Счастливому солдату…

Я, помня рассказ отца, держа в руке письмо Игоря, спросила у ребят, что им нужно, ведь я жду своего парня из армии, – вот посмотрите его письмо.

Один из ребят взглянул, что и правда… письмо из армии. И сказал остальным, что здесь делать нечего, а мне – уважение, что я жду своего парня из армии, быстро сели в машину и, громко сигналя, умчались вдаль.

А я стояла, не могла двинуться с места и думала, что вот как меня спасло письмо Игоря.

На следующий день мне нужно было пойти проведать своего однокурсника в больнице.

Мама как раз пекла блинчики, я их захватила, чтобы было чем угостить товарища по учебе.

Стоим мы на лестнице и разговариваем, как идет какой-то парень.

Еще поднимаясь по лестнице, он стал пристально смотреть на меня; пройдя мимо нас, оглянулся и выразительно посмотрел.

Мой однокурсник сказал, как зовут этого парня, как зовут меня – типа нас познакомил, и я поняла, что он торопится поскорее со мной распрощаться.

Мы еще немного поболтали, а парень ушел вверх по лестнице.

Что ж, я пойду домой, выздоравливай.

С этими словами я начала спускаться по лестнице вниз.

Вышла из больницы на улицу, и меня окутала темень.

Пошла и вдруг слышу шаги: кто-то меня торопится догнать.

Я пошла на свет фонаря около трансформаторной будки. Остановилась, чтобы поглядеть в глаза врагу.

Это был уже знакомый парень из больницы.

Стоит в спортивном костюме, трясется от холода.

Предложил проводить домой.

Я, помня слова отца (про девушку, которая должна быть мудрой и в чем-то даже хитрой), соглашаюсь, но предлагаю парню пойти одеться теплее, а я его подожду здесь же.

На это он мне отвечает: нет, он никуда не пойдет, он боится, что я уйду, и он меня навсегда потеряет.

Мне пришлось согласиться, но я еще надеялась, что холод сделает свое дело, и парень оставит свою затею.

Мы двинулись по улице, и хотя ко мне можно было доехать на троллейбусе, я сказала, что люблю ходить пешком.

По пути был магазин, и под предлогом, что нужно купить хлеб – мама просила – я зашла в него, оставив парня на улице.

Мой план был такой: зашла в одну дверь, выйду в другую.

Но не тут-то было: парень догадался об этом и зашел в магазин, стал ждать меня у кассы.

Потом мы снова шли по улице: я выбирала самые темные пути к моему дому, еще надеясь, что он отвяжется сам.

А он мне читал стихи, рассказывал о своей нелегкой жизни.

В итоге мы подошли к моему дому, но в гости я не могла его пригласить, не смотря на то, что пошел сильный дождь со снегом, а он был легко одет (в спортивном костюме да зимой).

И в тот момент я поняла, что как-то не ладится у меня с реальным общением, что лучше на расстоянии познакомиться, узнать друг друга, а потом уже можно и встретиться.

Чтобы не выглядеть уж совсем жестокой и немилосердной к парню, я уточню здесь, что после случившегося тот благополучно вернулся в больницу, – об этом я справлялась у своего однокурсника, когда он выздоровел и пришел на учебу.

В твердой уверенности, что я делаю правильно, я решила все начать сначала и села за письмо к Игорю, в котором спросила, что бы он сделал на моем месте, когда такая ситуация: отправляю письма с фото, но ничего не доходит.

На что мне был дан совет: просто выслать две фотографии, но в разных конвертах, в одно и то же время, – наверняка, хоть одно письмо да дойдет.

Я сходила в парикмахерскую и сделала прическу, надела только что связанную мамой белую кофточку и пошла в фотоателье.

В этот раз я решила сфотографироваться с двух разных ракурсов и на фото разного размера.

Когда были готовы фотографии, я вложила их в два разных конверта, и… они обе дошли.

С этого момента, когда Игорь увидел, с кем ведет переписку, началось наше общение по-новому.

В письмах он писал, что мечтает о нашей встрече в моем городе; что будет писать еще чаще, чтобы наша переписка не прерывалась ни на день; что когда нет от меня письма, у него нет хорошего настроения и только теперь он начал понимать, что чувствовала я, когда не было писем от него, – небось, всякое передумала, и давай мы простим друг друга, а будет виновата почта.

И, действительно, Игорь стал писать чаще; в письмах говорил, что не хочет, чтобы тоненькая ниточка между нами оборвалась, а, наоборот, стала еще крепче; что все мысли в последнее время сходятся на мне: он ходит и думает только про меня, про мою учебу или работу, и за что бы он ни брался, всегда представляет меня.

