой вкусной. Должно быть, хорошая компания – она как дорогие специи: делает еду незабываемой. А компания Митчелла оказалась лучшей за очень долгое время. Я постоянно смеялась. Митчелл шутил и травил байки. Сказал, что когда Джун умрет, то ресторан достанется ему, потому что он Джуну дороже сына. Сам Джун, который в этот момент принес нам еще бабл-чая, сказал, что у него другие планы: он все продаст и купит себе и жене билеты на круизный лайнер.

«Хочешь сбежать от меня? Не выйдет, – сказал Митчелл, грозя ему зубочисткой. – Моя любовь к тебе одолеет океаны».

Джун предложил Митчеллу излить свою любовь на кого-то более симпатичного и менее лысого. «Вот на Ванессу, например».

Я расхохоталась в сотый раз за вечер. Митчелл повернулся ко мне, постучал пальцем по подбородку и сказал, что, пожалуй, это хорошая идея. Занимательная. По крайней мере, я-то уж точно не сбегу на круизный лайнер.

«Зависит от того, будут ли там пончики с шоколадными пуговками, – ответила я. – Если будут, то вынуждена тебя расстроить».

Из ресторана мы с Митчеллом вышли ближе к полуночи. Выкурили по сигарете, стоя под красным козырьком, увешанным фонариками.

– Я плохо на тебя влияю, – сказала я. – Ты снова куришь со мной.

Митчелл только рассмеялся, выдыхая дым в ночное небо. Мне нравилась его челюсть и легкая щетина на подбородке. Он умел выглядеть стильно. Дерек тратил много денег на одежду и аксессуары, обожал подчеркивать свой статус. Митчелл был стильным иначе. Я не заметила ни одного понтового лого на его одежде, но он выглядел роскошно. Казалось, заверни его даже в тряпье – и он сделает это тряпье актуальным. Надень на него мешок – и этот мешок захотят купить все модники мира. Он словно сам был стилем. Весь, начиная от вьющихся на макушке волос и выбритых висков и заканчивая буквами на костяшках его пальцев. Что-то бесконечно притягательное было в том, как он говорил, держал сигарету и смотрел на меня.

Ему было двадцать шесть: на год старше меня. Приехал в семнадцать лет в Дублин из провинции. Работал где придется, пока не встретил Джуна в прошлом году. «Кей-таун» стал его тихой гаванью, Джун – лучшим другом, а о прошлом Митчелл предпочел не говорить. Ни разу не упомянул о том, как жил, чем занимался, что за семья у него была.

Впрочем, я о своей жизни тоже не распространялась. Не хотелось портить этот вечер.

Митчелл довез меня до дома, пожелал спокойной ночи и сказал, что это был лучший вечер за долгое время. Я чувствовала то же самое. И еще странную необходимость найти любую причину, чтобы встретиться снова.

– У меня будет новогодний корпоратив на работе через две недели. Можно пригласить кого-то из семьи или друзей. Каждому выдали по два пригласительных. Хочешь заглянуть? Будет весело.

Митчелл запустил руку в волосы и спросил:

– Тот парень, с которым ты живешь, – вы вместе?

– Да, – кивнула я, внезапно холодея. Его вопрос резко вернул меня с небес на землю.

– Он тоже там будет, на банкете?

– Да. А что?

– Просто любопытно. У вас не все ладно, так?

Я запнулась и не смогла ответить на этот вопрос. Вопрос был слишком сложным, чтобы просто сказать «да» или «нет», а вдаваться в подробности я не хотела. Да и странно было вдруг начать обсуждать с Митчеллом мои отношения. Мне нравилась его компания, но мы были знакомы всего пару дней. Я по факту ничего о нем не знала. Кроме того, что мне так легко с ним, как никогда не было с Дереком.

– Мне показалось, что ты испугана до чертиков, когда сегодня открыла дверь, – заметил Митчелл, отстегнув ремень безопасности и повернувшись ко мне всем телом. – Я не хочу лезть к тебе в душу, поэтому просто скажу, что ты всегда можешь поговорить со мной. Мой отец страдал вспышками гнева, и я прекрасно знаю, что это такое и каково с этим жить.

Я повернула голову и посмотрела на его лицо. Он и сам не понял, как много важных слов сказал только что. Я словно шла все это время в кромешной тьме, а потом кто-то вдруг зажег звездочку над моей головой.

– На банкет приду, но не обещаю, что подойду к тебе близко. Не хочу давать твоим коллегам повод для сплетен, – улыбнулся он. – Больше всего меня интересует еда и разговоры после третьего стакана о философии и политике. Просто мечта провинциального мальчика, выросшего на ферме.

