Сильнее смерти

– Я узнал о заклинании, которое могла использовать Дана, – тихо сказал он.

Удивление Амиара отступило, сменившись тревогой – и надеждой.

Он давно уже предполагал, что Дана осталась в живых не по милости чудовищ. Знали ли они вообще, что такое милосердие? Нет, вряд ли, они бы убили ее, если бы могли. А они не могли!

Это было возможно лишь в одном случае: если Дана помешала им. Но как? Да, у нее была сила Огненного короля. Так ведь чистой силы недостаточно! Требовалось еще и нужное заклинание, а тут Дане остро не хватало опыта.

Поэтому Амиар давно попросил всех лидеров кланов узнать у своих семей, какой магии они успели научить Дану. Они любили ее… Амиару приятно было знать, что она стала своей среди колдунов, что ей стремились помочь не потому, что она его невеста, а потому что она – это она. Ее с готовностью обучали, защищали, ей давали подсказки. Могли ли ее научить чему-то такому, что спасло ей жизнь?

Иерем сразу предположил, что тут замешан его клан – вечные хранители смерти. Но тогда он не знал, о каком именно заклинании идет речь… а теперь вот, похоже, узнал.

– Ее учила Керенса, поэтому я не могу узнать наверняка, – предупредил Иерем. Амиар и так знал, о чем он: Керенса Мортем, выполняя просьбу Огненного короля, оказалась в пространстве между мирами. – Но я изучил заклинания нашего клана и нашел то, которое вполне подходит под нашу ситуацию. Оно называется «Договор со смертью».

– Не слишком мне нравится это название…

– Суть не так уж плоха. Это заклинание придумали мои предки – как крайний метод выживания на поле боя. Оно позволяет пустить всю силу на одно-единственное заклинание. То есть, маг, призвавший это заклинание, не сможет колдовать, пока оно действует, за него он платит всей энергией, что у него есть, но порой это не самая большая цена.

– Что именно делает это заклинание? – поторопил его Амиар.

– Пока оно действует, смерть не властна над призвавшим магию. Его тело восстановится после любых травм, после любого заклинания, смерти просто не существует.

– Почему я никогда не слышал о таком заклинании?

– Потому что оно доступно только клану Мортем. Мои предки не хотели им делиться, но под давлением других кланов сделали запретным.

Сделали запретным – но не забыли. В мире высокой магии это означало лишь одно: они не спешили использовать такие чары. Но умели! И Керенса Мортем, обучавшая Дану, вполне могла их знать.

Иерем прав, это было бы гениальное решение. Керенса знала, что Дане тяжело защищаться, что она, невеста Огненного короля, в любой момент может оказаться под ударом. Так почему бы не обучить ее магии, которая спасет ей жизнь в любой ситуации? Сам характер заклинания предполагал, что оно быстрое и не слишком сложное – на поле боя нет времени для долгих ритуалов. Поэтому, когда на Дану напали, она вполне могла призвать его. У нее была энергия Огненного короля – то же самое, что энергия клана Мортем.

Никаких доказательств того, что Дана спаслась именно так, не было. Но все ведь сошлось! Возможно, Амиару не удавалось найти Дану, почувствовать ее, как раньше, не из-за происков Аурики Карнаж, а из-за того, что вся сила Даны сейчас уходила на поддержание чар.

– Если бы это было такое совершенное заклинание, твой клан бы в жизни не согласился признать его запретным, – отметил Амиар. – Какие там минусы?

– А разве они не очевидны?

– Ты уж извини, я сейчас не в том состоянии, чтобы трезво оценивать ситуацию.

Иерем мгновенно смутился – при всем его редком уме, жизненного опыта ему еще отчаянно не хватало.

– Не страшно… Минусы в том, что это заклинание забирает в буквальном смысле всю силу. Сам посуди: человек все еще остается на поле боя, но он именно человек, а не маг. Да, он не может умереть, но и сопротивляться он тоже не может. Ни одно заклинание не будет работать одновременно с договором со смертью, это не обсуждается. Ну и потом…

Молодой маг замялся, и Амиар был вынужден подтолкнуть его к ответу:

– Говори как есть.

– Защита от смерти не спасает ни от пленения, ни от боли. Вот в чем недостаток этого заклинания.

Амиар заставил себя воспринимать его слова спокойно и не соотносить их с Даной. Они говорят об обычном заклинании, всего лишь теория, и любая боль – это не ее боль.

