Зеленый омут
– А познакомиться с ней можно?
– Что ты! Они никого чужих не любят. Только Артура принимали, и то я удивляюсь, почему ему такая привилегия вышла? Баба Марфа к родной дочери в деревню не ходит, ни внука, ни правнучек не проведывает. Только если они к ней в гости явятся, тогда она вроде как рада. Не поймешь ее. Ночь беззвездная, а не человек. И дом у них странный, огромный, деревянный, прямо как терем. Две печки. Чердак большущий. Сундуков всяких полно. Они на них и сидят, и спят. Баба Марфа – это… – Нина задумалась, подбирая слова, – мрак таинственный в женском обличье. А вот муж ее, дед Илья, – совсем другое дело. И поговорить, и пошутить, и не страшный совсем. Только он больше молчит и смотрит. Как будто насквозь тебя видит. Это он от бабы Марфы научился. Представляешь, прожить с такой женщиной около восьми десятков?
– Ты шутишь?
– Вовсе нет. Их дочери, бабе Наде – под семьдесят, или больше. У них возраста не разберешь. Выглядят все прекрасно. Только мужчины у них седые да старые – что Илья, что Иван. Между прочим, этот самый Иван и подсказал Артуру идею «Царицы Змей».
– Слушай, расскажи мне все, что знаешь. Иван – отец Алены, как я понял?
– Вот именно. Я же тебе, по-моему, уже говорила.
– У меня все в голове перепуталось. Слишком много информации. – Сергей почувствовал, что нашел золотую жилу. Материал для книги, который все ускользал от него, наконец, сам плывет в руки. – Так его, говоришь, молнией ударило?
– Это вообще целая история. Я тебе лучше все по порядку изложу. – Нина погасила улыбку. Ей был понятен интерес Сергея: он еще со студенческих лет обожал все необычное, из ряда вон выходящее. Да и она сама, когда гостила у деда Ильи, не могла наслушаться всех этих лесных рассказов, от которых веяло стариной, лешими, русалками, духами деревьев, колдовскими травами и всякими древними обрядами, языческой Русью или друидами, Бог знает, чем. Одним словом, гремучая смесь!
Жгучий интерес – вот как можно охарактеризовать то, что переживала Нина во время житья-бытья в затерянной лесной деревушке, куда ее затащил Артур в поисках свежих творческих идей. Теперь, похоже, то же самое ожидает Сергея. Что ж, Париж Парижем, а лесная чаща тоже свою неповторимость имеет…для русской души особенно.
– Баба Надя знаменитая, на которую и взглянуть-то страшно – уж больно грозна да сердита, – была когда-то обыкновенной девчонкой Надькой, с длиннющей косой до пяток и жаркими глазищами. Благодаря бабе Марфе, Надьку иначе как «колдуньиной дочкой», не называли. Мужика она себе выбрала не по возрасту и любви, а по рангу – не больше, не меньше, самого председателя колхозного окрутила, да так, что он и сообразить не успел, как под пятой своей юной жены очутился со всеми потрохами. Вертела она им, как хотела. Деревенские говорят, мужчина он был властный, суровый и несговорчивый, рубил с плеча, и всегда все по-своему повернуть умел. Это распространялось на всех, кроме жены. Перед ней он неизменно робел, терялся, бормотал что-то невразумительное, и, в конце концов, соглашался на все. Смеяться над ним по этому поводу не решались. Во-первых, у него самого характер был крутой, во-вторых, Надьки боялись. Вдруг, матери пожалуется? Тогда жди беды – сухота или ломота изведет, света белого не взвидишь; урожай град побьет, а скотина болезнь худую подцепит, невесть откуда.
– И что, правда эта баба Марфа такая зловредная? – поинтересовался Сергей.
– Да кто его знает? Вроде нет. А молва ходила… Страх – он не обязательно почву под собой имеет.
– Я не согласен. Люди зря бояться не станут.
