Само совершенство

Возможно, сказалось нервное истощение, а может, дело было в особом тембре его голоса или в том, как он смотрел на нее в упор, не мигая, но Джулия почти ему поверила.

– Я не хочу, чтобы вы пострадали, – продолжал он, – и вы не пострадаете, пока вы не сделаете что-то такое, что может привлечь ко мне внимание или насторожить власти…

– И в таком случае, – желчно перебила его Джулия, выйдя из транса, – вы вышибете мне мозги своим пистолетом!.. Это очень меня успокаивает, мистер Бенедикт. Благодарю вас.

Зак держал себя в руках.

– Если копы попытаются меня арестовать, я не сдамся без боя, и им придется в меня стрелять. Если принять во внимание «бдительность» копов и их особый менталитет, то существует большая вероятность того, что вы погибнете в перестрелке. Я не хочу, чтобы это произошло. Вы меня понимаете?

Злясь на себя из-за того, что готова поверить ему на слово и подчиниться воле безжалостного убийцы, Джулия отвела взгляд и уставилась на дорогу.

– Вы действительно думаете, что можете убедить меня в том, что вы – сэр Галахад, а не убийца и злодей?

– Нет, я так не думаю, – раздраженно сказал Зак.

Поскольку Джулия не желала на него смотреть, он вздохнул и нетерпеливо бросил:

– Хватит дуться! Поехали! Мне нужно сделать звонок из придорожного автомата.

Как только в голосе его вновь зазвучал металл, Джулия поняла, что поступила глупо, не воспользовавшись предложенной им «мировой». Зачем она только пошла на конфликт? Как всегда, хорошая мысль пришла слишком поздно. Надо было усыпить его бдительность, сделав вид, что она смирилась и готова во всем ему подчиниться, подумала Джулия, вновь тронувшись в путь. В лучах фар плясали снежинки, и, глядя на этот танец, Джулия постепенно успокоилась. Теперь она могла, не паникуя, тщательно продумать все возможные пути выхода из ситуации. А выход надо было найти непременно. Потому что, как ни прискорбно, скорее всего, если она ничего не придумает, ей придется не просто довезти его до Колорадо, но и доставить до конечного пункта назначения, до того дома в горах. Для того чтобы осуществить задуманное, надо иметь ясную голову. Гнев и страх, как известно, не способствуют ясному мышлению. Значит, надо избавиться и от страха, и от злости. Тебе это по силам, напомнила себе Джулия. В конце концов, она не была оранжерейным цветком, который всю жизнь пестовали и холили. Первые одиннадцать лет жизни она провела на чикагских улицах и не просто выжила, а прекрасно там себя чувствовала! Покусывая нижнюю губу, она призывала себя посмотреть со стороны на то, что с ней приключилось. Будто бы она читает приключенческий роман. Читая такие романы, она часто думала, что героини ведут себя глупо, а ведь она сама совершила ту же ошибку, когда перечила своему похитителю. Умная героиня поступила бы совсем не так. Она бы проявила смекалку и хитрость и нашла бы способ усыпить бдительность Бенедикта. Пусть расслабится и думает, что ему неоткуда ждать подвоха. И тогда ее шансы на спасение и соответственно шансы на то, чтобы вернуть его обратно в тюрьму, где ему самое место, резко возрастут. И чтобы воплотить эту задумку в жизнь, она может притвориться, что считает этот кошмар захватывающим приключением. Возможно, она могла бы притвориться, что теперь заодно с ним. Конечно, для этого надо быть очень хорошей актрисой, но попытаться все же стоит.

И тогда Джулия вдруг обрела вожделенное спокойствие и решимость. И эта решимость начисто вымела из ее души страх. В голове прояснилось. Она выждала несколько секунд, прежде чем заговорить, позаботившись о том, чтобы внезапность ее капитуляции не вызвала у него подозрений. Сделав глубокий вдох и выдох, дабы окончательно успокоиться и придать голосу нужный оттенок подавленности, и даже умудрившись искоса взглянуть на Зака с печальной усмешкой, она сказала:

– Мистер Бенедикт, я верю в то, что вы не намерены причинять мне зло. Простите мне мой сарказм. Я просто была напугана.

