Ненависть жаркой волной затопила сознание Сергея. «Ах ты, упырек! Два шага сделать, до горла дотянуться… И все! И все, отсюда я уже не выйду… Рано, рано пока…» Волна схлынула, оставив после себя липкую испарину, выступившую по всему телу…
Между тем Антибиотик продолжал:
– Ладно, будем считать, что забыли и проехали. Давай о деле поговорим. Пока ты э-э-э… развлекался, появилось много вкусной работы. Криминала никакого, всего лишь маленький ченч, который предлагают наши старые друзья из Сибири… Ты меня слушаешь?
– Да-да, Виктор Палыч, конечно, – Челищев с трудом заставил себя улыбнуться. – А что конкретно я должен делать? Обеспечить гарантию проведения сделки вместе с этими вашими гориллами?!
Антибиотик, уловив что-то в тоне Сергея, недовольно поморщился:
– При чем тут гориллы… Не о них речь, не о том ты думаешь… Гориллы сегодня есть – завтра их нет, а мы, Сереженька, будем всегда, мы мастеровые потому что. Ладно, конкретно поговорим завтра вечером. Часикам к семи подъезжай к Степанычу, выспись как следует, себя в порядок приведи…
Виктор Палыч небрежным жестом вынул из кармана костюма толстую «котлетку» долларовых купюр и бросил ее на колени Сергею:
– Это тебе… на лекарства и стоматолога. Ну-ну, не хмурься на старика. Научись причины всех своих проблем в себе находить, глядишь – и проблем меньше станет… Ты поезжай-ка сейчас прямо к Карине, в сауну, пусть они тебя по полной программе к жизни воскресят… Они там – настоящие мастера, доверяйся им смело. Карина, между прочим, – кандидат наук, не так давно еще в Лесгафта доцентом работала…
Антибиотик направился к выходу и, уже взявшись за ручку двери, оглянулся:
– Машину свою за воротами найдешь, ключи – в замке… Да, Катерине Дмитриевне позвони, не забудь… Она тут, когда ты пропал, чуть с ума не сошла и нас всех задергала – найдите да найдите! Она девушка правильная, а ты ее психовать заставил. Нехорошо. Друзья так не поступают…
Виктор Палыч сделал нажим на слове друзья, хитренько улыбнулся (очень Сергею не понравилась эта улыбочка) и вышел. Челищев долго сидел неподвижно, смотрел на пачку долларов у себя на коленях, потом взял ее непослушными, будто чужими пальцами и засунул в карман. Осторожно встал (голова гудела, но кружилась лишь чуть-чуть, можно было ждать худшего) и вышел из комнаты.
Во дворе с удивлением огляделся: он стоял в центре стандартной свинофермы, переделанной в настоящий загородный пансионат. Судя по всему, переоборудование еще не закончилось, потому что во дворе аккуратными штабелями были сложены стройматериалы, заботливо укрытые пластиковыми полотнищами…
– М-да… Бордель для одинокого бизнесмена… Эй, есть тут кто живой?!
Сергею казалось, что народу на ферме-пансионате много, только все попрятались, затаились, рассматривают его из своих нор… На окрик вышла откуда-то лишь бабка в ватнике, которая, не задавая вопросов, стала отпирать ворота. «Странно, – подумал Челищев. – А куда же Антибиотик делся?.. Ворота заперты, да и шума мотора не было… Хитрое местечко – эта фермочка…»
– Как до Питера-то добраться?
Бабка махнула рукой в темноту.
– Езжай прямо, через километр на трассу выберешься, там налево – и до города рукой подать будет…
Сергей взглянул на циферблат – стрелки отцовских часов холодно светились во мраке, подбираясь к одиннадцати. «Надо бы часы-то спрятать, уж больно приметные… Как их только Антибиотик не заметил… Ладно, поехали к Карине, Сергей Саныч, может, хоть там по морде бить не будут…»
До оздоровительного центра Челищев добрался быстро, припарковал машину у входа и, буркнув охране, чтобы позвали Карину, направился в бар. Он не успел еще развалиться в пластиковом кресле, как услышал торопливые легкие шаги.
