Шолох. Тень разрастается

На глубине

Я не мечтатель, я – мечта!

Мне снилась какая-то мутная, несуразная дичь про то, что я – перекати-поле и болтаюсь среди сельских дорог неведомого мира. Качусь туда, качусь сюда, и одна часть меня ликует – «свобода!», тогда как другая пугается пустоты. И вот я качусь и продолжаю катиться, пока не встречаю столб с указателями, и тогда замираю – мне хочется и не хочется – одновременно – выбрать себе путь…

Вдруг шея нестерпимо зачесалась.

– Я же просила не будить, – буркнула я, почувствовав, что рядом кто-то стоит.

– Отоспишься на том свете, – пообещали мне в ответ.

Сон улетучился, как окись балаган-травы. Моя рука, отправленная на важную миссию по чесу шеи, столкнулась там с лезвием ножа. Оно было обескураживающе острым. Я открыла глаза и увидела синеволосую шэрхен, которая ругалась с Мелисандром на пляже три дня назад.

Пиратка прижала оружие к моей нежной коже и, кажется, считала, что все в порядке. Она стояла расхлябанно, как в борделе: бедро вбок, подбородок задран, взгляд насмешливый и наглый.

– Вы кто? – проскрипела я тем мерзким голосом, что рождается в людской гортани сразу после пробуждения.

– Твоя погибель!

У этой дамочки смерть явно возглавляла топ тем для беседы. Поняв, что диалог не складывается, я попробовала отодвинуться. Кончик ножа неумолимо поплыл вслед за мной.

– Пшла на палубу, – рявкнула шэрхен.

Мне вспомнились правила поведения при захвате в заложники: мы зубрили их на первом курсе под строгим взором магистра Орлина. Несносный старец требовал, чтобы Кадия, Дахху и я наизусть зачитывали ему книжечку о чрезвычайных ситуациях, которая хранилась в верхнем ящике учительского секретера. Иногда я вспоминаю эти правила перед сном, одну за другой, вместо счета овец. Отлично работает.

«Не допускайте действия, которые могут спровоцировать нападающих к применению оружия и привести к человеческим жертвам», – представились мне ровные ряды печатных букв. Вот и ладненько.

Значит, пойдем на палубу.

Шепчущее море негодовало. Шквальный ветер обрывал паруса шукки, гребни волн взмывали выше бортов. Серая пена прокатывалась по качающейся палубе, с голодной жадностью набрасываясь на наши ноги. Низкое небо заваливалось то вправо, то влево и тем самым окончательно лишало душу остатков спокойствия.

Мелисандр Кес со связанными за спиной руками стоял перед длинной доской, выступающей далеко за борт, прямиком в бушующее море.

Пиратский суд… Час от часу не легче.

Синеволосая шэрхен пинками проводила меня к патологоанатому. С десяток пиратов выстроились шеренгой вдоль кают. В луже из морской пены сидел связанный капитан – тот, что пустил нас на корабль. Так вот почему он нервничал! Когда мы погрузились на борт, его шукка уже была захвачена: пираты наверняка где-то спрятались и ждали выхода корабля в открытое море.

– Что происходит?! – перекрикивая шторм, взвыла я, когда оказалась подле Кеса.

– Нас будут топить! – бодро отозвался он.

Мокрые отросшие волосы налепились ему на лицо, Мел извивался и отплевывался, пытаясь улучшить обзор. Я с омерзением почувствовала, как тонкие струйки дождя добрались до самых потаенных мест моего тела… Обмякнувшая летяга на плечах стала во сто крат тяжелее.

– Но за что? – почти простонала я, пока юный пират рывками связывал мне руки за спиной.

– Это та шайка, с которой мы планировали ограбление. Они надеялись на большую добычу и теперь не могут простить мне двух вещей… Во-первых, что пошел без них; во-вторых – что взял только один амулет. Пираты считают это глупостью, несовместимой с жизнью, – продолжал бодриться Мел.

Мне было не до шуток.