«Наверное, трудно будет нам, если вдруг что-то помешает встретиться, мы за столь небольшой срок привыкли друг к другу по письмам, что не можем и дня существовать, если нет писем, переживаем друг о друге», – писал мне Игорь.

Стали с письмами вместе или просто отдельным листочком приходить и стихи от Игоря.

Он писал сам по велению души, а некоторые стихи переписывал из местной газеты ГСВГ «Советская армия».

Или вот это:

Наступило лето. От техникума нас послали на практику в Крым. Так как я была всегда домоседкой, предстояло испытать какой-никакой стресс вдали от дома.

Перед отъездом мы договорились с Игорем, что не станем бросать переписку и будем часто писать друг другу. Для этого нужно было ходить на главпочтамт – сначала получить письмо по паспорту «до востребования», потом – отправить в ответ свое послание, надеясь, что таким образом оно уж точно не затеряется.

Конечно, можно было бы указать и свой адрес проживания, но я расценила, что это неразумно, – очень много людей находилось по этому адресу, причем не всегда мне знакомых.

Нас распределили для работы в двух кафе: «Спартак» и «Светлана». Я выбрала то, которое было поближе к дому.

Никак не пришлось выбирать мне из расчета, где трудились мои друзья-подруги из однокурсников, так как, по сути, у меня их не было. Таким образом, меня определили жить вместе с девочками из группы «поваров», но по возрасту которые были старше на два и больше лет. Соответственно, и интересы у них были уже иные.

Девочки стремились познакомиться с ребятами, я же сторонилась и боялась подобных знакомств.

Для меня был уже стресс, когда я увидела сидящих около кафе девушек, которые курили. Причем, делали они это, не таясь, чем и повергли меня в некий шок.

В первый день нас повели показать жилье: это были два «дома» двух разных хозяев, – точнее, хозяек.

В одном доме разместили шесть или даже больше девочек, выделялась одна очень яркая и деловая – Светлана (спустя много лет, я могу вспомнить лишь ее). Она мне позже рассказала, что за ней ухаживает брат нашей преподавательницы, что давало, по ее мнению, какие-никакие, но привилегии.

Хозяйкой дома была Антонина – очень интересная женщина, лидер, абсолютная противоположность моим личным качествам. Она жила отдельно с семьей в своем доме, часто сидела на крыльце и курила.

К дому, в который поселили девочек, примыкала пристройка. В ней было две комнаты.

Так как три девочки были мне незнакомы и держались вместе, их было решено заселить в большую комнату. В ней находились три кровати, шкаф и круглый стол со стулом – по центру.

В моей комнатке стоял холодильник, тумбочка и моя кровать. Комнатка была проходной, но меня это не смущало и ничуть не напрягало, – тем более, я сразу договорилась с девочками, что они будут мне уступать стол и стул для занятий стенографией.

Готовили мы на кухне у девочек, которые жили за стеной, но сама кухня от моей комнатки не была чем-либо отгорожена: просто там стояла плита, разного рода кастрюли, газовый баллон.

Хозяйкой владений была Ольга – женщина от 50 лет, которая была без ног и тяжело передвигалась при помощи палки и костыля.

Кто-то рассказал, что в молодости она едва не стала жертвой изнасилования и предпочла выброситься из окна. Жила она отдельно в маленьком домике-сарайчике вместе с сыном 6 лет – очень начитанным мальчиком.

Нужно сказать, что об этой женщине все знали в городе, жалели, и потому водители автобуса останавливались таким образом, чтобы ей выйти и минимум идти до своего дома.

Но и домой она попадала вот так: в доме, где я жила с девочками, окно находилось на высоте такой, чтобы была возможность попасть внутрь, лишь перешагнув через него.

Ольга открывала окно, слегка нажав рукой на створки, перешагивала, проходила через комнату девочек, потом через мою комнатку, несколько шагов по двору… и она у себя дома.

Поэтому ни двери, ни окна почти никогда не закрывались наглухо.

Как я и сказала, меня определили работать в кафе «Светлана» поваром, но так как я приехала вторым заходом, большинство постоянных поручений было уже распределено, и мне предстояло лишь кому-то помогать или кого-то заменять.

Надо сказать, что меня еще устраивало и то, что получилось каким-то образом быть в смене, противоположной смене девочек.

То есть, когда у меня был рабочий день, у девочек был выходной и как они его проводили, можно было лишь догадываться.

Но когда у меня был нерабочий день – это было абсолютное счастье – одна в доме, когда можешь лежать на своей кровати с художественной книжкой, а можешь – пойти в комнату девочек и сидеть за их столом: заниматься стенографией, писать письма Игорю.

Телевизора не было. Кажется, можно было пойти посмотреть к Ольге, но мы не злоупотребляли гостеприимством.

