По-прежнему не сводя с меня внимательного взгляда, пират поднес мои руки к губам и что-то зашептал, быстро, неразборчиво, точно молитву. Почти сразу неадекватно скрюченные фаланги прошило мелкими электрическими разрядами, разбежавшимися по венам, и, наполняясь изнутри удивительным теплом, они, наконец, расслабились.
Горячие пальцы, осторожно, по очереди массируя то одну, то другую стремительно теплеющую ладонь, бережно уложили пострадавшие конечности мне на колени и Деметрий мягко поинтересовался:
– Руки чего не бережешь, балбес? Эдак без пальцев остаться можно! – И, отстранившись, негромко закончил, едва заметно улыбаясь, – Не злись на меня, ассистент. Я должен был понять степень честности, с которой вы просите нас о помощи. Понимаешь, не вы первые умоляете нас о займе. Вернее, конкретно меня. Я в курсе о том, что творится в Столице, и в курсе, что очень многие сейчас пытаются воспользоваться бедственным положением и разбогатеть на чужом горе. Лео говорил мне о ситуации, сложившейся в вашей клинике, и я уже пообещал ему помощь, малыш. Документы – лишь формальность. Но у меня оставались некоторые подозрения, касаемо честности, выданной мне информации. А ты… Ты же совершенно не умеешь врать, ребенок. Мне даже немного мерзко, что пришлось так тебя пугать, но теперь я уверен – Лео был честен. Я помогу вам. Эви мне как сын и одно это – повод пойти вам навстречу…
Не закончив мысль, капитан легко поднялся на ноги, и, вновь вернувшись за стол, вынул из папки несколько листов. Еще раз изучил документы сверху донизу и, утвердительно кивнув, потянул за цепочку висящий на шее странный амулет. Сжал плоскую, небольшую пластинку между ладонями, дожидаясь, пока она вспыхнет неярким синеватым светом и, осторожно перехватив артефакт пальцами, поочередно приложил его к выбранным бумагам.
Поняв, что отпечаток этой штуки, по всей видимости, заменяет капитану роспись и скорее всего, она появилась на втором экземпляре документа, лежащего на столе в кабинете Леорана, я облегченно выдохнул – все получилось. Вздох получился едва слышным, однако капитан, бросив на меня через плечо озорной взгляд, рассмеялся:
– И как тебя в хирурги пустили, нервного такого? Ты и пациентов так же боишься?
Я, наконец расслабившись, позволил себе улыбнуться в ответ и негромко пояснил, чувствуя разливающиеся внутри волны гордости и удовлетворения:
– Чуткий врач – хороший врач. Да и пациенты обычно не рычат на меня, как ненормальные и в небо не уносят, как ястреб – цыпленка. И тем более не пытаются прибить мною кого-нибудь из своих знакомых!
Фаанмико тряхнул головой и выпрямился, подавая мне папку:
– Готово, малыш. Принимай, проверяй! Все везде подписано, все точно и по унциям, как в аптеке, – насмешливо осклабился он и вспрыгнул на стол, решив, видимо, использовать его в качестве сиденья, – И вот только не говори, что тебе не понравилось летать! Ты же едва не взорвался от восторга, чудак…
Я, чувствуя его неотрывное внимание, осторожно открыл папку и бегло прошелся по цифрам и датам. Нашел глазами подпись капитана и изумленно заморгал – в нужной графе элегантным, почти каллиграфическим почерком была выполнена самая настоящая авторская роспись. Поднял голову, уже набирая в грудь воздуха для вопроса и почти стукнулся носом о протянутый мне стакан с ароматной янтарной жидкостью:
– Много, где и много кто требует мой автограф, малыш, а я слишком ленив, чтобы писать. Угощайся! Сделки принято обмывать, а страхи – успокаивать. Не бойся, это «каррайдо», что-то вроде рома, но с добавлением трав и специй. Секретный рецепт расы верманджи – он усмехнулся, – Не отравлю, попробуй. Тебе явно нужно выдохнуть, приятель!
