Белый олень. Часть 1. Дочь севера

Глава 6

В это раннее майское утро курсант Максим Кленов проснулся задолго до общего подъема. Сердце гулко колотилось от того, что сон был тревожным, прерывистым. Натянув на себя брюки, ботинки, и захватив куртку, осторожно, стараясь не разбудить товарищей, он выбрался наружу. Палаточный городок спал. Стояла звонкая тревожная тишина, какая бывает всего лишь несколько минут перед встречей земли с солнцем. На траве, на молодой зелени подлеска – повсюду серебрилась обильная роса, верный признак хорошей погоды. Максим подошел к умывальнику – длинной горизонтальной трубе со множеством кранов, холодная вода обожгла тело. Фыркая от удовольствия, он долго мылся, ощущая, как начинает играть разогнанная холодной водой кровь. И еще кое-что ощущалось, но это «кое-что» было где-то глубоко внутри, и Максим старался как можно меньше думать о нем, стремился запрятать еще глубже.

Этим чувством был страх, медленно и неуклонно заполнивший все существо парня. А еще вопрос родился в подсознании и высветился неумолимо: «А смогу ли я?» Ведь если «смогу», то всё, к чему так привык за девять месяцев трудной учебы, будет продолжаться: теоретическая и физическая подготовка, полеты на тренажере, зачеты, сессии, семестры, законы Бернулли, Клайперона и многие другие, на основе которых держится в воздухе самолет, редкие увольнения в город, замкнутый мир единодушного коллектива одержимого мечтой о небе… А если «не смогу», то все исчезнет как мираж, и заключительным этапом первого курса летного училища станет упаковка чемодана и оформление проездных документов в один конец, до есть домой. И мечта стать пилотом, чтобы заменить погибшего летчика-отца, так и останется неосуществленной мечтой.

Максим вернулся в палатку. Двое курсантов и старшина группы Романов спали крепким сном. Глянув на безмятежно посапывающего на топчане Сергея, Максим подумал: «Ну и нервы! Дрыхнет как ни в чем не бывало! Впрочем, тридцать прыжков – это говорит о многом. Сегодня он совершит тридцать первый, завтра – тридцать второй, тридцать третий… А смогу ли я уже через какой-то час шагнуть в километровую пустоту?»

Тем временем над горизонтом показался тоненький ободок малинового солнечного диска. Где-то послышался недолгий четкий бой перепелки. На дальнем озере загоготали гуси. Посвистывая узенькими крыльями, низко над землей пронесся табунок стремительных уток-чирков, шарахнулся, чего-то испугавшись, и сгорел в золотом пламени восхода.

Максим откинул полог палатки, подавляя тревогу и страх напускной бравадой, гаркнул во все горло:

– Подъем, мужчины, вас ждут великие дела!

А вскоре окрестные поля и кудрявые березовые перелески наполнились рокотом запускаемых авиационных моторов. Мощный гул поплыл над проснувшейся землей, разнесся на десятки верст по округе. В палаточном городке суета, топот множества ног, громкие выкрики команд.

–Товарищи курсанты! – инструктор парашютной службы Королёв обвел придирчиво-внимательным взглядом строй первокурсников. – Сегодня для многих из вас первый прыжок с парашютом. Я имею их почти две тысячи, но никогда не смогу забыть первого, потому что первый прыжок – это испытание воли и мужества, которые являются основными чертами характера будущего пилота. Навсегда запомнится первый прыжок и вам. А сейчас всем получить парашюты, готовиться… и – по самолетам. Еще раз внимательно обдумайте все действия, вспомните до мелочей все то, чему вас учили. Желаю всем мягкого приземления.

Ан-2, коротко разбежавшись, ушел в небо. Сабельно кромсая искрящийся солнечный воздух лопастями винта, самолет споро набирал высоту, потом лег в пологий вираж, выходя в точку выброски. Из-под правого крыла медленно выплывал обширный луг учебного аэродрома, отороченный по контуру густыми зелеными березняками. Пора было готовиться к прыжку. И только сейчас Максим окончательно убедился, что ему действительно страшно и преодолеть этот противный липкий страх, пожалуй, не по силам. Да, точно: неуправляемо дрожали кончики пальцев, под шелковой прокладкой подшлемника он явственно ощутил испарину.

