– Преступник, – поправляет Лёха. – Человеком он станет после отсидки, если ещё не получит пожизненное.
– Для нас он больной, который нуждается в помощи! – гнев дамы постепенно сходит на нет. – Лечащий врач сказал уже вашему начальству, что нужно два-три дня, пока он придёт в себя, тогда и допрашивайте. Зачем вы пришли, да ещё в такое неурочное время?
Лёха загадочно кивает в мою сторону и почти шепчет ей на ухо:
– Наш следователь завтра улетает в командировку за границу, поэтому времени у нас нет. Дело безотлагательное.
– Но больной сейчас под действием сильного снотворного и не может с вами говорить.
– Сделайте, пожалуйста, что-нибудь! Можно его вывести из этого состояния хотя бы на десять минут? У нас к нему всего пара-тройка вопросов.
Дама задумывается, потом обречённо машет рукой:
– Ладно… Но только убедительная просьба: если надумаете его в следующий раз допрашивать, то не ранее чем через два-три дня. Договорились?
Горделиво развернувшись, она уходит и через минуту возвращается с какой-то ампулой, потом заученно обламывает её кончик, вытягивает бесцветный раствор шприцем и вводит его в капельницу.
– Подождите, пока он придёт в себя, потом – не более десяти минут общения. И ещё, чересчур не давите… А то я знаю ваши методы! – и, не дожидаясь ответа, гордо разворачивается и уходит.
– А ты ещё здесь? – Лёха грозно смотрит на охранника, оторопело лежащего на стульях и глуповато переводящего взгляд с незнакомого грозного посетителя на медсестру, с которой, вероятно, уже в дружеских отношениях. – Давай-ка, приятель, чеши в коридор к своему коллеге.
– Но мне запрещено… – мямлит полицейский, однако, не дожидаясь ответа, подхватывает свой планшет, ощупывает пистолет на боку и поскорее выскакивает за дверь.
Лёха подвигает мне один из освободившихся стульев, а свой ставит почти вплотную к кровати:
– Ну что, грубо побеспокоим пациента? А то он тут что-то расслабился не по делу…
3
Небритый кадык на тонкой смуглой шее неожиданно подрагивает, и парень облизывает сухие губы, однако глаза пока не открывает.
– Воды ему дать попить, что ли? – интересуюсь у Лёхи. Если уж он сегодня у нас за старшего, то я не мешаю ему надувать губы.
– Обойдётся! – мой товарищ смело трясёт бандита за руку, утыканную иголками капельниц. – Ну-ка, глазки открываем! Дядя следователь пришёл поговорить с тобой…
Хлопаю Штруделя по плечу и пытаюсь остановить:
– Ты особо его не тряси, а то этот урод очухается и пожалуется, что с ним неуважительно обращались, потом проблем не оберёшься.
Не глядя на меня, Лёха снова трясёт парня, пока тот, наконец, не открывает глаза.
– Кто вы? – похоже, раненый всё ещё не понимает, где находится. – Полиция?
– Нет! Ангелы небесные спустились, чтобы забрать тебя в ад! – Штрудель сдвигает кислородную маску в сторону, хватает его за подбородок и поворачивает голову к себе. – Ответишь на мои вопросы, будет тебе поблажка – вместо пяти пожизненных получишь одно.
– Почему пять? – удивляется тот, сразу приходя в себя. – Я никого не убивал!
– А это ещё доказать надо! Оружие в руках было?
– Нет.
– Врёшь! Там видеокамеры повсюду.
– Ну, было…
– Значит, отвечаем на мои вопросы? Принимается в зачёт только правда.
– Я ничего не знаю.
– Все так говорят перед применением пыток. Ответ ожидаемый, но неправильный… Ты лично знаком с Элираном Розенталем?
– Не очень хорошо. Ну, видел несколько раз.
– А кто тебе деньги платил за работу? Разве не он?
– Его племянник Янив. Он у него правая рука.
– Это мы и без тебя знаем, – Штрудель явно блефует, потому что племянника убитого мафиози ребята из отдела по борьбе с наркотиками, может, и знают, но убойщиков об этом никто не информировал. – Твой Янив погиб в перестрелке, а тебя удалось спасти. Цени это…
– Спасибо…
– На здоровье. Тогда следующий вопрос: опиши мне внешность Элирана Розенталя.
– Неужели у вас нет его фотографии?
– Не слышу ответа, – Лёха окончательно сдёргивает с лица раненого кислородную маску, которую тот всё время пытается натянуть на нос. – Пока не ответишь, мы от тебя не отвяжемся.
Парень начинает глотать воздух и задыхаться:
– Мне плохо, позовите врача. Я не могу дышать, мне больно…
– Будет ещё больнее, – Штрудель демонстративно тянется к капельницам. – Сейчас потихоньку начну выключать тебя, а?
– Хорошо, расскажу. Только маску верните… Что вы хотите узнать?
– Возраст, внешность, рост, манеру разговора – всё, короче.
Лёха лезет в карман за портмоне, извлекает фотографию Розенталя и суёт мне.
– Возраст – лет тридцать, может, сорок, – начинает парень. – Не старый ещё…
Разглядываю фотографию – там снят полный пожилой дядька, которому на вид не меньше шестидесяти лет. Морщинистое загорелое лицо и короткий седой ёжик. Левый глаз немного косит.
– Подожди, – обрываю его, – ты давно на него работаешь?
– Всего две недели, – парень с опаской поглядывает на меня и на всякий случай прикрывает глаза, – раньше у них какие-то проблемы были, и они сидели тихо. Но я об этом ничего не знаю. А потом снова стали набирать бойцов. С Янивом мы вместе в школе учились, вот он и позвал меня.
– Значит, раньше ты Розенталя не видел?