Я бережно принял угощение, сомкнув все еще ноющие пальцы на прохладном тяжелом стекле и поднес стакан к носу, вдыхая знакомый пряный запах. Задумчиво перечислил:
– Полынь, эрминг, златорог, вьюнковая мята и золотой перец?
Пират, перехватив мой взгляд, лукаво улыбнулся и качнул головой, наполняя помещение мелодичным звоном украшений в волосах:
– Верно, малыш, все верно, кроме полыни… Полынный запах идет не от стакана, – загадочно произнес он и, протянув руку, коснулся чего – то за моей спиной, отозвавшегося гулким металлическим звяканьем. Я поспешно повернулся на звук – прямо над моей головой, скрытая хитро прилаженными досками отделки, слабо дымилась маленькая, бронзовая курильница. Ноздрей вновь коснулся горьковатый, завораживающий запах. Я обернулся к капитану, удивленно округлив глаза.
Ответ пришел незамедлительно:
– Моя раса и моя стихия, скажем так, слегка конфликтны, – Деметрий, по обыкновению, смотрел мне в глаза, чуть склонив голову, отчего и без того пристальный взгляд ощущался острее клинка, – Полынь является чем-то типа катализатора, громоотвода. Поэтому я постоянно то обнимаюсь со всевозможными окуривателями, то плещусь в ней, то на себе таскаю. Поэтому и пропах ею снизу доверху…
Я задумчиво хмыкнул, по привычке взъерошив на затылке волосы и отвел взгляд. Катализатор… Да, что – то подобное мне рассказывал и Лео, когда упоминал магов Огня и Крови. Оборотень не может принять в себя агрессивные стихии, так как его Сила совершенно точно выйдет из-под контроля. Но процесс утраты сознания можно было задерживать, и такими вот барьерами были некоторые травы, металлы и камни: серебро, гагат, фатамани, полынь и злоуст – невысокий жесткий кустик с синеватыми листьями, обитающий на островах одной из северных планет Империи, носящей гордое имя «Альватер». Многим из рас-оборотней, таким, как верманджи, тейминги, асахину, в этом серьезно помогала и собственная Сила их Рода, впитанная с молоком матери. Но катализаторами пользовались все оборотни, от мала до велика.
От потока мыслей, доводов, фактов и вопросов меня отвлекло звяканье стекла о стекло и внезапно потяжелевший в руках стакан. Капитан вновь, плавно подтянувшись на руках, вспрыгнул и удобно расположился на столешнице, весело поблескивая янтарными зрачками, а я вдруг ощутил на губах знакомую уже, вязкую горечь и понял – уйдя с головой в свои рассуждения я, неожиданно для себя, опустошил чашу.
По телу разлилась уютная усталость и я впервые за эти несколько часов позволил себе расслабиться и откинулся на спинку кресла, наконец осмелившись посмотреть в глаза собеседнику. Тот с любопытством наблюдал за мной, грея в ладонях бокал с плещущейся внутри ароматной жидкостью, играющей на стенках золотыми бликами. И, неожиданно для себя, я вдруг поинтересовался:
– Терр капитан, почему вы предпочли море Огню? Стихия, живущая в вас разве что слепому не заметна!
Фаанмико слегка нахмурился, задумчиво водя большим пальцем по ободку стакана и медленно, точно говоря сам с собой, ответил:
– Эта магия могла многое изменить, исказить, малыш. Она безумна, свободолюбива и не терпит снисхождения и фривольности, – он вдруг расцвел невероятной своей улыбкой и закончил, – Как я сам! Такой стихии нужен тот, кто будет ее удерживать, а не потворствовать ее жестокости. Море в этом плане мне ближе – нас с ним влечет именно друг к другу, а не вместе и в одном направлении. Огонь – это ярость и мощь, а море… Море, это свобода, ассистент Макс. Чистая свобода, без примесей!