– Ой, Сергей Александрович, что это с вами?
Карина, глядя на лицо Челищева, испуганно прикрывала ладошкой рот. Дорогой «найковский» спортивный костюм выгодно обтягивал ее сильную фигуру. Сергей улыбнулся и процитировал Семен Семеныча из бессмертной «Бриллиантовой руки»:
– Да вот, Карина, «споткнулся – упал, очнулся – гипс».
– Ой, Сергей Саныч, какая же у вас трудная работа… Кто вас так разукрасил?
– Злые люди, Кариночка, понаставили везде капканов, понимаешь… Сможешь со мной что-нибудь сделать? А то с таким лицом в демократической России по улицам ходить не рекомендуется – застрелят без предупреждения. И опознать потом не смогут…
Карина с сомнением покачала головой:
– Ну, все, что можно, мы, конечно, сделаем, но дня два-три все равно придется немножко косметикой попользоваться, если на люди выходить собираетесь… Пойдемте, Сергей Саныч, в кабинет… А в сауну вам пока не стоит: ваши украшения слишком свежие, им, наоборот, сейчас холод нужен…
Карина долго колдовала над лицом Сергея, прикладывала лед к синякам, потом наложила какие-то мази. Затем она уложила Челищева на массажный стол, раздела и стала бегать по его телу прохладными сильными пальцами… Сергей стал расслабляться, его потянуло в сон…
Сквозь дрему он чувствовал, как Карина переворачивает его на спину, и, кроме ее пальцев, Сергей ощутил прикосновения языка. Или это Катя целует его? А может быть, Наталья? Юля? Лица женщин проносились калейдоскопом перед закрытыми глазами Челищева, он застонал, поймал рукой Карину за шею и стал глубже втискивать свой член в ее мягкие влажные губы… Видно, и впрямь Карина знала секреты массажа, потому что еще ни разу до этого Сергей не трахался во сне, если не считать юношеских мечтаний, конечно… Он кончил и, словно в обморок упал, в глубокий колодец провалился, темный, но теплый. Ничего вокруг, лишь темнота и покой, только сверху чей-то голос:
– Спи, Сереженька, ты хорошо поспишь сейчас, все силы вернутся…
Кто говорит это? Голос знакомый, а вспомнить нет сил, сил нет ни на что…
Челищев крепко спал. Карина долго смотрела на него, потом заботливо накрыла огромным махровым полотенцем, вздохнула и выскользнула из массажного кабинета.
Она прошла в пустой бар, налила себе рюмку коньяку, закурила и с усталой тоской закрыла глаза. Потом невесело усмехнулась чему-то, подвинула стоящий на стойке белый с золотом телефон, стилизованный под старину, и стала набирать номер.
– Алло, Катерина Дмитриевна?.. Добрый вечер… Да я знаю, что ночь уже, но вы говорили, если Сергей Александрович появится, сразу позвонить… Да, он здесь, у нас… Хорошо.
Положив трубку, она закурила снова, потом встряхнулась и громко сказала:
– Жорик, где ты там?! Кофе мне свари покрепче и «Амаретто» туда капни.
Маленький барменчик возник, словно прятался под стойкой и ждал этих слов. С сочувствием глянув на Карину, он засуетился у кофеварки.
– Какая подлая штука жизнь, Жорик…
Челищев просыпаться не хотел, ворчал, постанывал, не понимая, кто его будит и зачем.
– Просыпайся, Сережа… Сергей Саныч, к вам сейчас приедут.
Сергей сел на массажном столе, свесил ноги и непонимающими глазами уставился на Карину.
– Кто приедет?
Карина отвела взгляд.
