Опасайся взгляда Царицы Змей
Вечером, когда все разошлись и дом опустел, Сергей решил, что необходимо поесть чего-нибудь, особенно Нине. Она выглядела ужасно: бледная, измученная, одурманенная лекарствами, с черными тенями под глазами. Он порылся в холодильнике, нашел сосиски, сыр и большие куски торта, сварил кофе.
– Съешь хотя бы немного, нам предстоит много работы.
– Да… – Нина отвечала вяло и безучастно. – Ты поможешь мне продать картины?
– Конечно. Что именно ты решила продать?
– Все! – Она смотрела куда-то в пустоту за окном.
– Не понял…
Сергей подумал, что он ослышался.
– Я хочу продать все! Картины, рисунки, наброски, эскизы… Хочу от всего избавиться. Даже от личных вещей Артура. Чтобы ничего не напоминало мне об этом кошмаре. Сережа! – из ее опухших глаз вновь полились слезы. – Последние годы мы прожили как в страшном сне. Что происходило с мужем? Ты можешь мне ответить?
Горский покачал головой.
– Вот и никто не может… – она помолчала. – Он не спал ночами, все смотрел какие-то свои «видения». Может, это были галлюцинации? Бред расстроенного мозга? Но если бы не они… то не было бы его картин. Ни «Искушения», ни «Лесных ведьм», ни «Царицы Змей», ничего… Он находил свои сюжеты внутри себя. Я перестала его воспринимать как того Артура, с которым мы целовались на Невском белыми ночами. Он говорил, что Петербург – город призраков. Пожалуй, он уже тогда был странным, только я этого не замечала…
Ей хотелось рассказать об Артуре все, что накопилось в душе тяжким грузом, выплеснуть свою боль, освободиться. Она говорила, плакала, вздыхала, снова говорила и снова плакала… Горький поток слез и слов иссяк только к утру.
Сергей помог ей лечь в постель, подождал, пока она уснет, и сел писать статью об Артуре Корнилине и его творчестве. Работа предназначалась для французского журнала. Ему необходимо было чем-то заняться, переключить внимание.
Нина рассказала, что Артур предчувствовал свою смерть. Перед выставкой он несколько раз заводил с ней разговор о том, что с ним может случиться плохое.
– Тогда ты бросай все и беги, – говорил он, нервно вздрагивая и оглядываясь. – Беги!
– Куда? Зачем?
– Не знаю куда. В глушь, где никто не найдет. А то они и до тебя доберутся!
Ей казалось, что он сходит с ума. Или они оба потеряли ощущение реальности.
– Кто? Что им от нас надо? Артур, прошу тебя, расскажи мне все…
Но он не пускался в дальнейшие объяснения, только давал советы: сменить фамилию и никому, ни одной живой душе не оставлять нового адреса.
– Но, ради бога, Артур, почему? Что происходит? Тебе кто-то угрожает?
– Они нашли меня. Как им это удалось? Что их навело на след? Если бы я знал!
Сергей вспомнил, какое впечатление произвела на Артура золотая подвеска, которую он привез из Франции. Корнилин так и не сказал ему, где видел такую же.
– Погоди, ты ведь нарисовал ее… «Натюрморт с зеркалом»! Значит, видел?
– Ну, допустим, видел. Во сне… – прошептал Артур, оглядываясь. Эта его новая привычка здорово бесила Горского.
– Ладно, – он кивнул головой. – Во сне так во сне.
– Или не во сне… Я запутался! – Артур смотрел на свои руки, которые мелко дрожали. – Ко мне тут черный человек приходил… Как к Моцарту!
– Что? – Сергей не сразу понял, о чем речь. Моцарт и Сальери! Гений и злодейство. Вот оно что! Милейший Артур возомнил себя великим маэстро? Или это такая разновидность сумасшествия – мания величия?