Глаза капитана горели, словно два маленьких солнца, то наполняясь блеском расплавленного золота, то становясь почти карими и я затаил дыхание, подчиняясь этому низкому, бархатному голосу, который словно бы звал навстречу той самой свободе, даря ее мне, как ребенку дарят сказку. В голове слегка зашумело не то от непривычно крепкого алкоголя, не то от внезапной волны радости, теплыми мурашками раскатившейся внутри, и я на миг представил себе Свободу так, как видел ее сидящий напротив пират – нежно укрытую морскими ветрами и поднятую к небесам волнами шторма, опаленную до черноты южным солнцем и пропитанную до самого нутра ароматами полыни и рома. Я улыбнулся, удивленно понимая, что опять забыл дышать и сделал глоток из стакана, ставшего почти горячим в крепко сжимающих его пальцах.
Раздавшийся снаружи вопль:
– Твою мать, кто отдал приказ поднять бочки на борт! Живо найдите мне этого сукина сына, якорь ему в…! Сколько раз было повторено капитаном, куда вы эти бочки должны себе засунуть и когда! Разгружай, собаки, пока я вам … в … не загнал по самые гланды!
– Так ну, терр боцман, это прямое распоряжение терра штурмана было, мы думали… – громко и испуганно загомонили сразу несколько голосов, а следом раздался хлесткий удар и грохот, словно с неба уронили на палубу огромный камень. Кто – то заорал и заматерился, где – то зазвенела сталь и вновь что-то с неимоверным грохотом обрушилось, заставив палубные доски низко загудеть
Капитан на секунду спрятал за темными ресницами, вновь ставшие алыми, зрачки и соскочил со стола. Улыбнулся, удержав меня за плечо на кресле:
– Отдыхай, малыш, ничего сверхъестественного не происходит. Пока ты в этой каюте – тебе сам черт морской не страшен, помни! – и, насмешливо сощурив глаза, летящим своим, быстрым шагом вышел за двери.
Снаружи, буквально в толику секунды, воцарилась резкая тишина, после чего незнакомый хриплый голос рявкнул во всю мощь легких владельца:
– Капитан на палубе!
И нестройный, но дружный хор голосов оглушительно проорал незнакомое мне слово: «Йораннгхар!», заставив стены каюты вздрогнуть.
Корабль качнуло и дверь, неплотно прикрытая пиратом, захлопнулась, отгораживая меня от происходящего снаружи уже окончательно. Как бы я не прислушивался, до меня долетали лишь обрывки голосов и звуков, точно сам корабль, не доверяя чужаку, оберегал от меня секреты своей команды. Вздохнув, я вновь откинулся на спинку кресла и, машинально сделав еще один глоток чудесного напитка, повторно обвел взглядом каюту, остановившись на портрете незнакомого юноши. В теплом свете огней он дышал и улыбался, словно живой, нежно-сиреневые глаза манили к себе, не давая оторваться и я, словно в трансе, поднялся с кресла и осторожно приблизился к еще одной чудесной тайне капитана Фаанмико.
Неведомый художник, казалось, вложил в портрет душу. Или продал ее Дьяволу, насыщая тонкие черты идеально прорисованного лица неведомой, необъяснимо сильной магией. Цвета и оттенки смешивались и переливались на холсте, точно радуга после дождя, то становясь пастельными и почти бесцветными, то вдруг взрываясь бешеной гаммой огненных брызг. Мальчишке на портрете сложно было дать старше семнадцати лет, но вот взгляд – теплый, по – взрослому уверенный и спокойный делал его старше, как минимум, в два раза. Я опустил глаза в правый, нижний угол, ища подпись художника. Взгляд наткнулся на выполненные черной тушью строки: «Риор, ин’хьяго ле вьордиен ди’жерр меленгри ауэй…»
Незнакомый, певучий язык удивил меня. Изящные, странного вида символы, сложившиеся в относительно понятный текст, напоминали эльфийскую вязь, но было в них что – то строгое и законченное, что делало их резко непохожими на буквы эльфийского алфавита, который я хоть немного, но знал. Не удержавшись, я протянул руку и осторожно коснулся надписи кончиками пальцев, удивляясь неведомо откуда взявшейся тоске, словно камнем придавившей сердце, заставляя его биться вдвое чаще обычного.