Максим поднял голову, осмотрелся. Курсантов было двенадцать, почти все прыгали первый раз и сидели напряженно, с заметно побледневшими лицами, с неподвижно-стеклянными глазами. Лишь взгляд Сергея Романова, расположившегося перед самым люком, не выказывал никакого волнения. Равнодушно, и как-то даже сонно он глядел в иллюминатор самолета. Чтобы хоть чем-то занять дрожащие руки, Максим стал поправлять лямки подвесной системы парашюта.

Высота тысяча метров. Целый километр голубой бездны под ногами! На шпангоуте-переборке хвостового отсека загорелся желтый плафон-сигнал – «приготовиться!». Инструктор встал, открыл внутрь фюзеляжа дверцу десантного люка, зафиксировал ее резиновым тросиком с колечком. Бешеный поток холодного воздуха ворвался в тесное нутро самолета. Выставив носок десантного ботинка за нижний срез люка, Королев «прицеливался», держась одной рукой за борт, другой крепко сжимая плечо Сергея, которому было приказано первым покинуть самолет, чтобы подать пример неопытной молодежи.

Но где же она, наконец, эта точка отделения? Глаза Королева прищурены, поток воздуха крупно морщит его лицо. За спиной инструктора треплется фал страховочной системы, пристегнутый карабином к десантному тросу, висящему под потолком. И вот она, зеленая вспышка плафона и резкий рев сирены «пошел!»

– Давай! – скорее понял по движению губ инструктора, нежели расслышал Сергей. Рука на его плече разжалась, и теперь только ноги соединяли его с самолетом.

– За мной, гвардия! – Сергей мимолетно обернулся внутрь, затем упруго и привычно оттолкнувшись, бросился в пустоту. Перед глазами Максима мелькнул оранжевый чехол раскрывающегося купола его парашюта и задохнувшись от ужаса прозрачно-синей бездны, разверзшейся под ногами, он шагнул вслед за Сергеем. Сначала далеко внизу косо пронеслась земля, затем самолет, вертикально уходящий в синее небо. Хлопок купола, динамический удар после его раскрытия, рывок упруго натянувшихся строп… и – курсант повис на лямках подвесной системы.

Странная глубокая тишина окружала теперь его. Онемевший Максим медленно приходил в себя, потрясенно осматривался. Поднял голову. Над ним парил огромный белоснежный купол, прошитый по полусфере силовыми тесьмами, словно меридианами. Туго пружинили стропы, слегка покачивало, вокруг был необъятный простор. И неистовая радость вдруг охватила все существо Максима – настолько прочно слилась его душа с синим небом в это прекрасное весеннее утро. А еще неуемная гордость рвалась наружу, стремилась из его переполненной счастьем души: он сделал это! Он преодолел себя! Он сломал собственный страх!

Перед самым приземлением неожиданно рванул порыв ветра. Стремительно надвигаясь, земля понеслась навстречу.

– Ноги вместе! – донесся до него предупреждающий крик уже приземлившегося Сергея. – Развернись по ветру!

Но отреагировать Максим не успел, ударившись ступнями, он полетел кувырком и упал навзничь. Его тут же потащило пузырящимся куполом. Отстегнув запасной парашют и скинув с плеч лямки основного, Сергей бросился на помощь. Когда он подоспел, Максима уже проволокло метров пятьдесят.

– Серега, придави его к земле, не могу погасить! – Максим отчаянно наматывал на левую руку несколько строп. Сергей забежал вперед и схватил купол за уздечку полюсного отверстия. Парашют покорно обмяк и лег, словно огромный кузнечный мех, из которого разом выпустили воздух. Максим лежал неподвижно, лицом к небу, закусив нижнюю губу. Путаясь в стропах, Сергей подбежал к другу.

– Что с тобой, гуран?

– Ничего.

– Вставай.

– Не хочу.

