И Ева, и Смирнов занимались частной деятельностью – она давала желающим уроки испанского языка, а он расследовал сложные, запутанные преступления. Только те, которые представляли для него интерес с точки зрения интеллектуального подхода к разгадке. Иногда Ева ему помогала. Они оба взяли себе за правило получать от жизни удовольствие и находили его прежде всего в работе. Делать то, что тебе нравится, и получать за это деньги – чем не один из секретов счастья?
– А чем Мартов занимался? Какой у него был бизнес? – после некоторого молчания спросила Ева.
– Фирма «МиМ», – спортивная одежда, инвентарь, тренажеры… сеть спортивных залов, еще что-то в том же духе. Дела шли неплохо. Бизнес легальный, без криминальной подоплеки. Непохоже, что убийство связано с коммерческой деятельностью Мартова.
– С чем же тогда?
– Пока не знаю, – улыбнулся Смирнов. – Партнер и друг Мартова, Тарас Михалин, хочет, чтобы я нашел убийцу.
– Ты согласился?
– Почти. Есть в этой истории теневая сторона, я чувствую. Подозрения падают на Тараса, но улик против него нет. В квартире убитого нашли отпечатки пальцев и следы Михалина – но это естественно: он часто бывал у друга, к тому же и труп он обнаружил. А вот нож, которым ударили хозяина квартиры, – чистенький. Обыкновенный охотничий нож, такие десятками продаются в каждом магазине для туристов, для охотников и рыболовов, в отделах сувениров и подарков. Нож – пустышка, по нему никого и ничего не найдешь.
– Откуда ты знаешь?
– Начальник охраны фирмы «МиМ» – приятель эксперта полиции, который приезжал на место преступления. Так что с информацией проблем нет.
– А что тебе показалось странным? – спросила Ева.
– Многое. Во-первых, дверь… Кто ее открыл? Сам Мартов? Но тогда он должен был знать человека, которого впустил в квартиру. Второе: на теле не обнаружено следов борьбы. Значит, хозяин квартиры не опасался своего гостя, и удар ножом застал его врасплох. Ранение нанесено в грудь – из этого следует, что Мартов стоял лицом к убийце и до последнего момента не ожидал от него ничего плохого.
– Могла это быть женщина?
– Вполне. Главное – попасть в нужное место.
– А если убийца явился под видом слесаря, газовщика или сантехника?
– Не подходит, – сказал Всеслав. – Зачем бы Мартов приглашал его в кабинет? Убийство же произошло в кабинете. Труп с места не сдвигали.
– Может, преступник сам туда вошел?
– Тогда бы хозяин квартиры насторожился и не дал себя зарезать, как рождественскую индейку. По словам Михалина, он был довольно осторожным и никого просто так к себе не подпустил бы.
Ева продолжала задавать вопросы.
– Как насчет ограбления? Из квартиры что-нибудь пропало?
– Мелочи. Часы Мартова и немного денег. Вот тебе третья странность: преступник все переворачивает вверх дном, якобы в поисках денег и ценностей… но не обращает внимания на золотые запонки и булавку, которые лежат на видном месте. Такое впечатление, будто он роется в вещах, вытряхивает ящики и потом впопыхах хватает что попало. Выходит, его кто-то спугнул?
– Или ограбление не было его целью. А весь беспорядок устроен нарочно, чтобы сбить следователя с толку, – с победоносной улыбкой заявила Ева.
Всеслав подавил усмешку. В какие-то моменты Ева поражала его своей наивностью. Впрочем, она может его таким образом дразнить, чтобы потом посмеяться. Он уже попадался на эту уловку.
– Скорее всего убийца был в перчатках, – сказал Смирнов, оставив без внимания ее глубокомысленное заключение. – На улице зима, и перчатки на руках гостя не являются чем-то удивительным. Он вошел, возможно, снял перчатки, проследовал за хозяином в кабинет, ни к чему не прикасаясь, и потом, когда Мартов был уже мертв… снова их надел. А рукоятку ножа просто вытер. Вот и четвертая странность: если он хотел убить хозяина квартиры, то почему не сделал это сразу, еще в прихожей или по дороге в кабинет, например? Скорее всего Мартов шел по коридору впереди, а убийца сзади.
– Значит, он не собирался убивать.
– Зачем же тогда брать с собой нож? – возразил сыщик.