– Да, наверное. – Нина вздохнула. Она вспомнила панический страх, который вдруг, без видимого повода, овладел Артуром. Должна же быть какая-то причина? Да и сама Нина невольно тоже начала бояться. А спроси, чего? Она и не ответит. Так… страшно, и все.
– Ну вот, родила Надька грозному председателю сына Ивана, под огромным столетним дубом. Шла по дороге, и тут гроза началась – давно такой не видели. Молнии так в землю и били одна за другой. Светло, как днем, и грохот, как в преисподней. А тут женщина на сносях. Там, под дубом, и родила. Отлежалась, завернула сына в передник, и принесла домой – босая, мокрая, грязная, вся в крови, – страшная. Но…все обошлось благополучно. Вырос Иван, женился на красавице, сельской учительнице, родилась у бабы Нади внучка Алена. Муж ее к тому времени умер давно. Так что домом своим огромным и хозяйством она единолично правила железной рукой. Слова поперек не скажи! Как есть гренадер! Домострой такой установила, что во сне не приснится. Невестка и не выдержала, сбежала. А кто говорит, просто гулящая оказалась, – таких не остановишь.
– Так Иван в грозу родился? Под дубом?
– Выходит, да.
– Потрясающе! – Сергей налил себе и Нине коньяк в рюмки. – Выпьем?
– Я пьяная потом как домой доберусь?
– Я тебя на руках донесу. – Сергей сам слегка опьянел, то ли от коньяка, то ли от необычного рассказа, а скорее всего – от предчувствия удачи. – Только расскажи до конца историю!
– До конца?.. – Нина странно улыбнулась, повела плечами. – Это невозможно. Конец неизвестен… А начало ты уже почти все знаешь. Осталось совсем немного. Иван жил с матерью, вел хозяйство – оно у них большое – работал. По-моему, электриком. Однажды он обходил линию, то ли провода проверял, то ли… точно не знаю. Оказался далеко за деревней. И тут разразилась гроза, ужасная, с ливнем и ветром. Иван вмиг промок до нитки и спрятался под тем самым дубом, где родила его баба Надя. Больше он ничего не помнит. Попала ли в него молния, или еще что случилось, а только упал он замертво, и не скоро в себя пришел. А когда очнулся – земля уже высохла, светило солнышко, пели птички, в сочной траве жужжали пчелы, и бабочки порхали с цветка на цветок. Но самое удивительное, по его словам, то, что неподалеку от него играла маленькая девочка, годика полтора – два. Он подумал, что где-то поблизости должны быть ее родители, звал их, кричал, искал. Потом устал, да и вечерело уже. Взял он девочку с собой. Баба Надя как-то оформила все это в сельсовете, и стали они ее растить, как родную дочь и внучку. Люди, правда, говорили, что это Марийка, непутевая жена Ивана, нагуляла девочку и привезла ее бывшему мужу. Как все было на самом деле, никто так и не знает. Девочку назвали Лидией. Это сестра Алены.
– Слушай, это же нарочно не придумаешь! Ну и дела… А эта баба Марфа правда ведьма?
Нина пожала плечами.
– Вон твоя красавица, – она привстала и помахала рукой Алене, которая в полумраке не сразу их заметила. – Я вас оставлю. Так мы с Артуром тебя завтра ждем.
– Хорошо. – Сергей разглядывал Алену по-новому, как бы примеряя ее к рассказу Нины о странном лесном семействе. Жгучий интерес овладел им. Нина оказалась права.
Было уже довольно поздно. Гости потихоньку расходились. Сергей пригласил Алену за свой столик. Поговорить им не удалось. Девушка была задумчива, на вопросы отвечала неохотно. Настроение испортилось, непонятно, от чего. Сергей курил, не зная, как поддержать знакомство, напроситься в гости, в «ведьмину избушку». Разумеется, ничего подобного он вымолвить вслух не смел.