– Не хочешь или не можешь? – он присел рядом с ним, всмотрелся тревожно.

– Могу, но не хочу.

– Да что случилось, Макс? – начал было Сергей, но тут же осекся, увидев глаза друга, полные счастливых слез.

– Эх ты, сухарь столетний, да неужели ты ничего не понял? – Максим встал на колени, словно инок на молебне, с его плеч свисали капроновые лямки подвесной системы, на перемазанном землей лице взволнованно светились глаза, струйки пота стекали из-под кожаного шлема, оставляли на щеках следы.

– Да что ты в самом деле? Цел хоть, не подбился? – Сергей озабоченно осматривал его.

– Да цел я, цел! Только душа разлетелась вдребезги, никак не соберется… Посмотрел, как ты провалился в люк, – и всё! Понял, что не смогу сам прыгнуть. Но теперь-то я на земле, Серега! Я ведь прыгнул… Прыгнул! Не помню, сам сиганул или помогли? Старик, это надо было видеть! Вот ты стоишь передо мной и вот уже тебя нет, только чехол оранжевый мелькнул, – обеими руками он вдруг захватил по пригоршне черной земли, поднес к глазам, всматриваясь. – Это земля, Серега… Мы – на земле. Пришли с неба, понимаешь ты это?

– Я все понимаю гуран. А ну-ка встань, покажись. Я же видел, как тебя приложило.

Максим медленно поднялся, дрожащими руками принялся расстегивать карабины ножных обхватов. Через несколько минут они, взвалив на плечи тяжелые парашютные сумки, двинулись в сторону сборного пункта. Неожиданно Сергей остановился и стал осматриваться.

– Погоди, Макс. Давай-ка пойдем вот так, – он показал рукой. – Получится немного дальше, но зато не через лес тащиться. Еще и вон тех обгоним, – он кивнул в сторону удаляющихся товарищей.

– Давай, – охотно согласился Кленов.

– Тогда двинули, – Сергей поправил на плечах лямки, широко зашагал к кромке поля, держа направление на мачту с флагом, обозначавшим пункт сбора.

– Эй, двадцать шестые! – неожиданно раздался чей-то громкий окрик. Сергей обернулся. Сзади на него налетел Максим, идущий вплотную. Возле раскидистой березы стоял курсант двадцать пятой роты Веденеев. Небольшого роста, подтянутый, он был похож на бравого солдатика. В руках Веденеев держал нож-стропорез и свежесрезанную палку. Сергей и Максим подошли к нему.

– Чего тебе?

Тот молча указал рукой. Поодаль, на ветках молодой березы, белело полотнище парашюта.

– Ты что ли завис? – Сергей сбросил с плеч ношу.

– Не-ет, мой вон лежит, я уже собрал его. А там этот… Ваш бывший, Юдин, вывихнул ногу вроде.

– Как вас сюда приволокло? – Максим недоуменно огляделся.

– Ветром стащило, – сказал Веденеев и покраснел.

– Фью-ють, – присвистнул Максим. – Не та у него скорость, чтобы так далеко утащить… Скажи честно, что сдрейфили да пролетели до самой кромки поля.

Веденеев стыдливо промолчал.

Отводя руками ветки, они пробрались к полотнищу купола. Герман лежал на земле, откинув голову на тугой ранец запаски. Его правая нога была напряженно вытянута, левая, согнутая в колене, дрожала. Опираясь на нее и на руки, Герман пытался подняться. Лицо его было бледным, на лбу выступила испарина.

– Здорово, Юдин, – Сергей остановился перед ним. – Подломался, что ли?

– А тебе это каким боком? – огрызнулся тот. – Чеши своей дорогой!

– Как это – чеши?

– А вот так, по ортодромии8.

– Брось артачиться, дай гляну, что там? – Сергей склонился над Германом.

– Не лезь, Романов, без тебя обойдусь.

– А я ему уже костыль смастерил, – подошел Веденеев.

– Дать бы тебе, говнюку, этим костылем по хребту! – Юдин застонал и снова откинул голову на ранец. – Из-за тебя же, трусливого гадёныша, пролетели все поле, чтобы в этом лесу ноги переломать.