– На всякий случай… А может, он схватил нож в кабинете? Они с Мартовым поссорились, и…
– Михалин заявляет, что у Феликса такого ножа не было. Он не увлекался ни туризмом, ни охотой и пользовался исключительно кухонными ножами. А этот нож должен был лежать на виду, иначе как бы убийца его схватил?
Ева задумалась. Когда она усиленно размышляла, то смешно сдвигала брови.
– Мартов что, жил один? – придя к какому-то выводу, спросила она. – Семья у него была?
– Только родители. Они живут отдельно. Женой и детьми Феликс не обзавелся. У него появлялись женщины, но ненадолго – во всяком случае, так сказали и Михалин, и Гусев. Причем к себе в квартиру Мартов их не водил, снимал номер в гостинице или приглашал их за город, на дачу. У него была дача в Марфине. Кстати! – Всеслав хлопнул себя по лбу и засмеялся. – Надо там побывать! Как я раньше не сообразил?! Хочешь поехать со мной?
– Когда? – расстроилась Ева. – У меня сегодня три занятия подряд, одно за другим. Освобожусь поздно.
– Отложим на завтра. Это не к спеху. О, я упустил еще одну подробность! – вспомнил сыщик. – В квартире убитого обнаружены отпечатки пальцев его самого, Тараса Михалина и еще одного человека. Они повсюду… даже на плафонах люстр.
Глаза Евы расширились.
– На плафонах? – удивилась она и надолго замолчала.
Всеслав налил кофе в две маленькие чашечки, и они с Евой пили его в молчании.
– Домработница! – наконец сказала она, отставляя чашечку. – Я прикасаюсь к плафонам, только когда вытираю с них пыль… а мужчины, наверное, вообще этого не делают, даже во время уборки. Кто вел хозяйство Мартова?
– Думаю, он сам… Во всяком случае, господин Михалин не упоминал ни о какой домработнице.
– А ты его спрашивал?
Глава 4
Костров. Год назадТамара Ивановна Зорина посмотрела на себя в зеркало и чуть не заплакала. Разрушительные следы времени ясно читались на ее лице – мешки под глазами, морщины, дряблые щеки, некрасивые складки на шее. Скоро она превратится в старуху, а жизнь проходит мимо.
«Что я видела? – с горечью спрашивала себя Тамара Ивановна. – Молоденькой несмышленой девчонкой выскочила замуж за Зорина, скиталась с ним по глухим гарнизонам, где нельзя было шагу ступить без резиновых сапог, где за окнами дома шумел лес или простирались сопки, а по утрам приходилось топить печки и таскать ведрами воду из колодца. Так пролетела моя молодость! Отцвела, никому не нужная, никем не замеченная… Зорин уже тогда волочился за каждой юбкой, начал попивать. Даже рождение сына его не образумило. Он не стал добиваться, как другие офицеры, перевода в большой город, получения благоустроенной квартиры. Его все устраивало! Крыша над головой была, на еду и выпивку хватало, женщины дарили ему свое внимание… а остальное его не интересовало».
– Теперь он умер, и мне придется остаток жизни провести в Кострове, – прошептала Тамара Ивановна. Слезы потекли по ее щекам.
Она подошла к окну. Нескончаемая метель соединила небо и землю в снежной круговерти, очертания домов и деревьев тонули в мутной, холодной мгле. Так было вчера, так будет завтра, через год, через пять лет… Тяжкая, беспросветная тоска навалилась на Зорину – впору было завыть, зарыдать в голос. Все равно никто не услышит.
На стене равнодушно тикали часы, подаренные покойному мужу бывшими сослуживцами. Ей захотелось запустить в них чем-нибудь, разбить вдребезги… но разве этим остановишь время?
Тамара Ивановна еще немного поплакала, повздыхала, умылась и позвонила Вершининой.
– Ольга Степановна! – стараясь придать голосу бодрость, сказала она. – У вас на сегодняшний вечер какие планы?
– Никаких… – удивилась столь раннему звонку Вершинина.
– Давайте устроим вечеринку! Повеселимся, развеем эту ужасную скуку… Согласны?
Раньше Тамара Ивановна приглашала на вечеринки своих ровесниц, но быстро убедилась, что поступает неправильно. Мужчины томились в обществе немолодых дам, слишком много пили, мало разговаривали, совсем не хотели танцевать и развлекаться. Наевшись и напившись, они зевали, поминутно выходили на улицу курить… словом, искали предлог поблагодарить за «чудесно проведенное время» и распрощаться.
