Доля налога на добавленную стоимость в консолидированном доходе, как видно из таблицы, довольно низкая (максимальная ставка 18%, льготная – 10%, следовательно, налогооблагаемая база фактически ниже, но не более 6 538,39 млрд.р. и 12 157 млрд.р. соответственно в 2009 и 2014 гг.). Это – 16–17% от номинального ВВП (но добавленная стоимость – это то, что создано трудом и оплачено, следовательно, и это может означать долю фонда оплаты труда, да ещё включая другие затраты, что значительно меньше 33%). При этом обратим внимание, что только розничный товарооборот в стране составляет около 21–22 триллионов рублей в год. Это подводит нас к парадоксальному заключению, что на российском рынке реализуются преимущественно товары с низкой степенью обработки, без добавленной стоимости, т.е. по цене почти на уровне издержек. А статистика нам сообщает, что в формировании ВВП более 20% прироста товарной массы составляет продукция (товары и услуги) обрабатывающих производств, транспорта и связи. Значит, только эти сектора экономики должны обеспечить базу для обложения налогом на добавленную стоимость в 14195,12 млрд. рублей. Версию, что всё, что не попало в официальную статистику, в России производят и перепродают индивидуальные предприниматели, освобожденные от уплаты НДС, из рассмотрения исключим, как абсурдную. В любом случае доля НДС должна быть больше, учитывая, что налог берётся с полной добавленной стоимости (а для расчёта зарплаты – только часть) и, кроме того, НДС – это 10 и 18%, а НДФЛ – это 13%. Очевидно, собираемость налогов или добавленная стоимость в стране на очень низком уровне. НДС начисляется на реализованный товар или услугу, т.е. на затраты (включая заработную плату) на их производство. Отсюда у всякого предпринимателя возникает соблазн с одной стороны показать, что всю прибыль съедают затраты (тогда они растут), а с другой – надо эти самые затраты в целях повышения рентабельности сократить до минимума. Баланс между этими двумя противоположными тенденциями каждый находит по-своему. Если заработная плата у большинства работников на низком уровне, но при этом доля НДФЛ в формировании бюджета сохраняет лидерство, значит, найдена золотая середина, и она не в пользу наёмных работников, т.к. реально ФОТ составляет долю от ВВП не более 15%. Налог, если он побуждает занижать оплату труда и сказывается больше на ценах, чем на доходах бюджета (как НДС), – беда для экономики.
Сумма сборов НДФЛ (в России налог один из самых низких в мире, если не знать о существовании прогрессивного) сопоставима с суммой налога на добычу полезных ископаемых. Логично предположить, что и НДПИ у нас один из самых низких. Особенно на фоне того, что Россия является одним из ведущих экспортёров сырья. Доходы от природных ресурсов, которые добываются и в значительной степени в сыром виде отправляются на экспорт, формируют бюджет немного более чем на 50%. Часть прибыли добывающие компании выдают в конце года ТОП менеджерам в виде премиальных, сопоставимых с годовой зарплатой всех рабочих и служащих вместе взятых. Но не торопятся повышать степень обработки сырья. Нефтеперерабатывающие заводы в лучшем случае модернизируются (в последние годы) но не строятся новые. Поставлять углеводородное топливо за рубеж при падении курса национальной валюты оказывается более выгодно, чем реализовывать на внутреннем рынке (экономия на зарплате за счет инфляции и росте курса доллара при активном содействии государства). Чтобы изменить ситуацию, поставка сырья на внутренний рынок для производителей должна быть более выгодной, чем на внешний. А в условиях роста курса доллара и евро по отношению к рублю и погоне за получением прибыли именно в конвертируемой валюте это почти невозможно. За последний год курс рубля упал на 52%, а зарплата рабочих осталась прежней. Значит, в реальности тоже значительно упала. По некоторым оценкам и номинальная зарплата за последний год снизилась на 9%. И пока этот бонус сырьевой сектор не отработает, ничего не изменится. Без государственного регулирования этот вопрос решить нельзя. Вместо этого государство «решает» проблему путем снижения пошлины, например, на нефть, с целью улучшить условия торговли как раз на внешнем рынке. Что это дает собственно экономике? Дополнительные валютные поступления? Как раз наоборот. Значит, государство намеренно отказывается от притока таможенных платежей. Кроме того, государство стимулирует добывающие отрасли иногда путем полной отмены уплаты НДПИ. В том числе иностранными "партнёрами"? Развития отрасли не получается, только расширяется география добычи. Сбор этого налога небольшой. Сумма сопоставима с годовой суммой, собранной с физических лиц. Это значит, что в цену на углеводороды (как базу для расчета налога) не включены многолетние затраты нескольких поколений, вложенных в исследования, разведку, создание производственной инфраструктуры и ноу-хау. В этом "секрет" относительно низкой себестоимости наших углеводородов. А это значит, что все эти направления деятельности не получают должного финансирования, следовательно, отдаются на волю иностранных «партнёров». Работа в этих отраслях ведётся таким образом, как будто разведку недр, пробные бурения, строительство инфраструктуры и т.д. на старых месторождениях проводили нынешние владельцы бизнеса. На самом деле они к этому не имели и не имеют никакого отношения. Государственные затраты прошлого не учитываются в цене сегодня. Не учитывается в затратах и амортизация отечественного оборудования, т.к. используются даже буры преимущественно иностранного производства. Иностранные фирмы, участвуя в добыче наших ресурсов, получают прибыль и стимулируют своё производство. Наши ведомства, очевидно, это устраивает, они намеренно отдают ресурсы в пользование иностранным фирмам, от засилья которых арабские страны в своё время освобождались. Почему же наше государство так заинтересовано в привлечении иностранных фирм, их инвестиций и их оборудования? При таком сочетании всех компонентов производственного процесса ресурсы (стратегические: нефть, газ, алюминий, редкоземельные и пр. драгоценные металлы) ещё в земле становятся как бы иностранными. Мы теряем контроль. Используются иностранные специалисты (деньги – за рубеж), технологии (деньги – за рубеж), техника, оборудование (деньги – за рубеж), патенты (деньги и права – за рубеж), само сырьё – туда же, за рубеж, а с ней дивиденды и прибыль. Стране остаются рентные платежи, как в отсталых странах до их освобождения от колониальной зависимости. При таком соотношении