– Я завтра в село уезжаю, – неожиданно сказала Алена. – Хотите со мной? Вам, наверное, интересно будет. Видели когда-нибудь настоящий праздник Ивана Купала?
– Никогда. – Сергей ликовал в душе. Ему необыкновенно везет!
– Тогда поедем?
Сергей помолчал немного, собираясь с мыслями. Завтра ему нужно повидаться с Корнилиным, поговорить. А вечером он свободен. Так он и сказал Алене.
ГЛАВА 2
За окнами джипа, который Сергей нанял, помня предостережения Алены о расхлябанных дорогах, тянулась нескончаемая полоса леса. Теплый летний день клонился к закату, от заросших полынью и цикорием обочин тянуло пыльной горечью, синее небо без единого облачка дышало покоем. Водитель что-то тихонько насвистывал себе под нос.
Сергей невольно вспомнил разговор с Артуром, небритое, изможденное лицо художника, на котором словно отпечаталось ощущение смертельного страха. Корнилин пытался что-то объяснить, бессвязно перескакивая с одного на другое, путаясь и чуть не плача. Сергея неприятно поразила такая перемена в друге, которого он, уезжая в предыдущий раз во Францию, оставил полным творческих планов, надежд, грандиозных замыслов, жажды приключений и открытий, любви к жизни. Куда все это делось за столь короткий срок? И, главное, почему?
Сбивчивый шепот Артура напоминал горячечный бред больного. Эта удручающая картина отчетливо стояла перед глазами Сергея, и ему никак не удавалось отогнать ее мыслями об Алене и том приятном, что ожидало его в заманчивой поездке. В полутемной мастерской, освещенной почему-то керосиновой лампой, стоял запах опасности, невыносимого напряжения и тревоги. Артур бормотал о каких-то символах Книги Тота [10] , – нечто египетское, как подсказал развитый интеллект Горского, – о тайной сущности мира, о том, что люди до сих пор находятся в неведении относительно самого главного…
– Это гораздо серьезнее, чем ты можешь сейчас даже представить, – шептал Корнилин, нервно подергивая небритой щекой. – Осирис [11]… суть мага… его никогда нельзя постичь до конца. Это откровение… Ему подвластно все. Понимаешь?
Сергей согласно кивал, хотя не понимал решительно ничего. Ему казалось, что Артур не в своем уме, что он заговаривается. Взгляд художника, направленный в ведомые ему одному дали, горел лихорадочным огнем.
– Твой дух еще не пришел в движение… – продолжал бормотать Корнилин. – Поэтому для тебя сокрыта цель…
– Ужасно! – думал Сергей. – Что могло так повлиять на него?
Артур рассказывал ему о грозящей опасности, о скорой смерти, о черном человеке, который, якобы, приходил к нему с недобрыми намерениями…
– Приехали! – Водитель обернулся с веселым видом, ему порядком надоело трястись по ухабам и кочкам, вздымая тучи желтой пыли.
Сергей расплатился.
– Обратно как договаривались?
– О кей, шеф! Буду как штык.
Джип развернулся и понесся прочь в облаке пыли. Сергей с сожалением посмотрел на свой шикарный светлый костюм, с недоумением задав себе вопрос: чего он так вырядился? Неужели эта деревенская Алена произвела на него такое впечатление?
Жаркое солнце все еще стояло высоко, когда Сергей подошел к нужному ему дому. Во дворе никого не было. Пахло мятой и цветами, которые росли повсюду – мальвы, дикая гвоздика, резеда, календула; множество кустов шиповника были облеплены жужжащими насекомыми. На большом гладком белом камне лежала кошка и нежилась в оазисе васильков и ромашек. Кошка мурлыкнула, сладко потянулась и неторопливо направилась к гостю, подставляя ему спинку.
– Попался, мил человек! – услышал Сергей позади себя голос, не предвещавший ничего хорошего.