– Катерина Дмитриевна… Вы уж извините, Сергей Александрович, но мне было велено, если только появитесь – позвонить…
– Так… – Челищев начал одеваться, покачивая головой. К встрече с Катей он не был готов, оттого занервничал и разозлился. Карина как-то по-детски шмыгнула носом.
– Сережа, не сердись. Я ведь человек подневольный.
Катерина ворвалась в массажный кабинет, как тайфун, цунами и ураган, вместе взятые.
– Ты… Ты позвонить мог?! Ты мог хотя бы позвонить?! Какая же ты скотина!
Сергей не успел даже рта открыть, как Катя подскочила к нему и с размаху влепила звонкую пощечину.
Сергей остолбенел. Чего-чего, а вот таких семейных разборок он совсем не ожидал.
– Ты что делаешь-то, Катя! – попытался было урезонить ее Челищев, но Катерина, судя по всему, вошла в раж – вторая пощечина обещала быть не последней, если бы Сергей не перехватил запястья Катиных рук.
– Ты что?! Что вы все меня по голове-то бьете?! Я вам что – груша боксерская?! Тоже мне, макивару нашли…
– Пусти, пусти меня, скотина безмозглая! – Катя шипела и вырывалась, как взбесившаяся кошка; опасаясь, что она начнет пинаться, Сергей развернулся к ней левым бедром.
Карина стояла у двери с приоткрытым от удивления ртом.
– Катя, успокойся, люди же смотрят!
– Вон! – рявкнула Катерина, обернувшись на Карину. Та, скрывая усмешку, скользнула за дверь.
– Я вам сейчас кофеечку приготовлю…
– Вон! – Карина исчезла, а у Кати, видимо, энергетический выброс закончился, она обмякла в руках Сергея и заплакала. – Господи, какая же я дура!
У Челищева екнуло сердце, он хотел было обнять Катерину, прижать к груди, поцеловать мокрые глаза, но всплыли в памяти голос Гургена и безвольная, окровавленная фигура Винта. Сергей почувствовал, как давит на правом запястье браслет отцовских «Сейко»… Он перевел дыхание и усадил Катю на белый пластиковый табурет.
– Какая же я дура, – повторяла Катерина с упорством испорченного граммофона.
Сергей вздохнул:
– Катя, прости меня… Я… Ты же уже знаешь все… Эта история с Гусем доконала, нервы сдали совсем, я с катушек и поехал. Словно затмение нашло какое-то…
Он чувствовал, что слова получаются какими-то фальшивыми, но, видимо, даже такие оправдания Катерине были нужны.
– Но позвонить-то можно было? Я ведь… Я ведь чуть с ума не сошла… Сереженька… Как же ты мог…
Она обхватила Сергея руками за бедра и прижалась лицом к его животу.
В животе у него стало пусто и холодно, как при полете вниз с «Американских горок». «А как же ты могла: знать, что моих родителей убивать собираются, – и молчать?!» – чуть было не выкрикнул ей в затылок Сергей, но лишь закашлялся – язык почему-то отказывался повернуться, а в следующее мгновение он уже взял себя в руки.
– Прости меня, Катюшка, больше такое не повторится… Я обещаю…
Она судорожно вздохнула-всхлипнула и посмотрела на него:
– Горе ты мое луковое… Я… Да что там говорить… Мне два дня уже как в Сибири быть надо – Виктор Палыч в командировку посылает. Я тянула под разными предлогами – тебя хотела увидеть, убедиться, что ты жив… Вот, спасибо, убедилась… Можно лететь спокойно, самолет через три часа.
– В Сибирь? Тебе в Сибирь лететь надо? – удивился Челищев.
Он вспомнил, как Антибиотик говорил ему о предстоящей «вкусной» работе с сибирскими коллегами.
– Да, в Сибирь… А что тебя так удивило?
Сергей объяснил, и Катя устало усмехнулась:
– Похоже, мы с тобой по одному и тому же делу работать будем. Как комсомольцы в известной песне: тебе – на запад, мне – на восток.