Он попробовал пошутить:
– Черный человек, насколько я понял, заказывал Моцарту «Реквием». А ты по музыкальной части не того… не умеешь. Что ж он от тебя хотел в таком случае?
– А того же, что и ты. Где я видел то, что пишу? Он чуть душу из меня не вынул! За горло взял, мягко так, как цыпленка… и давай душить! Сам не знаю, как от него отделался. Что-то несусветное ему наговорил со страху! Но он мне не поверил. Ушел… и пообещал вернуться.
Все это пришло Сергею в голову, когда Нина изливала свое горе, недоумение и обиду на Артура, на жизнь, на все. Она не понимала, почему это произошло с ней? Все должно было сложиться не так. Прекрасно и счастливо.
– Нина, а ты не помнишь, к Артуру приходил кто-нибудь… – он хотел сказать «подозрительный», но удержался. Впрочем, женщина поняла, что его интересует.
– Однажды я пошла к портнихе и вернулась домой раньше обычного. У Артура кто-то был. Вообще-то я не любопытна, но в тот раз… – она замялась. – Мне захотелось подслушать, о чем они говорят. Не знаю почему. Всего разобрать не удалось. Мужской голос требовал у Артура «не лезть в чужие тайны».
– Ты уверена?
– Да, эта фраза повторялась несколько раз, про «чужие тайны». И еще. Что Артур за это поплатится. Что мы оба получим по заслугам. Разговор мне ужасно не понравился, и я решила посмотреть, кто это. Выход у нас в доме один. Вот я и пристроилась у окна так, чтобы дверь входная была видна. Только ничего не получилось.
– Почему?
– Не знаю. То ли заснула, то ли отвлеклась. Глядь, времени уже много. Голоса давно стихли, а никто так и не вышел. Поискала Артура, а он на кухне сидит, коньяк пьет, злой такой, взъерошенный. Аж подскочил, когда я вошла. «Ты меня напугала! – крикнул. – Откуда ты взялась? Ты же к Фаине отправилась, я тебя раньше десяти не ждал». Я ему объяснила, что Фаина в гости торопилась и я давно дома. Кто это был у тебя? А он как закричит: «Не смей меня об этом спрашивать! Никогда не смей меня ни о чем спрашивать!»
Я расплакалась, конечно. Мы почти совсем не ссорились, и к грубости я не привыкла. Артур по натуре был мягкий, никогда не кричал. Потом ему стыдно стало, он извинялся…
– Ты так никого и не видела?
– Нет… – Нина с сожалением покачала головой. Она устала, выплакалась и хотела спать.
– Тебе нужно отдохнуть…
– Я боюсь оставаться одна!
– Не бойся, я побуду с тобой. Поработаю. Начну статью об Артуре писать…
– Хорошо, – Нина вздохнула. – Сережа, посмотри вещи, книги, во сколько примерно их можно оценить… чтобы не очень дорого. Я хочу поскорее покончить с этим. Пожалуй, я поступлю так, как советовал Артур – уеду. Никто об этом не знает, кроме тебя…
Перед тем как сесть за работу, Горский навскидку осмотрел наследие Корнилина, составил список. Его удивило одно обстоятельство: никаких личных бумаг Артура в доме не оказалось – ни писем, ни дневников, ни записных книжек. Нина дала ему ключи от стола Корнилина, от секретера и от мастерской. Последняя была опечатана милицией. Но они там сами все перевернули вверх дном и, похоже, с тем же успехом, что и Сергей.
Он сварил себе крепкий кофе, вытянул ноги и закурил…
Вспомнилась Алена, ее молодое тело, горячие глаза, постель из трав, темное купальское небо… Тут впору напиться и уснуть мертвецким сном, а ему секс мерещится. Кстати, бабу Марфу ему так и не удалось увидеть, а она, судя по всему, и есть главная ведьма.
