От 350 до 0
– Шестнадцать, – отвечаю я, решив, что он всё равно узнает.
Он остановился, посмотрел на меня очень внимательно.
– Получается, ты в школе родила? – впечатляет он меня своим новым вопросом.
– Тебе-то какое дело? – серьёзно, глядя ему в глаза, спрашиваю я. Он прерывает зрительный контакт и идёт дальше по квартире.
– Просто по-соседски интересуюсь… – непринуждённо отвечает он.
«Ага. Соседи всегда интересуются когда я родила…» – с сарказмом огрызаюсь я мысленно.
– Всё посмотрел? Можно я теперь тоже посмотрю твою… То есть, мою квартиру? – спрашиваю я, переводя разговор на тему, из-за которой мы вообще находимся тут вместе.
– Да, конечно, – соглашается он и галантно пропускает меня вперёд при выходе.
Заходим в его/мою квартиру, в гостиную. Я осматриваюсь. «Мне нравится. Уютно и светло…» – оцениваю я свои впечатления от этой квартиры. Иду смотреть спальни. Крейн остаётся в гостиной. «Эта будет Ники…» – решаю я. Себе выбираю с ванной. «Если ночью вызовут или вернусь, чтобы не шуметь в общей ванной…» – размышляю я. Возвращаюсь в гостиную.
– Ну, как? – сразу интересуется Крейн.
– Мне нравится, – честно отвечаю я, продолжая осматривать гостиную, только уже более детально.
– Какую спальню выбрала? – с улыбкой спрашивает он.
– С ванной, – без задней мысли отвечаю я. Его улыбка становится шире.
– Будешь спать в моей спальне, в моей постели… – произносит он чуть не мурлыкая, как котяра. Я глаза закатила. Тут раздаётся стук в дверь. Крейн идёт открывать.
– Ну, что оформим всё? – с порога спрашивает Дина, и вихрем проносится прямиком к столу. Мы с Крейном только кивнули.
Минут пятнадцать уходит на подписание договоров и оформление всех формальностей. И Дина, так же молниеносно, как появилась, исчезает.
– Ладно, мне вещи пора собирать, – направляясь в спальню, говорит Крейн.
– Подожди, – останавливаю я его. Пара секунд у меня уходит на то, чтобы собраться с духом, Крейн ждёт. – Я хотела сказать тебе спасибо. Что согласился поменяться… – чувствуя смущение, благодарю я его.
– Застенчивость тебе к лицу, – с улыбкой говорит он. – Впрочем, как и всегда…
Я начинаю краснеть ещё больше, чувствую как вспыхивают щёки.
– Не за что, – добавляет он с улыбкой, но на этот раз, какой-то доброй что ли, совсем не издевающейся. – А можно вопрос? – спрашивает он вдогонку.
– Спрашивай, – соглашаюсь я.
– А где твой муж? – ошарашивает он меня вновь. «А, нет, показалось… Всё тот же Крейн…» – заключаю я про себя. – Раз есть ребёнок, то и муж должен быть… – рассуждает он вслух, глядя на меня.
Я молча прохожу мимо него и иду, в пока ещё свою, пустую квартиру. Так как собирать мне нечего, я просто сижу на диване. Не замечаю, как засыпаю.
Просыпаюсь от прикосновения к лицу. Ещё в полудреме шепчу:
– Алекс…
– Так значит Алекс? – раздаётся задумчивый голос Крейна надо мной.
– Что ты тут делаешь? – быстро проснувшись и садясь, спрашиваю я.
– Ну, это как бы теперь моя квартира, – говорит он посмеиваясь. Я замечаю коробки по всей квартире. «Крепко же я спала…» – понимаю я. – Квартира свободна. Можешь пойти лечь, поспать по-человечески. Я сменил постельное и оставил футболку чистую, если вдруг у тебя сменки нет. Отдашь потом, – говорит он мне, продолжая заниматься своими делами. Я, конечно, против, и собираюсь возразить. Но не успеваю, так как он с улыбкой добавляет, протягивая мне ключи: – Это по-соседски…
Беру ключи из его руки и отвечаю:
– Твои ключи на столе, – указываю я на стол. Беру рюкзак, и иду в свою новую квартиру.
