Мы выпили за тактику и Бак продолжил:
– Знаете, вот, взять Великого Хая. Удивительный был человек, храбрый, везучий, природный лидер. Но, мне кажется, он изначально пошел неверным путем.
– Да уж прямо! – Чернуха надула губы, и интерес в ее глазах заметно угас. – А ты в учебке раз, и нашел верный путь.
Бак тут же сообразил, что сморозил лишнего, оглядел нас, и тут до него дошло.
– Барракуда дери! Так вы ребята из «Трех сосен»? Простите… Я не хотел ничего дурного сказать про Хая. Все знают, что он вам был, как отец. Дело в другом. Когда Хай начинал охоту, у него даже дыхательного грибка не было, а тварей полным полно у самого берега. Без батиплана было в воду не сунуться. Тогда это был единственно верный путь – строительство скоростного подводного корабля с сокрушительной огневой мощью. Но сейчас ситуация уже кардинально другая. Мы создали довольно много защищенных зон у побережья, наших форпостов. Это позволяет нам применять множество тактических схем, а не одну. Не обязательно для уничтожения одной тяжелой мины или платформы с боем пробиваться через ее охранение, не обязательно задействовать в операции сотни людей. Можно одного боевого пловца превратить в не слабую ударную силу.
– Как? – спросил я, не скрывая иронии.
– Ну, они же не телепаты! – воскликнул Бак.
– В смысле, твари? – уточнил Бодрый.
– Ну, да. Торпеды, мины, платформы, – осторожно ответил Бак. – Они не телепаты.
Стало заметно, что узнав, кто мы, он стал прогибаться под наш авторитет. Не мудрено – особая команда Великого Хая, впятером совершившая трансокеанский Переход.
– Это сомнительное утверждение, – спокойно произнесла Ксюша. – Есть мнение, что между собой они общаются именно телепатически.
– Да ни фига это не телепатия! – горячо возразил Бак. – Мне этим уже все уши прожужжали, еще в учебке, барракуда дери. К телепатии их внутренняя коммуникация имеет не больше отношения, чем гарпун к говнодаву. У каждой твари в башке стоит нейрочип с заводской биотехнологической меткой, которая отправляет гиперволновой сигнал во все стороны. Так их обнаруживает радар. Вы же не считаете, что радар основан на принципах телепатии?
Он обвел нас взглядом, но возражений у нас не нашлось. Более того, мы сами об этом задумывались, хотя и совершенно в ином контексте.
– Вот! – он опрокинул еще один шот. – Повторяю, они не экстрасенсы. Если у тебя в башке нет нейрочипа, они ни чуять тебя не могут, ни тобой управлять. Понимаете?
– Ты что, предлагаешь к ним подкрадываться? – осторожно спросила Чернуха.
– Почему нет? Мы привыкли бояться тварей, нам кажется, что они нас чуют на каком-то сверхъестественном уровне. Нет! У них обычные органы чувств, обоняние, очень острое, слух превосходный, ультразвуковые сонары, зрение на близких дистанциях. Но и только! Если они нас не увидели, не услышали, не унюхали, не засекли сонаром, значит нас не существует с их точки зрения. Они могут нас не заметить, как обычный зверь не замечает охотника и позволяет к себе подкрасться.
Мы задумались. В принципе, совершенно очевидно, что Бак прав. С другой, как-то очень уж странно мыслить в подобной плоскости.
– Ну, допустим, – согласился я. – Но тут ведь важно не только число органов чувств, но и чуткость тварей. Ну, давай возьмем только слух, остальное сейчас откинем. Он может быть таким острым, что тварь будет слышать биение твоего сердца.
– На каком расстоянии? – Бак улыбнулся.
– Ну… – я не нашелся с ответом.
– Вот тебе и «ну». Уши у тварей из того же мяса, что у нас. Да, слух у них намного более острый, но всему есть предел. Хотя бы потому, что у них самих тоже есть сердце, и оно перекроет стук нашего.
– Нет! – Ксюша покачала головой. – У них развитые мозги, они могут стук собственного сердца вообще игнорировать. На уровне софта.
– Но все равно звук должен качнуть их барабанную перепонку, – возразил Бак. – Мощность импульса падает обратно пропорционально квадрату расстояния.
– И в воде? – уточнил я.