Я всегда боялась шторма. Толща черной воды, жадной, беснующейся под ногами, казалась мне древним чудовищем, ненасытным в своей ненависти. Километры темноты, уходящие вертикально вниз, давящая тишина, куда не проникает свет, слепые рыбы-фонарщики – все это было чуждым и до отвращения нереальным. Краем глаза увидев, как очередная волна накидывается на наш скрипящий бриг, я впервые за долгие годы обратилась с молитвой к богам…

Очень жаль, что знакомство с ними никак не повлияло на ситуацию.

Агрессивная пиратка загнала Мелисандра на доску. На середине пути саусбериец обернулся, открыл рот и крикнул что-то, но ветер подхватил его слова и выбросил за борт, как мусор. Корабль накренился, и Мелисандр беззвучно ухнул вниз, в разверстую пасть моря.

Я вскрикнула.

Времени горевать не было… Синеволосая тетка уже толкала меня: настойчиво, механически, без всех тех разговоров, которых так ждешь от истинных злодеев. Я извернулась и попробовала пнуть ее в колено, смутно надеясь на чудесное спасение. Но мах ногой на мокрой доске оказался до глупости неловким – и, поскользнувшись, я также полетела вниз.

Столкновение с водой окончательно лишило меня чувств.

Возвращение к жизни было стремительным и некомфортным.

Кто-то с силой зажал мне нос и, когда я взбрыкнула, накрыл лицо плотной желейной маской. Несколько секунд я интенсивно сучила ногами, пытаясь прощупать обстановку, а потом все вдруг стало нормально. Маска перестала ощущаться, и я смогла открыть глаза.

Я лежала на больничной койке. Руки, вместо того чтобы покоиться на простынях, чуть парили над матрасом. Ноги – так же. От лица во все стороны отходили тонкие прозрачные трубки, напоминающие кошачьи усы.

– Дышите нормально, – сказал блесен, склонившийся надо мной.

Блесен! Подводный житель!

– Я что, в Рамбле?

– Да. Я переустановил вам придонную маску. Давление и гравитация сейчас нормализуются.

И действительно – мои безвольно зависшие руки вдруг опустились вниз, будто я на поверхности, а не глубоко в море. Я осторожно пощупала лицо. Глаза, нос и рот скрывала мягкая, прохладная на ощупь накладка. Сквозь нее все выглядело ярче, чем должно: предметы светились, будто белый цвет под ультрафиолетом, а самые темные оттенки слегка пульсировали.

Эта маска – волшебное изобретение тех безрассудных смельчаков, которые пару тысяч лет назад решили, что им надоело жить на земле, и поэтому ушли под воду. Но факты – вещь упрямая: на глубине нечем дышать, зато есть проблемы с давлением, сопротивлением, распространением звука… В общем, почти со всем.

Однако смельчаки были упрямыми в своей придури и очень умными, а потому изобрели хитрое устройство – маску, избавляющую от вышеперечисленных неудобств.

Сегодня мы называем подводных жителей блеснами. Есть тут, в Рамбле, и другие – рыбьеголовые, настоящие туземцы. Обе расы уживаются мирно: на праздничных открытках их всегда рисуют в обнимку.

– Вы спасли нас? – спросила я врача-блесна.

Он кивнул, не вдаваясь в подробности. Потом отошел в другой конец палаты и начал обрабатывать мои вещи… Я с любопытством следила за процессом.

В Рамбле интересно обращаются с теми предметами, которые мокнут в воде – бумажниками, книгами, одеждой и так далее. На них выпускают сухоняш – улиток-переростков, которые, ползая, оставляют за собой склизкий фосфоресцирующий след. Этот след – специальная мембрана, которая сохраняет предмет сухим. Или же помогает ему быстро высохнуть с минимальными потерями – как в нашем случае.

Дай улитке порезвиться на твоем вечернем платье – и можешь смело нырять в нем в бассейн, если градус вечеринки позволит.