– Да не трус я, не слушайте вы его, – Веденеев покраснел еще сильнее. – Просто замешкался малость.

– Не получил бы от инструктора пинка под жопу, так и мешкал бы до самого сборного пункта, салабон! – Герман заскрипел зубами. – Если медицина спишет меня из-за травмы, то я тебе на прощанье репу откручу… Понял?!

– Да хватит вам, – Сергей стянул с головы шлем. – Сейчас надо думать, как выбраться отсюда. Давай, я все же посмотрю ногу.

– Смотри, хрен с тобой, – Юдин обреченно махнул рукой. – Только не очень там, а то, как бы тебе исправной клешнёй не прилетело.

Сергей принялся осторожно расшнуровывать ботинок. Лицо Германа сморщилось, левая рука судорожно скомкала горсть прошлогодних листьев. Придержав ногу за щиколотку, Сергей рывком сорвал с нее ботинок. И, прежде чем Юдин успел дико вскрикнуть, услышал, как громко щелкнул голеностопный сустав.

– Ну, как теперь? – он глянул на Германа.

– Что ты сделал? – мучительно простонал тот. – Я же просил… А, впрочем, стало легче.

– Это выбитый сустав встал на место.

– Точно, теперь меньше болит. – Юдин пошевелил ногой. – Надо идти.

– Нет, не надо. Снова может выскочить.

– Мне тут до рождества христова лежать, что ли?

– До рождества не надо. Мы поведем тебя.

– Ну уж нет, без ваших услуг переколочусь.

– Да брось ты его опекать, Серега, – серьезно сказал Максим. – Не видишь, что ли, морячок себе цену набивает… Пусть остается, пришлем за ним санитарную машину.

– Не-е-ет, Макс! Не выйдет. Мы не позволим такую роскошь, чтобы он потом трепался, что его бросили одного.

– Да пошли вы на фиг со своей благотворительностью… – начал Юдин, но Сергей не слушал его, он знал, что надо делать.

– Веденеев, бери его парашют на спину, свой пристраивай на грудь. Мы потащим свои парашюты и больного, —Сергей так и сказал: «больного». – Берись-ка за шею, приятель. Эх-ма-а… Клади вторую руку Максиму на плечо. И давай без нервов. Наступать на поврежденную ногу не советую, а здоровой помогай, как можешь. Ну, воперёд, славяне!

Всю дорогу Герман молчал. Только перед самым сборным пунктом заговорил, отвлекая, видимо, себя от боли:

– Вот так всегда: где трусость, там и ЧП. Этот салабон сдрейфил, а из-за него и я спекся.

– А сам-то как, не тормознул перед люком? – в голосе Максима прозвучала ирония. – Все-таки первый раз.

– Подумаешь, невидаль, с тряпкой сигануть. На флоте не боялся с транца прыгать за борт. Есть такое учение: борьба за сохранение экипажа, называется «спасайся, кто может!».

Когда на сборном пункте его усадили в санитарную машину, он протянул Сергею руку:

– Держи краба, Романов.

– Выздоравливай, – холодно кивнул ему Сергей и отошел в сторону. Рука Юдина повисла в воздухе.

– Пошли, старик, – Максим положил руку на его плечо. – Кухня вон подъехала. Я рубать хочу, аж челюсти сводит.

На первом курсе предстояло освоить технику пилотирования и самостоятельно подняться в воздух на тренировочном самолете Як-18. Затем начиналось обучение на маленьком транспортном Ан‑2, на котором и предстояло впоследствии работать выпускникам-пилотам.

Через два дня после заключительного тренировочного прыжка с парашютом обе эскадрильи построили на аэродроме, а не в палаточном городке. Было понятно, что это сделано специально – четкий ряд легких серебристых Як-18 и сине-белых Ан-2 замерших на стоянках, подчеркивал торжественность момента. Командир учебного летного отряда Казаков, небольшого роста подвижный мужчина лет сорока пяти, вышел вперед, окинул привычно строгим взглядом плотный строй курсантов, расположенный в виде буквы «П». Две сотни новичков, облаченных в новенькие синие комбинезоны, смотрели на него с нетерпеливым вниманием. Печатая шаг, командиры эскадрилий поочередно подошли к начальнику, прозвучали стандартные рапорты-доклады о наличии летного состава, об отсутствии больных, о готовности к полетам.