национального и иностранного участия в главных отраслях нашей экономики можно усомниться в достоверности оценки национального дохода. Эта тема ещё требует своего исследования. Но если судить по тому, что национальный доход в 2014 г. Росстатом оценивался по-разному: то в 76626148 млн. рублей, то в 80441480,3 млн. рублей в текущих ценах (в справочнике за 2017 г., добавлено в статью при подготовке к печати), а ВВП – в 79199700 млн. рублей (в нормальной экономике национальный доход всегда меньше, чем ВВП), то это значит, что в России статистика не отражает реальное состояние дел. Впечатление такое, что она подгоняется под какую-то цифру, взятую, как ориентир (например, национальный доход получился больше ВВП /что абсурдно/, отсюда необходимость корректировки ВВП). А как так может получиться? Как вариант: государство наращивает внутренний долг путём займа у банков и через эмиссию денег (в соответствии с монетарной теорией), при этом счёта деньгам не знает, итоги подводит позднее. Делается это с целью поддержать финансовую систему (но не экономику), которая вследствие неплатежей (кризиса с возвратом кредитов) периодически попадает в критическую ситуацию. Одновременно цель – поддержать платёжеспособный спрос рынка (т.е. бизнес через так называемые социальные, национальные и пр. программы) на товары, завышенные в цене (по причине мелкотоварного внутреннего производства или импорта, привязанного к росту курса валюты) и залежавшиеся на складах. Для возврата долгов государство изымает деньги из карманов населения через инфляцию (усугубляя тем самым ситуацию). Совершенно очевидна зависимость: чем больше растёт потребность в эмиссии денег, тем выше растут налоги, сборы и штрафы. Заработная плата большинству занятых выдаётся символическая (фантиками) или не выдаётся. В такой экономике не рост производства, а инфляция – питательная среда бизнеса. И ключевую роль в этой, так называемой экономике, играет государство, которое отстраняется от регулирования цен и затрат внутри страны и одной рукой борется с инфляцией, а другой само вливает не заработанные бизнесом деньги в экономику и таким образом стимулирует рост цен и тарифов. При этом для обновления промышленного капитала денег у государства нет. Впрочем, теория невмешательства в экономику и не позволяет государству решать эти вопросы. Остаётся только комментировать, приукрашивать на цифрах или на улицах фестивалями, форумами и бесконечными шоу. Одним словом, статистика – если не самая большая ложь, то требует очень серьёзных пояснений. Бизнес на инфляции ничего не теряет – растут цены на товары, растёт в цене имущественный капитал и его доходность. Инфляция делает дешевле акции, облигации, привлекая иностранных инвесторов. По-прежнему делается акцент на привлечение иностранных инвестиций. Но при наличии большого объёма иностранного капитала, который при этом каждый год выводится за границу, страна неизменно будет терять часть своего национального дохода. Доход, полученный на иностранном капитале – это уже чужой доход. Есть такая оценка иностранного присутствия на примере наиболее крупных предприятий, выпускающих более 75% от всего совокупного промышленного продукта:
Сайт: Исторические материалы. Общий обзор иностранного капитала в промышленности России.
Доля иностранного капитала растёт в сырьевом секторе (уже превысила 55%) и в промышленности (преимущественно в финальной, отвёрточной стадии) в целом. Отсюда следует, что все стимулирующие меры государства по снижению таможенных платежей, по НДПИ – тем самым иностранным компаниям. Справедливо ли это по отношению к своему народу? Вопрос риторический.
Что касается такого ресурса, как капитал. Оговоримся, что нас интересует только та часть внутренних денежных средств, которая инвестируется в экономику. Обратимся к официальной статистике:
Отметим, что доля инвестиций от номинального ВВП снижается, в то время как доля присутствия иностранного капитала растет. Это значит, что доля инвестиций в экономику не растёт, а сохраняется примерно на прежнем уровне только благодаря иностранным «партнёрам». Сопоставим цифры: фонд заработной платы в 2014 г. составил около 20 трлн. руб., а инвестиции в основной капитал в 2013 г. составили 13,26 трлн. рублей, т.е. меньше, чем требуется оборотных средств. А ведь рабочий капитал не ограничивается только фондом заработной платы, необходимы средства на банковском счете для закупки сырья, текущих затрат. Из этого следует, что для возобновления процесса производства необходимы средства, намного превышающие 13,26 трлн. рублей. Речь не идёт даже о расширенном воспроизводстве. Поэтому доля налога на прибыль предприятий (35%) в консолидированном бюджете невысока из-за отсутствия прибыли: если 35% – 2374,66 млрд. рублей, то суммарная максимальная корпоративная прибыль всей экономики – 6784,74 млрд. рублей. В пересчете на долларовый эквивалент – по среднегодовому курсу (38,6р/1$) – 175,8 млрд.$. Хочу обратить внимание, что в 2014 г. отток денег из страны составил 151,5 млрд. $. Вот такой получается результат работы Министерства экономики. Возникает не праздный вопрос: кому принадлежит капитал в стране и что остаётся в Национальном доходе?
Честно признаюсь, хотелось бы думать, что я ошибаюсь в его оценке.
Мировая практика показывает, что для нормальных инвестиций в основной капитал, требуется монетизация экономики на уровне 80%. У нас, в России, монетизация в 1999 г. – 14,6%, в 2009 г. – 15267,6/38807,2=39%, а в 2014 г. – 32110,5/70975,6/77945,1=45%/41,2%. Возникает парадоксальная ситуация: денежная масса растёт, опережая товарную массу, и надо бы сдержать (что и делает Минфин). Однако её недостаёт для обеспечения монетизации реального сектора, что сдерживает развитие. Между тем не принимается во внимание тот факт, что угроза инфляции формируется именно там, где много денег, но при этом не создаётся добавленная стоимость. В этом противоречие между дефицитной монетизацией реальной экономики и избыточной денежной массой в нематериальной сфере. Рост монетизации за 5 лет незначительный, и если этот темп сохранится, мы выйдем на нормальный уровень инвестиций в экономику только через 25–30 лет. При этом заметим – есть рост уровня монетизации, а в реальном секторе экономики денег не прибавляется. Следовательно, деньги приходят не тем, кому предназначаются.
Эту задачу нельзя решить, если не делать ставку на создание новых рабочих мест, товарного производства, благоприятного инвестиционного климата для отечественного бизнеса и создания национального рынка заемного капитала.