– А теперь вы больше не боитесь? – не скрывая скепсиса, поинтересовался он.

– Боюсь, – торопливо заверила его Джулия, – но уже совсем не так. Именно это я хотела сказать.

– Могу я полюбопытствовать, чем вызвана столь внезапная трансформация? О чем это вы думали, пока молчали?

– О книге, – сказала она, посчитав, что эта почва достаточно безопасна. – О приключенческом романе.

– О том, который вы недавно прочли, или о том, который думаете написать?

Джулия открыла рот, но слова не шли на ум, и тут она поняла, что он, сам об этом не догадываясь, дал ей в руки средство к ее спасению, а себе едва не подписал приговор.

– Я всегда хотела написать книгу в жанре приключенческого романа, – на ходу сочиняла Джулия, – и мне пришло в голову, что то, что со мной сейчас происходит, можно считать погружением в тему.

– Понимаю.

Она бросила на него еще один взгляд и была поражена теплотой его улыбки. Этот дьявол мог обольстить самого змея-искусителя, подумала она, вспоминая то время, когда та же самая улыбка сияла с экранов кинотеатров, повышая температуру у всей женской аудитории.

– Вы поразительно храбрая молодая женщина, Джулия.

Она едва не напомнила ему в раздражении о том, что он обещал называть ее мисс Мэтисон, но вовремя спохватилась.

– На самом деле я ужасная трусиха, мистер…

– Меня зовут Зак, – перебил ее беглый преступник, и в бесстрастном тоне его голоса ей послышалась прежняя подозрительность.

– Зак, – торопливо согласилась она. – Вы абсолютно правы. Нам надо называть друг друга по именам, раз уж мы вынуждены какое-то время быть вместе…

– Еще некоторое время, – сказал он, и Джулия сделала над собой громадное усилие, чтобы скрыть свое разочарование и злость из-за его обтекаемого ответа.

– Какое-то время, – с готовностью согласилась она, стараясь не выдать голосом своих эмоций. – Ну, наверное, этого времени будет достаточно, чтобы вы помогли мне с моими предварительными изысканиями. – Джулия замолчала, думая, о чем бы его спросить. – Вы бы… Вы бы не могли просветить меня насчет того, что представляет собой тюрьма изнутри? Это очень помогло бы мне с написанием книги.

– Вы серьезно?

Он сильно пугал ее этими едва уловимыми изменениями тона и интонаций. Никогда прежде ей не доводилось общаться с мужчиной или женщиной, способными передавать такое разнообразие оттенков смысла, модулируя тембр и тон голоса. Да и такого голоса, как у него, она никогда прежде не слышала. Бархатный баритон, способный мгновенно и непостижимо меняться, быть то вежливо-безразличным, то насмешливым, то ледяным, то зловещим. Отвечая на его вопрос, Джулия энергично кивнула и попыталась вложить в свой ответ как можно больше убежденности и энтузиазма. Столько, сколько требуется, чтобы растопить его скепсис.

– Еще как серьезно! – воскликнула она, вдохновленная мыслью, что сейчас как раз удобный момент, чтобы убедить его в том, что она на его стороне. – Я слышала, что в тюрьмах сидит много невинных людей. Вы, наверное, один из них?

– Каждый преступник заявляет о своей невиновности.

– Понятно, и все же? – продолжала настаивать Джулия, умирая от желания услышать от него самого, что он считает себя невиновным, чтобы потом сделать вид, будто ему поверила.

– Присяжные признали меня виновным.

– Суд присяжных тоже иногда ошибается.

– Двенадцать честных уважаемых граждан, – сказал он голосом, внезапно наполнившимся ледяным презрением, – решили, что я виновен.

– Наверное, они старались быть объективными.