Захожу, звонит телефон.
– Ало, – отвечаю я Ники, проходя в гостиную.
– Взяла билет. Буду в девять вечера. Встретишь? – говорит она всё тем же безрадостным голосом.
– Да. Коробки поставила к порогу?
– Да. Я же не маленькая, – с упрёком и, даже немного с обидой, говорит она.
– Я не хочу потом мучиться с транспортниками и, чтобы ты ждала свои вещи неизвестно сколько, – объясняю я свою чрезмерную озабоченность.
– Хорошо, – соглашается она. А я слышу по интонации, что она закатила глаза. Игнорируя, спрашиваю:
– Миссис Данлаб уже пришла? – я ещё не успеваю договорить, как в трубке раздаётся её раздражённый выдох. «Подростковый возраст, смерть отца, переезд…» – напоминаю я себе. «Это пройдёт…» – медитирую я мысленно.
– Я ещё вчера сказала ей, что она может не приходить… – я уже хочу возмутиться, тем, что она без моего ведома спровадила соседку, которую я попросила ночевать вместе с Ники, чтобы она не была одна, но Ники добавляет: – Я переночую у Сидни. Это наша последняя ночь вместе… – с грустью заканчивает она, и у меня снова становится тяжело на сердце. Даже появляется чувство вины, что я разлучаю Ники с друзьями, лучшей подругой, привычным окружением, школой.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Тогда, до завтра? – вместо прощания выходит вопрос, и я надеюсь услышать её хоть немного повеселевший голос.
– До завтра, – уныло прощается она и кладёт трубку. «Всё наладится…» – успокаиваю я себя снова.
Даю себе несколько минут, прийти в себя после разговора с Ники, и звоню в транспортную компанию, договариваюсь, чтобы завтра забрали коробки. Называю новый адрес, и надеюсь, что транспортники доставят всё быстро, без потерь и ущерба.
Затем я осматриваю своё новое жильё более внимательно. Без пристального взгляда Крейна это делать приятнее.
В прихожей встроенный в стену шкаф для одежды. Левее расположена гостиная, совмещённая с кухней и обеденной зоной. Гостиную с кухней разделяет перегородка барной стойки. Кухня не очень большая, но уютная – в серо-белых тонах. Обеденный стол стоит в гостиной и рассчитан на шесть персон, но так как он стоит у стены, то способен принять лишь четверых. «Нам с Ники хватит…» – размышляю я.
В гостиной стоит светлый диван, перед ним стоит кофейный столик, на стене висит телевизор. Вообще обстановка гостиной умиротворяет, здесь я чувствую себя спокойно.
Я иду в спальню Ники. Она расположена сразу за гостиной, слева. Большая, двуспальная кровать, прикроватная тумбочка, комод, шкаф, стол: всё, что нужно подростку. Обстановка комнаты выполнена в светлых тонах, мебель тёмная. Но здесь большое окно, так что, при дневном освещении, комната будет выглядеть «парящей». «Ей понравится…» – с надеждой думаю я. «Она добавит свои вещи, привнесёт свою индивидуальность, и комната станет ярче…» – уже вижу я, как Ники обустраивает свою новую комнату, в своём воображении. Выхожу из её спальни и иду в свою. Она напротив спальни Ники, только дверь расположена ближе к гостиной. «Будь двери друг напротив друга, Ники бы не понравилось.» – остаюсь я удовлетворена расположением наших комнат.
Обстановка в моей спальне почти такая же, как в спальне Ники, только чуть темнее, больше мужская что ли. В этот момент я думаю о Крейне. Как он и говорил, кровать застелена, сверху лежит футболка. Я складываю её и кладу на комод. «С чего это Крейн такой добрый?» – задаюсь я вопросом. Достаю из рюкзака небольшой запас вещей , который взяла с собой на первое время, и убираю их в комод. Достаю пижаму, зубную щётку и пасту, и иду умываться в свою ванную.