Таких сухоняш блесны с успехом продают в сельские районы Асерина: там они очень высоко ценятся этнологами и странствующими целителями, которые, бывает, на много дней увязают в проливных дождях Туманного Нагорья…

С моей летягой сухоняша справилась быстро, а вот куртка Мелисандра заставила ее опасливо попятиться. Блесен критически посмотрел на улитку; потом взял куртку, похлопал по набитым карманам, заглянул в них, изумленно воскликнул и быстро вышел из палаты.

Тотчас двери снова распахнулись, и в помещение ворвался сам Мелисандр. С непривычки мне показалось, что на него напала медуза, которая подмяла лицо саусберийца и теперь пытается его сожрать. Громкий вопль, исторгнутый Кесом, только поддержал эту сюрреалистичную иллюзию.

Впрочем, это оказался вопль ликования.

– Мы живы, Ти! Мы живы! – буйно радовался Мел, тряся меня за плечи.

Я рассмеялась:

– Живы… Правда, я даже не успела сообразить обратного. Грохнулась в воду и обморок одновременно.

– Везучая! – завистливо выдохнул Кес, помогая мне подняться с койки. – А я еще побарахтался, поборолся за жизнь, что в условиях девятого, десятого и одиннадцатого вала было непросто… Как увидел акульи плавники рядом – все, думаю, кранты. Допрыгался. Кто твою-то смерть засвидетельствует, дурачина? Но плавники оказались фальшивыми. Их наши новые друзья присобачивают к подводным лодкам, как паруса, прикинь?

Вернулся блесен и начал педантично вводить мне какое-то лекарство под изгиб локтя. Шприц был настолько тонким, что я не почувствовала дискомфорта.

– Эх, Тинави! – продолжал радоваться Мел – теперь укол делали ему. – Как же здорово – жить! Жить на полную катушку!

Я рассеянно подняла брови, мол, и впрямь.

Мне стало как-то нехорошо…

Блесны переодели меня, и теперь длинная, в пол, перламутровая рубаха странно холодила кожу. Ее чешуйчатая ткань была как живая. Облизывала ноги прохладными язычками незнакомого материала, взбиралась вверх, стараясь потуже обтянуть шею.

Несмотря на маску, я не могла нормально дышать.

Кес еще что-то восторженно болтал, а я стала медленно оседать на пол. Удивительная ночнушка помогла приземлиться, насилу таща меня вниз. Блесен, отошедший в угол палаты, отвернулся и начал копаться в каких-то склянках.

– Мел… – прохрипела я. На этом силы кончились.

– Ты что с ней сделал, гаденыш?! – возопил саусбериец, увидев, что творится.

Но потом, закатив глаза, Мелисандр и сам стал падать – как древний каменный колосс, очень прямо, медленно, лицом вверх, снося к праховой бабушке прикроватную тумбу.

Мир вокруг меня заполнился всполохами разноцветных огней. Я снова выключилась.

«Что за день! – воскликнул бы Дахху. – Ну что за день!»

Помпезный зал стал следующим куском моей разбитой мозаики под названием «сегодня». Я очнулась и обнаружила себя на троне.

Ого! Вот это поворот!

Но «живая» больничная рубаха никуда не делась. Она стискивала меня с любовной страстью и не давала шевельнуться, намертво приклеив мои руки к подлокотникам, а позвоночник – к спинке. Я только и могла, что растерянно оглядываться.

Обстановка смущала.

Мой трон стоял на сцене в небольшом театральном зале. Подводном, конечно: стеклянные стены обросли водорослями, вместо люстр – гигантские рыбы-удильщики на цепях, кулисы – водоросли, а пол отсутствует – лишь белесый песочек вздымается барханами.

Все места в театре были заняты: несколько десятков зрителей вальяжно развалились в коралловых креслах. У многих в руках были длинные трубки, пускающие жемчужные пузыри: не вполне безобидные, судя по чересчур томным лицам. Среди гостей я разглядела и блеснов, и рыбьеголовых, а в первом ряду полулежала сама подводная владычица в короне из ракушек…

Ой-ой. Это на какое шоу они все пришли? Только не говорите, что на меня!