Горский стал прикидывать, какие подходы ему найти к хитрой старухе, чтобы раскрыла она колдовские секреты. Сюжет будущей книги не давал ему покоя. Ни с того ни с сего представилась «Царица Змей», ее изумрудные очи, глубокие, как пучина морская… Почему Артур решил подарить ему именно эту картину? Что это? Предупреждение?.. Пророчество?..
Глава 4
Вселенной управляют одни и те же законы – как миром видимым, так и миром, который остается незримым для нас. Они неизбежны. Поэтому – две короны на голове Фараона, Императора, Повелителя Миров. Поэтому два скипетра в его руках. Божество определяется триединством. Если к открытому треугольнику добавить прямую линию, получится квадрат – символ Космоса…
Что за странные мысли? – задумался Горский. Раньше такого не было. Не без того, чтобы он размышлял о чем-нибудь… но то – совсем другое. Когда это началось? Если бы Сергей верил в потустороннее, он бы сделал вывод, что все связано с появлением старинной флорентийской подвески, купленной в Париже. Кстати, на ней – именно треугольник, квадрат и круг…
Он вздохнул и осмотрелся. Стоял жаркий июльский полдень, пахнущий скошенными травами. Вдалеке черная кромка леса скрывала тайну колдуньи Марфы, за которой вновь приехал сюда Сергей. Он решил применить все свое умение и обаяние, чтобы выудить хоть что-нибудь у бабы Нади. Уж единственную дочь Марфа наверняка посвятила в магические ритуалы.
Баба Надя занималась приготовлением обеда, когда приехал городской гость.
– Садись к столу! – скомандовала она. – Сейчас я Аленку кликну да Ивана – обедать будем!
Сергей никогда в жизни не видел такого стола и такого обилия еды. Заграничная прозрачная ветчина, безвкусные пирожки, синий обезжиренный бульон и смертельно надоевшие бутерброды показались вдруг не просто гадостью, а настоящей отравой.
Алена возилась в горнице с большим кожаным чемоданом. Куда она собралась? Уезжает, что ли? Это его несколько огорчило. Купальская ночь любви странным образом подействовала на Горского. Ему хотелось испытать еще раз нечто подобное… но вот что? Этого он, как ни старался, ни вспомнить, ни осознать не мог. Собираясь в село, надеялся не только выйти на «ведьму Марфу», но и с Аленой поразвлечься, если случай представится. Похоже, последнее ему вряд ли удастся.
Оказалось, что Алена едет в Харьков, где будет то ли готовиться к поступлению, то ли заниматься в какой-то театральной группе. Баба Надя написала письмо своей дальней родственнице, которую лет десять не видела, и та согласилась приютить в своем городском доме внучку Аленку, жаждущую непременно стать актрисой.
Иван обедать не пришел, и Сергей, чтобы поддержать разговор, спросил почему.
– Ох, не знаю, – вздохнула баба Надя, набирая борщ в тарелки и обильно сдабривая его сметаной. – Только если он пропадает куда-нибудь – жди беды! Раз пропал – девочку домой принес, Лидушку нашу. И ведь не добьешься толком, где взял! Второй раз пропал – женщину немую привел. Наказанье, а не мужик!
– Что за женщина?
– А… – баба Надя махнула рукой, – Леся это. Мы ее так сами назвали. Она же ни слова вымолвить не может. Смотрит только и молчит. И где Иван откопал ее? Он, окаянный, любит к порогам ходить.
– К порогам?
– Ну да. Там далеко, за лесом, где камни огромные навалены, река сильно бурлит. Иван туда ходить повадился. В порогах, говорит, дух реки живет, а он с ним разговаривает. То совета спрашивает, то за помощью обращается.
– Дух реки? Это занятно!
– Когда вода кипит, ревет, – значит, речной дух тешится.
Увлекший Сергея разговор перебила Алена, предлагая гостю мясо и вареники с разными соусами.
– Ты с чесноком будешь? – она не церемонилась и перешла на «ты», глаза ее все так же игриво поблескивали из-под бровей.