Когда ложусь спать, за стенкой стоит грохот и топот, Крейн обустраивается. «Надо было спросить кем он работает…» – с этой мыслью я засыпаю, даже не замечая, как погружаюсь в сон.
Под утро снится бьющееся сердце в руке. Просыпаюсь с шёпотом на губах:
– Алекс…
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
В семь утра выхожу из квартиры и одновременно из своей квартиры выходит Крейн.
– Доброе утро, доктор Льюис, – здоровается он первым. «Как официально…» – удивляюсь я мысленно.
– Доброе утро, доктор Крейн, – вторю я его вежливости.
«Проклятье! Почему он себя так ведёт?» – настораживаюсь я, всё ещё не веря в то, что этот человек мог измениться. «Наверняка, за этой «добротой» и «вежливостью» кроется какой-то подвох, которого я снова не буду ждать и окажусь в дурах… Работать вместе, да ещё и жить рядом. Вот уж не везёт. Может, будет вариант в другом месте? Буду уточнять у Дины…» – решаю я на ходу к байку. «Здесь всё хорошо: район, квартира, работа недалеко, школа рядом, но Крейн…»
– Тебя может подвезти? Я на машине, – предлагает мне Крейн, стоя у своей машины – двухдверной ауди, ярко-синего цвета.
– Нет, спасибо. Сама доеду, – отказываюсь я, снова размышляя о его мотивах. Сажусь на свой алого цвета байк и отъезжаю.
По дороге размышляю о причинах его поведения: «Может он изменился? Мы уже не студенты… Да и, когда я сказала ему о травле, он выглядел удивлённым…». Вот только инстинкт отказывается принять мои мысли за чистую монету, я по-прежнему чувствую внутреннее напряжение при виде него, или даже при мыслях о нём. «Годы его идиотского поведения не дадут мне просто взять и поверить, что он изменился и теперь ему можно доверять…»
Приехав к госпиталю, иду ко входу, когда Крейн паркуется. «Надо узнать кем он работает…» – размышляю я.
Захожу в госпиталь. Спрашиваю у медсестры, где раздевалка и где взять ключ от шкафчика. Оказывается, у них коды на шкафчиках, последние четыре цифры лицензии, а ящики подписаны.
Иду в раздевалку. На моем шкафчике табличка с моим именем. Кладу свои вещи. Переодеваюсь. Выхожу. Из двери напротив выходит Крейн. «Надеюсь, наши графики будут редко совпадать…» – с надеждой думаю я.
– Уже узнала своё расписание на сегодня? – спрашивает он, идя рядом со мной.
– Ещё нет. Как раз иду узнавать, – отвечаю я, и сворачиваю к кабинету Джулии. Стучу.
– Входите, – слышу я её ответ. – А, доктор Льюис, то есть Сэм, доброе утро. Я как раз хотела идти к вам, – приветствует она меня, и встаёт из-за стола.
– Доброе утро, доктор Рэй. Я узнать расписание… – начинаю я, но она уже идёт навстречу мне.
– Идёмте. Я по дороге всё расскажу и покажу, – жестом предлагает она мне выйти первой.
Идём вместе с ней по госпиталю. Она показывает где что.
– Сегодня у вас с девяти до тринадцати приём в клинике. Час на обед. С четырнадцати – две операции. Вот истории болезней по операциям. Папки для больных из клиники – в лотке с вашим именем, – инструктирует она меня.
– Хорошо, – соглашаюсь я, беря папки по операциям.
– Ещё у вас будут смены, тоже по пол дня, в приёмной на скорой, – продолжает она.
– Поняла.
– Ну, всё. Хорошего дня. Если что, обращайтесь ко мне или к главной медсестре, – она жестом указывает в сторону стойки, где сидит главная медсестра. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть и снова поворачиваюсь к Джулии.
– Ладно. Спасибо, – благодарю я её и она уходит.
До начала приёма ещё час. Иду в кафетерий читать истории болезней по операциям. Беру кофе, сажусь за столик.