В двух шагах от него, невесть откуда взявшись, стояла высокая дородная женщина, нарядно одетая, с закрученной на затылке толстой косой. Женщина усмехалась, перекладывая из руки в руку вилы. Ему стало не по себе. Все в этом дворе было неожиданным: множество диких цветов, половину из которых Сергей впервые видел, высокий резной деревянный забор, камень посреди двора, колодец с надстроенным сказочным домиком. Сам дом казался большим и, по-видимому, просторным, – каменный, с деревянной отделкой, высоким чердаком, опоясывающим его балконом, на который вела красивая лестница с перилами. Окна застекленной веранды закрыты вышитыми белыми занавесками.
Хозяйка дома смотрела на гостя с интересом, ожиданием и скрытой угрозой, которая читалась в ее улыбке и движениях.
Сергей поздоровался со всей возможной учтивостью, заготовленной им для «приличного общества», и которую он вовсе не собирался демонстрировать в какой-то глухой деревне. Однако жизнь лишний раз показала ему, что не все можно предугадать.
– Меня Алена пригласила, – он улыбнулся с изрядной долей робости и разозлился на себя. Какого черта? Чего он выпендривается перед сельской бабкой?
– Гуляй, гуляй, Ладушка, пушистенькая моя девочка! – проворковала бабка, обращаясь к кошке, направившейся к грядке с шалфеем и вербеной и нюхавшей горячий аромат трав с нескрываемым удовольствием.
– Наркоманка! – подумал Сергей, наблюдая, как кошка, помахивая хвостом и щуря глазки, пробирается в яркую гущу цветов.
Баба Надя, как он уже догадался, вспомнив рассказ Нины, перевела умильный взгляд с кошки на него. Как будто только что заметила гостя. Упоминание об Алене сделало свое дело. Она решила не гнать со двора непрошеного «татарина», как она называла всех без исключения мужчин, с которыми была не знакома.
– Алена дома? – вновь напомнил о себе Сергей. Он чувствовал себя нелепо в модном костюме и галстуке, видя, что не производит должного впечатления, а вроде как над ним даже смеются.
Баба Надя, наконец, удостоила его своим вниманием.
– На Ивана Купала девку у реки искать надо, мил человек, а не по домам шляться! – громко и назидательно проговорила она, окидывая Сергея сердитым и оценивающим взглядом. Он вновь ощутил себя испуганным школьником перед строгой учительницей.
Что ему оставалось делать, как не послушно повернуться и направиться к реке? Если бы он еще знал, где эта самая река находится, было бы неплохо. Баба Надя по-своему истолковала его колебания.
– Ты бы переоделся, сокол, – произнесла она насмешливо. – Куды так нарядился, хлопче? Как бы жалеть не пришлось!
Сергей наотрез отказался сменить одежду. Он не взял с собой ничего, даже спортивного костюма, и теперь это казалось ему ошибкой. Представив себе, что может предложить ему надеть баба Надя, он зажмурился от ужаса и поспешно спросил:
– Куда мне идти?
– Ну, тебе виднее, милок. – Она неопределенно махнула рукой вправо, смилостивившись над незадачливым кавалером. Видать, совсем разум у парубка отшибло, не ведает, что творит. Хоть и городской, а, поди ж ты, с ума спрыгнул от Аленки…
Баба Надя удовлетворенно усмехнулась. Что ж, внучка вся в нее! Она сама такая в молодости была, бедовая – страсть! Сам председатель не устоял.
Пока баба Надя предавалась неожиданно нахлынувшим на нее воспоминаниям юности, Сергей шел вдоль рощи, пока деревья не расступились, и он не оказался на большой цветущей поляне, где несколько девушек плели венки. Зрелище для него, выросшего на городском асфальте, оказалось экзотическим. То есть, он видел, конечно, в кино… Здесь, среди сочной травы, на звенящем чистотой и прозрачностью воздухе, все выглядело иначе. Одна из девушек подняла голову, и он, словно во сне, узнал в ней Алену.