– А что за дело-то?
– Алюминий, что же еще… Сибирский алюминий… Виктор Палыч тебе все завтра подробно расскажет, давай не будем сейчас о делах. Просто помолчим немного перед дорогой, Сереженька…
Она снова уткнулась ему в грудь лицом, а он молча гладил ее по волосам одеревеневшими пальцами… Смутно было на душе у Челищева. Женщину, которую обнимал, Сергей и любил, и ненавидел одновременно.
В оздоровительном центре было тихо, как в заколдованном спящем королевстве. Из массажного кабинета не доносилось ни звука. В баре над двумя остывающими чашками кофе неподвижно сидела, ссутулившись и подперев щеку рукой, усталая и сразу как-то постаревшая Карина…
Весь следующий день Сергей отсыпался, вставая с кровати лишь для того, чтобы поесть. Организм брал свое – на Челищева напал страшный жор, периодически сменявшийся приступами сонливости. Из этого «берложьего» состояния Сергея вывел звонок в дверь. Он открыл, не поинтересовавшись, кто звонит, – после всего случившегося за последние две недели чувство опасности почти атрофировалось. На пороге стоял улыбающийся Толик Доктор. Неизвестно почему, Челищев обрадовался ему как близкому другу, которого не видел несколько лет.
– Толян! Елки-палки, заходи, а я думал, ты с Катериной в Сибирь полетел.
Доктор несколько смешался от такого радушного приема:
– Да нет, Сергей Саныч, с Катериной Дмитриевной Танцор полетел со своими пацанами, а мне велели к тебе пристегнуться.
– Толик, ты брось меня по отчеству кликать, а то я себя дедушкой чувствовать начинаю… Пойдем на кухню, кофейку навернем, у меня, по-моему, и мороженое в морозилке есть – как знал, что ты придешь, не трогал…
Челищев, измученный тишиной пустой квартиры, неосознанно радовался появлению живого человека, оторвавшего его от бесконечных невеселых размышлений. Доктору же такое внимание со стороны Сергея откровенно льстило, и он стал похож на большого ребенка, изо всех сил пытающегося напустить на себя важность.
– Ну рассказывай, какие новости в городе, чем братва живет, а то я сто лет уж ничего не слышал. – Говоря, Челищев накладывал Толику в огромную суповую тарелку «атомную» порцию финского мороженого. Потом разлил кофе по чашкам, присел к столу и достал сигареты. Доктор немедленно набил рот холодным лакомством и, шумно прихлебывая кофе, стал степенно излагать новости, причавкивая и негромко мыча от удовольствия.
– Ну что, все, в основном, как было, но звери совсем забыковали – пацаны со всех сторон говорят: решать что-то нужно. От них уже не протолкнуться: раньше сидели себе на рынках да у ларьков, – это еще куда ни шло, а теперь в приличное место не зайдешь – всюду черно. «Взрослым» говорили – а они все тянут, решить не могут… Опера… Даже опера не против, чтобы черножопым беспредел устроить – позавчера на «пермских» в «Виктории» мусорня наехала – всех повязали, повезли на Литейный фотографироваться, ну там, как положено, отмудохали всех….. Так вот – Водолаза двое в масках в сортир заволокли и ну ногами месить – два ребра сломали, пидоры. Так вот – месят его, а Водолаз им в уши вливает: «Что вы все время нас да нас. Когда „черных“ плющить будете, беспредел же в городе из-за них?» А ему мусоренок вроде как с сожалением: «Начальству виднее, кого в первую очередь, и не вздумайте нацменов трогать, иначе вам совсем пиздец». Так Водолаз-то потом и смекнул, что у ментов начальство «черными» прикуплено, опять зверьки проворнее оказались. Ну а сейчас все ждут, до зверьков все с дорогой душой дорвутся, только свистни…
Доктор солидно вздохнул и снова навалился на мороженое. Сергей изо всех сил старался не улыбнуться.