Я помню лишь один раз, когда переступила ее порог и смотрела фильм по телевизору «Прости меня, Алеша», который позже обсуждали в письмах с Игорем, но это было лишь потому, что нечаянно захлопнула дверь, а ключ остался внутри, и ждала позднего возвращения девочек домой с работы.

В один из таких прекрасных летних дней, когда я сидела за столом и, как обычно, строчила письмо Игорю, резко распахнулось окно и влез парень. Сказать, что я дико испугалась, – это ничего не сказать.

Он нагло, как мне показалось, уселся напротив на одну из кроватей девочек.

Я, помня слова отца, что в жизни многое зависит от девушки (что она должна быть мудрой и в чем-то даже хитрой) … попыталась Ивану, как потом выяснилось его имя, «заговорить зубы».

Начала скороговоркой о том, как меня зовут; сколько мне лет; где я работаю; где я живу и учусь; упомянула о том, что я еще занимаюсь стенографией; что девочек, к которым Иван решил залезть подобным образом через окно, нет дома, они работают, а будут лишь завтра. А в данный момент пишу письмо своему парню, который проходит службу в ГСВГ (Группе Советских Войск в Германии), а именно – в городе Магдебург.

Каково было мое изумление, когда Иван сказал, что действительно он накануне залез на орешник и увидел, как девочки стираются и вешают свое белье, и решил познакомиться с кем-нибудь из них (соответственно, меня он видеть не мог: когда девочки выходные, я – на работе). Что он так же служил в ГСВГ, в городе Магдебурге, а сейчас после службы решил в Крыму немного подзаработать денег.

Иван был приятной внешности и при других обстоятельствах, возможно, я бы ему и ответила положительно на его предложение познакомиться, но у меня был Игорь, – пусть и на расстоянии, но человек, который ко мне был неравнодушен, к которому была неравнодушна и я.

Поэтому самое большее, что я могла предложить Ивану, – это разрешить ему приходить ко мне в гости через окно, когда я выходная, и сидеть напротив, наблюдая, как я занимаюсь стенографией или пишу письмо Игорю.

Позже я стала доверять Ивану даже отнести мое письмо на главпочтамт или по моему паспорту получить там же письмо от Игоря.

Это была наша тайна, никому я о ней и о нем не рассказывала, а Иван не приходил к девочкам, когда я была на работе, хотя я и предлагала ему с кем-нибудь подружиться: девочки хотели познакомиться с ребятами, а Иван жил не один в доме, но тогда тайна перестанет быть тайной.

Сам он был из таких парней, о которых мечтают девушки: симпатичный, чтобы не пил, не курил, цветы дарил…

Кстати, 8 сентября, в день моего семнадцатилетия, выяснилось, что он еще и может дарить цветы. Но об этом позже.

Письма от Игоря приходили регулярно, он мечтал о нашей встрече, мои послания его поддерживали и давали какую-то надежду.

В одном из писем он упомянул, что никогда не принимает что-либо близко к сердцу, быстро отходит, нервы попусту не тратит, ведь жизнь человеку дается одна и не такая она уж большая, так лучше он придержит нервы для своих будущих детей.

Мне он казался позитивным человеком, а упоминание о детях показывало всю серьезность его намерений: что мы еще такие молодые и что самое лучшее у нас еще впереди.

Однажды в письме Игорь спросил, как можно ко мне позвонить в Крым, где я прохожу практику.

Я, не долго думая, увидела, как по двору на велосипеде катается сын Антонины.

Я просто его спросила номер их домашнего телефона. А мальчик просто мне его назвал. Этой новостью я и поделилась с Игорем в письме.

И благополучно забыла.

Спустя время, глубокой ночью, когда все вокруг спали, мне снится сон. Светлана, круша все на своем пути, разбрасывая в разные стороны кастрюли, завалив набок газовый баллон и плиту, пробирается ко мне в комнатку с криком: «Да ты задолбала со своим женихом, никому спать не даете». И бросается ко мне.

Но это уже, кажется, не сон, а реальность. Светлана меня тормошит и говорит про какого-то жениха, а у меня ведь никого нет, значит, она ошибается, и я отворачиваюсь от нее.

Но она не унимается и снова кричит, что я всех разбудила уже, подойди скорее к телефону и ответь.

Я, ничего не понимая, сонная, молча одеваюсь и иду на улицу. Там темно, на крыльце сидит Антонина и, как всегда, курит. Я захожу к ней внутрь дома. Сразу видно отменную хозяйку: чистота, уют. А во всю стену висит огромное зеркало, в которое я, было, глянула, и отпрянула назад: Антонина стоит у двери и смотрит неприязненно.

Я взяла трубку и сказала несмело: «Алло».