– Я остальные деньги тебе привез. – Сергей с трудом выговорил эти слова, чувствуя себя шутом на чужом празднике. Господи, почему все так глупо складывается?
– У меня кармана нет! – засмеялась Алена.
– Что? – Он не понимал происходящего. Может, это свежий воздух так на него действует? Голова кругом идет…
– Кармана, говорю, нет!
– Ой, девочки, глядите, какой красавец! Может нам его Купалом нарядить, вместо чучела? Чего зря маяться, когда такой экземпляр сам в руки идет?
Девушки захохотали, подбегая к Алене и Сергею.
– Аленка, отдай нам своего парубка, – уж очень красивый! А одет как! Загляденье! Мы его листьями ивы приберем, будет лучше куклы!
– Бежим! – сквозь смех крикнула Алена, хватая Сергея за руку и увлекая прочь от разошедшихся девчонок. С сожалением глядя на его дорогой костюм и представляя, что с ним будет, если они задержатся еще хоть на минуту, она резво бежала впереди. Молодому человеку ничего не оставалось, как, проклиная все на свете, пуститься вслед за ней. Модные туфли скользили в траве. Сергей чувствовал себя идиотом. Что его принесло сюда? Воистину, искусство требует жертв! Захотелось прославиться – вот и терпи, – говорил он сам себе, стараясь не отстать от Алены.
В селе хлопцы таскали между домов ведра, полные то ли жидкой грязи, то ли воды с илом; отчаянно визжали девушки; взрослые выходили к заборам, смеялись и подзадоривали молодежь. Алена с Сергеем еле успели отскочить в сторону, как на одну из пробегавших мимо девушек выхлюпнули полное ведро болота, брызги которого полетели во все стороны. Всю эту дикость сопровождали крики восторга и непонятное, дурацкое веселье.
Сергей просто остолбенел, когда несколько хлопцев и девчат, подхватив ведра с грязной водой, направились к нему. Что это? Они что, собираются облить его этой гадостью? Его костюм от французского кутюрье? Он почувствовал, как на него самого накатывает приступ неудержимого истерического хохота. Так ему, дураку, и надо! Хотел острых ощущений? Получай сполна!
Алене не нужно было больше тащить его за руку, он сам осознал, что нужно бежать без оглядки, иначе… Они летели к дому бабы Нади со всех ног, не думая более ни о чем, кроме спасительного убежища.
– Успели, сладкие мои? – Баба Надя, улыбаясь с ехидцей, закрыла тяжелую дверь, протянула Сергею переодеться: какие-то брюки, рубашку с вышитым воротом. Не новые, но чистые, пахнущие сушеными травами.
Переодеваясь, Сергей почему-то вспомнил предостережения Нины насчет ворожбы и колдовства. Ну нет, ни таким, ни любым другим путем они его в ЗАГС не затащат. Не хватало еще жениться на деревенщине неотесанной! Его аж в дрожь бросило от этой мысли. Ничего у них не выйдет! Он всегда сам придумывает сценарии пьесы под названием жизнь, а все остальные только послушно исполняют предназначенные им роли. Все идет именно так, как он, Сергей, задумал, и не иначе. Он давно решил, что играть будет исключительно по своим собственным правилам. А другие пусть остаются в неведении до поры, до времени. Если они обманутся в своих ожиданиях, что ж, это их вина. Он только расставляет ловушки, а уж попадаются в них те, кто клюнул на приманку. Не надо было… Сергей злорадно улыбнулся про себя.