– «Риор…» – голос капитана, раздавшийся от двери, был неожиданно пронизан нотками едва уловимой в бархатных обертонах печали. Я не стал оборачиваться, необъяснимым образом поняв – не это сейчас нужно пирату, неприятно будет этому незаурядному существу мое внимание и сочувствие. А Фаанмико, приблизившись ко мне со спины, закончил фразу, – «…и вечность не так страшна там, где есть ты». Это язык ваальсири, ледяных эльфов. Его язык. Его звали… зовут Риор Теннеригу.
Я, словно зачарованный, вновь протянул руку к портрету и тут же почувствовал, как обхватили запястье горячие пальцы:
– Не трогай, малыш. Не стоит… – пират, мягко отпустив мою руку, отошел к столу и залпом опрокинул в себя содержимое терпеливо дожидавшегося его стакана.
Я, помедлив, снова взглянул в удивительные глаза ангела на портрете и вернулся в кресло. Взглянул на капитана, который замер, глядя куда-то поверх моей головы и, осмелившись, негромко спросил:
– Он… Умер, да? Риор? – верманджи вздрогнул, приходя в себя и отрицательно покачал головой. Я облегченно вздохнул и улыбнулся ему, – Красивый портрет. Тот, кто его писал, должно быть, настоящий мастер своего дела. Не подскажете, чье это творение? Кто художник?
Фаанмико тихо, невесело рассмеялся. Подтянул из-под стола носком ботинка свежую бутылку невероятной своей амброзии, ловко подкинул ее на уровень глаз и, сделал большой глоток прямо из горлышка. Задумчиво покачал емкость в ладони и, наконец, ответил:
– Я, малыш. Я…
Монолог Д. Фаанмико
Как часто, глядя в небо, мы думаем о прощении, смерти, истине? Согласитесь, это редкое явление. Почему? Сейчас начнутся массовые словесные излияния на тему бессмысленности высоких материй в быту и прочее искристое, пафосное и совершенно ложное. На мой взгляд, нам просто страшно. Страшно представить, как мы будем умирать, страшно подумать, где сейчас тот самый, единственный человек, чье прощение стало целью всей жизни, страшно услышать то, чего боялся много лет, потому что правда – это, черт возьми, больно.
Вот и думаем мы, всматриваясь в иссиня-черную мглу, обо всяких банальностях – где найти подходящую бухту и дождаться отлива для кренгования, как бы возродить назад клан Черных капитанов, ибо от него было чертовски много пользы, на каком из островов, наконец, выпустить команду развеяться, пока эти морские бесы не перегрызли друг друга…
Да, мы – это я и трое моих братьев: шерстяной, рогатый и крылатый. А вы надеялись, что я сейчас тоже начну плеваться во все стороны внутренним миром? Нет, не сегодня, пожалуй.
Палуба привычно согревала спину под тонкой тканью рубашки, даря ощущение защищенности и покоя. Рокассиодрия, мягко бегущая вперед, мерно раскачивалась, словно танцуя контрданс в ритмично вздымающихся волнах Фальфаярского моря. Звездное небо черной тенью расчерчивали ломкие очертания бизань-мачты и слышались неподалеку тихие шаги и дыхание рулевого, терпеливо несущего последние часы ночной вахты в ожидании, когда сменят его-бедолагу, на этом ответственном посту.