– Ну, точно не знаю, но все равно взрыв торпеды в десяти метрах и в километре даст разные разрушения.
– Ну, да, – с этим нельзя было не согласиться.
– Значит что? – Бак шелкнул пальцами, чтобы заказать еще один шот. – Значит есть некое безопасное расстояние от твари, когда стук нашего сердца она слышать уже не может. Я не знаю, какое именно это расстояние, но оно точно меньше того, на котором наш радар с высокой точностью показывает местоположение тварей. Можно разработать тактическую схему, основанную на эмпирических данных, с учетом безопасного расстояния от торпед и мин. Эта схема позволит пройти через боевое охранение до самой платформы, просто не потревожив ни одну тварь.
– Ты в каком отделении лежишь в госпитале? – с серьезным видом спросила Чернуха.
– В ожоговом, – на автомате ответил Бак.
– А… Я думала в психиатрии.
– Погоди. – Я остановил ее жестом. – В этом действительно что-то есть.
– Что? – Чернуха уставилась на меня чуть осоловелым взглядом. – Кто эти эмпирические данные будет собирать, барракуда дери? Ты полезешь в боевое охранение, проверять, с какой дистанции на тебя бросится торпеда или мина долбанет ультразвуком.
– Насчет мины я уже проверил, – спокойно ответил Бак и опрокинул последний шот.
Мы умолкли. Очень уж весомо это прозвучало, особенно с учетом ультразвукового ожога на шее.
– Осталось подумать, как проверить насчет торпед. – Бак закусил ложкой салата. – Они, заразы, намного подвижнее.
– Мама, я в туалет, – сказала Рита, встала и скрылась за бамбуковой ширмой.
Похоже, Рита почувствовала, что мешает нам обсудить скользкую тему, не предназначенную для чужих ушей. Умница. При ней мы, действительно, просто не имели права всерьез обсуждать выкладки Бака и, тем более, выказывать одобрительное к ним отношение. Но Рите удалиться, мы тут же придвинулись ближе к середине стола.
– Можно поймать торпеду, выпустить нитрожир, и загнать в вольер около мыса, – предложила Ксюша.
– Хрен ее протащишь через радарное заграждение, – прикинул я.
– Чучундра смог бы отключить на время один буй, я думаю, – сказала Чернуха.
– Точняк, – подтвердил Бодрый. – Никому и в голову бы не пришло, что кто-то станет взламывать систему. Наверняка защиты нет.
– Дело подсудное, – предупредил Бак. – Исследование биотехов – уголовка.
– Это ненадолго, – со знанием дела заявил я. – Уже готовится пакет законов, освобождающих охотников от такой ответственности.
– Откуда сведения? – Бак удивленно вздернул брови.
– От Хая, – весомо ответил я.
Пришлось рассказать то, что знали все наши, но чего, естественно, не знал Бак.
– Еще до высадки десанта на остров, мне удалось добраться до программатора платформы, – произнес я. – У нас был мощный ионный конденсатор довоенной разработки. Всего один, и таких уже больше не делают, и заряжать его надо год на больших мощностях. Зато если разрядить его в воду, он создавал электрическое поле такой силы, что электрошок по принципу шагового напряжения вызывал паралич у всех тварей на две минуты в приличном радиусе. Мы его снарядили в ружье, пальнули с брони батиплана, а потом на полном ходу вперед.
– А через две минуты что? – заинтересовался Бак.
– Ничего. Когда ты уже рядом с платформой, торпеды и мины ее охранения не могут тебя убить, не ранив платформу. Мы подогнали батиплан вплотную, твари рыскали вокруг, но приблизится не могли. Я выбрался из шлюза, вскрыл отсек пульта, запустил стартовое меню и перевел боевое охранение в пассивный режим.
Я все ждал, когда Бак задаст главный вопрос – зачем мне понадобилось лезть в программатор, вместо того, чтобы расстрелять платформу с борта батиплана. Но, похоже, склонность к экспериментам была у него в крови, и ему мое поведение не показалось странным. Ну и хорошо. Не хотелось его посвящать в подробности.
Вернулась Рита. Ксюша попросила ее подготовить катер к отходу, и та радостно помчалась в пирсовую зону – очень она любила возиться с катером.