Зорина сообразила, в чем дело, и срочно изменила подход к делу. Она стала приглашать к себе молодых, интересных женщин, устраивать не просто посиделки с выпивкой и закуской, а придумывать какой-нибудь сюрприз в виде исполнения прелестных старинных романсов, изящных музыкальных пьесок, игры в фанты, шарады или в карты «на желание». Мужчины теперь охотней посещали ее вечеринки, и Тамара Ивановна чувствовала себя хозяйкой маленького уютного салона. Пусть провинциальный Костров – не блистательный Петербург, не шумная Москва, но и здесь можно развлекаться, ощущать себя почти просвещенной аристократкой, наподобие княгини Трубецкой или графини Муравьевой. Они и в далекой Сибири, куда были сосланы их мужья-декабристы, умели интересно проводить время.
Эти мысли тешили госпожу Зорину, проливали бальзам на ее ущемленное самолюбие и давали ей возможность хоть изредка прогонять скуку. Предстоящая вечеринка обещала быть особенно забавной.
– Так вы придете? – переспросила Тамара Ивановна Вершинину, которая еще не дала ответа.
– Я… даже не знаю. А Маша там будет?
– Ну, разумеется! Мария Варламовна – украшение нашего общества. Как же без нее?
– Хорошо, – обрадовалась молодая учительница. – Тогда я обязательно приду. Печенье испечь?
Ольга Степановна пекла очень вкусное печенье с маком, орехами и взбитыми белками – Зорина неоднократно имела возможность в этом убедиться.
– Испечь, испечь! Я вас жду в семь часов вечера, Оленька.
Тамара Ивановна положила трубку и задумалась. Список гостей еще не сложился окончательно в ее уме. Дам будет трое – она сама, Ольга Вершинина и Мария Симанская. А мужчин желательно пригласить на одного-двух больше. Тогда и хозяйке кавалер достанется – поневоле. Странно, но эта мысль совершенно не оскорбила Зорину: она была настолько поглощена вечерним «приемом», что для обид места не осталось.
Несмотря на возмутительную непрактичность покойного супруга, жилье Тамары Ивановны было вполне пристойное, хотя и без особых удобств – половина просторного деревянного дома на двух хозяев. Во второй половине обитала пожилая супружеская пара, с которой у Зориной сложились ровные, спокойные отношения. На зиму старики уезжали к детям, а ключи оставляли соседке. Так что три-четыре месяца в году Тамаре Ивановне вообще никто не мешал.
Ее половина состояла из трех больших комнат с двумя печами, кухни и застекленной веранды. В гостиной стояло коричневое немецкое пианино, диван, старинный овальный стол со стульями, горка с посудой и книжный шкаф. При этом середина комнаты оставалась пустой, так что места хватало и для застолья, и для импровизированных театральных выступлений, и для танцев. Именно здесь госпожа Зорина принимала своих гостей.
Она сидела на диване в глубокой задумчивости. Пора было на что-то решаться. Взвесив все «за» и «против», Тамара Ивановна приступила к делу. Поколебавшись минуту, она набрала номер Герца, владельца костровских бензозаправочных станций.
– Борис Миронович, – зазывно пропела она в трубку. – Мы решили сегодня собраться, скоротать за приятной беседой, за бутылочкой вина ненастный зимний вечер. Не составите ли компанию скучающим дамам?
Герц насторожился. Он умел читать подтекст и понял, что его приглашают без супруги. Что бы это значило? Борис Миронович был наслышан о вечеринках у Зориной, как костровское общество окрестило эти собрания, но его до сих пор ни разу не приглашали. Да он и сам не стремился – не его круг. Он уже раскрыл было рот, чтобы вежливо отказаться, но Тамара Ивановна произнесла волшебную фразу.
– Марии Варламовне будет приятно повидаться с бывшим одноклассником!
Герц почувствовал, как у него часто-часто забилось сердце и пересохло во рту. Там будет Маша? Он вспомнил, как мальчишкой прятался за углом магазина, ожидая, когда она выйдет из дому… Маша шла в школу, а он следовал за ней, замирая от счастья. В классе он украдкой смотрел на нее, но сразу отворачивался, если она ловила его взгляд. На школьных вечерах Борис ни разу не решился пригласить ее на танец, хотя мечтал об этом. Он и других девочек не приглашал, но не потому, что стеснялся, а из-за Маши Симанской. Он не сводил с нее глаз, не пропускал ни одного ее жеста, движения, поворота головы… Как он любил ее! Отрочество сменила юность, и любовь стала еще сильнее. А Маша тогда дружила с Андреем Чернышевым, курсантом летного училища, и не обращала внимания на Герца. Он сам понимал, что шансов у него никаких, но ведь сердцу не прикажешь.