Он сам был достаточно безрассуден, чтобы идти на таинственный зов не колеблясь, не медля ни секунды. Окунаясь с головой в жизненные водовороты, впитывая жадно необычное и неизведанное, погружался в их остроту без остатка. Но… напитавшись всласть новизной бытия, будучи принят им, – он вдруг срывался, все бросал, уходил в сторону, и, наблюдая все уже со стороны, с ледяным бесстрастием и полной трезвостью, оставался в самой глубине себя спокойным и равнодушным. Его снова влекло куда-то, как будто все плоды благ земных он должен был вкусить, все изведать, всем насладиться и все оставить. Уйти. Куда?.. Этого он не знал.
Сергей любил жить мгновением: взять все, что жизнь дает, использовать и бросить без сожаления. Он не замечал и не жалел никого вокруг. Он ненавидел скуку, и все, кто были склонны грустить, исключались из его игры. Печаль тяготила его. Кто хоть раз сталкивался с ним в жизненных битвах или на дорогах наслаждений, запоминали его холодную несгибаемую силу, безжалостную и влекущую, как смертоносный клинок. Многие продолжали обожать его, как иногда жертва обожает острую сталь, рассекающую ее нежную плоть. Неисповедимы мотивы людских привязанностей, запутанных и мутных земных страстей… Сила разрушения иногда бывает гибельна и прекрасна, как сокрушительный ураган, сметающий все с лица земли, вызывает одновременно ужас и восторг.
Попав неожиданно в деревенский дом бабы Нади, в поисках «дыхания ведьмы», как он сам это называл, Сергей сначала почувствовал себя неловко, словно незваный гость, который, как известно, хуже татарина. Но потом… переодевшись в чужую, незнакомо и приятно пахнущую одежду, он вдруг принял бесповоротное решение: пропустить эти чудом сохранившиеся в лесной глуши первозданные дикости, он ни в коем случае не хочет. Отказаться? Ни за что! Это все для него. Раз уж он попал сюда, – то будет в самом сердце происходящего ритуала.
На него вдруг повеяло скифским степным духом, когда ветер свистит в ушах, а земля поет под копытами летящей конницы; запахами ночных костров, кровью, струящейся по телам каменных идолов, алчущих новых жертв; весной священной, в цветах и хмельном меде… Забытые песни зазвучали в его давно остывшем сердце, грозя растопить его, как жгучие лучи Ярилы-Солнца, зажигающие огонь любви, растапливают зимние снега. Под этими лучами рождается в природе целебная сила: и в травах, и в воде, и в росе. Когда-то он умывался этой росой, ломал березовые ветки, топил баню, бросал в огонь огненную руту… Когда все это было с ним? А может быть, только еще будет?..
Сергей ни в чем больше не сомневался. Он здесь, чтобы испытать все сполна. Все, что ни выпадет ему в эту купальскую ночь! А там… будь, что будет!
Он с интересом рассматривал дом бабы Нади. Полы деревянные, чистые, покрытые плетеными и лоскутными дорожками, безо всяких современных ковров. На окнах повсюду горшки с пышно цветущей геранью, вышитые занавески. Вдоль стен – сундуки и лавки, покрытые гобеленами с бахромой, большой диван с высокой спинкой, без подлокотников. Массивный стол покрыт плюшевой скатертью, на столе – блюда с пирогами, накрытые чистыми полотенцами, глиняный ковш с ключевой водой, большая кружка, вокруг стола – стулья с гнутыми спинками. В доме несколько просторных комнат, и в каждой непременно есть шкаф, набитый добром. На стене в горнице – свадебные фотографии бабы Нади и ее мужа. В углу – красивые дорогие иконы в золоченых окладах, с серебряными лампадками.
– Что-то на жилище ведьмы совсем не похоже, – невольно подумал Сергей. Уж больно добра много, икон. А колдовских атрибутов никаких не видно. Он поймал себя на мысли, что понятия не имеет, какие эти атрибуты должны быть.
В комнате Алены – большие портреты эстрадных звезд и голливудских героев неприятно поразили его, резанув своей неуместностью в этом уютном доме, с выбеленными печками, громоздкими деревянными кроватями и комодами, свечами на серебряных подставках, сухими цветами в глиняных вазах. Как это баба Надя с ее домостроем, позволила такое непотребство?