Где – то внизу переговаривались вахтенные, искренне думая, что делают это тихо и замер, точно мраморная статуя, тонкий силуэт, черное пятно на фоне бескрайних небесных просторов – Элоиз там, наверху, внимательно вглядывается вдаль, режут морскую гладь удивительные оранжевые драконьи радужки, для которых не существует слов «ночь» и «темнота». За то и держу, хех…
Безумно люблю эти последние, предрассветные часы ночной пляски наперегонки со временем, когда кажется, что весь мир вокруг тебя замер и дыхание корабля становится твоим, а биение волн о дерево борта заменяет пульс крови в жилах. Свобода, данная свыше, подаренная и не отнятая никем и ничем. Это и несет в себе слово «Море». Это и есть я. Все мы. Это и есть Рокассиодрия.
Негромко скрипнули доски мостика совсем рядом с моей головой и я улыбнулся, встречаясь взглядом с мягко светящимися в темноте, изумрудными зрачками присевшего на корточки Виниара:
– Не спится, брат? До начала твоей вахты еще часа три есть, отдохни, завтра будем идти через Драконью пасть, нужно быть в состоянии воспринимать реальность… – Я приподнялся на локтях, отбрасывая за спину волосы.
Штурман неопределенно пожал плечами и негромко ответил, осторожно протягивая мне выпавший из косы амулет:
– С нами связался главный врач ЦКИ, отделения какой-то там необычной хирургии. Ну, куда у нас Эвиар попал не так давно, помнишь? – Он внимательно, почти моим жестом, заглянул мне в глаза и продолжил, – Просил передать, что курьер с документами на кредит их отделению отправится завтра на остров Мельсири, где будет ожидать нас в бухте «Два Серпа».
Я задумался, машинально переплетая косу. Мельсири… Остров, окруженный грядами рифов и скал, опутанный сотнями подводных тоннелей, небольшой и малонаселенный. Бывали, знаем. Вдоль позвоночника пробежала дрожь, когда в голове, словно на экране фонвизора, побежали картины – красивый и теплый, этот остров, защищенный со всех сторон острыми клыками скалистых гряд, нес огромную опасность каждому кораблю, желающему причалить к его гостеприимным берегам. И это жгло изнутри сумасшедшей волной нетерпения, радости и азарта – я люблю и всегда любил принимать вызов, бросаемый мне Богом морей. Странно только вот что – почему Лео выбрал именно Мельсири, почему решил отправить курьера вместо того, чтобы прибыть самому, почему вообще обратился со всем этим именно ко мне. Когда мы впервые оговаривали этот вопрос несколько недель назад, я полагал, что он проведет переговоры лично и, признаюсь, очень его ждал.
Ладно, разберемся! Я поднялся на ноги, на секунду притянул к себе по-утреннему расслабленного и спокойного Ниара, зарылся пальцами в терпко пахнущие морской солью и ветром волосы:
– Пойдем тогда навигацию налаживать, раз уж не спишь! Негоже будет заставить нашего гостя ждать на берегу… – штурман улыбнулся, по – мальчишески тряхнув головой и, привычно вывернулся из рук. Обошел удивленно обернувшегося рулевого и словно расцвел, направляясь к своей драгоценной обители, в которую он с крайней неохотой пускал даже меня. Навигационная рубка была его детищем, вышколенным и выверенным до сантиметра и каждый из приборов, в ней находящихся, этот худощавый парень с весенними глазами знал, как буквы своего имени, оберегая их, словно детей и гневно шипя на любого, кто протянет к ним лапы.
Я хмыкнул, чувствуя, как начинаю улыбаться и пошел следом, откровенно любуясь летящей, мягкой поступью парня и вьющейся гривой, слегка растрепанной ночным хулиганом-ветром. Да, терр штурман, веревки ты из меня вьешь, верная птичка на плече капитана, мой брат и друг. И пусть меня сожрет гигантский кальмар, если я хочу иного. А пока – держим курс на Мельсири! И где-то внутри подсказывает мне внутренний демон – это «жжж» неспроста!
…
– Здравствуйте, терр Фаанмико, в чем дело?