– Так вы почтите наше общество своим присутствием? – напомнила о себе Зорина.
– Да, конечно, – против воли вырвалось у Герца. – С удовольствием.
Тамара Ивановна потерла руки – начало положено, и какое начало! Окрыленная, она набрала следующий номер, майора Морозова, который симпатизировал Ольге. Майор был разведен, и это делало его желанным гостем во многих домах Кострова.
Морозов согласился без лишних уговоров. Он выслушал Зорину и по-военному четко ответил, что будет непременно.
– Может, задержусь на службе, – извиняющимся тоном добавил он. – Опоздаю немного, но все равно приду.
Следующим должен был быть двоюродный брат Ольги – Сергей Вершинин, молодой офицер-связист, недавно прибывший к месту службы. Сергей, как и Ольга, родился в Кострове; здесь, через улицу, жили их родители, и, выучившись, брат и сестра вернулись в родной городок. Через Ольгу Вершинин познакомился с Марией Симанской и сразу в нее влюбился, несмотря на разницу в возрасте. Ей было почти двадцать девять, ему – едва исполнилось двадцать два года.
Этот факт сделал более раннее знакомство невозможным – когда Маша окончила школу и поступила в Псковский институт культуры, Сережа перешел в четвертый класс. Потом она вернулась, а он через пару лет стал курсантом военного училища связи. Так, живя в одном маленьком городе, они до сей поры не встречались. Увидев Машу Симанскую в гостях у сестры, Вершинин потерял голову. Он был молод, хорош собой, и несколько костровских девушек писали ему письма, пока он учился. На одной из них Сергей даже собирался жениться, но знакомство с Машей оказалось для него роковым.
Тамара Ивановна не сомневалась, что Вершинин охотно примет приглашение. Она не ошиблась.
Сергей выслушал ее и пообещал прийти: он отлично знал, что у Зориной раз-два в месяц собирается по вечерам интересная компания и там изредка бывает Маша.
После Сергея Тамара Ивановна позвонила Марии Симанской.
– Машенька, – подавляя волну неприязни, проворковала она. – Что-то меня тоска одолела. Развлечься хочу! Приходите сегодня вечером к семи часам, как всегда. Получится?
Симанская помолчала, обдумывая предложение. Долгие зимние вечера, когда за окнами метет снег, за печной заслонкой гудит пламя, а на душе кошки скребут, изрядно ей надоели. Мария Варламовна жила вдвоем с матерью в добротном деревянном доме, построенном покойным отцом. У нее были все условия для удачного замужества – жилье, приятная работа, красивая внешность, женихи, да и возраст подоспел, а она – ни в какую. Засела в ее сердце какая-то заноза – и не давала ей покоя. Знай Маша, что собой представляет эта заноза, давно бы выдернула ее с корнем. Увы! Сколько ни думала, сколько себя ни пытала – ничего. Мужчины ей нравились, она с удовольствием проводила с ними время, кокетничала и даже вступала в любовную, интимную связь… но как-то отстраненно, без души. А без души можно быть любовниками, но никак не супругами. Это Маша понимала так ясно, что у нее не возникало соблазна стать наконец замужней дамой. Оттого она и меняла кавалеров, чтобы никому не давать напрасной надежды. Оттого и была то холодна, то капризно-упряма, то зажигала своей пылкостью, то повергала в отчаяние своим равнодушием. Но одно несомненно – что-то в ней привлекало мужчин, причем самых разных возрастов, разных взглядов, разного общественного положения. Словно от нее исходила какая-то необъяснимая власть над ними… которой никто понять не мог, в том числе и она сама.
– Так вы придете, Машенька? – настаивала Зорина.
Мария Симанская должна была стать звездой сегодняшнего вечера, изюминкой, гвоздем программы. Она не могла отказаться. И она не отказалась.
Иногда неведомая сила влечет человека, и ни избежать, ни уклониться от ее зова невозможно. Невинные шалости оборачиваются невероятными последствиями, а веселые развлечения венчает трагический финал. Такова многоликая, непостижимая Жизнь… и обличья ее меняются, подобно дню и ночи.