«Итак, мужчина пятьдесят пять лет. Холецистэктомия1.» – проговариваю я про себя. Решаю сразу вторую посмотреть, а потом уже по анамнезам пройтись. «Женщина, сорок лет. Диагностическая лапаротомия2 на левом яичнике. Ладно. Курс и объем понятны…» Возвращаюсь к первой папке, читать анамнез, тут напротив меня буквально «плюхается» Крейн.
– Узнала расписание? – снова спрашивает он. «Да что ж такое!?» – восклицаю я про себя.
– Да. Холецистэктомия и диагностическая лапаротомия, – отвечаю я ему, уже не в силах скрыть раздражение от его назойливости.
– Да. На них и встретимся, – беззаботно выдаёт он.
– Не поняла… – растерянно произношу я, хотя, уже предчувствую что-то неприятное. «От него только такого и жди…»
– Ну, без анестезиолога нельзя оперировать, – не менее беззаботно поясняет он, и подмигивает мне. Мне так захотелось упасть головой на руки, которые, как у примерной ученицы, были сложены на столе.
– В больнице есть ещё анестезиологи, кроме тебя? – с надеждой спрашиваю я. Он смеётся.
– Ещё не начала работать, уже пытается меня избегать, – вместо ответа, говорит он, посмеиваясь. – Да, есть, – отвечает он таки на мой вопрос. – Но я работал в паре с Грегсоном, так что перехожу в наследство тебе, – с лукавым огоньком в глазах и не менее лукавой улыбкой, заканчивает он. Я издаю протяжный, жалобный стон. И не со всем про себя, как того хотела.
– Да, ладно тебе! Я не такой подонок, каким ты меня считаешь. Я квартиру тебе уступил… – с упрёком реагирует он на мой стон. Я сижу и молчу. – Ладно, пойду возьму кофе. Я сегодня на скорой. До после обеда, – прощается он, покидая меня.
– Пока, – отвечаю я, почти с облегчением.
Он уходит, а я пытаюсь вернуться к чтению историй болезни, но сразу не получается. «Это ещё хуже. Будь он хирургом, мы бы пересекались, но не постоянно. А с анестезиологом нужно работать всё время…» – размышляю я. И снова издаю жалобный стон, осознавая степень нашего с Крейном рабочего взаимодействия. И в этот момент он как раз проходит мимо.
– Приятно, что ты думаешь обо мне. Да ещё и со стоном… – говорит он мне с улыбочкой. Я готова сквозь землю провалиться, становлюсь красная, как помидор. Он на выходе оборачивается и смотрит на меня. Я одними губами говорю ему:
– Придурок… Он только ухмыляется мне, и уходит.
Я сижу несколько минут в полной прострации от того, что Крейн анестезиолог. «Это просто невероятно, из пяти госпиталей, в которых я побывала, попасть в тот, где работает Крейн, да ещё и в пару к нему…» – буквально ною я про себя. Но потом беру себя в руки, так как время уже поджимает, и скоро начнётся приём в клинике, читаю анамнезы, допиваю кофе и иду в клинику.
Заглядываю в свой лоток, там куча папок.
– Привет. Я – Сэм, доктор Льюис – новый хирург, – обращаюсь я к главной медсестре, которая сидит за компьютером .
– Привет. Лиз – главная медсестра, – отрываясь от своих дел, отвечает мне круглолицая, миловидная женщина, лет сорока, с каштановыми волосами, заделанными в пучок на затылке.
– Все мои, на четыре часа? – указываю я на почти полный лоток.
– Что не успеете, пойдет к доктору, что будет после обеда, – отвечает она. Киваю ей, и иду в смотровую. Вызываю первого пациента.
За четыре часа успеваю принять десять пациентов. У кого-то быстрая перевязка, у кого-то – вросший ноготь, фурункул и прочее. Закончив приём, выхожу из кабинета, и спрашиваю у медсестры, где можно пообедать.
– Почти все обедают в кафетерии. Есть ещё кафе недалеко от госпиталя. Но там цены выше, чем в кафетерии, – делится она полезной информацией.