– Черта с два! – выпалил он с такой яростью, что Джулия непроизвольно вцепилась в руль. Страх накатил на нее с новой силой. – Они осудили меня за то, что я богат и знаменит! Я видел их лица на суде, и чем больше обвинитель распинался о моем стиле жизни и об отсутствии морали в Голливуде, тем сильнее присяжные жаждали моей крови! Каждый из этой кучки ханжей и богобоязненных лицемеров понимал, что в моей виновности имеются «серьезные сомнения», и именно поэтому они не стали предлагать для меня смертную казнь. Им всем отравил мозги сериал «Перри Мэйсон» – они решили, что если я не убивал, то сам смогу узнать, кто это сделал, и доказать его вину.

Джулия почувствовала, что у нее на ладонях выступил пот, так подействовал на нее этот его гневный приступ. Теперь она еще отчетливее поняла, насколько важно, насколько жизненно важно для нее убедить его в том, что она ему сочувствует.

– Но вы ведь не убивали, верно? Вы просто не могли назвать того, кто убил вашу жену, и представить суду неопровержимые доказательства, так? – продолжала она гнуть свое дрожащим голосом.

– Какая вам разница? – зло бросил он.

– Для м-меня – большая.

Какое-то время он изучал ее профиль в ледяном молчании, а затем с его голосом произошла очередная внезапная перемена. И этот голос с пронзительной нежностью произнес:

– Если для вас это так важно, я скажу: я ее не убивал.

Разумеется, он лгал. А как же иначе?

– Я вам верю. – Пытаясь еще больше расположить его к себе, Джулия добавила: – И если вы невиновны, то имеете полное право попытаться вырваться из тюрьмы.

Ответом ей было долгое молчание, от которого Джулии стало не по себе. И во время этой затянувшейся паузы он пристально вглядывался в ее лицо. Очевидно, сделав для себя неизвестный ей вывод, он отрывисто произнес:

– Судя по указателю, впереди телефон. Как только заметите его, остановитесь.

– Ладно.

Телефонная будка находилась немного в стороне, и Джулии пришлось свернуть с дороги. В зеркало заднего вида она с надеждой смотрела назад, рассчитывая увидеть какой-нибудь приближающийся грузовик, которому бы она могла просигналить, но на занесенной снегом трассе машин было мало. Голос Зака резко вернул ее к действительности. Вытаскивая ключ из замка зажигания, он сказал с сардонической усмешкой:

– Надеюсь, вы не станете думать, что я сомневаюсь в правдивости вашего утверждения о том, будто вы поверили в мою невиновность и всей душой желаете мне сбежать от неправедного правосудия. Я забираю ключи лишь потому, что от природы весьма предусмотрителен.

Джулия сама себе поразилась, когда, тряхнув головой, убежденно сказала:

– Я вас не виню.

Ослепив ее мимолетной улыбкой, он покинул машину, но руку продолжал держать в том кармане, где лежал пистолет, чтобы она не забыла о существовании оружия. И дверь со своей стороны он оставил открытой, вне сомнения, для того, чтобы, разговаривая по телефону, мог видеть, чем она занимается. Понимая, что в случае попытки к бегству он ее все равно догонит, а бежать быстрее пули ей тем более не удастся, Джулия решила пока ничего не предпринимать. Впрочем, можно было воспользоваться его отсутствием, чтобы сделать приготовления на будущее. Еще когда он выходил из машины, она, изобразив, насколько это было возможно, покорность, спросила:

– Вы не станете возражать, если я достану из сумочки бумагу и ручку и сделаю кое-какие заметки для будущей книги, пока вы говорите по телефону? Чувства, наблюдения? – Еще до того как он успел ей отказать, что, кажется, он намеревался сделать, Джулия боязливо протянула руку за сумочкой на заднем сиденье, лихорадочно обдумывая контраргументы, которые могла бы использовать на случай, если он откажет в просьбе. – Я всегда успокаиваюсь, когда пишу, – сказала она. – И вы можете обыскать мою сумочку, если хотите. Вы увидите, что у меня нет запасных ключей от машины и никакого оружия тоже нет.

В качестве доказательства Джулия предъявила ему открытую сумочку. Он бросил на нее взгляд, который яснее всяких слов говорил о том, что он не поверил ни единому ее слову, но сейчас ему недосуг с ней разбираться и он уступает ее просьбе лишь потому, что не хочет ее лишний раз заводить.

– Валяйте, доставайте, – сказал он.