Увидев, что я очнулась, королева выжидающе вскинула брови. Я сделала то же самое. Тогда она раздраженно закатила глаза, и тут я не рискнула повторять.

Так. Ну. Предположим.

– Приветствую, владычица! – с опаской кивнула я.

Теперь королева удовлетворенно кивнула, а потом прищелкнула пальцами. Гости плавно встали и склонились в глубоком поклоне, а из дальнего конца зала к нам выдвинулся некто в мантии с капюшоном и с грифельной доской. Его окружали рыбы, много-много рыб, похожих на мини-телохранителей.

«Капюшон» шел настолько медленно и уныло, что можно было свихнуться.

Я надеялась, что кто-нибудь по дороге даст ему пинка животворящего, но нет: рамбловцев такой темп совершенно устраивал. Они продолжали стоять в поклоне, слегка покачиваясь от подводного течения, и, кажется, изредка серебристо смеялись без особой причины, а королева закинула голову назад и рассеянно разглядывала потолок.

Странно все это.

Рамбла, конечно, знаменита своей аристократичной заторможенностью и эксцентричностью, но происходящее сейчас совсем уж напоминает опиумный притон.

Когда «капюшон» наконец-то приблизился, королева что-то шепнула ему и указала на меня пальцем. Он ме-е-е-едленно повернулся. Елки-моталки. Он что, сейчас еще и к трону двинет?! В обход сцены, так же траурно?

Помогите!

Но обошлось. «Капюшон» лишь поставил доску на выдвижную треногу и начал писать. Этот стиль общения напомнил мне дело о тихом лодочнике, которым я занималась как Ловчая.

– «Приветствуем тебя в Рамбле, дочь верхнего мира».

Место на доске предсказуемо кончилось. Человек неторопливо стер написанное и приступил к следующей фразе.

– «Владычица Льянва Лои К`га Гэлдри предлагает тебе роль ночной рассказчицы».

Вот тут я совсем растерялась. Это еще что за ерунда?!

Десятки глаз смотрели на меня в ожидании.

– Спасибо, владычица Лья… Э-э. – «Капюшон» успел стереть имя королевы, а я его не запомнила. – Спасибо за предложение, и за спасение спасибо, но меня ждут на поверхности. Благодарю вас всем сердцем и прошу указать нам с другом путь на материк.

Я не стала выведывать, с какого перепугу блесны разглядели во мне рассказчицу и почему так диковато, нездорово развлекаются. Ситуация была крайне сомнительная, но мысль о долгой дискуссии посредством учебной доски угнетала.

– «От предложений Лои К`га Гэлдри не принято отказываться». – Выведенные «капюшоном» буквы прямо-таки светились укоризной.

– Просто я недостойна этой роли, поверьте. Мне жаль.

Владычица встала. Подданные с легкими стонами неудовольствия тоже опять поднялись.

Человек в капюшоне начал ожесточенно стирать с доски написанное, но королева остановила его жестом.

Она хрипло обратилась напрямую ко мне:

– Вы были на лодке с пиратами. Значит, вы преступники. Преступникам – наказание. Но нынче Рамбла милосердна… Поэтому вы будете гостями. Вам будет комфортно. Плата – ночные истории о жизни верхнего мира.

Я возразила:

– То, что мы были на лодке с пиратами, означает как раз-таки, что мы жертвы!

– Вещи твоего друга говорят об обратном. Фальшивые удостоверения. Магическое оружие. Дамские – краденые? – амулеты. Признак нечистой совести. Ты с ним.

– А как насчет презумпции невинности?

– В бездну презумпцию! – сонно отмахнулась королева.

М-да. А мы с Мелисандром на днях еще нашу политику осуждали…

Меж тем владычица стукнула о песок серебристым жезлом с сияющим наконечником.

– Идея с рассказчицей гуманна и справедлива, – поведала она. – Жаль, что ты не ценишь, чужачка… Тогда поступим иначе.