– Так, вот, – продолжил я. – В меню управления платформой было множество режимов, но, кроме управления посредством чувствительных сенсоров, там еще был один пункт меню, сильно меня заинтересовавший. Подключение по нейроинтерфейсу.
– Ого! – воскликнул Бак.
– Вот тебе и «ого». Но круче другое. Для этого способа связи с мозгами платформы нужна особая аппаратная часть. Я нажал просмотр доступных вариантов, и увидел такое, от чего офигел не слабо. Там была целая линейка биотехнологических жаберно-жидкостных скафандров, работающих по принципу нейроинтерфейса, и способных подключаться к программатору.
– Та ну ни хрена же себе! – Бак не слабо воодушевился. – Люди что, напяливали на себя биотехов?
Все, кроме Бака рассмеялись. На самом деле все мы некогда пережили шок от моего тогдашнего открытия, но дальше было еще интереснее.
– Я рассказал обо всем Хаю, – продолжил я. – Думал его удивить. Но это не просто, удивить Хая, а вот он всех нас удивил так, что никому мало не показалось. Знаешь легенду об острове Крысолова?
– Ну, а кто ее не знает? – Бак пожал плечами. – Типа, там до войны была флотская база, с которой сеяли в океан икру и личинки торпед. Потом началась война, земноводные биотехи противника высадились на остров, стали все крушить, а один из военных спас детей из детского дома и вместо того, чтобы увести их на корабли для эвакуации, спрятал в катакомбах под землей. За это его и прозвали Крысоловом. Корабли все потопили, а дети выжили. Когда Хай высадился на остров, там в защищенной пресноводной бухте оказались надводные корабли, и в подземельях были надводные корабли. Хай подружился с Крысоловом, они перегнали караван кораблей на Суматру, поднялись по реке в Бенкулу, взяли город под контроль, выбили из него всех прибрежных бандитов и основали первый муниципальный отряд охотников. (прим. автора: История Крысолова в подробностях описана в романе «Операция «Караван»).
– Все верно. – Я кивнул. – Теперь то, чего в легенде нет. Рядом с островом имелась подводная база, тоже в опресненной зоне. На ней Хай обнаружил несколько биотехнологических скафандров жаберно-жидкостного типа и огромное количество документации технологического характера по биотехам. Эти скафандры, дышавшие жабрами в воде за боевого пловца и подававшие кислород ему прямо в кровь через биотехнологический катетер, были намного эффективнее грибкового дыхания, и команда Хая их много раз использовала. Затем, когда охотников стало много, выяснилось, что грибковое дыхание подходит не всем, у кого-то аллергия, у кого-то сердце отказывает, у кого-то начинается интоксикация. Тогда Крысолов предложил Хаю возродить и усовершенствовать технологию создания биотехнологических жаберных аппаратов. Хай, конечно, долго кочевряжился мол, биотехи наши враги, мы не должны опускаться до их использования в собственных целях, но потом понял, что горячится, и согласился. На острове имелся небольшой генный завод и приличный запас баралитола, чтобы производить оружие на месте по готовым матрицам. Имелись матрицы и для жаберных скафандров. Все это было противозаконно, но Крысолов и Хай по такой мелкой причине не останавливались на пути к великим целям. Благодаря документации они не только сумели воспроизвести имеющиеся скафандры, но и внесли изменения в рабочую матрицу, получая все более и боле совершенные изделия.
– Ну, понятно. – Бак кивнул. – Остров в океане, никаких инспекций, все тайно и подпольно.
– Затем случилось несколько громких побед охотников, – продолжила за меня Чернуха, чтобы поберечь мои связки. – Была создана база в Турции, в Мраморном море, усилены береговые базы Средиземного моря. С охотниками пришлось считаться. Тогда Хай подготовил пакет законодательных изменений, снимающих с охотников уголовную ответственность за изучение биотехов, так как изучать их было необходимо для понимания тактико-технических данных, уязвимых мест и прочего, чтобы уничтожать тварей. Сначала эта законодательная инициатива забуксовала, но чем дальше, тем понятнее было, что возрождение судовых трансатлантических маршрутов пахнет очень уж большими деньгами для Метрополии, и чиновники начали поддаваться. Создали несколько комитетов по изучению «законодательной инициативы Вершинского», разрабатывали юридические механизмы правоприменительной практики, кого считать охотником, кого нет, и так далее. Все это проходило в режиме высокой секретности, чтобы не будоражить народ, и растянулось на долгие годы. Но Хай, как обычно, отступать не собирался и постоянно контролировал ситуацию. За год до его смерти дело сдвинулось с мертвой точки, а затем появился новый импульс, так как Хай для всех теперь герой, и его законодательная инициатива стала чем-то вроде знамени. Ну и для чиновников стало проще найти способ это народу подать так, чтобы не вызвать волны отрицания.
