Эрман раздраженно бросил:
– Никто меня не поработит.
– Зачем кому-то тебя порабощать? – удивилась матушка. – Ты добровольно вызовешься.
Эдгару доводилось слышать о людях, добровольно продававшихся в рабство, но личного знакомства ни с кем таким он не водил. Конечно, он встречал множество рабов в Куме, где среди свободных хотя бы каждый десятый был рабом. Молодые и привлекательные девушки и юноши становились игрушками богатых мужчин. Остальные тянули плуги, получали побои, когда уставали, и проводили ночи на цепи, как собаки. Большинство из них составляли уроженцы Британии, выходцы с диких западных окраин – из Уэльса, Корнуолла и Ирландии. Время от времени оттуда предпринимали набеги на более богатых англов, похищали домашний скот, кур и оружие; англы же в отместку сжигали деревни и забирали рабов.
Добровольное рабство было чем-то другим. Существовал даже особый обряд, и матушка в красках описала его Эрману.
– Встаешь на колени перед знатным мужчиной или женщиной, покорно склоняешь голову. Тебя, разумеется, могут отвергнуть, но если такой человек положит руки тебе на голову, ты пожизненно будешь считаться рабом.
– Уж лучше сдохнуть с голода. – Эрман вяло сопротивлялся.
– Перестань, уж мне ли не знать, – одернула его матушка. – Ты ведь ни дня в жизни не голодал. Ваш отец заботился об этом, мальчики, даже когда нам с ним самим нечего было есть. Вам что, приходилось сидеть без еды целую неделю? Да вы в мгновение ока склонитесь перед любым, кто поманит вас похлебкой. А в итоге будете до конца своих дней трудиться за пропитание.
Эдгар никак не мог понять, верить матушке или нет. Почему-то казалось, что он бы выбрал смерть от голода.
В голосе Эрмана звучал угрюмый вызов.
– Из рабства можно выкупиться.
– Верно, но ты уверен, что это вот так просто? Свободу можно купить, кто бы спорил, но где ты возьмешь деньги? Хозяева иногда дают рабам денег, но нечасто и немного. Остается лишь надеяться, что добрый хозяин рано или поздно составит завещание, в котором тебя освободит. А потом ты вернешься к тому, с чего начинал, бездомный и обездоленный, но на двадцать лет старше. Вот такой у нас выбор, глупый мальчишка. Ну, повтори снова, что не хочешь копаться в земле.
Эдбальд, средний из братьев, внезапно остановился, наморщил веснушчатый лоб и произнес:
– Похоже, мы почти пришли.
Эдгар повернулся к реке. На дальнем ее берегу виднелось строение, похожее на постоялый двор, – длиннее обычного дома, со столом и скамьями снаружи и большой зеленой лужайкой, где паслись корова и две козы. Неподалеку была привязана за колышек грубая лодка. Вниз по склону от строения вела утоптанная тропинка. Слева от нее выстроились в ряд пять деревянных домов. Справа располагалась крохотная каменная церковь, за ней большой дом и пара сараев, наверное конюшни или амбары. Дальше дорога исчезала в лесу.
– Паром, таверна и церковь, – перечислил Эдгар, ощущая возбуждение в душе. – Сдается мне, что Эдбальд прав.
– Давай выясним, – сказала матушка. – Ну-ка, покричите.
Эдбальд, обладатель самого зычного голоса в семье, приложил ладони ко рту и завопил так, что эхо раскатилось над водой:
– Эй! Эгей! Есть кто живой? Эй!
Они стали ждать ответа.
Эдгар заметил, что ниже по течению река разделялась на два рукава островом, имевшим в длину около четверти мили. Он густо порос лесом, но за стволами деревьев угадывалась стена каменного здания. Юноше сразу стало любопытно, что бы это могло быть.
– Покричи снова, – попросила матушка.
Эдбальд повторно огласил окрестности своими воплями.
Дверь строения открылась, из нее вышла женщина. Эдгар сощурился и поправил себя – нет, не женщина, а девушка моложе его самого на четыре или на пять лет. Она уставилась через реку на новоприбывших, но отвечать на крики не спешила. В руках у нее было деревянное ведро; она неторопливо подошла к кромке воды, вылила ведро в реку, сполоснула и вернулась обратно.
– Придется вплавь, – со вздохом сказал Эрман.
– Я не умею плавать, – напомнила матушка.
Эдгар не дал разгореться спору.
– Эта девица всего-навсего выделывается. Дает нам понять, что она тут за главную, а вовсе не служанка. Она пригонит лодку, когда ей заблагорассудится, и еще будет ждать от нас благодарности.
Он оказался прав. Девушка снова вышла наружу. Все тем же неторопливым шагом направилась туда, где была привязана лодка. Отвязала веревку, взяла весло, села в лодку и оттолкнулась от берега. Попеременно опуская весло в воду то с одного борта, то с другого, принялась грести. По уверенным движениям было ясно, что это занятие ей привычно и, по-видимому, не требует усилий.
Эдгар с изумлением таращился на лодку. Ничего особенного, просто выдолбленный ствол дерева, очень неустойчивый на воде, но девчонка управлялась с ним довольно ловко.
Он пригляделся к незнакомке, когда та подплыла ближе. Вполне обычная на вид, темно-русые волосы, кожа в прыщах, но фигурка пухленькая. Пожалуй, от силы лет пятнадцать.
Девушка доплыла до их стороны и умело остановила лодку в нескольких ярдах от берега.
– Чего шумите? – спросила она.
Матушка ответила вопросом на вопрос:
– Что это за место?
– Говорят, Дренгс-Ферри. Переправа Дренга.
Итак, подумал Эдгар, вот наш новый дом.
– Дренг – это ты? – продолжала пытать ее матушка.
– Нет, мой отец. А я – Квенбург. – Девушка с нескрываемым интересом оглядела троих парней. – А вы кто?
– Мы на пустое хозяйство прибыли, – объяснила матушка. – Епископ Ширингский нас прислал.
– Вот как? – Квенбург явно ничуть не воодушевилась.
– Ты нас переправишь?
– Угу. По фартингу за голову, и никакого торга.
Король чеканил единственную монету – серебряный пенни. Эдгара всегда занимали мельчайшие подробности, поэтому он знал, что королевский пенни весит одну двадцатую унции. В фунте двенадцать унций, поэтому фунт вмещал двести сорок пенни. Причем монету чеканили на самом деле из сплава – тридцать семь частей серебра, три части меди. На один пенни можно купить полдюжины кур или четверть барашка. Для оплаты более дешевых покупок монету приходилось делить надвое – на полупенни, а то и вовсе на четыре фартинга. Поделить ровно получалось редко, споры по этому поводу разгорались ежедневно.
– Вот тебе пенни, – сказала матушка.
Квенбург словно не заметила протянутую руку.
– Вас пятеро, за собаку тоже платить надо.
– Она сама переплывет.
– А она умеет плавать?
Матушка начала злиться.