И как только он отвернулся, Джулия вытащила из сумки маленький отрывной блокнот и ручку и быстро написала одно и то же сообщение на трех разных листках: «ВЫЗОВИТЕ ПОЛИЦИЮ. МЕНЯ ПОХИТИЛИ». Краем глаза Джулия видела, как Зак немного отвернулся, чтобы поговорить по телефону, и, быстро вырвав три исписанные странички, засунула их в наружный карман сумки, откуда легко могла их достать. После этого она вновь открыла блокнот и уставилась на чистый лист, лихорадочно обдумывая, каким образом может передать записки тем, кто мог бы прийти на помощь. И тут ее осенило. Быстро достав из кошелька десятидолларовую банкноту, она завернула в нее одну из записок.

Теперь у нее был план, и она начала его осуществление. Сознание того, что она каким-то образом контролирует ситуацию, помогло Джулии избавиться от остатков страха. Впрочем, страх исчез не только по этой причине. Интуиция подсказывала ей, что по крайней мере одно из сказанного ей Бенедиктом было правдой. Она безоговорочно верила в то, что он не желает ей зла. И следовательно, он не собирался ее пристрелить. На самом деле, если бы она попыталась сбежать от него сейчас, он бы погнался за ней, но стрелять в нее не стал бы, если только она не надумала бы остановить проезжающую машину. Поскольку машин не было, Джулия не видела смысла в том, чтобы пускаться в бегство сейчас, когда он легко мог ее догнать. Тогда он озлобится против нее, окончательно утратит к ней доверие, и все ее надежды на спасение разом рухнут. Разумнее с тактической точки зрения сделать вид, что она готова идти ему навстречу, чтобы он расслабился и забыл об осторожности. Может, Захарий Бенедикт и беглый преступник, но она совсем не та легковерная, пугливая девушка, которую разыгрывала до сих пор. Когда-то ей приходилось выживать в чикагских трущобах, лгать и воровать, и надеяться лишь на себя, тогда как с него, подростка, ставшего легендой кино, пылинки сдували. Если сейчас она будет постоянно об этом помнить, то сможет его переиграть, это точно! Ну, пусть не на все сто процентов. Если не терять головы, у нее есть отличные шансы выйти победительницей из этого поединка.

Взяв блокнот, Джулия начала писать какую-то льстивую чепуху о своем похитителе, на случай если он спросит ее о том, что она написала. Закончив марать бумагу, Джулия перечитала написанное.

«Захарий Бенедикт бежит из заточения, куда попал из-за пристрастности суда присяжных. Он кажется интеллигентным, добрым, способным на теплые чувства человеком. Он – жертва обстоятельств, и я ему верю».

Брезгливо поморщившись про себя, Джулия решила, что в жизни ей не доводилось читать ничего хуже этого. Она была настолько поглощена своими мыслями, что испытала лишь легкий приступ страха, когда осознала, что он вернулся и садится в машину. Быстро закрыв блокнот и сунув его в сумочку, она вежливо спросила:

– Вам удалось дозвониться?

Бенедикт скептически прищурился – по-видимому, ее улыбка не внушала ему доверия, – и у Джулии возникло тревожное чувство, будто она слегка переигрывает, изображая дружеское к нему расположение.

– Нет. Но я попытаюсь вновь дозвониться примерно через час. – Джулия переваривала эту кажущуюся совершенно бесполезной информацию, когда он достал ее сумку и вытащил оттуда блокнот. – Вы же понимаете, что это необходимая мера?

– Понимаю, – с готовностью согласилась Джулия. Ее душил нервный смех, но при этом она испытывала досаду, глядя, как у него при чтении ее опуса отвисла челюсть.

– Ну? – сказала она, округлив глаза, изображая святую невинность. – Что вы скажете?

Он закрыл блокнот и сунул его обратно в сумочку.

– Думаю, что вы слишком наивны, чтобы жить в этом мире, если вы на самом деле во все это верите.

– Я очень наивна, – подтвердила она с жаром и, повернув ключ в замке зажигания, вывела автомобиль на шоссе.

Если он подумал, что она тупая и наивная, то это просто класс!