Ориентация на приток инвестиций из-за рубежа в принципе чревата негативными последствиями. Зарубежные инвестиции как минимум гарантируют в перспективе нестабильность финансового рынка, т.к. отток капитала в зависимости от конъюнктуры рынка непредсказуем. Например, Минэкономразвития предсказывал вывод капитала в 2014 г. в начале года на уровне 25 млрд.$, а фактически из экономики выведено 151,5 млрд.$. Это, кстати, характеризует качество прогнозов «специалистов» из профильного министерства. В 2008 г. отток – 133,7 млрд. $, в 2009 г. – 56,1 млрд.$. Цифры вывода капитала на уровне 130–150 млрд. долларов подтверждают выводы таблицы, приведенной выше, о принадлежности значительной доли реального сектора российской экономики иностранным компаниям. И подвергают сомнению правильность оценки национального дохода. Инвестиции и встречные потоки вывода денежных средств из экономики убеждают, что цены на нефть и курс рубля точно не формируют потенциал для развития экономики. Складывается впечатление: разнобой в цифрах говорит о том, что для нашей экономики, возможно, правила пишут иностранные компании соответственно их планам по участию в расходах и прибылях. Все разговоры на государственном уровне об экономическом суверенитете подвергаются сомнению, т.к. не подкрепляются действиями на его укрепление.
Из изложенного следует, что тенденции по всем направлениям использования ресурсов в целом носят негативный характер. ВВП в денежном выражении растёт, но в реальный сектор экономики из инвестиций мало что попадает. Рачительность по отношению к ресурсам, никем, в т.ч. государством, не проявляется. Государственный сектор экономики отдельно не рассматривался. Отметим только, что если считать по доле среднесписочной численности работников, госсектор составляет реально около 26% экономики, а успехи развития ракетно-космической, оборонной отраслей, работа федеральных учреждений и ФГУП(ов) вносят весомый вклад в прирост реального ВВП, но существенного влияния на самовозрастание коммерческого сектора экономики не оказывают. Он как был инертным к самовозрастанию, таким и остаётся. За исключением тех ситуаций, когда государственный сектор выступает заказчиком на рынке услуг и инвестором работ для государственных и муниципальных нужд. Бизнес, независимый от государства, судя по статистике, явно не проявляет интереса к развитию в производственной сфере, а, принимая во внимание значительный отток капитала, основным признаком активности частного сектора можно отметить расчет на иностранное присутствие в нашей экономике. Государство, в свою очередь, через мягкое корпоративное налоговое законодательство явно проявляет к росту присутствия иностранного капитала (а вместе с ним и контролю над частным сектором экономики) лояльность. Откуда ещё ждать инвестиций, если частный капитал от этого устраняется, государству не велит монетарная теория и Правительство… Остаётся уповать на иностранное участие. А разве могут западные «партнёры» быть заинтересованными в промышленном развитии России? Вопрос риторический.
Такие получаются неутешительные выводы.
Ноябрь 2015 г.
О ВВП, предпринимателях и предпринимательской способности
В середине текущего 2015 года компания Boston Consulting Group опубликовала данные по объему частных капиталов в России и оценила их в 2 трлн. долларов США. Из них четверть находится на валютных счетах в оффшорах. На начало 2015 года, отмечают обозреватели, объем частных состояний в России вырос на 24,7% к уровню двухгодичной давности. Примечательно, что реальный ВВП России по объёму уже давно уступает накоплениям частного капитала, а по приросту и за 5 лет не дотянул до 24,7%. Вот темпы роста реального ВВП, рассчитанные на основе официальных источников:
Правда, в ценах 2012 г., как сообщают СМИ, реальный ВВП упал на 2,7%. Понятно, реальный ВВП – это тоже еще не физический показатель, а ценовой, привязанный к недавнему базовому году. Значит, тоже не очень реальный. Мы знаем, что в формуле расчета ВВП много чего намешано: есть потребительские расходы, валовые инвестиции, государственные расходы и чистый экспорт. Не фигурирует только производство. Для общества потребления оно не актуально – были бы деньги. Но мы также знаем, что для нормальной экономики потребительские расходы – это обратная сторона производства товаров и услуг. "Что посеешь, то и пожнешь". Поэтому сначала о производстве. Иначе откуда ж деньги?
В предыдущей статье я уже показывал тенденцию «роста» реального физического объема продукции в штуках, тоннах и т.д. таких отраслей, как: добыча топливно-энергетических полезных ископаемых, производство необработанной древесины, производство машин и оборудования, металлургического, немного пищевого, мебельного производства:
Это – среднеарифметические показатели. В нефтяном секторе, в пищевой промышленности в металлургии был некоторый рост. Но в целом – снижение. Без нефти, газа и металлургии индекс падал бы круче. Падение физического объема предполагает падение прибыли. Всем понятны последствия такой динамики «развития»: сокращение зарплаты, персонала, покупательной способности и т.д. Тем удивительней рост благосостояния какой-то небольшой части российского общества. А по статистике – так и всего населения. Невольно возникает вопрос, почему наши производственные отношения устроены так, что на одном полюсе деньги накапливаются быстрее, чем экономика может себе позволить, а на другом – и без того скудные оборотные средства предприятий, зарплата, пенсия – еще больше сжимаются, как шагреневая кожа? Вероятней всего потому, что у нас формируется затратная преимущественно внепроизводственная экономика. Рыночная, но затраты все (по возможности) перекладываются на государство: чем они ниже в частном секторе, тем больше государству доплачивать (субсидии в сырьевую отрасль, надбавки к пенсиям, пособия…). Вызывает недоумение и то, что этим вопросом никто в правительственных кругах не озадачивается, зато всё чаще задумываются, повышать или нет пенсионный возраст, потому что некому платить налоги. А может, негде работать? Миллионы в стране безработных, не учтенных статистикой. Такие непростые вопросы возникают, когда задумываешься о состоянии экономики страны. Посмотрим цифры и поразмышляем.
Воспользуемся данными, опубликованными рейтинговым агентством Эксперт РА. В объеме реализованной в 2014 г. продукции шестисот крупнейших российских компаний, на которые приходится 84,5% номинального ВВП, выделим некоторые сектора по долям:
Надо понимать, что в каждом холдинге есть управляющие компании, связанные с производством только через услуги по "управлению", логистике готовой продукции, отчетности и контролю финансовых потоков. И присутствует бизнес, представляющий сервисные или торгово-посреднические операции. Это означает, что приведенные выше процентные доли, в переводе на реальное производство, в действительности еще меньше.