Сергей понял, что его шансы велики. Но как же найти ее в Харькове? Он знал атмосферу театральных кружков – богемную, распущенную. Алена будет пользоваться успехом. Если не как талантливая актриса, то как доступная женщина. Какой-нибудь провинциальный режиссеришка… Сергей скрипнул зубами. Ну нет, ребята! Такую птичку нужно держать в клетке! И он придумает, как это осуществить. Во что бы то ни стало.
Сочное мясо таяло во рту, вареники оказались удивительно вкусными, и хозяйка угощала от всей души. Видно было, что баба Надя любит кормить и смотреть, как люди едят. Это доставляло ей неподдельное удовольствие. За столом она излучала радушие: неторопливая, степенная, дородная, – такая и пахать, и блины печь не оплошает. Не баба – воин в юбке, и щиты ее непоколебимы! Весь порядок жизни она держала твердой рукой. Отцу в семье, по ее словам, были почет и уважение, ну а власть – у бабы Нади, полная и безоговорочная.
С трудом дожидаясь конца обеда и слушая болтовню хозяйки, Сергей размышлял, как бы сделать так, чтобы Алена не выскользнула у него из рук. Нужная мысль пришла неожиданно, так что он чуть не подавился огромным куском пирога, заботливо положенным ему на тарелку бабой Надей. Сергей так объелся, что едва дышал, тело налилось тяжестью. Его мучил нешуточный вопрос: как вырваться из-за этого смертельного стола?
Выручила Алена. Ей пора было уезжать. Баба Надя засуетилась, складывая внучке в дорогу огромное количество еды и давая наставления, как жить в городе.
– По столовкам не вздумай ходить, язву желудочную себе заработаешь в один миг! – причитала она. – По вечерам дома сиди, никуда не шастай! Себя в порядке соблюдай! Не дай бог, я что узнаю, от меня и в городе не спасешься!
Алена показала ей за спиной язык, счастливая, что уезжает.
– А где ты жить будешь? – как бы невзначай осведомился Сергей.
Девушка сразу помрачнела. Бабка, которая согласилась ее приютить, жила на окраине, в старом доме без удобств. Такое место обитания никак не подходило молодой, красивой, подающей надежды артистке. Да и людей туда не пригласишь. Стыдно. Но ей, как всегда, повезло! Горский предложил свою двухкомнатную квартиру в центре.
– Я снимаю номер в гостинице. А там и вовсе за границу уеду, – вот только соберу материал для книги. Так что сможешь жить, сколько понадобится. Мебели там, правда, мало, а пыли много. Но это, я думаю, дело поправимое! – он улыбнулся, бросая многозначительный взгляд на Алену. – Возьми ключи. Мне придется задержаться здесь немного, – не со всеми еще познакомился…
Девушка просияла, и, как ни странно, баба Надя тоже. Ее любимой внучке будет в городе хорошо и удобно.
– Такое дело благословения требует!
С этими словами баба Надя вынесла икону Божьей Матери с драгоценным позолоченным окладом, старую и величественную. У Сергея захватило дух, когда он прикинул, сколько такая вещь стоит.
Алена перекрестилась, поцеловала икону. Когда она наклонилась, короткая юбка высоко открыла красивые ноги, мелькнули кружевные трусики, и гость почувствовал, как пересохло в горле. Счастье, что у него оказались при себе запасные ключи от квартиры!
Проводив Алену к автобусу, он вернулся в дом. Перегруженный желудок неприятно ныл. Глаза слипались. Баба Надя постелила на диване, принесла пуховую подушку.
– Ты отдохни, милок, – дневной сон сладкий как мед! Ложись, я тебя разбужу к ужину.
«Опять заставит есть!» – с ужасом подумал Сергей, проваливаясь в приятную дремоту. Под потолком кружилась случайно залетевшая на запах клубничного варенья пчела, монотонно жужжала, убаюкивая…
Перед отъездом в село он улаживал дела Нины, связанные с продажей картин и имущества. В адвокатской конторе стояла духота.