– Поняла. Спасибо, – благодарю я её, и иду в кафетерий.
И правда, все обедают тут. Почти все места заняты. Пока беру еду, мест уже нет. Из–за углового столика мне машет Крейн. «Где я столько нагрешила, что расплачиваюсь общением с этим человеком?» – стону я про себя. Осматриваю кафетерий, мест вообще нет. Только за его столиком. Обречённо иду к нему.
– У тебя такой вид, будто ты бы предпочла есть за одним столом с бешеной собакой, чем со мной, – говорит он мне, когда я сажусь к нему за стол.
«Вообще, он хорошо уловил суть. Но надо бы взять себя в руки. Нам работать вместе. Надо быть профессионалом…» – настраиваю я себя.
– Спасибо, что оставил мне место, – пытаюсь я притворить в жизнь свои намерения.
– Да, претендентов вообще-то было много, – говорит он. Я замечаю, что большинство женских глаз устремлено на меня. «Ещё не хватало в этот змеиный клубок попасть… Опять…» – чертыхаюсь я мысленно. – Так кто такой Алекс? – совершенно неожиданно для меня спрашивает Крейн. Вилка падает из моих рук с грохотом на кафельный пол.
ГЛАВА ПЯТАЯ
У меня вся кровь ухает в ноги. Поворачиваюсь поднять вилку, на нас смотрит уже весь кафетерий. «Отлично! Первый рабочий день, уже столько внимания…» – «радуюсь» я мысленно. Наклоняюсь поднять вилку, одновременно обдумываю отмазку, чтобы свалить от Крейна. Выпрямляюсь. Открываю рот, чтобы начать говорить, но не успеваю ничего сказать.
– Кажется, я перешёл черту, – говорит он, глядя мне в глаза.
– Да, не в первый раз, впрочем, – отвечаю я прямо.
– Ладно, забудь. Давай просто пообедаем? – предлагает он и начинает есть.
– Я… Мне… – пытаюсь я придумать быстро причину, чтобы уйти от него.
– Обещаю, больше никаких бестактных вопросов, – говорит он серьёзно. – По крайней мере, за обедом, – добавляет он, ухмыляясь.
«Опять его чертова ухмылка.» – злюсь я. Но всё-таки остаюсь, так как поесть надо, впереди долгий день, операции, и вечером Ники встречать. Но ем очень быстро, чтобы быстрее избавиться от его компании.
– Даа, сильно я тебя достал… Смотри не поперхнись, – говорит он, глядя на то, как быстро я ем.
– Не переживай так за меня, – отвечаю я ему. Он уставился на меня так внимательно, что не по себе. – Просто хочу успеть ещё раз пройтись по историям болезней… – лгу я о причинах своей расторопности. Доела. – Спасибо за обед, – благодарю я его, вставая из-за стола.
– Да, не за что… – непринуждённо отвечает он.
Иду готовиться к операциям. В предоперационной Крейн встаёт мыть руки у соседней раковины. Но, к моему счастью, молча.
Холецистэктомия проходит без сюрпризов. Готовимся к лапаротомии. Я ещё раз мысленно пробегаюсь по анамнезу больной. Что-то не даёт мне покоя. Всё идёт по расписанию, пациентка под наркозом. Начинаю операцию. И замираю.
– Что? – спрашивает Крейн.
– Позовите мужа, – прошу я медсестру. Она вызывает мужа в смотровую над операционной. – Будь готов добавить наркоз, – говорю я Крейну.
– Л–ладно, – отвечает протяжно он.
Максимально спокойно объясняю мужу пациентки, что на левом яичнике опухоль с локальными метастазами, которая была не заметна на УЗИ и при обследовании. Что требуется его согласие на удаление всех тканей, задетых метастазами. Мужчина в ужасе. Не может ответить. Говорю, что удалять буду левый яичник и левую фаллопиеву трубу. Что матка и правый яичник с правой трубой не задеты метастазами. Муж не выдерживает такой новости и скоротечности происходящего, губы дрожат, на глазах слёзы.