– Хорошо, я приду, – ответила госпожа Симанская. – Если можно, не одна.
– Ну, разумеется, разумеется, моя дорогая! – чуть не подпрыгнула от восторга Тамара Ивановна. – Какие церемонии?! Берите с собой кого хотите! «Приятный баритон»? – хихикнула она. – Великолепно! Просто замечательно! Покажите же нам наконец вашего таинственного рыцаря!
Зорина ликовала. Вечер обещает быть потрясающим, даже лучше, чем она предполагала. Итак, остался неприглашенным еще один гость… Она немного подумала и решительно набрала служебный номер Андрея Чернышева. Гулять так гулять!
МоскваПосле разговора с сыщиком Тарасу Михалину захотелось выпить. Вообще-то он не баловался спиртными напитками – сначала это мешало спортивной карьере, а потом он привык к трезвому образу жизни. Правда, в частном бизнесе всевозможные презентации, банкеты, фуршеты и прочие мероприятия требовали обильных возлияний, но Тарас приспособился. Он пил в меру, столько, сколько мог. Трех-четырех рюмок водки или коньяка ему вполне хватало. После смерти Мартова его потянуло к хмельному забытью.
– Что со мной? – спрашивал себя Тарас. – Неужели я малодушен? Почему я прибегаю к такому презренному способу, как алкогольное опьянение? Я не справляюсь с ситуацией?
Самое нелепое было то, что прилюдно Михалин с возмущением отрицал свою причастность к убийству друга, тогда как втайне принимал на себя львиную долю вины. Ему казалось, будто бы он что-то просмотрел, не сумел чего-то предотвратить. Хотя чужая душа – потемки. Смысл этой избитой фразы только теперь начал доходить до Тараса.
– Разве ты был откровенен с сыщиком? – нашептывала Михалину совесть. – Ведь ты сам нанял его, чтобы он докопался до истины и отыскал убийцу. А разве ты с полной готовностью содействовал ему? Разве ты не скрыл от него нечто важное?
– Кое-что скрыл, – оправдывался Тарас. – Но не главное. Это не имеет отношения к убийству.
– Ты уверен? – не сдавалась совесть. – Не тебе решать, что имеет отношение к гибели Феликса, а что – нет. Ты обратился к профессионалу, пусть он и разбирается. Ты должен рассказать ему все.
– Я рассказал ему все, кроме…
После этих мыслей у Михалина появлялось желание выпить, и побольше. Он боролся с собой, с головой погружаясь в работу. Но как только появлялась свободная минутка, мучительные раздумья возвращались и терзали его с новой силой.
Чтобы отвлечься, Тарас позвонил своей любовнице. Их связь почти прекратилась, и уже пару месяцев они не встречались.
– Не хочешь пойти в баню? – без предисловий спросил он.
– В парную? – обрадовалась Анжела.
Ее отец был сирийцем, и Анжела унаследовала от него смуглый оттенок кожи, огромные глаза с длинными пушистыми ресницами, тонкие, выразительные черты лица. Она поражала своей по-южному броской, яркой красотой, но говорить с ней было сущим наказанием. Красавица была пуста, как тропический плод с выбранной мякотью.
Совсем недавно она вполне устраивала Тараса, и он называл ее настоящей женщиной – красивой, пустоголовой и легкомысленной, как бабочка. Михалин считал, что женщина предназначена для постели, любовных утех, рождения и воспитания детей и поддержания уюта в доме. Ожидать от нее философских рассуждений, а тем паче заставлять ее зарабатывать деньги – глупо и бессмысленно. Женщин-интеллектуалок и бизнес-леди он недолюбливал, так же как и женщин-спортсменок. У него было несколько романов с гимнастками, и они оставили после себя привкус горечи и разочарования. Эти целеустремленные дамы с железными мышцами напрочь отбили у него охоту вступать с ними в любовную связь. Их секс походил на нечто среднее между прыжками на батуте и упражнениями на бревне. Ни то ни другое не доставляло Тарасу удовольствия.
Анжела работала косметологом в салоне красоты «Стиль», и это занятие служило ей не столько источником средств существования, сколько способом времяпрепровождения. Она была дочерью обеспеченных родителей и могла позволить себе бездельничать, если бы не ужасающая скука.
Тарас познакомился с Анжелой на презентации одной французской косметической фирмы, и они сразу начали встречаться.