– Провинциальный мальчик? – повторила я, закатывая глаза. – Кто? Ты? Ну нет. У нас нашлось столько общих тем для разговора, сколько я даже с родителями не нахожу. И говоришь так связно, как не все мои коллеги говорят. И даже в столь юном возрасте успел изучить латынь. Страшно представить, что будет дальше!

– Президентский пост и сборник поэм, – рассмеялся Митчелл, нещадно подшучивая над собой, и снова вернулся к тому, с чего начал: – Мне показалось, что ты испугана. Если мои догадки верны и бывают минуты, когда ты не чувствуешь себя в безопасности рядом с ним, то мы можем придумать секретный код. Например, если ты позвонишь и закажешь «ангельские крылья» – я пойму, что ты хочешь увидеться и поговорить. А если попросишь «острые крылья», то я приеду с полицией так быстро, что у машины будет гореть резина. Как тебе такой план?

– А количество порций – это количество полицейских машин, которые мне нужны, – закончила я полусерьезно-полушутя.

Мне понравилась его идея, но в тот момент я не хотела признавать, что у меня есть проблемы. Настолько большие проблемы, что я готова использовать секретные коды.

– На самом деле все не так плохо, – поспешила успокоить его я.

– Это радует. Но если вдруг что, то ты знаешь, что делать, – сказал он.

Мы распрощались, и я пошла домой по темной улице. С ночного неба полился мелкий дождь, ветер задувал под куртку и фонари источали меланхоличный тусклый свет. Но мне было тепло и хорошо. Джун завернул мне рисовых пирожков с собой и сказал, чтобы я все съела до полуночи, пока теплые. «Сытым снятся сладкие сны», – добавил он.

Глава 5

Осталось только плохое

Через два дня после моего ужина с Митчеллом Дерек проиграл дело, на которое делал большие ставки. Затащил меня в спальню за руку, толкнул на кровать и принялся расстегивать ремень. Я лежала совершенно неподвижно, помня, что моя тактика несопротивления сработала в прошлый раз.

Дерек покончил с ремнем, подтянул меня за ноги к краю кровати и резко вошел. Я не шелохнулась. Даже брови не сдвинула. Разве что сжала в кулаках простынь – так сильно, что потом нашла в ней дырки от ногтей.

Дерек остановился. Тут же раскусил мой замысел и… разъярился еще сильнее.

– Не вздумай делать это снова, – сказал он мне.

– Делать ч-что? – проговорила я, заикаясь.

Он не ответил, схватил с пола свои брюки, вытянул ремень и сжал его в кулаке. Лицо, должно быть, предало меня, страх и паника отразились в глазах – и Дерек тут же понял, как меня расшевелить. Развернул меня на живот и хлестнул ремнем по ягодицам. Я вывернулась и попыталась сбежать из спальни. Он кинулся следом, настиг меня и принялся лупить ремнем – по груди, животу и бедрам. И пока я отбивалась, он уложил меня лицом в пол, вошел и кончил практически мгновенно.

Синяки на лице я увидела только через несколько часов, когда заглянула в зеркало. Ремень пару раз встретился и с моим лицом тоже. Огромная сине-красная отметина была на лбу, еще одна – на щеке, и веко левого глаза распухло и почернело. Грудь, живот и ягодицы вообще выглядели так, словно по ним каленым железом прошлись – рыхло и ало, как говяжий фарш.

Я впервые решилась обратиться в полицию. Позвонила в местный участок. Но пока шли гудки, мои глаза наткнулись на наручники и плетку, которые Дерек не раз использовал во время секса. Я представила, как полицейский спрашивает: рукоприкладствовал ли Дерек ранее? Я бы ответила да, и тогда меня попросили бы описать другие случаи тоже. Мне бы пришлось объяснять незнакомому человеку, что Дерек делает со мной в постели. В деталях. Мне пришлось бы ответить на множество сложных вопросов, одним из которых наверняка был бы такой: «Совершалось ли насилие по обоюдному согласию? Вы одобрили применение плетки и прочих игрушек? Вы уверены, что действия вашего партнера не были частью сексуальной игры? Вы можете проложить границу между игрой и жестокостью?»

Я не могла.

Я уже ни в чем не могла разобраться. А если не могу я сама, то как сможет полиция?

И нажала отбой раньше, чем мне ответил оператор.

Тем вечером Дерек снова мучился и долго извинялся, повторял «прости» до хрипоты. Признался мне, что никогда – никогда в жизни – не испытывал такого оргазма, как сегодня, когда порол меня ремнем и я кричала и извивалась под ним, и этот факт заставляет его ненавидеть самого себя. Бояться самого себя. И еще он совсем не знает, как ему быть дальше.

– Пороть меня каждый раз, когда тебе вздумается? – спросила я, утирая красные глаза.

А он не понял, что это был сарказм. Обнял меня, притянул к себе и сказал, что мои чувства для него превыше всего, и он не хочет делать это слишком часто.