– А так – особых новостей-то нет… Александра Иваныча еще при тебе посадили – так и сидит… Голодных много появилось, с головой совсем не дружат, молодые какие-то, борзые. Да, дуэль у нас тут намечается: Клейстер-Казанец с нашим Женькой Питоном из-за женщины всерьез стреляться собрались – на Коркинских озерах, картечью. Ну дети, ей-богу… Женька-то ее у Клейстера отбил, ну тот и завелся… Придется завтра с Ноилем встречаться, перетирать это дело, а то придумали – мало нас менты мочат, так еще и сами друг друга…
– Толик, а «казанцы» – они же мусульмане, значит – тоже «черные»?
Доктор надолго задумался, потом покачал головой:
– Нет, то, что не «черные», – это точно, они в уважухе, хотя и беспредельщики, но и не наши они – это ясно. Они – между… Да! – Толик хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл подарок-то передать, Катерина Дмитриевна велела…
Доктор полез во внутренний карман куртки и достал оттуда черную трубку-радиотелефон.
– «Дельта»! Крутая штука, только денег жрет – немерено… Но тебе уже положено, сейчас все пацаны серьезные при трубках – удобно и быстро…
К кабачку «У Степаныча» Сергей с Доктором подкатили за две минуты до назначенного времени. Толик остался в машине, а Сергей вошел внутрь. Он не был здесь с того самого дня, как увез Гуся… Интерьер не изменился, а вот лица официанток и барменов были Челищеву незнакомы: видно, после той истории Степаныч решил от греха сменить персонал… Антибиотик, как всегда, сидел в кабинете, потягивал красную «Хванчкару». Впрочем, потягивал, пожалуй, громко сказано – один бокал густого красного вина Виктор Палыч мог мусолить весь вечер…
– Сереженька, заходи, садись… Поужинаешь со стариком? – Антибиотик вновь изображал из себя ласкового дедушку, искренне радующегося внучку, из чего Сергей понял, что его грехи – списаны. До поры.
– Не откажусь, Виктор Палыч. Что-то ем и ем, наесться не могу…
– Так организм-то молодой, ему топливо нужно… Сейчас все мигом накроют, а я тебе пока тему обрисую.
Прислуживать пришел старый официант, знакомый Челищеву. Время от времени халдей бросал опасливо-уважительные взгляды то на Сергея, то на Антибиотика, и у Челищева от неприятных воспоминаний засосало под ложечкой…
Когда ужин был подан и они остались вдвоем, Виктор Палыч неторопливо начал говорить:
– Как ты знаешь, Сережа, я никогда за криминалом не гонялся, наоборот, всегда считал, что чем ближе к закону – тем безопаснее… Есть, правда, отдельные, из ума выжившие – в «мерседесах» ездят, но раз в месяц идут карманы по трамваям шарить – мол, по понятиям это… Ну да не о них речь. – Лицо Антибиотика зло перекосилось, видно, все-таки занимали его мысли те, кто за понятия цеплялся… Сделав над собой усилие, Виктор Палыч продолжил: – Так вот, в той теме, которую мы сейчас начинаем, криминала нет. Ну почти нет. А суть в том, что через несколько дней из Красноярска должен прийти эшелон с алюминием… У этого эшелона трудная, но интересная судьба, которая нас, в принципе, волновать не должна… Нас должен в конечном итоге заботить только один вагон, который совместными стараниями превратится из гадкого утенка в прекрасного лебедя…
Антибиотик говорил долго, временами опускал некоторые подробности, но интуиция и опыт бывшего следователя помогали Челищеву воссоздать «выброшенные за ненадобностью» Виктором Палычем кусочки мозаики… Картина вырисовывалась простая до гениальности.