– В общем, по сведениям из адмиралтейства, инициативу в полном объеме примут в ближайшие месяцы, – закончил я. – Она предусматривает ужесточение ответственности гражданских, вплоть до смертной казни, чтобы исключить попытки злоупотребления, а с охотников всякую ответственность снимает.
– Отлично! – воодушевился Бак. – Это же как можно будет развернуться!
– Главное в другом, – произнес Бодрый. – С принятием «инициативы Вершинского», производство жаберных скафандров можно будет вывести из тени, полностью легализовать, а сами аппараты официально принять на вооружение.
– Обалдеть! – Бак потер руки. – Тогда моя идея приобретает еще больший смысл!
– Поэтому мы за нее и уцепились, – пробурчала Ксюша. – Просто ребенка не хотели пугать. Тебе еще долго лежать в госпитале?
– Не знаю, – ответил Бак. – Пару дней, наверное.
– Выпишешься, приезжай в «Три сосны», – предложил я. – Есть о чем поболтать.
– Я понял! – Бак улыбнулся.
– Ну, тогда бывай, охотник!
Бодрый расплатился за еду и напитки, и мы, оставив Бака в кафе, направились к катеру, который уже урчал поршневым мотором на холостых оборотах.
– Интересный крендель, – догнав нас, поделился впечатлением Бодрый.
– В самую точку, – подтвердил я. – Нам такие психи нужны.
Только мы и адмиралтейство знали, что во втором конверте, полученном в наследство от Вершинского, содержались документы на предоставление мне особых полномочий по созданию новой группы специального назначения, на основе нашей команды. Целью группы была консолидация охотников с особыми данными с целью создания и развития новых тактических и стратегических схем противодействия биотехнологической угрозе. Командиром оставался Чучундра, на меня возлагались обязанности по отбору новых членов команды, а так же по созданию новых тактических идей. Задумка Бака как нельзя лучше вписывалась в это определение.
– Он еще главного не знает, – с улыбкой произнесла Чернуха, забираясь в катер.
– Во-во. – Бодрый подал руку Ксюше и та заняла место за штурвалом, рядом с Ритой.
Да, главного Бак, конечно, не знал. Как не знал этого никто кроме нас, даже члены совета адмиралтейства. Главным было то, что в подвале нашего с Чернухой дома, в пяти специальных контейнерах, в глубоком стазисе пребывали пять новейших глубинных аппаратов жидкостного дыхания линии ГАДЖ, три года назад доставленные спецрейсом с острова Крысолова, носившего теперь индекс «А-10».
– Пока неизвестно, можно ли ему об этом рассказывать, – остудила Ксюша наш пыл.
Но это она так, для проформы. Всем уже было понятно, что Бака надо брать в оборот.
Глава 5. «Новая власть»
В понедельник Рита и Мышка уехали в интернат, где будут жить всю неделю, пока мы несем службу. Чучундру из госпиталя еще не выписали, а мы на штабном гравилете отправились в ставку командования, расположенную в бухте Маракас, получать роли по табелю о боевом расписании. В отсутствие Чучундры обязанности командира нашего подразделения переходили ко мне, поэтому, когда мы прибыли в часть, я приказал всем, кроме Ксюши, выстроиться в шеренгу на плацу у летной площадки, и ждать офицера, который припишет нас к более численной группе и разъяснит нам сегодняшние обязанности. В руке я держал боевой планшет, как и положено командиру. Планшет, правда, не мой, а Чучундры, но мне был положен свой пароль, дававший много возможностей, даже ограниченный доступ к данным сателлитов.
Место было открытым, джунгли начинались только метрах в двухстах от здания штаба, так что солнце жарило, будь здоров, и если бы не восточный ветер с океана, с нас бы семь потов сошло. Дальше, за штабом, раскинулась мощеная огороженная площадка автопарка с техническими боксами, а за ней ангары основного воздушного звена, состоящего из полусотни гравилетов, как транспортных, так и ударно-штурмовых.
