Хилари поняла: вопрос о зубной боли исчерпан.
– В котором часу вы ушли 16 июля?
На лице миссис Эшли вновь возникло испуганное выражение. Часто моргая от страха, она ответила:
– Я выпила чаю и ушла как обычно.
Почему она так изменилась?
– А в котором часу это было? – спросила Хилари.
Миссис Эшли открыла и закрыла рот. Она выглядела ужасно, словно пойманная на крючок рыба.
– В шесть часов, – почти бесшумно выдохнула она.
– Вы никого не встретили по дороге домой?
Миссис Эшли покачала головой.
– Может быть, вы что-то слышали?
Миссис Эшли еще больше побледнела, у нее забегали глаза, но она снова покачала головой.
Разозлившись, Хилари сделала шаг вперед и произнесла со всей суровостью, на какую способна двадцатидвухлетняя девушка:
– Миссис Эшли, ведь вы что-то слышали. Нехорошо с вашей стороны утверждать обратное – я вижу, что это неправда. Если вы не расскажете, мне придется обратиться в полицию.
Страх полностью овладел миссис Эшли, она задрожала и оперлась на край стола, чтобы не упасть.
– Я ушла в шесть, клянусь вам.
Хилари решила не отступать:
– Но вы ведь вернулись, миссис Эшли. Вернулись?
Этот вопрос лишил собеседницу последних сил.
Женщина разрыдалась, рухнув на колени у стола и закрыв лицо руками. Едва шевеля губами, она невнятно залепетала:
– Я пообещала ей, что никому не скажу, буду молчать. Я дала ей обещание, поклялась никому не говорить. Я сказала полиции, что ушла, как всегда, в шесть. Я не должна отказываться от своих слов. Ведь это правда. Я ушла в это время. Никто больше не задавал мне вопросов, кроме той бедной женщины. И я дала ей клятву, что никому не расскажу. И я буду молчать.
Хилари почувствовала озноб и замешательство. В комнате были слышны только рыдания миссис Эшли. Она отпустила стол и, согнувшись рядом с одной из покосившихся ножек, раскачивалась из стороны в сторону, захлебываясь от слез.
– Миссис Эшли, послушайте меня! О чем вы говорите? Кому вы обещали молчать?
– Я буду молчать, – повторила миссис Эшли, шмыгая носом. – Приходила полиция. Не знаю, как я это выдержала. Но я никому не скажу.
– Кому вы обещали молчать? Вы должны назвать мне имя.
Рыдания миссис Эшли усилились.
– Она была здесь, и я ей рассказала. Она села вот на этот стул и взяла с меня обещание молчать. Пока не родится ребенок. Я обещала, и сдержала слово.
Она смахнула волосы с лица трясущейся рукой и взглянула с гордостью на Хилари.
– Я никому не сказала. Только ей. Только миссис Грей.
Хилари опустилась на растрескавшийся пол, чтобы заглянуть миссис Эшли в глаза.
– Что вы слышали? – спросила она тихо.
Миссис Эшли вновь зарыдала. Голос Хилари понизился до шепота:
– Расскажите, миссис Эшли, расскажите. Я должна знать. Теперь это никому не причинит вреда. Джефф в тюрьме. Дело закрыто. Я – двоюродная сестра Мэрион, вы можете мне рассказать. Видите, я же знаю, что вы вернулись. Я должна знать, что произошло.
Она подняла руку и прикоснулась к запястью женщины.
– Миссис Эшли, зачем вы вернулись?
– Я потеряла письмо.
– Какое письмо?
– У меня есть сын. Он моряк. Ему семнадцать лет, и это его первый рейс. Он написал мне из Индии. Я взяла письмо, чтобы показать миссис Мерсер. Мы часто говорили о моем сыне. И о том мальчике, которого она так любила, когда служила у первых хозяев. А когда я пришла домой, письма не оказалось, поэтому я вернулась.
– Что было дальше? – спросила Хилари.
Миссис Эшли откинула назад прядь светлых волос.
– Мистер Мерсер сжег бы его или порвал. Он на это способен. Не знает материнского сердца. Он жестокий человек. Мы много раз говорили об этом с миссис Мерсер, когда его не было поблизости. Я не хотела оставлять это до следующего дня и вернулась. Я знала, где обронила его. Мистер Эвертон ушел, и я убирала в кабинете. Вошла миссис Мерсер, я прочитала ей письмо. А потом в спешке засунула его в карман, так как мы услышали шаги мистера Мерсера. Должно быть, оно выскользнуло. Это было рядом со шторами, и я надеялась, что его никто не успел найти. Поэтому я хотела подождать, пока мистер Эвертон пойдет обедать, и направилась к кабинету.
– Да! – воскликнула Хилари. – Что же дальше?
Миссис Эшли перестала плакать. Она по-прежнему хлюпала носом и вздыхала, но силы понемногу возвращались к ней.
– Я подумала, что не стану никому говорить о своем возвращении. В такой теплый вечер окно в кабинете должно быть полностью открыто. Мне оставалось только протянуть руку и забрать письмо, если бы оно было там. А если нет, мне пришлось бы ждать следующего дня, чтобы спросить у миссис Мерсер.
Она запнулась, задрожала и со страхом посмотрела на Хилари.
– Я подождала, пока мистер Эвертон уйдет ужинать, и подошла к дому. Но когда мне оставался один или два ярда до окна кабинета, я услышала, как мистер Эвертон закричал, а потом звук выстрела. Я развернулась и убежала.
Она опять зарыдала.
– Я никого не видела, и никто не видел меня. Не помню, как я добралась до дома. Ничего не помню.
Хилари чувствовала себя так, будто кто-то плеснул ей в лицо ледяной воды. Каждый мускул ее тела был напряжен, но внешне она оставалась спокойной. Внутренний голос твердил: «Время, время, когда она услышала выстрел, вот что важно, время, время выстрела». Громко и решительно она задала этот вопрос.
– В котором часу это было? Во сколько вы слышали выстрел?