Оставалось только поверить в это.

– Заклинание договора со смертью можно разрушить? – поинтересовался Амиар.

– Извне – нет. Это именно договор, у него две стороны, третьей вмешаться не позволят. Отменить заклинание может только Дана.

Вот только знает ли об этом она сама?.. Возможно, в панике она вспомнила нужное заклинание. Возможно, это даже было заклинание договора со смертью. Но успела ли Керенса обучить ее обратному заклинанию? И знает ли Аурика, с какой магией они имеют дело? Скорее всего, знает: верховная ведьма Сообщества бессердечна, но не безумна.

Она пойдет на все, чтобы заставить Дану отменить заклинание, отказаться от последней линии защиты. Как бы ни пытался Амиар оградить себя от этих мыслей, образы пыток, которые, возможно, приходится выдерживать Дане, сводили его с ума. Она там, одна с чудовищами, а он здесь – и ничем не может помочь!

Он сжал кулаки, чувствуя, как в душе разгорается ледяная ярость – опасная для любого правителя.

– Если встретишь у портала Роувена, передай, что Рошель должна заговорить, – тихо приказал Амиар. – Любой ценой.

– Передам, – невесело усмехнулся Иерем. – Будь уверен: я готов обеспечить ее разговорчивость.

Пожалуй, из всех, кто лично знал Рошель Интегри, Роувен был единственным, кто не желал ни пытать ее, ни убить. Скорее, наоборот: он чувствовал в своем сердце жалость, в которой сейчас было опасно признаваться.

Рошель была ему не чужой. Кто она, получается, внучатая племянница?.. Да, наверно, так. Родная кровь, особенно важная при том, что своих детей у Роувена никогда не было.

Прабабку Рошель, Хионию, он всегда любил и восхищался ею. Однако сама Хиония на сей раз не спешила становиться на сторону прямой наследницы. Поэтому Роувен приказал, чтобы ее не звали к Рошель, когда та проснется. Он хотел все сделать сам, он чувствовал, что только так поймет настоящую правду, не скрытую за обманом и ненавистью.

Но еще до того, как Рошель пришла в себя, у него состоялся непростой разговор с Коррадо Эсентией. Они встретились в кабинете Коррадо, и Роувена сразу насторожило то, что рядом со столом стоит манекен – точное изображение человеческой девушки.

– Она ведь не была жертвой того боя, не так ли? – мрачно спросил Роувен.

– Нет. Скорее всего, когда нелюди прибыли к той деревне, Рошель уже была в печальном состоянии.

– Что с ней случилось?

– Ее избили и изнасиловали.

Голос Коррадо звучал спокойно, ровно, в нем не было и тени эмоций – ни сочувствия, ни злорадства. Он просто выполнял свою работу, не думая о том, кем была его пациентка. Это, наверно, правильно, однако Роувен не мог относиться к ней так же.

По-своему, он был виноват перед этой девочкой – ведь это он отнял у Рошель и ее брата право наследования короны, разрушив их надежды.

– Ее… изнасиловали?

– Не думаю, что это более или менее страшно, чем избиение. Это происходило одновременно.

Такое случилось с кем-то из их клана… Немыслимо! Рошель была из высших ветвей, она могла по первому же желанию превратиться в призрака, и тогда никто не смог бы даже коснуться ее, не то что избить или изнасиловать. Получается, она допустила это? Или ее застали врасплох? Или кто-то нашел способ блокировать ее силы?

– Как… это случилось?

– Зачем тебе знать? – нахмурился Коррадо.

– Потому что она мне не чужая.

– Не думаю, что Амиар одобрит такие мысли…

– Со своими мыслями я разберусь сам, – перебил его Роувен. – Поверь, они никак не повлияют на мои поступки. Но я должен знать!

– Хорошо, пусть будет по-твоему. На нее напали несколько существ одновременно – это были не люди, но человекоподобные нелюди.

– Великие чудовища?..

– Вряд ли, если только в своем простейшем воплощении. В любом случае, и изнасилование, и избиение нанесли ей очень серьезные травмы, худшая из которых, как ты знаешь, связана с глазами. После этого ее оставили там умирать, она обгорела в пожаре, но, думаю, она сумела ненадолго прийти в себя и с помощью магии избежала части повреждений.

– Она может… притворяться?