– Тебя не тошнит от ее болтовни? – спрашивал его Феликс. – Она трещит без умолку, как глупая сорока. Я тебя умоляю, никогда не приводи ее с собой!
– Не буду, – без всякой обиды соглашался Тарас.
Они с Мартовым понимали друг друга, уважая не только сходство, но и различие своих взглядов.
Анжела влюбилась в Тараса Михалина с первой встречи – она всегда мечтала о таком мужчине: рослом, сильном красавце, неутомимом в сексуальных играх, да к тому же еще и умеющем зарабатывать. Ленивые плейбои на содержании у обеспеченных дам ее не прельщали. Так же, как изнеженные мальчики, расфуфыренные, балующиеся наркотиками и проматывающие деньги родителей по ночным клубам и казино. Связываться с бандитами, с братвой Анжела просто боялась. Такие ребята, разъезжающие на дорогих машинах, по малейшему поводу вытаскивали из карманов стволы и «решали проблемы» старым, как мир способом. Они и с женщиной церемониться не станут.
Полукриминальная среда отпугивала Анжелу, в круг знаменитостей она была не вхожа, сыновья богатых папиков вызывали у нее неприязнь своей полной зависимостью, несамостоятельностью. А Тарас Михалин – как раз то, что надо. Главное – он потрясающе красив. Девчонки просто остолбенели, когда он однажды зашел за ней в салон.
Сначала отношения Анжелы и Тараса складывались как нельзя лучше – легко, весело, изящно. Он приглашал ее на речные прогулки, за город, дарил дорогие, изысканные подарки. Свою первую ночь они провели на даче Феликса в Марфине. Так продолжалось около года, а потом… Тараса словно подменили. Он стал каким-то задумчивым, молчаливым. Анжела старалась развеселить его, а он только сильнее хмурился. Они перестали кататься по реке и в Марфино ездили не каждое воскресенье, а когда получится. Анжела с ужасом подумала, что Тарасу становится с ней скучно. Ну, чем они занимаются? Гуляют, едят, пьют, болтают о разной чепухе, занимаются любовью… всегда одно и то же.
Мысль о том, что мужчину придется удерживать, никогда не приходила в ее ветреную головку. Но она слишком привязалась к Тарасу, привыкла к его горячим ласкам, к его галантной, уважительной манере поведения, к его щедрости. Он ничего от нее не требовал, не воспитывал ее, не поучал, ни к чему не принуждал. Их отношения были простыми и приятными… без излишних выкрутасов, без ревности, без взаимных упреков. Они оба знали, чего хотели друг от друга. По крайней мере, они так думали.
– Пригласи меня в театр! – однажды попросила Анжела.
– Куда? – удивился Тарас. – Я не ослышался? Ты хочешь пойти в театр?
– Да, а что тут такого?
– Зачем, позволь спросить? – с неприятной улыбкой поинтересовался он. – Новое платье надеть некуда?
Анжела растерялась. Она не знала, зачем ей нужен театр, где она и получаса выдержать не могла – ее начинало клонить в сон, а челюсти сводило от зевоты. На самом деле она хотела привнести что-то новое в их взаимоотношения, которые, как она чувствовала, дали маленькую, пока невидимую трещину. Но как объяснить это Тарасу?
Она забормотала нечто невразумительное, а он смотрел на нее такими глазами… такими… будто впервые ее увидел. Анжела долго потом вспоминала этот его взгляд и гадала – что же случилось, что между ними произошло?
С тех пор возникшее словно бы ниоткуда отчуждение между ними постепенно росло. Тарас уже не отвечал ей радостно, когда она звонила ему, а разговаривал холодно, иногда скрывая раздражение. Даже его ласки стали другими – из них ушла нежность. Они все еще встречались время от времени, но эти встречи носили характер привычки, от которой сразу не откажешься.
Анжела набралась решимости и устроила Тарасу скандал, который положил конец из связи. Такого она не ожидала – думала, покричит на него, поплачет, он раскается, попросит прощения, и все пойдет по-старому. Но вышло иначе.
Тарас молча ее выслушал, подумал немного и сказал, что Анжела совершенно права – им лучше расстаться.
– Как?! – опешила она. – Почему? Ты больше не любишь меня? Поиграл, и хватит?
– Между нами никогда любви не было, – спокойно, невозмутимо ответил Тарас. – Ну, что это такое? О чем ты говоришь?