Таким образом, судя по удельному весу, складывается впечатление, что нефтегазовый сектор, торгово-посреднические и финансовые операции – это базовые отрасли современной российской экономики с преимущественно частным капиталом.
Некоторые из 600 лидеров (например, крупнейший металлургический холдинг «Мечел», нефтяная «Лукойл», АФК «Система», «СТС Медиа») используют систему стандартов (бухгалтерскую отчетность и финансовый учет), принятую в США. Вероятно, акции торгуются где-то за рубежом, следовательно, и принадлежит часть акций иностранным компаниям или частным лицам, поэтому бизнесу важно, чтобы отчетность была понятна США. Прошедший 2014 год 152 холдинга (из 600) закончили с отрицательной прибылью при суммарном объеме продаж почти на 12 трлн. рублей. Возможно, конечно, что более тщательно посчитали затраты (заодно оптимизировали налог с прибыли). Некоторые из них, кроме убытков по итогам года, имеют большие финансовые проблемы. Например, «Мечел» имел долг перед банками в 5 млрд.$, по другим оценкам на конец мая 2014 г. – 8,3 млрд. $, зато у него нет, по словам главы Сбербанка Германа Грефа, толкового менеджмента и, как утверждает господин Греф, «Мечел» ведет подконтрольные ему производственные компании к банкротству. Странно, что Правительство РФ ищет пути спасения не Челябинского металлургического комбината, который является одним из самых крупных активов «Мечела», и в 2014 г. реализовал с прибылью продукции на 38,2 млрд.рублей, а топ менеджмент, контролирующий производство. Т.е. искусственно навязанную надстроечную структуру из «эффективных» менеджеров, тянущую производство в убытки, но почему-то его контролирующую.
Оставшиеся 15,5% ВВП обеспечивают малые, средние и микропредприятия. Вот такую структуру этого бизнеса дает нам официальная статистика:
В 2013 г. ситуация немного изменилась:
Как видим, 91–94% – это микропредприятия с тенденцией роста их доли. Ни о каком серьёзном производстве здесь речи быть не может. Преимущественно – это торговля. О том, каково приходится малому бизнесу, продемонстрируем на примере такой площадки, как Москва. Мы помним лоточников на улицах Москвы. Их сменили небольшие киоски. Последние 2–3 года город заметно меняется – много снесли киосков и мелких магазинов. Но ведь они когда-то и были ИП, малыми и микропредприятиями. И москвичи наблюдали, как примерно 3–4 года назад сначала меняли киоски на торговые модули (причем, по словам предпринимателей, за их счет, а стоили они немало – около 420 тысяч рублей), а затем объявили о расторжении земельных договоров со многими предпринимателями. Выходит, сначала производителям торговых модулей – тоже малому бизнесу, но которому Департамент московской торговли по какой-то причине сначала обеспечил рынок сбыта, который после реализации модулей тут же был свернут. «Пережевали» значительную часть этого малого бизнеса, обобрав его, и выплюнули на рынок безработных. Москва стала не так похожа на «Шанхай», но зачем надо было морочить голову предпринимателям с установкой новых модулей перед тем как их снести? Наблюдательным москвичам также может броситься в глаза то, что московские предприятия всё больше уступают рынок предпринимателям из других регионов. Если судить по лицам на фермерских рынках Москвы, фермеры из Подмосковья по-прежнему отсутствуют. И среди оптовиков по периметру МКАД их тоже почти нет. Вдоль магистральных улиц – крупные торговые комплексы – ТРК и Плазы. Они обеспечивают товаром город, но вряд ли представляют малый или средний бизнес москвичей. Это – прилавки западных брендов. Об этом еще ниже скажем. Опоры наружного освещения и архитектурную подсветку в Москве еще недавно обслуживали машины с логотипом коммерческого московского ООО «Светосервис», теперь – городское ОАО «ОЭК», которое в силу специфики своей работы не имело достаточно ни специалистов, ни машин для обслуживания наружного освещения города. Частично позаимствовали в ООО «Светосервис» (переманили), где дело кончилось сокращением людей. Можно было отрегулировать законодательство под реалии энергохозяйства Москвы, но предпочли подогнать жизнь под несовершенное в чем-то законодательство. Наверно, потому, что разработчиками его были они сами – крупные сетевые компании, близкие к московскому правительству. Поэтому малый бизнес был вынужден уйти и отсюда. Посмотрим, как на это со временем отреагируют сети. В электроэнергетику и теплосеть Москвы пришли ОАО «Газпром» (из Тюмени и С.-Петербурга) и компания «Каскад-Энерго» (группа «Ташир» из ближнего зарубежья). О судьбе крупных московских промышленных объектов, производство на которых умерло или агонизирует, упомянем ниже. Их много. Некоторые умерли вскоре после прихода иностранных инвесторов. А вот в Ливии во времена «диктатора» Каддафи прежде всего давали работать и зарабатывать местным предпринимателям: нельзя было вывезти оборудование из порта, не наняв местную фирму, нельзя было иностранцу напрямую обратиться в министерство, минуя посредника-ливийца. И страна была одной из самых процветающих в Северной Африке. Остается удивляться, как может быть в Москве при таком бизнес-климате самый низкий процент безработных – 1%? Москвичей, лишившихся работы и не обратившихся в Центры занятости, не считают безработными, прикрываясь методикой МОТ. В Москве на мизерное пособие не выжить, а помочь эти Центры всё равно не могут – отсутствуют рабочие места. Этой темы я ещё коснусь в других статьях. Чтобы оживить рынок, надо повышать занятость, а не сокращать – вот и решилась бы проблема пополнения пенсионного фонда. И лучше, если бы создавались крупные производства, а не пустующие офисы.