Несколько рыбьеголовых внесли в тронный зал клетку с Мелисандром Кесом. Саусбериец двумя руками вцепился в прутья и клял «этих дохлых селедок» на чем свет стоит.

– Мы ждем историю. – Владычица подняла подбородок. – А скаты ждут дозволения…

Вышеупомянутые обитатели глубин, облепившие клетку изнутри, неожиданно напрыгнули на Мелисандра. Блестящие разряды тока саданули историка по плечам. Мел зашипел, как масло на раскаленной сковороде. Вельможи заахали от удовольствия.

– Хей, полегче! – Сказать, что я была в шоке от этих психов, – ничего не сказать. – Будет вам история. Не знаю только, зачем…

– Хочется, – объяснила королева.

И действительно: чем не серьезная причина.

Вдруг легкое изменение подводного течения сдернуло капюшон с головы человека, писавшего на доске.

Ох! Не зря во мне всколыхнулись воспоминания!

Ибо подле морской владычицы стоял Ол`эн Шлэйла, тихий лодочник. Ни блесен, ни рыбьеголовый, серединка на половинку. По его собственным словам – рыбий хозяин. Перехватив мой взгляд, он отвернулся.

Ол`эн Шлэйла… Я вспомнила нашу встречу. Мы с Кадией должны были уладить конфликт между Шлэйлой и рыбаками-тилирийцами. Казалось, мы все сделали правильно, но… потом тилирийцы подожгли дом Шлэйлы. Видимо, тогда он и вернулся в Рамблу.

Я мрачно уточнила:

– О чем вам рассказать?

– О чем угодно. – Императрица склонила голову набок. Все ее подданные мгновенно сделали то же самое. Зеркалят, подхалимы.

И тогда я просто пересказала им дело о тихом лодочнике. Ну как – просто.

Превратила в сказку: перевела все в третье лицо, добавила красок. Представила себя рыцарем-паладином. Заменила рыбьеголового на птицеголового – живут же на западных островах люди с головами воронов.

Человек-птица в моей истории пытался понять, о чем поют небеса над Шолохом – так же, как настоящий Ол`эн пытался выяснить, о чем шепчет речное дно. Человек-птица узнал, что кто-то во вселенной допустил страшную ошибку и теперь мироздание рушится… Он напутствовал паладина, чтобы тот разобрался в происходящем.

Наша реальная история тут бесславно заканчивалась, но в вымышленной я продолжала.

Я рассказала о том, как паладин раскопал своим двуручным мечом все необходимые секреты. А потом направил «ошибившегося» на войну со злом – и война эта идет прямо сейчас, втайне от непосвященных. По страшному секрету я поведала, что паладин хочет рассказать человеку-птице о происходящем, но не может! Потому что его похитили глупые раскормленные голуби, которые клюют его прямо в маковку своими недалекими требованиями.

Однако, возможно, в следующей серии человек-птица спасет паладина? Тогда он узнает немало всякого интересного.

Тут я мстительно замолчала.

– И что, дочь верхнего мира? – Владычица обиженно надула губы. – Это конец?

– Пока да.

– Плохая из тебя рассказчица.

– Что же вы хотите от преступницы! Мой скудный ум не может с ходу придумать что-то получше, увы. Надо будет как следует поразмышлять в тишине.

Ол`эн Шлэйла смотрел на меня во все глаза. Стая рыб вокруг него в волнении трепыхала хвостами.

Сказка ложь, да в ней намек. К счастью, мой намек дошел до цели.

– Ну ладно, – зевнула подводная императрица. – Пока получается плохо, но завтра продолжишь. Еще раз оборвешь историю – несдобровать твоему другу.

Она томно махнула рукой, и клетку с ругающимся Мелисандром утащили куда-то вбок. На груди Мела я мельком заметила все четыре артефакта. Ну хоть какие-то плюсы – не отобрали наш трофей.

Перламутровая ночнушка наконец-то позволила мне пошевелиться. Более того, неугомонная одежда стала настойчиво подталкивать меня к выходу из зала, заставляя кланяться вельможам по дороге. Изысканные поклоны не помешали мне, впрочем, корчить им зверские рожи.