– Кондиционер сломался… – смущенно объяснял посетителям помощник нотариуса. – Извините!
Горский расположился у открытого настежь окна, за которым в неподвижном мареве млели деревья.
– Ну, где твоя дама? – спросил нотариус, теряя терпение.
Нины не было уже целый час. Сергей не выдержал и позвонил ей.
Нина ответила на звонок не сразу: ее голос дрожал.
– Сережа, приезжай немедленно. Я так боюсь…
– Что случилось?
Она заплакала:
– Приезжай…
Он чертыхнулся и вызвал такси. В машине он ругал себя за то, что поддается паническому настроению Нины. Женская истерика, не стоит обращать внимания. Он вспомнил, как утром решил посмотреть на купленную им подвеску и не смог ее найти. Она хранилась в шкафу на верхней полке. Но на месте ее не оказалось. Горский перерыл весь шкаф – безрезультатно. Сердце билось частыми болезненными толчками. Неужели кто-то проник в квартиру и украл амулет?
«Амулет» – так назвал подвеску Артур, когда они вместе ее рассматривали. Сергей с ним согласился: вещица явно культового назначения. Для ювелирного украшения слишком проста и, на первый взгляд, неказиста. Но чувствуется в ней какая-то сила, присущая только изделиям, наделенным скрытым смыслом.
После лихорадочных поисков амулет обнаружился в ванной висящим на крючке для полотенец. Это уж совсем невероятно!
«Неужели я оставил его там? – гадал Сергей. – Но зачем?»
Он вообще не носил его в ванную. Вчера вечером, конечно, он немного выпил… Но не до такой же степени, чтобы не помнить, куда что кладет? Выходит, до такой.
Такси остановилось у дома Корнилиных. Сергей расплатился и вышел. Сад показался ему заброшенным и опустевшим, хотя внешне в нем ничего не изменилось. Во дворе остро пахли разросшиеся повсюду любимые Артуром дикие ромашки. Они были примяты автомобильными шинами. Кто-то весьма бесцеремонно въезжал во двор. Может, мебель грузили?
Нина долго не открывала. Наконец за стеклом веранды показалось ее бледное испуганное лицо.
– Сережа, ты?
– Открывай, не бойся. Что случилось?
Она вышла, прислонилась к Сергею и заплакала. Плечи ее, накрытые шерстяной шалью, судорожно вздрагивали.
– Мне холодно. Видишь, жара на улице, а я никак согреться не могу. – Она вся дрожала.
– Ты чем-то расстроена? Мы тебя ждали, нужно подписать бумаги…
– Кто-то приезжал сюда ночью, – Нина говорила шепотом, так, что он едва слышал. – Видишь? – она показала на следы шин. – Я встала утром, и… Кто это, как ты думаешь? Они меня убьют, так же, как Артура! Что им нужно?
– Пойдем в дом.
Сергей обнял ее и чуть ли не силой увел с крыльца. В комнатах было сумрачно и прохладно, пахло еловыми ветками, свечами и увядшими цветами. Печальный запах утраты, невосполнимой ничем. Почти все вещи и работы Корнилина были проданы, голые стены наводили уныние, в углах висела паутина.
– Я вышла утром, очень рано, часов в пять… никак не могла уснуть. Захотелось подышать свежим воздухом. И увидела… следы шин, прямо посреди двора. Вечером их точно не было, я знаю. Я никому не разрешала въезжать сюда, портить ромашки… Артур их так любил.
– Мало ли кто…
Она не дала ему договорить.
– Я спрашивала соседей, никто ничего не слышал… Значит, это было ночью. Опять ночью! Артура тоже убили ночью.