Многие выжившие российские крупные предприятия разукрупнились и по статистике стали относиться к среднему бизнесу. Происхождение их часто еще советское, когда промышленные гиганты включали в себя смежные производства и инфраструктуру, которые в ходе реформ распались на отдельные структуры, увеличив число предприятий на порядок. При этом производство упало тоже на порядок. Например, турбины производили суммарной мощностью около 13 млн. кВт., а в 2014 г. произвели мощностью только 2148 тыс. кВт. Станков производили в 1990 г. около 3 млн. шт., а в 2014 г. произвели всего 7822 станка. Не трудно догадаться, почему так произошло. В 90-е годы «доходило до того, что иностранные станкостроители под видом инвесторов заходили на наши предприятия, а потом продавали их, как было с заводом им. Орджоникидзе. Тем самым очистили для себя рынок сбыта», – говорит Иван Андриевский, первый вице-президент Российского союза инженеров. Видный российский ученый С. Г. Кара-Мурза пишет, что особенно обвальный спад произошел в производстве металлорежущих станков. По сравнению с 1990 годом производство упало более чем в 30 раз. И после 2000 года быстро стал расти импорт: 2000 г. – 15,6 тыс.шт., 2004 г. – 190 тыс.шт., 2006 г. – 315 тыс.шт. Происходила замена станочного парка в машиностроении, и это хорошо, но что с российскими станками? Интернет выдает нам информацию о том, что станкостроение в России существует и представлено 56 «заводами». Наверно они работают, но, очевидно, производственные мощности совсем не удовлетворяют потребности рынка, а главным инструментом являются бумаги. Впрочем, компетентные СМИ утверждают, что Китай скопировал советские станки и теперь конкурировать с ним невозможно. Это – к вопросу о конкурентоспособности отечественного станочного парка и беспрецедентной бесхозяйственности власть имущих. Что ж, это говорит только об одном – наше государство не умеет и не желает защищать отечественного производителя (и ноу-хау) на мировом рынке ни лицензированием, ни патентованием. И даже когда свои мощности есть, своего рынка у них нет.
По оценке экспертов износ станочного парка в России достиг 80%. Ежегодно «выводится» из эксплуатации около 50 тысяч станков, т.е. рынок есть, а «Красный пролетарий» смог продать в 2012 г. только два станка, вероятно, из последней партии, произведенной в 2010 г. Зато импорт покрыл 92% внутреннего рынка на сумму 2,5 млрд. $. По словам генерального директора ООО «Диффенбахер» Виктора Стратановского, «заниматься производством оборудования в России очень невыгодно. В нашей стране есть деньги, сырьё, спрос, но при этом нет ни специалистов, ни ноу-хау». Представляете, до чего дожили? Китай скопировал наши станки вместе с ноу-хау так, что у нас ничего не осталось. Специалисты, ноу-хау – это отдельная тема. Хотелось бы спросить чиновников профильного министерства, зачем нужна система образования, навязанная стране, в результате внедрения которой в стране не стало настоящих специалистов?
Так же и в турбостроении – Пермский завод, Уральский турбинный завод, «Невский завод», «Сатурн – Газовые турбины» пытаются производить современное энергетическое оборудование, входят в кооперацию с зарубежными лидерами в этой области, но результат пока не удовлетворяет рынок.
Потребности так упали? Заказов нет или производство стало мелкотоварное, не справляется? Нет, заводы еще – что надо, правда, их стало меньше. Просто в стране так до сих пор и не создали рыночные рычаги регулирования экономики в интересах её развития, как, например, в Китае. Недоиспользуются производственные мощности, трудовые ресурсы, привлекаются к работе иностранцы, что способствует господству низких зарплат и никак не стимулируется переориентация с поставок сырья на изделия с высоким уровнем добавленной стоимости. Причину поясняют металлурги: за рубежом есть свои мощности по прокату металла (добавим, как и по переработке нефти, древесины и много другого), а дешевого сырья мало. Если за границу идут составы с сырьём для обеспечения загрузки мощностей иностранных государств вместо отечественных, разве не долг Правительства задуматься, как отрегулировать интересы бизнеса, чтобы переработка и обработка стали интересны и выгодны в стране добычи сырья? Положение дел демонстрирует, что государство не в состоянии отрегулировать эти вопросы. В новостных сводках часто слышим, что надо защитить своего производителя и рынок, потому что через Украину уже в январе хлынут товары из Европейского союза. Позвольте узнать – не поздновато защищать производителя или то, что от него осталось? Если и раньше защищали, то упаси Бог от такой защиты. Демагогические заявления о защите сопровождаются упованием на иностранные инвестиции. Кто ж будет инвестировать в своего конкурента так, чтобы он еще и работал? В сырьё, в торговлю – да. В переработку вкладывали только тогда, когда нужно было отправить в металлолом оборудование. Что же в результате?
Вот пример участия иностранного капитала в производстве в 2011 г.:
А это – там же в 2014 г.:
Отметим, что скорей всего так частично и занята ниша среднего и малого бизнеса в России. И так на деле выглядит «защита» и «поддержка» отечественного предпринимателя. Российскому бизнесу за все годы реформ не дали даже окрепнуть. Попробуйте арендовать помещение в Москве, минуя посредника, – бесполезное дело. Всегда найдется фирма, выигравшая конкурс, которая назначит рыночную цену. Характерен отток иностранного капитала из сектора добычи полезных ископаемых (рентабельность упала или дана команда свернуть бизнес?) и приток в сферу образования. Это важно – по учебникам Сороса научат любить звёздно-полосатый флаг и лишат молодёжь качественного образования: слаборазвитой стране оно ни к чему. Следует отметить значительный устойчивый процент иностранного капитала в обрабатывающем производстве, в оптовой и розничной торговле. Вряд ли иностранный капитал строит новые производственные цеха, но в торговле скорей всего компании строят торговые комплексы и получают преимущества в выборе партнеров по аренде торговых площадей. К сожалению, пока никто не догадался дать оценку роли иностранного капитала в экономике России.
В других направлениях поддержка российского бизнеса, тем более производителя, тоже больше декларируется. Там, где он не мешает иностранному капиталу, есть прибыль, он возникает и без государственного участия.
Например, интернет сообщает, что в нефтепереработке растет число мини НПЗ. По некоторым оценкам их число достигло 200 предприятий. Показатели их работы в статистике, правда, не найти, поэтому опорой экономики им не быть.