В далекой заснеженной Сибири пыхтел трубами комбинат, выплавляющий алюминий. Часть алюминия отправлялась потребителям, а часть накапливалась на заводе – так называемые брак, неучтенка, полученные игрой на минусово-плюсовых допусках, а также металл, оставляемый на комбинате для «внутренних нужд». Быстро ли, медленно ли, но постепенно накопилось такого «левого» металла вагонов шесть-семь. Его нужно было реализовывать, потому что, оставаясь на комбинате, он был просто металлом, а попав, к примеру, в Эстонию, превращался в поражающую воображение кучу долларов…
Для того чтобы алюминий дошел хотя бы до Петербурга, нужно проделать уйму бумажной работы – и работа такая проделывалась специалистами из структур так называемой «старой торговой мафии». Воротила из Сибири Семен Андреевич Бородатый, по кличке Хоттабыч, хорошо знал главу питерской фирмы «Глиноземтехинвест» Ашота Саркисовича Гаспаряна – еще по тем временам, когда сам жил и работал в Ленинграде. Семен Андреевич договорился с Ашотом Саркисовичем, и оба начали готовить необходимые бумаги и нужных людей. Сделка сама по себе не была такой уж сложной – на бумаге такие сделки можно проворачивать хоть каждую неделю, но в жизни все часто получается не так, как задумываешь, особенно в новой России, где так много появилось хищных острозубых ртов, готовых впиться в чужой каравай… Поэтому коммерсантам было никак не обойтись без серьезных «охранных структур», которые должны быть кровно заинтересованы в успехе алюминиевого проекта. Гарантом Хоттабыча в Сибири выступал вор в законе Сэм, Гаспарян же замыкался на Антибиотика.
Переговоры между сибиряками и питерцами были сложными и многоэтапными – и не потому, что стороны опасались «кидка» со стороны друг друга: совсем непросто было определить меру ответственности за алюминиевый состав на различных этапах, а отсюда непосредственно вытекали вопросы величины долей. Важно было также обсудить, кто, где и сколько кому отстегивает за «официальность».
В результате договорились, что один вагон из состава реализуется в пользу Хоттабыча, Сэма и его людей, один – дербанится Гаспаряном и Антибиотиком сотоварищи, а остальное уходит в бездонный карман чиновников и начальников вечно голодного российского служивого сословия… Но игра стоила свеч, потому что за один только вагон алюминия можно было выручить не десятки и не сотни тысяч долларов, а миллионы…
– В общем, Сережа, – подвел итог Антибиотик, – наша работа в наших руках. Катерина Дмитриевна контролирует процесс непосредственно в Сибири. Завтра к нам прилетает Семен Андреевич с ксерокопиями документов. Ты возьмешь наших ревизоров и подъедешь к нему – он остановится в «Пулковской», – пусть проверят, чтоб все в ажуре было. Доверяя – проверяй, я Сэма давно знаю: он всю жизнь считал, что «лоха кинуть не западло»… Если с документами порядок, везешь Семена Андреевича к Гаспаряну – пусть они дальше сами нюансы дорабатывают. А ты с людьми встречаешь состав – его должны загнать на овощебазу. Контролируешь и охраняешь перегрузку алюминия в «КамАЗы». Смотреть нужно в оба, потому что в Питере сейчас немерено голодной братвы развелось. Я уж не говорю о «черных», которые с гор спустились, где коз трахали, а здесь у нас впервые баб попробовали и сразу захотели с ишаков на «мерсы» пересесть… Спидоносцы… А работать никто не хочет, все хотят все и сразу…. Потому, Сережа, задача у тебя важная и ответственная – быть в готовности ударить по чужим и жадным рукам загребущим… Пройдет все нормально, зашуршат бумажки в кармане – сразу поймешь, Сережа, что лучше – водку пить или работать. Не сочти за намек, но Карл Маркс в свое время правильно сказал: труд создал человека. А Карл Маркс, как все евреи, был мужичком неглупым, в капиталах толк знал…
Виктор Палыч засмеялся, переводя дух после долгой речи. Сергей задумчиво курил. Масштабы и размах деятельности Антибиотика почти физически давили на него.
