Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц

– Тяжело ей, наверное, пришлось, – печально пробормотал Муранака, глядя ей в спину. И тут же добавил, уже обращаясь ко мне: – В средних классах[14] была первая красавица! Хорошенькая такая, все в нее были влюблены. У меня несколько друзей ей признавались в любви – всех отвергла. Она поступила в неплохую, по местным меркам, старшую школу – я-то балбесом был, попал в самую плохую… в общем, мы в старших классах в разных местах учились, но про Котоми я часто слышал. Когда все узнали, что она бросила школу и уехала из города, на ушах стояли – были уверены, что ее взяли куда-то моделью или актрисой. А потом вот как оказалось… Печально. Муранака задумчиво смотрел куда-то вдаль, и перед его взором, наверное, представала красавица Котоми – такая, какой она была в детстве.

– А какая она была по характеру?

– Пожалуй, избалованная. Такой хорошенькой девочке ведь много прощается. Она была не столько звезда, сколько принцесса.

Я неопределенно хмыкнула. И такая теперь зовет собственного ребенка «паразитом»? Одевает его в обноски, бьет, а может, и не кормит толком.

Интересно, поверит ли Муранака, если сказать ему об этом? Предпримет ли какие-то действия?

Я хотела ему сказать и не смогла открыть рот. Если расскажу Муранаке об этом, не исключено, что мальчику станет еще хуже.

Мне самой довелось намучиться от такой легкомысленной доброжелательности. Когда я была в четвертом классе, наша классная руководительница сделала матери замечание по поводу того, что я хожу в неглаженой форме. «Я понимаю, что у вас есть еще и маленький ребенок, но, если вы немного проявите заботу, Кико не будет чувствовать себя так одиноко. Покажите ей своим отношением, что вы и ее тоже любите».

Это было перед зимними каникулами, маму вызвали в школу, и мы вдвоем сидели перед учительницей. Она светилась от собственной значимости, а мать скромно поклонилась: «Простите, что не обращала на это внимания. Мне очень стыдно». От меня не укрылось, как на миг застыло ее лицо. Как я и думала, гнев матери был страшен. Не успели мы зайти домой, она ударила меня, а когда я упала, схватила меня за волосы и заорала с угрожающим видом: «Почему я должна выслушивать нагоняи от той девчонки? Ты ей нажаловалась, да?!»

Разумеется, я никому не рассказывала о том, что происходит дома. Родители обожали братика, и мне не хотелось кому-то говорить, что со мной – ребенком матери от предыдущей связи – обращались как будто я досадная помеха, а самое главное – я не хотела этого признавать. Сейчас-то я понимаю, что та учительница, видимо, заметила мою неухоженность и мягко указала на это, сказав о «неглаженой форме». Думаю, она хотела аккуратно сделать замечание родителям, погруженным в любовь к младшему ребенку. Однако все было не так просто.

Мать несколько раз ударила меня в прихожей, но на этом ее гнев не утих. На зимних каникулах она перестала меня кормить как следует. Раз в день, на ужин, мне выдавали плошку белого риса, посыпанного приправой, да и его я должна была есть в одиночку, в туалете для гостей. Она сказала, что это наказание за позор, который я на нее навлекла. Я ела свой рис в тесном холодном помещении, где не ощущалось никакого тепла, до меня издалека доносились запахи теплых мяса и рыбы и веселый смех семейства, и моя еда казалась совершенно безвкусной. Но я ничего не могла поделать с тем, что мне ужасно-ужасно хотелось есть, поэтому плакала и запихивала в себя рис. В тот год Рождества и Нового года не было только у меня. Ночью в Рождество, не выдержав голода, я открыла мусорное ведро – там были остатки цыпленка, суши, пирожных, которые не доел Масаки. Сахарный Санта-Клаус был вымазан в сливках, но я без колебаний схватила его и съела. Он размяк от взбитых сливок и, хотя был сладкий, мерзко пах.

– Мисима, чего задумалась?

От звука голоса Муранаки я очнулась.

– Ничего.

Просто невеселые, паршивые воспоминания.

Через некоторое время принесли наш заказ. Я представляла себе обжаренные в панировке кусочки курицы, поэтому удивилась, увидев настоящую тэмпуру в воздушном кляре. Пришлось признаться, что впервые ем такое, и Муранака посоветовал обмакивать кусочки в кислый померанцевый соус пондзу – мол, так вкуснее.