Выслушав их с рукой под козырек, Казаков заговорил, его громкий голос был перенасыщен командирскими оттенками:

– Слушать внимательно, товарищи курсанты. Теоретическую программу первого курса обучения вы успешно прошли. Тренажер, зачеты, экзамены позади и теперь готовы приступить к освоению КУЛПа9. Начнем с того, что сегодня я вам покажу возможности пилотажного самолета Як-18 и вы увидите, какая это машина. После этого вас распределят по летным группам и познакомят с пилотами-инструкторами. Запомните накрепко: их приказания – закон для вас! И еще одно запомните: все документы, регламентирующие летную деятельность написаны кровью предыдущих поколений летчиков. Их требования вы обязаны выполнять неукоснительно, в летном деле мелочей нет и быть не может. Самолет не танцплощадка, не дискотека, одеваться требую строго по форме: комбинезон, начищенные ботинки, шлемофон, вне полетов – берет, и чтобы никакой повседневной одежды с пуговицами! Надеюсь, вы уже слышали от старшекурсников, что произошло с одним нерадивым, у которого они были на живой нитке. Попала одна такая под полик кабины, а потом под тяги рулей, и только чудом все это не закончилось трагедией. За малейшее нарушение формы одежды и дисциплины буду немедленно отстранять от полетов. А теперь прошу задавать вопросы, – Казаков в который уже раз прошелся взглядом по курсантским лицам. Помолчал, и подытожил. – Если вопросов нет, то значит всем всё понятно. Итак, приступим, – командир летного отряда направился к Яку, возле которого возились авиатехники.

Сидя в «квадрате», образованном красными флажками, за которые запрещалось выходить, чтобы не мешать рулению, взлетам и посадкам, курсанты, задрав головы, неотрывно наблюдали, как над аэродромом маленький серебристый Як набирает по спирали высоту. Заняв тысячу метров, он некоторое время кружился в горизонтальной плоскости, выполняя то мелкие, то глубокие виражи. Казалось, что пилот пробует машину и разминается сам, готовясь к чему-то главному. Но вот, с крутым углом пикирования, самолет начал разгонять скорость, стремительно приближаясь к земле. Секунда, другая, и гулко рокоча мотором, он пронесся над аэродромом, резко устремился ввысь, выписывая крутую замкнутую траекторию.

– Петля Нестерова! Ух ты-ы! – проговорил кто-то восхищенно. Самолет набрал высоту, и фигуры высшего пилотажа последовали одна за другой. Переворот через крыло, боевой разворот, простой с виду, но крайне сложный в исполнении маневр. «Бочки»: восходящая, фиксированная, штопорная. Бесконечный каскад фигур, выполненных идеально, летчик завершил тем, что пролетел над стартом вниз головой, в этом же положении набрал высоту и, сделав переворот на полупетле, зашел на посадку. Як выпустил шасси, затем тормозной щиток и, шелестя задросселированным двигателем, приземлился точно у посадочного знака «Т». Мягко и как-то даже элегантно покачиваясь на своих длинных ногах, он зарулил на стоянку. Сдвинув прозрачный фонарь кабины, Казаков сбросил с плеч лямки парашюта и неспешно выбрался из самолета. Ошарашенные мальчишки смотрели на него как сошедшее с небес божество. После этого началось распределение пилотов-инструкторов по летным группам. Они стояли напротив курсантского строя, оживленно переговаривались между собой.

Сергей тихонько толкнул Максима в бок:

– Посмотри вон туда, – он показал направление глазами.

– Кого ты имеешь ввиду?

– Крайнюю на левом фланге.

– А-а-а, – протянул Максим. – Ну и что с того? Подумаешь, пилотесса, мало ли их…

– Не дай Бог попадем к ней, запоем тогда Лазаря.

