– Он сказал, ах, мисс, он сказал: «Мой родной племянник!» Вот что я слышала, мисс. «Мой родной племянник!» А потом выстрел, и я убежала, спасая свою жизнь, вот и все. Я пообещала бедняжке миссис Грей, я поклялась, что никому не скажу.
Хилари ощутила внутри ледяную пустоту.
– Теперь это не важно, – ответила она. – Дело закрыто.
Глава 10
Хилари плелась по Пинмэнс-лейн, и на душе у нее было тяжелее, чем прежде. Бедная Мэрион, бедная, бедная Мэрион. Она пришла сюда, лелея искру надежды, как и Хилари, но услышала те же ужасные слова, что и она сегодня. Однако для Мэрион это было гораздо мучительнее, невероятно, ужасно мучительно. Ей не нужно знать о поездке Хилари. Она должна и дальше верить, что миссис Эшли никому не рассказала о случившемся, так как ее показания стали бы смертным приговором для Джеффри.
Она завернула за угол Пинмэнс-лейн и направилась обратно той же дорогой, которой пришла сюда. Разве лучше сохранить жизнь человеку, на долгие годы засадив его в тюрьму, где его ждет медленное, мучительное умирание? Может быть, смертный приговор стал бы облегчением, облегчением для Джеффа и для Мэрион тоже? Она гнала от себя эту мысль. Смерть не решение проблемы. Она вздрогнула и вернулась к реальности.
Должно быть, она свернула не туда. Сейчас она находилась на совершенно незнакомой улице. Конечно, она помнила не все улицы, где ей случалось бывать, но эту она точно никогда не видела. Маленькие, недавно построенные дома с незавершенной отделкой. Соседние дома имели общую стену, но одно здание была выкрашено в бледно-зеленый цвет, а другое – в желто-коричневый. Красные занавески в окне жильцов одного дома контрастировали с ярко-голубой парадной дверью соседей, а черепица на крышах имела разную форму и расцветку. Вся улица состояла из ярких новостроек, похожих на только что распакованные и выставленные в ряд рождественские игрушки.
Как раз в тот момент, когда ей в голову пришло это сравнение, она услышала позади себя шаги и поняла: кто-то уже давно преследует ее. Эти шаги появились сразу же после того, как она свернула с Пинмэнс-лейн. Да, вероятно, это началось именно тогда, но она не придала этому значения. Теперь она стала прислушиваться и немного ускорила шаг. Шаги сзади не отставали. Обернувшись, она увидела мужчину в плаще от «Берберри» и коричневой фетровой шляпе. На нем был толстый коричневый шарф, тщательно обмотанный вокруг шеи. Между полями шляпы и шарфом виднелись правильные черты лица, чисто выбритая кожа над верхней губой и светлые глаза. Она быстро отвернулась, но слишком поздно. Он снял шляпу и подошел к ней:
– Извините, мисс Кэрью.
Звук собственного имени испугал ее настолько, что она сразу же забыла обо всех правилах. Если с вами заговаривают на улице, просто продолжайте двигаться, как если бы ваших собеседников не существовало. Лучше всего сохранять ледяное выражение лица и ни в коем случае не поддаваться испугу или смущению. У Хилари моментально все это вылетело из головы. На щеках вспыхнул яркий румянец, и она ответила:
– Что вам нужно? Мы не знакомы.
– Нет, мисс, извините, но я хотел бы перемолвиться с вами словечком. Мы ехали вместе в поезде вчера, и я сразу же узнал вас, но вы, разумеется, не обратили на меня внимания, потому что едва ли разглядели.
У него были манеры прислуги высшего ранга, воспитанного и почтительного. А его «мисс» звучало обнадеживающе.
Хилари переспросила:
– В поезде? Вы говорите о вчерашнем дне?
– Да, мисс. Мы ехали в поезде вместе с вами, я и моя жена. Вчера, в поезде на Ледлингтон. Не думаю, что вы помните меня, так как я довольно долго отсутствовал в купе, но, возможно, вы запомнили мою жену.
– С какой стати? – спросила Хилари, с недоумением взглянув на него. Ее яркие прозрачные глаза казались по-детски наивными.
