На тропинках зимних ни пылинки,
вязкой грязи хлюпанье прошло.
Разноцветность неба, крики взрослых —
всё пропало, ненадежный дым.
Только синие столбы морозов рослых
окружают нас сиянием своим.
Ночной поезд
Вдоль искристых синих звезд
едет гулкий поезд,
мчит под звук своих колес,
техники достоинств
полон. Гордо обречен
на погибель злую.
Я люблю его вагон,
жизнь его простую.
На столе стакан люблю,
весь дрожащий мелко,
ветра мощную струю,
сцепок лязг на стрелке.
Золотой дождь
Буфета мраморная пустота прозрачная,
в то время, как на улице громадная
очередища-хвост у каждого киоска.
Во рту младенца позабыта соска,
за пивом папа встал. Течет
волнуется и топчется народ
на месте, перекидываясь словом.
И пивом торговать хотя не ново,
у каждого киоска золотого
одна и та же чудная картина:
две женщины, а дальше всё мужчины,
случайная старушка, украинец,
грузина два стоят – сплошной зверинец
разнообразных жестов и голов,
и разница прекрасная полов
стирается. Стоит очередища.
Вдруг, ветер налетел порывом. Свищет,
сбивает пыль с поблекших тополей
и улетает, попугав людей,
которые не знают, что в буфете,
будто в прохладной мраморной ракете,
без очереди пиво продают,
чуть-чуть дороже, но зато – уют
и столики, и сцена, днем пустая,
и арфа возле стенки золотая.
Вода
Травы поникшей дикий вид, травы?
нелепость мошки, мо?шки
конструкция стараний паука
нас снова поразят. И не нарочно