– А ты-то откуда ее знаешь? – Максим глянул с недоумением.

– Да уж знаю… – невнятно пробормотал Сергей.

Но чему быть, того, как видно, не миновать: в их третью летную группу пилотом-инструктором назначили именно ее, ту самую Шипову, которая была случайным свидетелем первого «полета» Сергея.

Придерживая рукой, висящий на тонком ремешке у левого бедра планшет, она неспешно подошла к шеренге. На ней был темно-синий комбинезон со множеством блестящих кнопок, на ногах черные ботинки. На глазах поблескивали солнцезащитные очки, которые летчица сняла, подходя к курсантам. Остановившись перед ними, она заложила руки за спину и окинула лица насторожившихся парней цепким внимательным взглядом. Когда ее глаза встретились с глазами Сергея, тот заметил, как летчица едва приметно усмехнулась.

– Моя фамилия Шипова, а зовут Евгения Павловна. Я буду учить вас летать. Работы впереди много, ближе познакомимся потом, – она сшибла щелчком севшую на рукав божью коровку, отряхнула невидимую пылинку с обшлага, в который уже раз прошлась вдоль строя. Остановилась и, машинально прихлопывая ладонью по планшету, продолжила:

– К завтрашнему утру всем иметь вычерченные кро'ки базового и запасных аэродромов, с ориентирами видимости, с курсами, с контрольными пеленгами, с обозначенными препятствиями в зоне взлета и посадки. Проложить на карте курсы полетов по треугольному маршруту со всеми превышениями и магнитными склонениями. Заучить и запомнить все площадные, линейные и точечные ориентиры. Схему восстановления потерянной ориентировки в данном районе и немую карту местности – знать, как молитву «Отче наш»! Если я спрошу вас о месте самолета, и вы мне его тотчас же не назовете, будете тут же отстранены от полетов!

Она взяла продолжительную паузу, давая возможность ученикам переварить услышанное, затем спросила, почти дословно процитировав командира летного отряда Казакова:

– Всем все понятно, или есть вопросы?

– Разрешите, товарищ командир? – совсем по школьному поднял руку один из курсантов. – А когда мы все это успеем?

– Меня это интересует меньше всего! – довольно резко ответила Шипова. – Вы готовитесь управлять самолетом, а не лошадью. Авиация – это скорость и всегда дефицит времени. Так что привыкайте! А теперь все свободны, до свидания.

После ухода Шиповой воцарилась глубокая тишина, каждый из курсантов осмысливал услышанное. Затем Максим, который унывал весьма редко, изрек:

– Да это же самый настоящий фельдфебель в ангельском обличье. Да еще и глаза зеленые, как у ведьмы… Эт-т-то мы попали, бляха-муха! Поздравляю, коллеги!

Он вышел из строя и встал на то место, где только что находилась Шипова. Приложив к груди две сложенные фиги, Максим прошелся, вихляя задом и делая лицом ужасные гримасы, изображая таким образом строгую летчицу. Напряжение тотчас же спало. Вся группа дружно засмеялась.

Глава 7

Голос Шиповой, сидящей в задней кабине, громко и наставительно звучал в наушниках шлемофона:

– Да не жми ты так ручку, сока из нее все равно не выдавишь, она ведь железная! Смотри, как надо: вот, вот и вот. Понял? Теперь давай сам. Та-а-ак… Убери левый крен. Еще! Ну куда ты его заваливаешь, перевернуться хочешь? Миллиметровые движения, миллиметровые! И очень плавные! Помни, Як весь «висит» на ручке, он излишне управляем, как любой пилотажный самолет. Теперь попробуй выполнить вираж с креном в тридцать градусов. Давай-ка правый, он потруднее… Я сказала – тридцать градусов, а ты завалил его под шестьдесят! Не ты самолетом управляешь, а самолет тобой! Координацию движений перед выводом теряешь, за шариком авиагоризонта не следишь, педаль недожимаешь. Я тебе постоянно говорю: «Шарик бегает за ручкой, убегает от ноги!» Неужели трудно запомнить?