Фролович. Сколько?
Софрон (со вздохом). Семь.
Сопля. На два обеда не хватит.
Ванюша. Как – семь? Было же десять?
Софрон. Три вчера фараонам отдали в Перхушково, возле харчевни. Не помнишь?
Ванюша. Вчера?
Софрон. Вчера. Когда вы с Фроловичем пели про Кудеяра-атамана.
Фролович. Так он же не видал. Фараоны подошли, Софроня молча им три штуки и сунул. Чтоб не мешали. Они и отвалили.
Ванюша. Да. Стало быть, не видал я. А вы и не сказали.
Фролович. А чего зря языком ворочать?
Сопля снимает котелок с огня, Софрон кладет на середину клеенки обломок доски, Сопля ставит на него котелок. Фролович достает ложки, раздает.
Софрон. Ну, что, братцы, кинем пять, а две оставим? Или кинем все семь?
Фролович. Две нас завтра все одно не спасут. Обидимся.
Сопля. Обидимся.
Софрон. Обидимся.
Ванюша. Семь – не многовато ли?
Софрон. Круче заберет. В самый раз.
Ванюша. Как знаешь, Софронюшка.
Софрон разрывает ампулы, вытряхивает их содержимое в похлебку; достает пузырек с темно-красной жидкостью, капает в котелок семьдесят капель.
Софрон (Сопле). Давай сахар.
Сопля роется по карманам, достает целлофановый пакет и обнаруживает, что он пуст.
Софрон. Где сахар?
Сопля (шарит по карманам). Господи, я ж пакет не завязал… высыпался…
Фролович. А в кармане?
Сопля выворачивает карман; на конце кармана дырка.
Сопля. Утек сахарок… Простите, братцы.
Фролович бьет Соплю костылем.
Софрон. Гаденыш! Как мы жрать будем?!
Сопля. Простите, братцы, не со зла. Не со зла я. Не со зла.
Фролович. Вот гад! Ну, что тебе доверить можно?! Где мы таперича сахару возьмем?! А ну – хромай на станцию за сахаром! Живо, гнида!
Ванюша. У меня есть сахар.
Софрон. Какой? Откуда?
Ванюша. Так у меня ж башенка сахарная. Помните? Девочка подала во Внукове на рынке. (Лезет в карман, достает башню от сахарного Кремля.) Мы ж ее сохранить решили.
Зрячие молча смотрят на башню.
Ванюша. Софронюшка, кинь ее в суп.
Софрон. А не жалко? Красивая ведь.
Ванюша. Так я все равно не вижу. Чего жалеть?
Софрон молча берет сахарную башню, опускает в похлебку.
Фролович. Ничего, еще подадут… Помешать надобно, чтобы разошлась… сахарок-то крепкий… (Перемешивает похлебку.)
Ванюша. Добрая девочка. Говорила громко. Может, глухая?
Сопля. Глухие недобрые. Злые они все, Вань. И не подают. Меня раз на Пушкинской глухие избили… Фролович, дай-кось я помешаю.
Фролович. Сиди, оглоед.
Софрон (оглядывается). Ишь, стемнело как быстро.
Пауза. Калики сидят молча. Фролович помешивает суп. Костер потрескивает. Где-то неподалеку поскуливает собака.
Фролович (вылавливает ложкой кусочек растворившейся в супе башни). Во! Разошлась. (Кладет ложку.) Помолимся, братцы.
Все кладут ложки на клеенку, встают.
Калики. Пошли нам, Боже, и завтра то же.
Крестятся, садятся, берут ложки, куски хлеба, начинают есть суп. Сначала жадно и быстро выхлебывают жижу, потом вылавливают из котла куриные объедки, обгладывают не торопясь, хрустят костями. Постепенно движения их начинают замедляться. Калики улыбаются, перемигиваются, бормоча что-то, раскачиваются, трогают друг друга за носы, смеются. Потом ложатся на землю вокруг костра и быстро засыпают. Угасающий огонь освещает их лица. Калики улыбаются во сне. Костер гаснет. Через некоторое время к спящим осторожно подходит собака, долго принюхивается, хватает с клеенки куриную кость и убегает.
Кочерга
Капитан госбезопасности Севастьянов приехал на работу в Тайный Приказ к 10.00. Поднявшись в свой кабинет на 4-й этаж, он послал персональный ТК-сигнал о прибытии, вошел в обстановку, съел бутерброд с сычуаньской ветчиной, тульский имбирный пряник, выпил стакан зеленого китайского чая «Тень дракона», просмотрел новости сначала в Русской Сети, потом в Зарубежной, помолился у иконы Георгия Победоносца, взял стандартный стальной сундучок с оборудованием для проведения допроса, прозванный на Лубянке «несмеяной», позвонил во внутреннюю тюрьму, чтобы подследственного № 318 доставили в подвальную камеру № 40, вышел из своего кабинета, запер его и поехал на лифте вниз, в -5-й, подвальный этаж.