Роувен слишком хорошо помнил, в каком состоянии была Рошель, когда ее доставили в резиденцию, но он должен был спросить.

– Я ничего не знаю об актерских способностях предателей, – вздохнул Коррадо. – Она, похоже, притворялась много лет, и никто этого не замечал, так что в этом она мастер. Но что бы ни творилось в ее душе, ее тело не лжет. Избиение было реальным. Изнасилование было реальным – это ни в коем случае не добровольный сексуальный акт. Она чуть не сгорела, и если бы ее нашли чуть позже, она была бы мертва. Да и ее глаза… Притворство это или нет, видеть она уже не сможет никогда. Не слишком ли большая жертва для диверсии?

– Так что случилось с ее глазами?

Когда Рошель привезли, ее лицо показалось Роувену одной сплошной раной. Впрочем, он не присматривался, утешал себя тем, что это, возможно, виновата грязь, а на самом деле все не так плохо. Теперь ему предстояло узнать правду.

Коррадо не стал отвечать. Он подошел к манекену и изменил свою руку так, что его пальцы превратились в массивные звериные когти. Когда перевоплощение было завершено, он ударил ими по лицу манекена, и, хотя Роувен был готов к этому, от звука трескающегося пластика он невольно вздрогнул.

Одного удара хватило, чтобы часть лица манекена отломилась и упала на пол.

– Примерно это с ней и случилось, – признал Коррадо. Он снова был холодным профессионалом, но только так он и умел справляться с болью, на которую у него не было права. – Я восстановил ее лицевые кости, зубы, мягкие ткани и кожу, кое-как воссоздал переносицу, но сделать ей новые глаза я не могу, там все уничтожено, мозг чудом не был задет. Это навсегда, Роувен.

– Не понимаю… зачем они так поступили с ней? – не выдержал Роувен.

– А разве не этого следовало ожидать? У того, кто решается на такое грандиозное предательство, нет будущего. Свои его обратно не примут, потому что граница прочерчена кровью. А чужие никогда не будут по-настоящему его уважать. Потому что, во-первых, он все равно не их породы, ну и во-вторых, они знают, что предателю доверять нельзя. Если ты отрекся от самого дорогого, откуда в тебе верность? Слава и триумф, полученные таким путем, долго не длятся. Мне жаль признавать это, но Рошель получила лишь то, к чему сама изначально шла.

И все это было понятно, Роувену нечего было возразить, однако он не мог вот так холодно вынести приговор молодой девушке, у которой и жизни-то было – всего ничего. Он и сам совершал ошибки, за которые его многие не любили. Да, не такие, как Рошель. Однако благодаря им он усвоил, как сложно быть вечным праведником.

Поэтому на встречу с ней он направлялся с тяжелым сердцем. Впрочем, Роувен не сомневался, что сумеет это скрыть, и она ни о чем не узнает.

Ее заперли в камере, стены которой были покрыты рунами. Здесь Рошель не смогла бы колдовать – хотя она пока и подняться не могла. Она полулежала на высоких подушках, худая, бледная, выглядящая даже младше своих скромных лет.

Коррадо неплохо поработал над ней: ее светлая кожа снова была безупречной, лицо казалось вполне нормальным, от чудовищной раны не осталось ни единого шрама. И только широкая белая повязка на глазах не позволяла забыть, что с ней случилось на самом деле.

Как только Роувен вошел, дверь за его спиной закрыли и заперли. Для него это ничего не значило: рун на стенах было достаточно, чтобы сдержать силу Рошель, но не его.

Он придвинул к кровати стул и сел неподалеку от молодой колдуньи. Рошель не повернулась к нему, хотя наверняка слышала его шаги. Да и зачем ей поворачиваться? Ей предстояло привыкнуть к новой жизни в вечной темноте.

– Здравствуй, Рошель. Ты знаешь, кто я такой?

– Лорд Роувен, как я теперь слышу.

– Ты у Великих Кланов.

– Да, я догадывалась. Те, с кем я была раньше, не оставили бы меня в живых.

– Тебя могли найти нелюди, – указал Роувен.

– Могли. Но они все равно передали бы меня вам.

Ее голос звучал безжизненно, как компьютерная запись. В нем не было ни горя, ни обиды, ни гнева. Как будто из Рошель вырвали ее душу, и тело продолжало существовать по инерции, потому что иначе не получалось.