Длинными коридорами живая одежда увела меня в маленькую комнатку и там бросила на кровать, как тряпичную куклу.

Ох.

Дикая охота

Над Шепчущим морем глубокая ночь, И старец в усталой лодчонке уснул, Сомненья и страхи откинуты прочь, Как будто Небесный Проказник слизнул. О бортики хлещет волна за волной, Но сон старика безмятежен и тих. Не знает, что прямо под ним, под водой, Королевской охоты бушует прилив…

Я долго пыталась уснуть. Получалось плохо. Спать на спине я не умею, а волшебная ночнушка не позволяла выбрать другую позу.

В итоге до рассвета я просто валялась и костерила подводное царство на чем свет стоит. Я прошлась по каждой рыбешке, по каждой водоросли в Рамбле… Естественно, и себя не оставила без внимания.

Прахова кошелка! Ядрена мандаринка! Ну кто тебя, Тинави, просил связываться с этим дурацким Мелисандром?

Есть же люди – чуешь за версту, что у них любимые духи – «Пахнет Керосином». И все равно почему-то идешь, привороженный ароматом необычного… Зачем нам это? Почему в нас нет какого-то мудрого предохранителя, не дающего сделать неверный выбор?

Или неверных выборов в принципе не существует? Любая ситуация, с точки зрения вселенной, имеет равное количество достоинств и недостатков – смотря какую позицию займешь?

Единственным слушателем моих скорбных псевдофилософских стонов была мраморная скульптура драконихи.

На то, что это именно девочка-дракон, недвусмысленно намекал венец на чешуйчатой ящериной башке. У драконов, знаете ли, матриархат. Вернее, был матриархат. Пока последняя королева не умерла, а новой почему-то не оказалось. Вообще ни одной самочки не нашлось, чтобы занять трон.

С тех пор драконы спят беспробудно… Как будто чего-то ждут. Или просто не хотят жить без своей королевы.

Дверная ручка в мою комнату медленно повернулась. Тихо тренькнуло – это звякнули бутылочные стекляшки, те, что у блесен играют роль звонка.

Ночная рубашка, прибившая меня к кровати, заинтересовалась происходящим. Она дернулась вверх, как разбуженная овчарка, и я с невольным любопытством привстала на локтях.

На пороге стоял Ол’эн Шлэйла. Прежде чем закрыть за собой дверь, тихий лодочник привычно подождал, пока внутрь проскользнет его рыбья гвардия.

«Здравствуй, Тинави», – накорябал он на доске.

– Привет, Ол’эн.

Он замялся перед следующей фразой:

«А ты… расскажешь мне историю?»

– Да. – Я усмехнулась. Слишком уж это было похоже на приход грустного сынишки к маме поздно вечером: «Мам, а можно сказку на ночь?»

– Моя история про богов-хранителей, Ол`эн. Тебе понравится. – Я подмигнула лодочнику.

Он молитвенно коснулся пальцами лба. Щель, заменявшая ему рот, улыбчиво выгнулась на крупном, нечеловеческом подбородке. Рыбье лицо, казалось, не было предназначено для таких эмоций. Оно было тугим и неподвижным, как резиновая маска.

Ол`эн присел в ракушечное кресло, и я рассказала ему все.

Про то, как хранитель Карланон по ошибке выпустил Зверя, когда искал Отца; про то, как Зверь ранил Карланона, и Карланон сбежал в Шолох, а по дороге потерял память. Про то, как я сама невольно стала мастером по возвращению воспоминаний. И что мы с Карлом, принцем Лиссаем и хранительницей Авеной поучаствовали в битве против Зверя. А потом нас разметало, как листву по осени: нас с Карлом – в Шэрхенмисту, Лиссая с Авеной – не пойми куда… И теперь мой друг-хранитель мечется по Вселенной, оценивая нанесенный Зверем ущерб, латая раненое Междумирье и выискивая врага.