Мужчина посмотрел мимо нее.
– Что ж, мисс, две женщины наедине в вагоне поезда; мне показалось, вам удалось побеседовать.
Сердце Хилари забилось быстрее. Мерсер, это Мерсер. Он думал, что она разговаривала с миссис Мерсер в поезде и та о чем-то рассказала ей. Она сомневалась, что он узнал ее вчера. Хотя и мог бы ее вспомнить. Миссис Мерсер узнала, и миссис Томпсон тоже, но пока Мерсер находился в купе, она сидела, уставившись в окно, а после его возвращения вышла в коридор и стояла там, пока не сошла в Ледлингтоне. Он посторонился, чтобы дать ей пройти, и в этот момент мог узнать, но она уверена: этого не произошло. Если бы он узнал ее и захотел о чем-нибудь спросить, то, наверное, вышел бы в коридор. Нет, он вытянул ее имя у своей несчастной, забитой жены после их встречи и теперь хотел знать, о чем они говорили. Она могла только догадываться, как ему удалось найти ее. Размышляя об этом по прошествии времени, она предположила, что он, видимо, находился в Солуэй-Лодж по какому-либо делу, касающемуся его самого или Берти Эвертона. Вполне вероятно, он видел, как она заглядывала через ворота, или следил за ней от самого дома. От этих подозрений у нее по спине поползли мурашки. Чтобы избежать паузы, она быстро ответила:
– Ах да, мы поговорили немного.
– Извините, мисс, надеюсь, жена не причинила вам лишних хлопот. Обычно она довольно молчаливая, иначе я не оставил бы ее наедине с незнакомым человеком. Но, вернувшись в купе, я заметил, что она вышла из равновесия. А увидев сегодня, как вы заворачиваете за угол, я решил взять на себя смелость и извиниться, если она позволила себе сказать или сделать что-то оскорбительное. Обычно она ведет себя тихо, бедняжка, но в тот раз я видел, как она разволновалась. Мне не хочется думать, что она могла обидеть молодую леди, имеющую отношение к дому, где мы служили.
Хилари вновь взглянула на него. Весьма уверенный в себе, обходительный мужчина, но ей не понравились его глаза. Неопределенного цвета, они пристально глядели на собеседника без тени эмоций. Она вспомнила, как миссис Мерсер плакала в поезде, и подумала: мужчина с такими глазами может запросто ударить женщину. Наконец она спросила:
– Вы служили у мистера Эвертона в Солуэй-Лодж?
– Да. Очень печальный случай, мисс.
Они шли рядом мимо ярких игрушечных домиков. Хилари подумала: «Я бы предпочла жить в одном из этих домов, чем под сенью тех мокрых деревьев в Солуэй-Лодж». Все вокруг чистое и новое. В этих домах еще не поселились ошибки, безрассудства, преступления, любовные интрижки и ненависть. Крошечные веселые комнатки. Крошечный милый садик, где они с Генри могли бы любоваться своими великолепными бархотками, кентерберийскими колокольчиками и тунбергиями.
Но теперь у них с Генри никогда не будет своего дома. Слова Мерсера слабым эхом прозвенели у нее в голове: «Очень печальный случай».
Она дважды моргнула и ответила:
– Вы правы.
– Очень печально. У моей жены не все в порядке с головой, и она никак не может забыть о случившемся, мисс. Мне очень жаль, если она причинила вам беспокойство.
– Нет, она не побеспокоила меня. – Ее голос звучал отстраненно, она пыталась вспомнить, как миссис Мерсер произнесла: «Ах, мисс, если бы вы только знали». Эти слова не давали ей покоя. Если бы она только знала – что? Что именно она должна была узнать?
Она не заметила, как Мерсер пристально взглянул на нее и быстро отвел взгляд, но его голос пробивался сквозь ее размышления.
– У нее плохое здоровье, мисс. Мне неудобно об этом говорить. Это мешает ей здраво рассуждать об этом деле, она выходит из равновесия и сама не понимает, что делает.