– С чего ты взяла, что его…
– Я знаю! – Глаза Нины лихорадочно блестели. – Артура убили. Он чувствовал. А я ему не верила…
Горский пришел к выводу, что смерть мужа оказала разрушительное действие на психику Нины. Она явно не в себе, и общение с ней плохо влияет на него самого.
Поэтому он передал ей все бумаги, адреса, телефоны, координаты адвоката и нотариуса, с которыми предварительно договорился, и уехал в лесную деревню, к Алене, бабе Наде и прочим интересующим его личностям. В конце концов, ему пора заниматься своими делами! Книга не движется, потому что нет материала. Значит, необходимо предпринять определенные шаги, чтобы таковой появился, и засесть за работу.
Глава 5
Благословенная земля Тосканы[9], нагретая горячим итальянским солнцем, источала запахи перезревшего винограда и поздних цветов. Флоренция, страстное сердце Тосканы, затихла в преддверии ночи. Отгремела ослепительная рыцарская джостра[10], триумф отважных, коварных и обольстительных братьев Медичи[11] – Лоренцо и Джулиано. На флорентийские сады опустилась влажная темнота, полная таинственных звуков. Дивные римские мраморы отражались в освещенных луной бассейнах уснувших фонтанов… Вдоль стены, за которой тянулись могильные кресты и белые надгробия, осторожно пробирались две закутанные в темные плащи фигуры.
– Сюда!
Неизвестные скользнули в проем в стене. В колючих кустах дикой розы были заранее припрятаны орудия труда – две железных кирки и лопата.
– Скорее…
В глухом уголке кладбища двое принялись раскапывать свежую могилу. Тот, что повыше, все время оглядывался; второй, чуть пониже и поплотнее, быстро копал, тяжело дыша. Земля, жирная и рыхлая, поддавалась легко. Показалось завернутое в плотную ткань мертвое тело. Неизвестные взяли его с двух концов и понесли к забору. Тело было тяжелым и отвратительно пахло.
Недалеко от кладбища, в глубине заброшенного сада, стоял мрачный каменный дом с высокой крышей и узкими окнами. Окованная железом дверь открылась с натужным скрипом. Двое в плащах втащили мертвеца в дом, заперлись и придвинули к двери тяжелую дубовую лавку. Только после этого тот, что повыше, зажег медный светильник.
– Манфред, ты проверил окна?
– Да, учитель, – почтительно ответил молодой человек, стройный и широкоплечий. Его красивое лицо имело благородные черты.
Комната с высоким деревянным потолком из грубых балок была почти пуста. У северной стены стоял массивный стол, на который неизвестные положили покойника. У стола в каменной нише теснились склянки с остро пахнущими снадобьями, лежали ножи, пилы и разные железные крючки.
Высокий человек принялся разглядывать мертвеца. Судя по всему, тело принадлежало нищему – мужчине лет сорока, худому и длинному, черноволосому, со смуглой кожей, которая приобрела тусклый серо-зеленый цвет. Глаза трупа ввалились, бескровные губы разъехались, волосы прилипли к обтянутому кожей черепу.
Молодого человека едва не стошнило. С трудом преодолевая спазмы в горле, он подошел, помогая учителю разрезать и снять с трупа одежду, в которой уже копошились черви. Покойников он давно не боялся, но никак не мог превозмочь отвращение к извлеченным из земли трупам. Особенно летом, когда жара, влага и черви быстро делали свое дело.
Манфред старался отвлечься, чтобы тошнота и спазмы в желудке не мешали ему помогать учителю, известному лекарю и астрологу Луиджи. К его услугам прибегали самые богатые и знатные флорентийские семейства – Веспуччи, Торнабуони и даже сами братья Медичи. Искусство врача высоко ценилось, ибо болезнь не признавала различий между благородными сеньорами и простолюдинами. Под ярко сияющим небом Тосканы свирепствовали холера, чума, черная оспа и чахотка. Жизнь становилась призрачной и упоительной, подобной скоротечному сну, готовому прерваться в любой миг. Будет ли завтрашний день? Этого никто не знал.
