Лицо Чарльза приобрело горестное выражение, а голос стал таким тихим, что Адаму пришлось наклониться совсем близко, чтобы расслышать. Чарльз говорил без всякого выражения, словно читал заученный рапорт:
– Отца призвали в Армию Союза в июне 1862 года, и три месяца он проходил подготовку в нашем штате. Значит, до сентября. Потом его отправили на юг, а двенадцатого октября он был ранен в ногу и направлен в госпиталь. И уже в январе отец вернулся домой.
– Не пойму, куда ты клонишь.
– Он не воевал в Чанселлорсвилле. – С губ Чарльза срывались тихие, полные горечи слова. – Не было его ни под Геттисбергом, ни в Уилдернессе, и не сражался он в Ричмонде и Аппоматтоксе.
– Откуда ты знаешь?
– Из послужного списка. Его прислали вместе с другими документами.
Адам глубоко вздохнул. В груди клокотала бешеная радость, словно кто-то колотил кулаками изнутри. Он недоверчиво покачал головой.
– И как только он умудрился? – недоумевал Чарльз. – Как, черт побери, отцу это удалось? И никто не усомнился. Разве тебе приходило в голову, что он врет? И мне тоже. И мать не сомневалась. Да вообще никто. Поверили даже в Вашингтоне.
Адам поднялся с места:
– Дадут в этом доме поесть? Пойду сам разогрею.
– Вчера вечером я зарезал курицу. Сейчас зажарю, только придется малость подождать.
– А что-нибудь побыстрее?
– Есть соленый окорок и яйца.
– Подходит, – согласился Адам.
Оставшийся без ответа вопрос повис в воздухе, и братья старательно его обходили, боясь нечаянно задеть. О больной теме не обмолвились ни словом, но все мысли сосредоточились только на ней. Они хотели обсудить дела отца и не могли. Чарльз жарил окорок с яичницей и поставил на огонь котелок с бобами.
– Я распахал луг и засеял рожью, – сообщил он брату.
– Ну и какой урожай?
– Прекрасный, после того как я очистил землю от камней. – Он потрогал шрам на лбу. – Вот тогда-то и получил эту заразу. Никак не мог сдвинуть булыжник.
– Да, ты писал. Не помню, говорил ли я, как много значили для меня твои письма.
– Ты никогда не распространялся о службе в армии, – заметил Чарльз.
– Просто старался не задумываться. Сказать по правде, паршивая штука.
– Я читал в газетах о военных кампаниях. Ты тоже в них участвовал?
– Участвовал, только не хочу об этом вспоминать. До сих пор тошно.
– И что, случалось убивать индейцев?
– Да, приходилось.
– Наверное, мерзкие людишки.
– Должно быть, так.
– Не хочешь – не рассказывай.
– Не хочу.
Ужинали при свете керосиновой лампы.
– Надо бы вымыть абажур, тогда станет светлее, – заметил Чарльз.
– Я вымою, – вызвался Адам. – Ведь всех дел не упомнишь.
– Хорошо, что ты вернулся. Теперь все пойдет по-другому. Не хочешь сходить после ужина в трактир?
– Посмотрим. Пожалуй, лучше посижу дома.
– Я ведь тебе не писал, что в трактире есть девочки. Уж и не знаю… Может, все-таки надумаешь пойти со мной. Их меняют каждые две недели. Как у тебя насчет этого? Не хочешь на них взглянуть?
– Девочки?
– Да, там, наверху. Очень удобно. Вот я и решил, раз ты вернулся…
– Сегодня не хочу. Как-нибудь потом. И дорого они берут?
– Доллар. Девчонки-то в основном премиленькие.
– Потом, – повторил Адам. – Интересно, как их туда пускают.
– И я поначалу удивлялся. Но у них там все схвачено.
– Часто туда наведываешься?
– Каждые две-три недели. У одинокого мужчины жизнь тоскливая.
– Ты как-то писал, что подумываешь жениться.
– Да, собирался, да вот невесты подходящей не нашел.
Братья так и ходили вокруг да около главной темы, порой уже были готовы ее затронуть, но уже в следующий момент передумывали и снова пускались в разговоры об урожае, местных сплетнях, политике и болезнях. Они оба понимали, что рано или поздно придется вернуться к больному вопросу. Чарльзу не терпелось сразу приступить к делу, но в отличие от Адама у него было время все обдумать. Что до Адама, обрушившиеся на него чувства и переживания оказались новыми и непривычными, и он предпочел бы отложить разговор на завтра, хотя понимал, что брат этого не допустит. Наконец он не выдержал и сказал без обиняков:
– Пойдем спать. Утро вечера мудренее. Поговорим завтра.
– Ладно, как скажешь, – согласился Чарльз.
Постепенно темы для разговора иссякли. Братья успели обсудить всех знакомых и местные новости. Беседа зашла в тупик, а время шло.
– А не пойти ли нам спать? – снова предложил Адам.