– Мне жаль, – ответила Хилари. Она пыталась вспомнить, о чем еще говорила миссис Мерсер. «Я хотела встретиться с ней». С ней – это с Мэрион, с бедняжкой Мэрион во время судебного процесса. «Мисс, если раньше во всем, что я говорила, не было ни слова правды, то теперь я не лгу. Я хотела с ней встретиться. Я ускользнула от него и вышла из здания суда».
Мерсер продолжал:
– Значит, она не сказала ничего из того, о чем не следовало говорить, мисс?
– Нет, – ответила Хилари довольно рассеянно. Она не осознавала, что говорит. Она думала о том, почему миссис Мерсер старалась ускользнуть от мужа во время судебного процесса над Джеффом, которого обвиняли в убийстве, а миссис Мерсер выступала в качестве главной свидетельницы обвинения. Миссис Мерсер пыталась встретиться с Мэрион, но безуспешно. «Мисс, если раньше во всем, что я говорила, не было ни слова правды, то теперь я не лгу. Я хотела с ней встретиться». В ее памяти всплыли нотки ужаса, сквозившие в голосе миссис Мерсер, и пристальный взгляд ее прозрачных испуганных глаз, когда она прошептала: «Если бы только она встретилась со мной», – а потом: «Она не встретилась со мной. Отдыхает – вот что мне сказали. А потом он вернулся, и у меня больше не оказалось такой возможности. Он об этом позаботился». Тогда она не обратила внимания на эти слова. Но теперь они приобрели для нее смысл. О чем хотела рассказать миссис Мерсер? Что изменилось бы, если бы бедняжку Мэрион не уговорили немного отдохнуть?
Мерсер продолжал что-то говорить, но она не слушала его. Наконец она перестала думать о той встрече в поезде и повернулась к нему с неожиданной решимостью:
– Вы были свидетелем на судебном процессе против мистера Грея, вы оба выступали как свидетели?
Он опустил глаза.
– Да, мисс. Это было очень нелегко для меня и для миссис Мерсер. Миссис Мерсер так и не оправилась после того случая.
– Вы верите, что мистер Грей совершил это преступление?
Этот вопрос сорвался с губ Хилари совершенно неожиданно.
Мерсер взглянул на мостовую. В его голосе звучал вежливый упрек:
– Так решили присяжные, мисс. Мы с миссис Мерсер только выполняли свой долг.
Что-то внутри Хилари взорвалось с такой силой, что она почти полностью утратила самоконтроль. Она почувствовала дикое, непреодолимое желание расцарапать Мерсеру его холеное лицо и обвинить во лжи. К счастью, «почти» не означает «полностью». Молодая воспитанная девушка не станет бить дворецкого на улице, это просто не принято. Ее бросало то в жар, то в холод, и она немного ускорила шаг. Новая дорога сменилась старой, впереди уже был слышен шум оживленной улицы. Больше всего ей хотелось сесть в автобус и навсегда забыть о Патни и чете Мерсер.
Он по-прежнему шел рядом, продолжая говорить о своей жене.
– Не стоит ворошить старое, это только принесет неприятности всем, кто в этом замешан. Я не раз говорил об этом миссис Мерсер, но поскольку у нее нелады с головой – доктора говорят, что от нервов, – она продолжает твердить о данном деле и винит себя за то, что ей пришлось давать показания. Но я предупредил ее: «Ты обязана рассказать все, что знаешь, и не твоя вина, если это кому-то навредит. Ты не можешь солгать под присягой в зале суда, просто не можешь. Ты должна рассказать все, что видела и слышала, а остальное решать присяжным и судье». Но она продолжает твердить о случившемся, и я не знаю, что с ней делать. Я рад, что она не доставила вам беспокойства, мисс. Хотя уверен: вы отнеслись бы с пониманием к бедняжке, у которой не все в порядке с головой.
– Разумеется, – ответила Хилари.
Спасительная улица была совсем близко. Хилари шла быстрее и быстрее. Мерсер по меньшей мере раз шесть упомянул о душевном расстройстве своей жены. По-видимому, он очень хотел, чтобы она в это поверила. Интересно почему. И вдруг ей показалось, что она знает. Она решила, что, если он скажет об этом еще раз, она просто закричит.