Ксюша в строй становиться не стала, а махнула нам на прощанье и сразу отправилась в автопарк, где ее ждал транспорт до береговой батареи.
Мы старались это не обсуждать, но каждый раз, когда мы получали новое служебное задание, между нами и Ксюшей возникала досадная неловкость. Дело в том, что хотя Ксюшу и не списали из отряда охотников после тяжелой взрывной контузии, но глубинный допуск ей был закрыт. Она могла нести службу в должности командира расчета береговых стационарных ракетных комплексов, что она и делала, прикрывая выход кораблей из безопасной зоны, но в глубину ей был путь закрыт. Врачи не могли взять на себя ответственность и дать глубинный допуск человеку, которого может убить давлением при погружении даже на десять метров. Именно такие последствия вызвало поражение мощной ударной волной.
Наверное, только я понимал, как Ксюша страдает от этого, потому что виду никакого она не подавала, никогда ни на что не жаловалась, но все же я знал ее лучше других, даже лучше, чем теперь ее знал Чучундра.
Впрочем, любого из нас могла ждать подобная участь. Взрыв твари в опасной близости от боевого пловца грозил ему или смертью, или полным списанием на берег, или лишением глубинного допуска. Так что тут глупо винить обстоятельства. Такая у нас служба. Кого-то раньше накроет, кого-то позже. Любой из нас к этому был готов.
Минут через пять из штаба вышел, прихрамывая, старший офицер Линь.
– Сми-и-и-и-рна! – рявкнул я.
Мы вытянулись по струнке, как того требовал устав.
– Вольно! – скомандовал Линь. – Где Чучундра?
– Получил ранение во внеслужебное время, проходит лечение в госпитале! – доложил я. – Как его заместитель, принял командование отдельной группой на себя.
– Добро. – Линь кивнул. – Думаю, справитесь без него, задача не сложная. Сегодня войдете в воздушную ударную группу, звено «Эй». Пилотом у вас будет Блиц, вы с ним хорошо сработались. Задача, как обычно, сопровождать караван, на этот раз АТ-112Е, обеспечивать радарную разведку по курсу и зенитное прикрытие, а в случае необходимости десантироваться и обеспечить поддержку гарпунным огнем в качестве боевых пловцов. Чипы к сканированию!
Мы выставили левые руки, а Линь прошелся со сканером, считал с имплантрированных подкожных чипов на внутренней стороне запястья наши личные данные и глубинные допуски для занесения в боевой табель, после чего записал на них код предстоящей миссии и наши боевые роли с пометкой «принято к исполнению».
– Ваша летная площадка «Чарли-5», – сообщил он, когда закончил сканирование. – Борт 004. На-ле-во! Бего-о-о-м марш!
Мы развернулись через левое плечо, и я бегом повел Бодрого и Чернуху в обход штаба, мимо автопарка, через ангары на летную площадку, откуда уже раздавался визг пневматических стартеров и нарастающий вой прогреваемых турбин.
Мы пробежали мимо летной зоны «Альфа», в которой располагались тяжелые гравилеты ударно-штурмовой группы, способные нести, кроме ракетной, не слабую глубинно-бомбовую нагрузку, пересекли наискось зону «Браво», занятую транспортными машинами, и оказались в зоне «Чарли», отведенной для базирования легких ударно-десантных гравилетов.
На пятой площадке уже прогревал турбины маневренный «Карбон-Кватро» европейской постройки, за штурвалом которого немец Блиц покачивал головой в такт музыке из наушников.
Мы забрались в десантный отсек и пристегнулись страховочными карабинами. Чернуха просунулась в кабину и чмокнула Блица в щеку. Тот показал знак «о'кей» и широко улыбнулся. По-английски он не очень хорошо говорил, по-русски вообще никак, а немецкого мы не знали, так что наша коммуникация ограничивалась общепринятыми жестами Языка Охотников, одинаковыми на для всех, а так же короткими репликами на английском. Зато Блиц был отличным пилотом, что уже несколько раз нас выручало.
Через распахнутые боковые люки салон продувало ветром, хоть немного прибивая жару. Привычно пахло амортизаторной жидкостью, разогретым полимером и авиационной краской. Мы надели гарнитуры.