– Налей сюда соус, а если любишь острое, можно еще добавить цитрусовую приправу юдзу с перцем. Да и просто с солью вкусно.

Послушавшись совета, я обмакнула тэмпуру в пондзу. Брызнул куриный жир, но, благодаря кисловатому соусу, мясо жирным не ощущалось. Я пробормотала: «Вкусно», и Муранака довольно засмеялся.

– У нас тут у каждого свой любимый ресторанчик, где подают тэмпуру из курицы. Хотя большинство, конечно, считает, что вкуснее готовить самим.

Здесь кляр было похож на тесто, в котором обжаривают фриттеры. Я люблю кляр тонкий, хрустящий, поэтому спросила у Муранаки, делают ли где такой, и он назвал мне несколько мест.

– Что еще можно порекомендовать… Ты девушка, так что, наверное, сладкое любишь. В одном месте продают пирожные со взбитыми сливками, это…

– Нет, такое не надо. Это я не ем.

После той рождественской ночи мой организм перестал воспринимать пирожные и взбитые сливки.

– Так ты что, из любителей остренького? Тогда из местных блюд самое лучшее «Рюкю», под саке очень хорошо.

В итоге я закончила обед, слушая рассказы Муранаки о местных ресторанах, а на крыльце решила распрощаться с ним. Он собирался ехать за Кэнтой, но никак не заводил машину и, открыв окно, опять окликнул меня:

– Слушай, я хочу с тобой дружить. Ты не против?

У меня вырвался удивленный возглас, а он, потупившись, замямлил:

– Ну, хочу узнать тебя поближе…

Потом, снова подняв глаза, он выдал скороговоркой:

– Эх, не умею я такое говорить. В общем, хочу как-то сократить расстояние между нами. Ты мне очень интересна. Я не прошу тебя с бухты-барахты начать со мной встречаться, но вот как-то так… В общем, ты просто подумай об этом, без напряга, ладно?

Под натиском его слов мне оставалось только стоять и смотреть. Его глаза тоже не отрывались от меня, и в них не было никаких колебаний. Я подумала, что он совершенно прямой и искренний человек, однако где-то в глубине другая я шептала: «А может, это и не так. Может, он это говорит просто потому, что его интересует необычная женщина из чужих мест. И вообще, тебе ведь нельзя принимать такие предложения, правда? Опять кому-нибудь будет плохо…»

– Ну, заходи иногда в гости. Можем мороженое вместе поесть.

Я решила, что могу позволить себе общение на таком уровне. Главное – четко показать разницу между любезностью и привязанностью. Муранака с явным облегчением выдохнул:

– Тогда в следующий раз притащу побольше!

С этими словами он уехал. Проводив его взглядом, я села на велосипед и решила поехать в объезд, чтобы обед лучше переварился.

Я стала объезжать ресторан и увидела, что на заднем дворе на стульчике сидит Котоми. Она глядела в небо и задумчиво курила, и во всем ее облике сквозила усталость. Я попыталась ускользнуть незамеченной, но она на меня и не смотрела и вообще ничего не видела.

Крутя педали, думала: интересно, что она за человек? Какая она мать этому мальчику? И что делать мне? Как правильно вести себя в этой ситуации?

Дни без нормальной еды закончились за день до начала нового семестра. Я исписала целую тетрадь словами «Я не буду причинять беспокойство чужим людям» и на этом была прощена. За едой рыдала от облегчения, и отчим с матерью сказали мне: «Если бы ты не обидела маму, нам бы не пришлось принимать такие жесткие меры. Маме было так же плохо, как и тебе. Так что больше ее не позорь». Они спокойными голосами увещевали меня и ласково гладили по голове. Но их глаза не улыбались. Поэтому я, несколько раз кивнув, повторила: «Ни за что не буду причинять беспокойство чужим людям». Впрочем, это были лишь написанные на бумаге слова, а потому было непонятно, что конкретно я должна делать, а чего делать нельзя. Понимала я одно: в следующий раз, если такое случится, меня ждет более жестокое наказание. Я много думала о том, что тогда произошло, и поклялась, что буду тщательно следить за своим внешним видом.

Примечания