Появились мини-заводы и в металлургии. В основном эти заводы работают на металлоломе, но в статистике их продукции тоже пока нет. Вспоминается провальный «Большой скачок» в Китае и домашние доменные печи с низкокачественной продукцией. Но ведь это же всё – позапрошлый век. Основные потребители металла – машиностроители – жалуются на высокие цены на металл. Насытить рынок, создать конкуренцию, минимизировать затраты, чтобы цены упали, мини-заводы не смогут. Крупные наши заводы предпочитают работать на экспорт. Согласно статистике в 2014 г. 40,9 млн.т. металлопродукции (из 70,3 млн.т.; в 1975 г. РСФСР производила более 79,9 млн.т., а на экспорт весь СССР отпускал только 6–7 млн. т. металлопроката, 11 млн. вместе с чугуном) пошло на внутренний рынок. Остальное – на экспорт. Причем на экспорт готовы поставлять, даже снизив цены. Упавший курс рубля с лихвой обеспечивает компенсацию потерь и затрат (особенно по заработной плате) в рублях. В ответ на жалобы машиностроителей металлурги рекомендуют обращаться к государству за субсидиями (ещё один признак затратной экономики). Удивительно, но никель, необходимый для производства нержавеющей стали, продается и на внутреннем рынке по ценам, привязанным к котировкам Лондонской LME. Фактически это означает, что мы свой национальный товар покупаем у заклятого «партнёра» из Лондона и производство качественной стали нам теперь неподконтрольно. Также как нефтепродукты для своего потребителя, как будто они из Техаса. Оказывается, и медь у нас для внутренних потребителей ориентируется по цене на Лондонскую биржу металлов (не в этом ли секрет обрушения производства кабельной продукции более чем в четыре раза?) и алюминий. Китай сам себе не продаёт такую продукцию по мировой цене, поэтому вся его линейка товаров конкурентоспособная. В Казахстане (наверно превосходит Россию по запасам нефти) – цена на бензин в два раза ниже. Таких примеров не счесть. По мировой цене – это значит, что наши товары для нас стали чужими. Если собственное сырьё отечественному потребителю торговать по мировым ценам – это вряд ли означает суверенитет над ресурсами и вряд ли способствует перспективам подъёма экономики. Неужели наш нынешний политический правящий класс думает, что на спекулятивно завышенных ценах, ориентированных на промышленных гигантов западной экономики, производящих массовую продукцию для всей Европы, можно поднять (или хотя бы оживить) собственную промышленность? Такая «открытая» экономика может работать только на воспроизводство отсталости. Жаль, что зарплата основной массы населения в России не сориентирована тоже на Лондон. Предпринимателей России, которые делают бизнес на углеводородном сырье и стратегических материалах, явно не беспокоит промышленное развитие России. В этой связи любопытен такой факт: отечественный военно-промышленный комплекс развивается на тех же стратегических материалах и даже выплачивает зарплату существенно выше установленного МРОТ, при этом продукция оказывается конкурентоспособной. А вот всё остальное, что относится к частному бизнесу, – сразу становится нерентабельным. Например, если где-нибудь в НИИ разработали оригинальную газонокосилку, и предложили её производство отечественному предприятию, затраты выводят на себестоимость, например, до 10 тысяч рублей. Её же отдают китайскому производителю, и косилка вскоре появляется на рынке (в т.ч. в России) по цене в два раза дешевле. Это иллюстрация эффективности частного капитала в России в сопоставлении с государственным.
В цветной металлургии странным представляется то, что алюминий считается стратегическим сырьём, а в России его производством и экспортом занимается компания ОК «РУСАЛ», зарегистрированная на британском острове Джерси, и это наше стратегическое сырьё контролирует иностранная компания. И платит налоги там же.
Цены на металл – не единственная проблема для обрабатывающей отрасли. Оборотные средства ограничены, отечественные с льготными ставками кредиты недоступны. Но главное – это отсутствие заказов. Почему отсутствуют заказы? Да потому, что по ценам LME можно сколько хочешь заказать в Лондоне, Париже или Берлине. Но если вагоностроители будут заказывать вагоны в Берлине, то сами вагоностроители станут не нужны, потому что таких заказчиков сколько угодно. Такая же ситуация со станками, самолётами – мелкосерийное производство нерентабельно, а крупных заказов не дают, потому что рынком владеют импортёры и им импортозамещение – как нож в горле. Вместе с тем активные закупки по импорту всегда оказывают давление на валютный рынок, где спекуляции стимулируют подпитку деньгами, провоцируя инфляцию. Самое грустное, что во всей этой истории государство как-то обособилось, призывая бизнес к совестливости. А давно назрели меры прямого воздействия через тарифы, квоты и лицензии. Похоже, главным заказчиком (а может быть и единственным) у отечественных производителей является государство, действующее в интересах организаций, выполняющих заказы ВПК. Отрадно видеть новые изделия, узнавать про новые производства, реанимации старых предприятий, выполняющих заказы оборонного ведомства. Но ВПК уже явно не может тянуть всю экономику страны. Что-то должен делать и частный бизнес. В судостроении только за счет строительства ледокольного флота доля России составляет 0,6% портфеля заказов судов в мире (доля мизерная для страны омываемой 14 морями и 3 океанами), предпочтение отдается старому торговому, рыболовному флоту, самолетов производим на порядок меньше чем раньше, потому что рынок предпочитает брать б/у Боинга. Бытовых приборов Россия производит мало, рынок заполнен импортом, автомобилестроение и производство вагонов падает из-за роста цен на металл и снижения портфеля заказов. Судя по данным Минэкономразвития, немало предприятий балансирует на грани банкротства:
Становится привычной картина остановки производства. Не нужной становится градообразующая «Уральская сталь» («Металлоинвест» сокращает сортопрокатный цех из-за низкой загруженности и, соответственно, более 2500 человек), «Комбинат Южуралникель» законсервирован с 2012 г. из-за нерентабельности и убыточности, «ЗИЛ» превращается в руины и офисный городок. Не нужен Челябинский автомеханический завод (поставщик деталей для двигателей), банкротом стал Тушинский машиностроительный завод, на котором когда-то было занято 28 тысяч, а теперь менее 900 человек. По независимым оценкам в России на 2011г., сообщают «Аргументы недели», полностью уничтожено 42 станкостроительных предприятия. Только в столице – московский станкостроительный завод «Красный пролетарий», упомянутый выше завод им. С.Орджоникидзе, «Фрезер», Московский завод координатно-расточных станков, Институт ЭНИМС, завод «Станкоконструкция», и т.д. Список длинный, можно насчитать еще десятки заброшенных предприятий: Завод электромеханической аппаратуры, «Сатурн», «Искра», АЗЛК, Цементный завод, завод Железобетонных изделий и т.д. По словам Паничева Н. А., последнего министра станкостроения, «сознательно или нет, но сегодня уничтожается отечественная технологическая база». И это – результат «поддержки» отечественного производителя. По мнению специалистов, лучшего предприятия по оснащению, чем «Красный пролетарий» в стране не было. Это был настоящий флагман станкостроения. Но в 2010 г. он выпустил последнюю партию своей продукции. Уникальное оборудование было распродано, и завод пришел в запустение при молчаливом и равнодушном отношении к происходящему властей Москвы и Правительства России. Вспомним, что в стране износ станков составляет 80%. И всё равно заказов нет. Заказы – на импорт, который не сможет обеспечить полную потребность. И всё равно – только импорт! Очевидно, заказами в стране занимаются те, кто заинтересован в загрузке производственных мощностей там, откуда импортируются станки и прочие изделия. И Правительство России это устраивает?