Да оно и понятно: Коррадо мог вылечить ее, но Рошель все равно помнила, что с ней произошло.

– Почему они сделали это с тобой? – спросил Роувен.

– Потому что я стала бесполезна. Я была особенно ценна как шпион, открывающий им секреты Великих Кланов. Но это закончилось, когда меня разоблачили.

– Ну и что? Ты все равно оставалась Великой колдуньей.

– Да, и какое-то время этого было достаточно. Но потом все изменилось… И то Сообщество, которому я присягала на верность, уже не существует. Я стала бесполезна – а они потерпели слишком много поражений от Великих Кланов. Им хотелось отомстить.

– Но почему тебе? Сейчас, когда у них так мало союзников, твоя сила была бы особенно нужна им!

– Не слишком, – пожала плечами Рошель. – Да и мне они уже толком не доверяли. Им сложно врать, и они чувствовали, что моя преданность пошатнулась.

– Вот как?

– Я не могла относиться к ним так, как раньше.

Это не было ложью, потому что магия камеры не позволила бы ей лгать – и Роувен мог почувствовать ложь. Он не сомневался, что Рошель говорит ему правду. Но ему опасно было принимать эту правду, чтобы не питать в себе ненужную жалость.

Огненному королю и остальным нужны ответы, а не печальная история ее жизни.

– Значит, из Сообщества тебя изгнали? – уточнил Роувен.

– Меня пытали, насиловали – не знаю, сколько, но больше суток, – и оставили, беспомощную, гореть заживо. Это считается изгнанием?

И снова ее голос звучал сухо, как запись. Роувен не брался и предположить, что она чувствует.

– Ты использовала магию, чтобы выжить в огне. Значит, ты все-таки хочешь жить?

– Не думаю, что нормальная жизнь для меня возможна, – ответила Рошель. – Я – слепой уродец, да еще и разыскиваемая всеми кластерными мирами преступница. По законам большинства миров меня надлежит казнить. Нет, нельзя сказать, что я чего-то хочу. Магию я использовала скорее инстинктивно, я была не в том состоянии, чтобы о чем-то думать.

– Значит, если я попрошу тебя рассказать, что ты о них знаешь, ты не откажешь мне?

Это был опасный момент, способный много рассказать о Рошель. Начнет ли она возражать, как истинный фанатик? Или торговаться? Или попытается солгать ему?

Но нет, она не шелохнулась, в ней не было ничего похожего на радость или надежду. С Роувеном по-прежнему разговаривала бездушная машина.

– Я впала в немилость довольно давно, мне перестали доверять секреты, так что не думаю, что смогу быть по-настоящему полезна. Но на все ваши вопросы я отвечу, лорд Роувен.

– Почему? Откуда такое смирение?

– Потому что мне все равно.

И Роувен чувствовал, что она не лжет. Значит, можно было задать ей важнейший из всех вопросов.

– Ты знаешь, где держат Дану?

– Нет. Мне даже не сообщили, что она поймана, я узнала об этом от нелюдей, позже. Но рискну предположить, что она с Аурикой.

– А где Аурика?

– Понятия не имею.

Вот и все. Роувен понимал, что бесполезно злиться на Рошель – не она виновата в том, что они не могут помочь Дане. За ее плечами много грехов, но уж точно не этот. Если бы она знала!.. Что толку сокрушаться об этом?

Они все равно вернут Дану, Роувен повторял это себе снова и снова. Пока же он хотел воспользоваться тем, что Рошель больше не была связана верностью Сообществу, получить от этой встречи хоть что-то. Затишье, наступившее после исчезновения Даны, становилось опасным, его необходимо было разрушить.

– Какую самую опасную тайну Сообщества ты знаешь? – спросил он. – Они сделали все, чтобы ты умерла, значит, считали тебя опасной.

– Да, не думаю, что они рассчитывали на мое выживание.

– Должна быть причина.

– Ненависть к Великим Кланам – достаточная причина.

– Ты была с ними долго, до того, как началась война, – настаивал Роувен. – Неужели все секреты, известные тебе, потеряли цену?

На этот раз Рошель не спешила с ответом, она задумалась, а потом медленно, словно сомневаясь в собственной памяти, кивнула.

– Один, пожалуй, остался…

– Какой же?

– Мне известно, где устроила себе логово Эрешкигаль. И если вы воспользуетесь этим и застанете ее врасплох, вы сможете убить великое чудовище.