– Караван АТ-112Е, – раздался в наушниках женский голос диспетчера. – Готовность по протоколу «Дельта». Батарея «Маракас», на связь.
– На связи «Маракас», здесь Змейка, – ответила Ксюша с главного огневого пульта береговой батареи. – Есть готовность по протоколу «Дельта». Радарные данные на двадцать плюс по среднему индексу.
– Принято. Тогда предварительную артподготовку проводить не будем. Огонь по радару, с точки флагмана десять плюс.
– Есть, принято! – ответила Ксюша.
Это означало, что мы не будем ждать массированного ракетно-бомбового удара за двадцатикилометровой зоной, ограниченной буями заграждения. Ксюша начнет долбить, расчищая нам путь, когда флагман каравана отойдет на десять километров от берега.
Иногда гражданские в Пойнт-Форитине у меня спрашивали, мол, а что значит «полукольцо радарного заграждения», разве оно способно физически защитить остров от биотехнологической атаки? Это же, типа, не мины, это просто буи, подающие сигнал при проходе торпеды в защищенную зону. Тут все дело в том, что большего и не надо. Не было никакого смысла нам минировать прилегающую к острову акваторию, это бы создало лишь дополнительные трудности навигации. У нас весь восточный берег утыкан ракетными батареями, бьющими на двадцать пять километров глубинными бомбами, с главным огневым пультом на артиллеристском комплексе «Маракас». А если вторжение вялое, десяток торпед, так их уничтожали путем десантирования боевых пловцов с тяжелыми гарпунными карабинами. Через пару лет это привело к тому, что платформы просто перестали нападать на защищенную зону, понимая, что это только торпеды тратить. Иногда, бывало, прощупывали нашу оборону, но в последнее время лишь малыми силами, чтобы поберечь тварей. Так что кольцо заграждения можно было смело считать чем-то вроде сетки, за которую биотехи сами проникать не спешили, а в случае проникновения тут же получали по жабрам.
Блиц поднял гравилет с площадки, а мы высунулись через люк и наблюдали с высоты, как сформированный в бухте Маракас караван из двадцати транспортных судов и четырех ракетных эсминцев боевого сопровождения выходит в открытый океан, оставляя в воде белый кильватерный след. Очень это было красиво, даже более того – величественно. Мог ли я подумать еще десять лет назад, что доживу до такого момента, когда суда с грузами будут регулярно ходить через Атлантику? Теперь же это становилось все более тривиальной нормой, и еще лет через десять, думаю, даже не каждый караван нужно будет сопровождать охотникам. В акваториях морей возникнут курорты, Ривьеру восстановят в Средиземке, люди будут купаться в море, а потом пить коктейли в шезлонгах под зонтиками.
Мы заложили вираж и заняли место по правому борту от каравана, согласно боевому расписанию, а гравилеты звена «Би» цепочкой выстроились по левому.
Взяв курс на восток, караван прошел вдоль северного побережья острова на удалении пяти километров от берега, затем начал удаляться от острова.
– Переодеваемся! – велел я.
Мы закрыли люки, отстегнули страховочные тросики, скинули мундиры, уложили их в предназначенные для этого рундуки, и облачились в новейшие гидрокостюмы с интегрированными боевыми каркасами и шлемами. Штука предельно удобная, раньше мы о таких и мечтать не могли. Все гладкое, обтекаемое, шлемы удобные, поднял акриловое забрало, дышишь воздухом, опустил – вот тебе герметичная сфера, способная выдерживать приличное давление, а при необходимости в шлем можно было пустить воду, что обеспечивало противодействие давлению и позволяло нырять еще глубже. Инъектор с грибком тоже встроенный, нажал кнопку на пульте, и вот тебе доза – ныряй. В общем, не чета старым, почти кустарным, моделям.
Затем мы достали из ложементов тяжелые гарпунные карабины, тоже не слабо усовершенствованные, пристегнулись страховочными тросиками и открыли люки. Ветер снова ворвался в отсек.
Мы включили радары, но пока смотреть на них было нечего, просто так положено. Надел костюм, проверил снаряжение и оружие, включил радар. Штатный набор действий, много раз проделанный на тренировках.
Наконец, караван прошел отметку десятикилометрового удаления от берега.
– Батарея «Маракас» диспетчеру, – раздался в эфире голос Ксюши. – Готовность «Чарли».