– Моя какая доля? – он не ожидал от себя этого вопроса, но Виктор Палыч, похоже, ни капельки не удивился.
– Ну давай прикинем: мы получаем «чистый» вагон со всеми необходимыми документами – лицензиями-разрешениями. С этого вагона – треть Гаспаряну и его людям (коммерсантов, Сережа, беречь надо, иначе они работать не будут), треть – мусорам, извини-подвинься (генералы тоже люди, тоже кушать хотят. Генерал – это ведь не должность, Сережа, это счастье), ну, а треть – нам… И вот с этой трети – твои… Ну, скажем, три процента.
– Всего три?
Антибиотик нахмурился:
– Работать надо, а не достоевщиной заниматься… Тогда будет не три процента, а пять… И то, заметь, ты уже в доле работаешь.
– Мне же ребят кормить надо, – Сергей интуитивно почувствовал, что именно торгуясь, как на восточном базаре, он сможет заслужить больше доверия у Антибиотика, успокоив его подозрительность…
– Ты за братву не беспокойся, накормим, на крайняк – сами недоедим. У них доля особая, ты за них не переживай. Я говорю чисто о твоей доле. Она тебе нравится? Это очень большие деньги, Сережа… К таким деньгам, кстати, нужно осторожно относиться, с непривычки можно и не переварить, отравиться…
Сергей кивнул:
– Нравится. Мне все очень нравится, Виктор Палыч. Когда Бородатого встречать?
– Завтра в десять утра в центральном холле «Пулковской» увидишь человека лет пятидесяти с коричневым кейсом. Это и будет Хоттабыч. Ты у него спросишь: «Не хотите ли джину с тоником?» А он ответит: «Я сам джинн…»
Виктор Палыч посмеялся над остроумностью пароля и отзыва. Сергей тоже хмыкнул – за компанию.
– Хоттабыч – странное какое прозвище… За что он его получил?
Антибиотик сделал удивленные глаза:
– А ты, Сережа, о нем ничего никогда не слышал? Ну да, ты в те времена еще совсем молодым был. Хоттабыч – действительно волшебник в своей сфере… Вот, дай Бог, закончим все с этим алюминием – я тебе расскажу о нем кое-что. У таких людей учиться надо, он – живая, можно сказать, история…
Мотнув отрицательно головой на вопрос Виктора Палыча – слышал ли он раньше о Хоттабыче, Сергей покривил душой. Легенду про этого человека в городской прокуратуре знали даже стажеры, но Челищев считал ее просто следаковской байкой, не подозревая, что главный ее герой жив и здравствует.
Якобы был когда-то давно Хоттабыч городским чиновником средней руки. И построил он большой девятиэтажный дом, и даже заселил его людьми, и подключил ко всем коммунальным службам. Фокус был в том, что и сам дом, и люди, в нем жившие, существовали лишь на бумаге, а на самом деле на том месте, где якобы жили счастливые новоселы, был пустырь… Все стройматериалы и финансовые затраты ушли налево – на дачи нужным людям… Больше года существовал по бумагам дом-призрак. Потом возник акт о просадке почвы из-за грунтовых вод в месте расположения дома, и его решено было расселить и разобрать. Люди, которые до того не покидали своих коммуналок во временном фонде, получили наконец квартиры в разных концах города, а дом-призрак, вызванный из небытия заклинаниями Хоттабыча, в небытие и вернулся…
Легенда эта постепенно обросла красочными подробностями. Приходилось Сергею слышать, что позже Семен Бородатый открыл по аналогии магазин-призрак, который функционировал долго и успешно… Много чего говорили, но Челищев не очень верил в эти сказки, поэтому и невнимательно их слушал, о чем, впрочем, пожалел сразу, как услышал кличку Хоттабыч из уст Антибиотика…