– Бабушка все время плюется, когда в мою комнату заходит, – словно прочитала его мысли Алена. – А мне нравится. Ну, давай, помоги мне!
Повсюду в комнате девушки были разложены венки из цветов и трав.
– Ты знаешь, из каких цветов венки на праздник плетутся? – спросила Алена. – Смотри! Это рай-цветом величают. – Она показала ему гроздья желтых цветочков. – А это – заря садовая. Красиво, правда? Обычное название – любисток. Между прочим, приворотное зелье именно из него варится.
– А это что? – Сергей показал ей голубые цветы.
– Барвинок! Неужели даже этого не знаешь? Это цветок долгой любви…
– Неужели бывает такая? – усмехнулся Сергей.
Алена пожала плечами. Любовная тема ее не интересовала, она просто рассказывала заезжему гостю о травах. Говорить она была мастерица, но все на простые темы – сплетни всякие, или про одежду. А чем такого гостя развлекать? Слава Богу, бабушка Марфа их с Лидой с детства всякую траву отличать научила. Для городских это интересно.
– А вот это знаешь, что такое? – Она поднесла к носу молодого человека венок из душистой желтоватой травы с мелкими листьями. – Это Иванов цвет!
– По-моему, это зверобой, – нерешительно протянул Сергей.
– Правильно! – обрадовалась Алена. – Ну, давай, складывай!
Они расстелили на полу скатерть и начали складывать венки, которых оказалось слишком много.
На горе у реки их уже ждали. Горели огромные костры, поднимая к небу снопы искр. Запах горячей листвы, венков, дыма, кружил голову. Это была та самая гора, на которой Иван рассказывал Артуру Корнилину о Царице Змей. Ни Сергей, ни Алена этого, конечно, не знали. А жаль… Тогда бы все священное действо приобрело совсем другую окраску. Впрочем, и так было здорово.
Все венки сложили в заранее вырытое и выстланное мятой и листьями папоротника углубление. Алена залезла туда и начала раздавать венки. Весь фокус, как понял Сергей, заключался в том, что она не видела, кому какой венок дает. Если венок попадался мятый, это плохая примета, значит, его обладателя в будущем году ничего хорошего не ждет. Но никто особенно не огорчался. Все были взволнованы, увлечены самим действием – в красноватом свете костров, у реки, над которой стояло бездонное темное небо, полное звезд, которые отражались в почти неподвижной тихой воде.
Сергею казалось, что столетия повернули вспять, к славянским игрищам, к древним, как сама земля, обычаям, к самому дыханию мира цветов и звезд, воды и огня, этих первозданных стихий сотворения. К таящейся на самом донышке души жажде смертного греха… Проклятой и желанной, как истинная свобода сердца.
Алена завязывала кому-то глаза, девушки шептались, посмеивались украдкой. Все были в венках, пышных и ароматных, как сама купальская ночь. Началась игра: кто-то с колокольчиком должен был убегать, а кто-то с завязанными глазами ловить его. Пойманную девушку можно поцеловать. Половина хлопцев и девчат разбрелись, кто куда, водили хороводы вокруг костров, пели:
У пана Ивана посреди двораСтояла верба,На вербе горели свечи, с той вербы капля упала,Озером стала,В озере сам Бог купался,С девками игрался…Сергею забава с колокольчиком показалась слишком простой. Однако, когда ему самому пришлось ловить Алену, все вышло по-другому. Он запыхался, устал и чувствовал себя неловко от того, что так долго не мог поймать ее. Казалось, что все смотрят на него, смеются. Потеряв терпение, он сорвал повязку, растерянно оглянулся: никого нет рядом. Они с Аленой оказались далеко от остальных. Далеко на горе парубки и девчата с визгом и криками прыгали через костры. Где-то в глубине леса кричала ночная птица.