Так же и с другими производствами. И нельзя сказать, что везде отсутствует спрос на продукцию этих предприятий. Разве в Москве перестали строить? В 2012 г. увеличили импорт цемента на 81%, а продукция московского Цементного завода, как и завода ЖБИ рынку почему-то не нужна. И это при том, что ГУП НИИ «Мосстрой» дал заключение, что применение импортного цемента ведет к снижению прочностной характеристики и сроков долговечности строящихся объектов.
Трудно представить, чтобы «Красный пролетарий» не искал выхода. Все выходы, как можно без труда понять, упираются в финансовые тупики и сбыт: конфликт интересов в Москве часто складывается в пользу строителей элитных квартир и офисов. А турки-строители предпочитают завозить свои материалы. Согласно открытой информации, в 2006 году в капитал «Красного пролетария» вошла НК «Роснефть» с целью «предоставления помощи(!) предприятию для отражения рейдерских атак». Но это явно не помогло. Более того, НК «Роснефть» приняла также участие в капитале ЗАО «Влакра» и ОАО «РН-Влакра», которые специализируются на торговле коммерческой недвижимостью. В 2010 г. НК «Роснефть» укрепила свое влияние в этих дочерних компаниях, и это странным образом совпало с последним годом существования завода. После этого активно заговорили о стоимости площадки на месте завода, которую можно продать за 100 или 300 млн. $ под строительство офисов. Замечу, заводы и военные корабли, когда их распродавали в 90-е годы, стоили на два порядка меньше.
Невольно приходишь к выводу: всё в нашей экономике наоборот – офисов, как и бизнес-жилья, в Москве уже не счесть, а они всё строятся при отсутствии ажиотажного спроса. В то время как социальное жилье и станки требуются, а их производство сворачивается. Может быть, чтобы избежать полного разрушения экономики, необходимо закреплять контрольные пакеты акций предприятий станкостроения за станкостроением, машиностроения – за машиностроением и т.д.? Или за государством. На Западе было принято брать под крыло государства производства, переживающие трудности с последующей повторной приватизацией. Однако современная монетарная теория не велит вмешиваться государству – вот и загибаются производства, столкнувшиеся с бойкотом уполномоченных посредников, сориентированных только на импорт. Нам могут возразить, мол, тогда не будет притока инвестиций. Но их нет и сейчас. А действия непрофильных владельцев контрольными пакетами акций часто приводят к нежелательным последствиям: они привыкли к спекулятивным операциям – купить и перепродать, не заботясь о производстве. В народе не случайно говорят: деньги – к деньгам. А деньги в России в основном крутятся в сфере финансов, в нефтегазовом секторе, да в торговле. Не случайно «Газпром» занимается электроэнергетикой в Москве, «Газпромбанк» – тяжелым машиностроением на Урале (главный акционер «Уралмашзавода»), а НК «Роснефть» проявила интерес к станкостроению. Офисов в Москве построено столько, что в некоторых местах годами висят объявления об аренде – видимо, никому не нужны. Тем не менее, они продолжают строиться (в 2015 г. построено 323,7 тыс.кв.м офисов и торговых центров), и цены на аренду не падают. Значит, искусственно держатся, чтобы оправдать непрофильные инвестиции. Кроме того, важно отметить, что рынок в России не работает на понижение цен, а только на сокращение объемов. На продукты питания – в том числе.
Судя по затратам, которые несет в настоящее время «Газпром», и проблемах на рынке газа, даже при условии уступок в цене, менеджменту приходится нелегко. Но нельзя не отметить, что некоторые проблемы стали, по-моему, результатом просчетов, допущенных его руководителями, например, при расчетах цены на газ (не по спросу, а с привязкой к очень неустойчивой цене на нефть), разработке северных месторождений, очевидно, малорентабельных при сегодняшних ценах, и при прокладке газопровода (затратных капиталовложениях) в условиях неопределенности (или даже отсутствия) контрактных гарантий непредсказуемых покупателей. И кто может гарантировать, что в электроэнергетике «Газпром» поведет правильную экономическую политику, не говоря уже о технической?
Вот так же «Роснефть» сделала безуспешную попытку спасения станкостроения, а в действительности всё свелось к недвижимости – это прибыльней. А как дело обстоит в самом нефтегазовом секторе? Неужели там уже некуда вложить с пользой деньги?
В 2012 г. добыли 518 млн.т. нефти. Отправили на экспорт 240 млн.т. и на переработку 266 млн.т. Переработали и что получили? Вот основные показатели работы нефтеперерабатывающей промышленности в России:
Что изменилось за 22 года? По статистике сократились мощности, а глубина переработки повысилась. Но что в результате получили? – переработка всё глубже, а светлых фракций всё меньше. И опять вразрез с рыночной логикой: спрос растет (с ростом парка автомобилей), а топлива всё меньше. Т.е. удельный вес светлых фракций (автобензина и дизельного топлива) действительно чуть вырос, но не за счет более глубокой переработки, а за счет сокращения выхода товарной продукции от объема первичной переработки, особенно мазута, и увеличения отходов. Что ж это за рынок такой? – спрос, потребности растут, а производство сокращается. Как будто нарочно, чтобы создать предпосылки для роста цен. Теория спроса и предложения явно не про наш «рынок». Настоящий рынок так регулировать не может. За этим стоят конкретные люди из бизнеса и из чиновников, которые как раз такие создают условия для бизнеса. Либо наоборот, занимают посты, но ничего путного сделать не хотят или не умеют. Судя потому, что за четверть века подход к решению проблем не меняется, напрашивается вывод – чиновники не способны к самообучению: вместо того, чтобы путём создания рабочих мест расширять налоговую базу, снижением налогов на мелкий и средний бизнес стимулировать производство и бизнес, снижением косвенных налогов тормозить инфляционную нагрузку на население и стимулировать рост потребления, всё делается с точностью наоборот. В свою очередь сырьевой «бизнес», получив от государства всё на блюдечке, не стремится развивать его вглубь, а ищет, где можно дешевле вложиться и получить выгоду больше. Так, например, глубина переработки на предприятиях «Роснефти» была – 64,5%, и это не самый плохой показатель. У «Сургутнефтегаза», как сообщают общедоступные СМИ, невероятно – 43,2%. Для сравнения, в США – 92%. Получается, есть над чем поработать и вложиться для повышения эффективности нефтяным компаниям в своей отрасли. Государство могло бы налогами регулировать заинтересованность в глубокой переработке, равно как в обеспечении заказами отечественного станкостроения, когда оно ещё было.