– Нужно ваше согласие, – настаиваю я, не из бессердечности, просто знаю, что лучше для пациентки решить это сейчас. – Мы уже в процессе операции. Лучше удалить опухоль сейчас. Понадобится химиотерапия и обследования каждый год, но то, что мы обнаружили опухоль сейчас, пока метастазы не пошли в другие органы – удача, – говорю я мужу, пытаясь убедить. Он наконец подтверждает своё согласие, сначала кивая, а затем тихо произнеся: «Согласен, согласен…». Даю знак Крейну, чтобы добавил наркоз.
Всё проходит хорошо. Пациентку увозят в реанимацию. Я оформляю бумаги по операциям и захожу в реанимацию спустя час. Встаю у кровати женщины. Просто молча стою и смотрю на неё.
– Все хорошо? – обращается ко мне Крейн, чем пугает меня, появившись неожиданно из-за моей спины.
– Да, – отвечаю я ему.
– Но ты здесь… – подразумевает он какой-то вопрос, видимо. Я мгновение молчу, решая, стоит ли ему объяснять свой приход сюда.
– Она шла на диагностическую лапаротомию, а проснётся и узнает, что у неё рак… – озвучиваю я ему свои мысли и причину моего прихода сюда.
– Ты всё сделала, чтобы помочь ей. Ты спасла её, – он кладёт свою руку на мою.
– Не надо, – прошу я его.
– Что? – делает он вид, что не понял. Или действительно не понимает.
– Вот это не надо, – киваю я на наши руки. Он убирает свою руку, но продолжает смотреть на меня. Я это чувствую. Но, к моему счастью, он молчит. Мысленно прошу его не задавать мне вопросов. Откровенничать сейчас не хочется, тем более с ним. Он, уходит. Я стою ещё какое-то время у постели пациентки, затем, доделываю дела и выхожу из больницы. Заезжаю за продуктами. Так как холодильник пуст. Успеваю приготовить ужин и еду на такси встречать Ники.
Автовокзал переполнен людьми, каждую минуту объявляют о прибытии или отправлении нового автобуса. Я пробираюсь сквозь суетящихся людей к информационному табло, чтобы посмотреть к какому выходу приедет Ники. Её автобус прибывает по расписанию, ждать остаётся ещё десять минут. Я иду к нужному выходу и осматриваюсь в поисках свободного места, но все заняты. Так что моё ожидание проходит стоя. И волнительно. Мысли одолевают меня: понравится ли Ники здесь, понравится ли ей её новая комната, как она вольётся в коллектив нового класса, сколько пройдёт времени, прежде чем она найдёт новых друзей, заведёт лучшую подругу, или нескольких…
Когда объявляют о прибытии автобуса Ники, я уже успеваю перебрать все возможные варианты: хорошие и плохие. Но заставляю себя думать о хорошем.
– Привет, – здоровается Ники, выходя из автобуса. И, вроде, не выглядит ужасно расстроенной. Глаза кажутся немного заплаканными, а в остальном всё та же Николь: красивая блондинка, с длинными волосами, среднего роста, стройная, спортивная и подтянутая. Вообще, она – вылитая Алекс. У неё, его пухлые губы, красивые серо-зелёные глаза, изогнутые брови. Только нос достался ей от матери: небольшой и вздёрнутый. Но он, наоборот подчёркивает её красоту.
– Привет, – обнимаю я её. – Как доехала? – интересуюсь я.
– Нормально, – коротко отвечает она. – Надеюсь, ты не на своём средстве самоубийства? – спрашивает она, чуть раздражённо.
– Нет, на такси…
– Отлично. Поехали, – говорит она и уже торопится со своим чемоданом на стоянку такси.
Когда приезжаем домой, я показываю квартиру Ники.
– Это твоя комната, – заходим мы вместе. Она никак особо не показывает нравится ей или нет. Просто ставит свой чемодан к шкафу, и поворачивается ко мне. Я смотрю на неё внимательно, мне не хочется вытягивать это из неё клещами, но хочется знать, что ей здесь хотя бы терпимо. – Как тебе? – спрашиваю наконец я, потому что она так ничего и не говорит.