Изящная, белокурая девушка-секретарь подняла от кипы бумаг серьезные, серые глазищи и смущенно зарделась, едва встретившись со мной взглядом. Что же, ситуация привычная, человеческой девчонке противостоять моей магии крайне сложно. Я слегка поклонился, чувствуя, как вползает на лицо усмешка – забавная деваха, маленькая, пугливая, но исполнительная. Вон как замерла, ожидая, чего я ей скажу.
Я покосился на плотно прикрытую дверь в кабинет главного врача клиники:
– Терр Леоран на месте? Я – опекун раненого парня, которого к вам сегодня доставили. Хотелось бы обсудить с вашим начальником некоторые детали лечения.
Девчонка подорвалась с места, с явным облегчением отвернувшись от меня и практически побежала выполнять просьбу, на ходу тараторя:
– Да, конечно, одну минуточку, сейчас я доложу Мастеру о вас! Присядьте пока, терр главный врач в это время очень занят, прошу, подождите!
Дверь, стремительно распахнувшая створки, едва не влепила бедной секретарше по лбу, заставив отпрыгнуть назад и наружу выглянул высокий мужчина в медицинской, стерильной маске и зеркальных защитных очках. Длинные, практически до поясницы, пепельно-серебристые волосы собраны в небрежный хвост, светло-голубой хирургический костюм идеально сочетался с белым халатом, а из нагрудного кармана деликатно выглядывал кончик темно-синей авторучки
Я изумленно поднял брови – ладно халат, я даже могу понять наличие маски, но очки-то зачем? Боится, что сглазят? Что за маскарад такой?
Заметив мой взгляд, мужчина на секунду обернулся, приветливо мне кивнул и окликнул секретаря:
– Эдриа, милая, сколько раз тебе говорить – не стоит заходить через эту дверь! И гостей, не относящихся к министерской братии, в нее впускать тоже не нужно, – голос главврача, мягкий, бархатный, с легким акцентом, запустил по рукам и спине приятные мурашки. Я почувствовал, как тело вдруг подалось вперед, словно пытаясь впитать в себя эти удивительные обертона и повторно удивился. Не бывало со мной подобного до сих пор.
Мужчина, тем временем, вновь обернулся на меня:
– Я полагаю, вы и есть терр капитан Деметрий Фаанмико? Проходите в конференц-зал, вон в ту дверь, я сейчас подойду. Необходимо завершить некоторые дела, кои не требуют отла…
Парень, охнул, поперхнулся и едва не рухнул на пол, когда, схватив за руку, я без колебаний потащил его следом. Рывком распахнул указанную дверь и, шагнув внутрь, втянул Леорана за собой. Парень, отчего-то, совершенно не сопротивлялся. Покорно вошел, огляделся и аккуратно прикрыл изнутри дверь. Молча прошел мимо меня и, запрыгнув на огромный стол для совещаний в центре комнаты, удобно уселся на столешнице.
– Вы что-то хотели со мной обсудить, терр капитан? Я весь внимание, – в голове странного доктора зазвучала улыбка и я снова поймал себя на мысли, что нестерпимо хочу сорвать с него очки и, наконец, увидеть, что за чудо прячется подо всей этой защитой. Мужчина тихо рассмеялся, очевидно поняв мой взгляд и пояснил, – Я не стану разоблачаться, с вашего позволения. Видите ли, моя раса – солнечные вампиры дайуману – имеет ряд противоестественных особенностей. Мы питаемся людским восхищением, страстью, любовью. И для этого матушка – Природа наградила нас сильнейшей магией притяжения, которая срабатывает, стоит кому-либо посмотреть нам в лицо, заглянуть в глаза. Вы же не хотите начать сходить по мне с ума, верно?
Я изумленно поднял на него взгляд. Чего? Дайуману? Легендарная раса, которая, если верить книгам, сгинула вместе со своей планетой – Тимьериа больше тысячи лет назад? Бред какой! Руки поневоле сжались в кулаки – эти мне врачи, вечно что-то мутят, придумывают, и врут по поводу и без!