Луиджи сделал продольный разрез трупа и вытащил скользкие, покрытые гнилостным налетом внутренности. Манфред смотрел на эти отвратительные останки того, что не так давно было человеком, и содрогался…
Память совершенно неожиданно вернула его к блистательной джостре царственных братьев, волшебному видению с развевающимися знаменами из восточного шелка. Отважный Джулиано выступал впереди в ослепительном наряде из серебряной парчи, разукрашенном жемчугом и рубинами. На штандартах[12] Медичи сияло золотое солнце, символизирующее жар любви, и Минерва[13] в белоснежном одеянии, вооруженная щитом и копьем, взирала на великолепных всадников. Крупные бриллианты горели на шлемах рыцарей. С увитых цветами и лентами трибун еще жарче светились глаза прекрасных дам, провожающих томными взглядами своих возлюбленных…
Перед Манфредом предстали вытянутые к вискам зеленоватые глаза прекрасной генуэзки Симонетты Веспуччи. Она была в голубом платье, расшитом лилиями, сама такая же бледная, как прозрачный газ на ее хрупкой груди. Ее длинная шея сгибалась от тяжести драгоценного ожерелья, льняные локоны покрывала тончайшая паутинка золотой сеточки. Изредка молодая дама подносила к губам белоснежный кружевной платок. Симонетта была больна, она кашляла, и все чаще на шелковых кружевах платков появлялись зловещие кровавые пятна. Лихорадочный румянец играл на ее нежных щеках, и Джулиано то и дело бросал на нее полные тоски и беспокойства взгляды.
Луиджи почти каждый день посещал в закрытой карете огромный палаццо сеньора Веспуччи – пытался продлить жизнь красавицы, которая висела на волоске. Он, как врач, ясно понимал это. «Прекрасная роза Флоренции» умирала, и ничто не могло ее спасти – ни любовь всесильного Джулиано Медичи, ни несметные богатства ее пожилого супруга, ни красота, данная ей Богом, ни врачебное искусство Луиджи, лучшего среди лучших.
Манфред иногда сопровождал учителя в палаццо Веспуччи, где все, казалось, пахло смертью.
Розовый миндаль, благородный лавр и свечи кипарисов,Залитые солнцем пинии и белые розы,Загадочные окна дворца и белое лицо дамы в золотой вуали,Запах магнолий в прохладной тени – и все это… смерть…– Видишь? Этот человек умер от болезни сердца, а вовсе не от теплового удара. О чем ты думаешь? – недовольно прервал Луиджи мысли своего ученика. – Вернись с небес на землю, мой мальчик! Туда ты еще успеешь отправиться, и, возможно, гораздо быстрее, чем надеешься!
Врач обладал скверным характером, постоянно ворчал и выражал недовольство по любому поводу. Угодить ему мог только Манфред, да и то не всегда. Молодому человеку частенько доставалось от желчного и вечно раздраженного учителя. Но все это было пустяком по сравнению с теми знаниями, которыми был буквально напитан Луиджи. Он знал все о звездах, растениях и минералах, умел приготовить действенное снадобье, бальзам, мазь или косметическое средство и охотно обучал этому Манфреда, полюбив его как родного сына.
Богатые родители Манфреда долго не имели детей. Отчаявшись заполучить наследника и продолжателя рода, они обратились к знаменитому прорицателю, который пообещал им рождение мальчика, столь же красивого, сколь умного. Однако при условии, что достигший юного возраста сын станет учеником целителя.
Потерявший надежду иметь наследника отец дал скоропалительный обет. А дальше все пошло как по писаному. Прекрасный ребенок родился точно в срок, указанный прорицателем, и рос здоровым, смышленым мальчиком, превратившись затем в красивого и образованного юношу. Пришла пора выполнить данное обещание. И Манфред, оплакиваемый безутешной матерью, отправился во Флоренцию…