– Нормально, – оглядывается она по сторонам, что я принимаю за хороший знак.
– Показать тебе мою комнату? – спрашиваю я. Она мгновение медлит, а затем кивает как-то нерешительно. Мы доходим до моей комнаты молча и также молча осматриваем её. Только в ванной я объясняю ей свой выбор: – Взяла себе комнату с ванной, чтобы не шуметь и не будить тебя, если вернусь с дежурства ночью…
– Да, я поняла, – коротко отвечает она. – Может поедим? – спрашивает она и идёт на кухню. Я иду за ней. Садимся ужинать.
– Я надеюсь, тебе здесь понравится… – начинаю я. – Школа в десяти минутах пешком. Тебе там понравится. Я была там и говорила с директором… – пытаюсь я приободрить её.
– Правда? Думаешь, понравится? – с вызовом смотрит она на меня, и я слышу ироничный тон в её голосе. – В Балтиморе остались мои друзья. А тут у меня никого…
– Я понимаю… – начинаю я.
– Понимаешь?! – перебивает она, чуть не взрываясь. – Если бы не ваши грёбаные мотоциклы, папа был бы жив! – уже злясь, восклицает она, и резко встав, выходит из–за стола, и идёт в свою комнату.
Я заканчиваю ужин в одиночку.
Ночью мне снова снится бьющееся сердце в моих руках. Открываю глаза с чувством такой тоски, что горло сжато подступившим комком.
– Алекс, как же я по тебе скучаю…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Несколько месяцев пролетают незаметно. Ники ходит в школу, завела новых друзей. Крейн больше не таскается везде за мной. Мы даже отлично сработались. Слышала, как медсёстры шушукались, что он стал какой-то тихий. «Мне же лучше. Так спокойнее…» – обрадовалась тогда я.
В один из вечеров, выхожу из больницы, иду на стоянку, звонит телефон. Это – Крис – сотрудница службы опеки, с которой мы работали, когда встал вопрос опекунства над Ники.
– Сэм, добрый вечер, – здоровается она.
– Привет, Крис, – приветствую я её. Мы даже сдружились с Крис, пока я оформляла опеку над Ники.
– Сегодня к нам обратилась Мэг, заявляет свои права на Ники. Собирается идти в суд за возвращением прав себе, – сообщает она мне.
– Ты сказала, что мы переехали? – настораживаюсь я, зная, что от Мэг ничего хорошего ждать не приходится.
– Да. Я уже передала ваше дело в Аннаполис, так что мне пришлось ей сообщить, – немного виноватым тоном отвечает Крис.
– Поняла, – отвечаю я, очень мягко, потому что не могу винить Крис за её работу. – Спасибо, что сообщила, – благодарю я её за то, что она предупредила меня. О приходе Мэг лучше знать заранее.
Мэг – это мать Ники. За восемь лет она появлялась регулярно. Нет, Ники её не интересовала. Всегда она приходила ради денег. Они разведены с Алексом, но родительских прав она не лишена, ограничена, но не лишена. У меня опека над Ники до её восемнадцатилетия. Теперь Мэг, наверняка будет манипулировать опекунством, чтобы получить денег. Наркотики для Мэг дороже дочери, наверное, дороже вообще всего.
– Если позволишь, дам тебе совет… – с осторожностью говорит Крис. – Удочери Ники. Тогда Мэг лишится всяких прав, – предлагает она. Я на мгновение зависаю.
– Поговорю с Ники, и решим вместе с ней. Спасибо за совет. Это важно для меня, – благодарю я её. Мы прощаемся и я еду домой в раздумьях: «Я с Ники восемь лет, она мне, как дочь. Но последние потрясения сказываются на её состоянии. И она только-только стала приходить в себя…». Вопрос о том, как она воспримет новость, что я хочу её удочерить, я даже мысленно не могу задать самой себе.