Компании нефтегазового сектора идут в непрофильные отрасли, наверно косвенно способствуют возникновению мини-заводов, осуществляя на них поставки нефти (иначе, откуда те получают сырьё?), но не очень занимаются реконструкцией своих старых заводов, чтобы повысить отдачу. Значит, не выгодно в России вкладывать деньги в глубину переработки, выгодней в сырьё и недвижимость. И это – упрек законодателям, т.к. это ещё и повод утаивать продукцию с более высокой степенью переработки. Налоговая система, таможенные тарифы, система квот должны ориентировать преимущественно на готовый продукт с высокой степенью обработки. Нефтяные компании демонстрируют нам свою незаинтересованность. Тем более, что 83 млн. тонн нефти за минусом использованной для собственных нужд – это потери не для нефтяной компании, не для нефтепереработки, а для потребителей (читай, – экономики в целом), потому что в конечную цену потребителя они, безусловно, будут включены. Этого мало. Как известно, предприятия даже нефтегазового сектора пользуются субсидиями государства. А это – возврат части ранее уплаченных налогов. Так, в 2012 г. предусматривалось выделение из бюджета 29,5 млрд. рублей, в 2013 г. – 19,9 млрд. рублей, из которых наибольшая доля предназначалась ОАО «Газпром». Кроме того, нефтегазовому сектору предоставляют различные преференции, устанавливая на низком уровне налоги на добычу полезных ископаемых, замораживая их временами в абсолютных цифрах (вне зависимости от объема, значит, можно выкачивать скважины до истощения) или даже отменяя. Снижают пошлины. Но если в нефтегазовой отрасли доля иностранного капитала в разные времена составляла от 40 до 70%, то для кого эти преференции, субсидии? И кто проигрывает? Бюджет, т.е. население, которое, перечисляя в бюджет налоги, оплачивает эти денежные вливания в нефтегазовые гиганты и банки. При том что государство у нас по конституции – социальное. Или это опять – поддержка «отечественного» производителя?
Вот в такой обстановке, если верить статистике, приходится выживать реальному сектору экономики. И всё-таки с трудом, но что-то производим, и даже зарабатываем. Обратимся, наконец, к потребительским расходам.
Нас пытаются заверить, что по «паритету покупательной способности» россияне живут с каждым годом лучше. И действительно, если судить по этому паритету и верить статистике, мы с удивлением обнаруживаем, что Россия в 2013 г. по ВВП была на шестом месте, сразу после Германии, опережая Францию. А сейчас – особенно хорошо, после скачка курса доллара и евро по отношению к рублю. Литр бензина стоил 94 цента, а теперь меньше 50 центов. Прекрасно, тогда и жить мы должны как в Германии. Возможно, кто-то так и живет. Но статистика размазывает благополучие на всех. Почему же не живём? Потому что зарплата начисляется не в долларах, а в рублях. При этом: то зарплата сокращается, то рабочая неделя, то рабочее место. Поэтому вопреки статистике доходы становятся меньше, а цены выше. Видимо, что-то с этим паритетом не так. Чтобы разрешить этот казус попробуем использовать другой паритет – покупательную способность рубля в наше время и в далекие 70-е годы XX века так называемого «брежневского застоя». И применим простую арифметику: в 1976 г. можно было очень неплохо пообедать (своеобразная потребительская корзина) на 1 рубль (и даже меньше), сейчас надо не меньше 250–300 рублей. Нам могут возразить, мол, можно было пообедать, но купить ничего нельзя было. Так ли? Оценим розничный товарооборот: в 2014 г. его объем оценивался в 26,256 трлн. рублей, это 182 716 рублей на душу в год, а в 1976 г. – 225,8 млрд. рублей, что составило 947 рублей на душу. Получается, всего 731 (182716/250) обед – импровизированная условно «потребительская корзина» розничного товарооборота на душу сейчас против 947 в пользу «застоя». Выходит, рынок в 2014 г. почти на треть был менее насыщен потребительскими товарами, чем в 70-е годы прошлого века. А в 2015 г. – еще меньше. Странно это, судя по прилавкам? Это потому, что сегодняшний розничный рынок – это витрина. А судить надо не по тому, что лежит на прилавке, а по тому, что продано.
Проиллюстрируем состояние рынка на товарах легкой промышленности. По информации газеты «Ведомости», продажи одежды и обуви в России в I квартале 2015 г. против аналогичного периода 2014 г. сократились на 42% в натуральном выражении и на 19% в денежном. Даже если предположить, что часть сокращения продаж в денежном выражении компенсирована некоторым увеличением оборота люксовых брендов, вряд ли разницу в 2,2 раза можно объяснить только этим. Налицо существенный рост цен. Специалисты оценивают российский рынок одежды и обуви в 2,8 трлн. рублей. Если процентное сокращение за квартал распространить на годовое исчисление, можно предположить, что за 2015 г. только на одежде и обуви, и только через рост цен, из кармана более состоятельных потребителей извлекут около 600 млрд. рублей, компенсировав потери оборота в натуре.
Падение рынка на 42% объяснить можно только процессом оскудения денежных запасов у большинства населения. Также как в промышленном секторе – отсутствием оборотных собственных и заемных (из-за дороговизны) средств. Торговлей акциями занимаются сторонние (Управляющие) компании, и деньги до производственников не доходят. Сегодня почему-то всех заботит не состояние промышленного сектора, а курс рубля и цена на нефть. Курс рубля падает, а вместе с ним падает капитализация рынка акций (в долларах). Сегодня она в долларовом выражении упала по итогам 2014 г. в два раза, а в рублевом осталась на уровне 2009 г. Это значит, что по паритету покупательной способности не жизнь населения стала лучше, а российские предприятия для владельцев долларовых авуаров стали дешевле. Значит, опять можно ожидать смену собственников и новые банкротства. И товары в России для иностранцев с долларами или евро стали дешевле. Недаром финны занимаются шопингом в России. Для иностранцев Россия становится более комфортной страной, чем для коренного населения.