Леоран тем временем негромко продолжил:
– Честно говоря, я и сам хотел кое-что с вами обсудить. Но сперва по вашей проблеме – если вы хотите узнать о состоянии вашего подопечного, то краткий вердикт таков – мальчишка потерял много крови, нож вошел в правую долю печени, задел крупные сосуды. Поразительно, как вы вообще довезли его живым. Это чудо, не иначе! Я лично оперировал его сегодня и могу сказать – масштабы катастрофы серьезны, но шансы у парня есть и огромные. Организм молодой, к тому же у его расы довольно высокая регенерация тканей. Справится, я полагаю!
Складно поет коновал, заслушаться можно! Ну да плевать, если он действительно так гениален, как о нем говорят, пусть хоть сыном Императрицы себя называет, главное, чтобы работу свою знал. Я кивнул:
– Хорошо, терр Леоран, я вас услышал, делайте, что должны… И еще, я могу увидеть его?
Врач отрицательно покачал головой:
– Придется потерпеть, друг мой, юноша сейчас находится в бессознательном состоянии. И к тому же, ему требуется покой и непрерывное наблюдение персонала. Боюсь, пока встречу организовать я вам не смогу. А по поводу лечения – возникают некоторые затруднения, – мужчина на секунду отвернулся, тяжело выдохнул сквозь зубы какое-то ругательство и продолжил, – Видите ли, в чем дело, терр капитан. В связи с некоторыми неприятными лично для меня и для всех нас обстоятельствами, обеспечить пациентам полное лечение и достойный уход наша клиника в данный момент не в состоянии. Посему нам приходится идти на опрометчивые шаги и брать займы у.… кхм, скажем так, не совсем официальных спонсоров. Я уже обратился с этим вопросом к Главе Гильдии наемников и представителям Клана ликвидаторов. Теперь прошу помощи еще и у вас. Займ в пятьсот тысяч необходим клинике буквально на один год. Надеюсь, вы сможете оказать нам эту услугу, уважаемый терр Фаанмико.
Вот так номер! Нет, я слышал, конечно, что после смены Верховного правительства Империи, многие организации оказались без гособеспечения, и в Столице, да и не только, царил полный хаос. Но чтобы власти прекратили финансирование больниц? Немыслимо!
Однако, сидевший передо мной мужчина был невероятно серьезен и, кажется, не лгал. Я задумался: с одной стороны, пятьсот тысяч – деньги немалые и это, пусть и незначительно, но ударит по бюджету что Рокассиодрии, что моих земель. Но с другой – иметь в должниках такого, как Леоран – великого гения, известного на всю Империю, личного врача Императрицы? Черт возьми, это невероятно заманчиво. Вот только…
Я, чувствуя, что начинаю улыбаться, сделал шаг навстречу испуганно шарахнувшемуся медику:
– В целом, я понимаю вашу ситуацию, терр главный врач. Бедлам в Империи коснулся нынче многих. Вот только – как я могу доверять тому, кого даже в лицо не вижу? Неравноценный обмен, вам не кажется?
Мужчина дернулся, пытаясь увернуться от моей руки, но было поздно. Пальцы ловко схватили плотную серебристую дужку очков, и я стремительно сдернул их с носа врача. И замер, не в силах пошевелиться и вдохнуть…
На меня, чуть прищуренные из-за внезапно яркого света, смотрели глаза ангела. Большие, немного вытянутые к вискам, обрамленные густыми, длинными темными ресницами, с яркими радужками, цвета расплавленного серебра. Парень, негромко охнув, попытался заслониться рукой, но я крепко перехватил изящное запястье и вновь впился взглядом в это неземное великолепие. Второй рукой осторожно отвел от лица Леорана мягкую ткань маски. Надо же, совсем еще молодой, с поразительно тонкими, но твердыми чертами лица, в углах губ залегли небольшие морщинки – парень явно часто улыбается.