На другом конце провода приятный мужской голос назвался Игорем и попросил не бросать трубку, как это делала ранее Антонина. Игорь извинялся за молчание в письмах, так как ездил в краткосрочный отпуск к себе домой в Смоленск: его отец болел.

Я молча выслушала под гнетом укоризненного взгляда Антонины в зеркале.

Не помню, о чем мы еще могли говорить, но мне было очень стыдно.

Попрощалась наскоро с Игорем и выслушала лекцию от Антонины, которая никак не хотела верить, что мне звонят не из какого-то Киева, а именно из Германии.

Как я уже упоминала, все девочки, которые поселились в домах, могли не знать друг друга по имени, что и получилось в моем случае.

Когда Антонине позвонил Игорь среди ночи и попросил к телефону меня, она стала бросать трубку поначалу, называя все цирком, а Игоря – шутником.

Но он очень упрашивал меня позвать, на что она смилостивилась и отправилась к девочкам, которых было больше по количеству.

Разбудила их стуком в дверь, решив, очевидно, что зовут к телефону ту самую бойкую девочку, которая оказалась Светланой. Когда ее разбудили, она очень рассердилась: может, потому что звонили не ей, а может просто потому, что была глубокая ночь и хотелось спать после тяжелого трудового дня.

Никто не мог понять, кому именно звонят. Чей жених?

Никого с именем Лена или Алена среди девочек не было.

В итоге Светлана стала пробираться между плитой и газовым баллоном на нашу часть жилища, а мне в это время снился сон, как она все крушит…

Радости мне не принес звонок Игоря, я чувствовала неловкость от этой ситуации. Попросила больше его не звонить; но, вопреки всему, в письме он написал, что все время вспоминает наш разговор, мой голос и старается вспомнить все мои фразы и слова.

Писал, что скорей бы уже наступила осень, и мы могли бы встретиться и спокойно поговорить без всяких преград о чем угодно. Ну а пока остается писать и ждать ответа, чтобы наша связь по переписке не прерывалась, а, наоборот, крепла.

Однажды я встала тихонько на работу, чтобы не будить девочек, стала прокрадываться в направлении туалета: там на стене висел осколок зеркала, нужно было привести себя в порядок.

Шла маленькими шажками в темноте, как вдруг услышала голос Антонины.

Она сидела, как обычно, на ступеньках веранды и курила.

Антонина спросила, почему я так крадусь, на что я просто ответила, что в туалете есть зеркало, и она пригласила меня в дом причесаться нормально.

Как я упоминала, у нее было шикарное зеркало во всю стену.

Я с какой-то неловкостью согласилась.

Пока приводила в порядок свои волосы – тогда еще не совсем длинные – Антонина спросила, почему больше не звонит Игорь; она не против, если он будет звонить, – ведь теперь она точно знает, кого он просит к телефону.

А что до того, что он может звонить только ночью, она ответила, что ничего страшного, – ей очень часто не спится…

Игорь писал, что ему кажется, будто мы знакомы давно, что он меня знает; что нашей встречи никто не сможет изменить, что бы там ни было; что никакие трудности нам не помешают встретиться; чтобы я ему верила, как он верит мне.

Игорь говорил в редких ночных звонках на телефон Антонины и писал в письмах, что всегда с нетерпением ждет от меня весточек, как если бы они приходили каждый день, и когда от меня нет писем, он начинает волноваться – вдруг я не получаю его писем или еще что-нибудь думаю. Тогда у него просто нет настроения, ни к чему не лежат руки и плохо начинает спать. Ведь он спит только днем, ночью он на «боевом» дежурстве у коммутатора: в армии Игорь был телефонистом – как у них говорили, «качает связь».

Так незаметно наступила осень.

И также незаметно – 8 сентября.

В этот день мне должно было исполниться семнадцать лет.

С утра у меня было недомогание, и я сама попросилась на работе быть на мойке посуды. Там я хотела в одиночестве собраться со своими мыслями.

Служба Игоря подходила к концу, и мне почему-то уже не так радужно виделась наша встреча. Сказать точнее, я просто в нее не верила.

Пришел Иван спросить, как мои дела. Он по-прежнему тайно приходил в мои выходные дни через окно, отдавал письма Игоря, которые по моему паспорту получал на главпочтамте, и ждал, сидя напротив на кровати, пока я напишу ответ, забирал его, чтобы завтра, когда я буду на работе, отнести на главпочтамт.

Я поделилась с Иваном, что у меня день рождения, а настроения почему-то нет праздничного. На это он улыбнулся и сказал, что все будет нормально.

Следом пришла цыганка.

Надо сказать, что на мойке у меня скопилось очень много грязной посуды, она возвышалась в окошке неровными горками, отчего порой падала и разбивалась. А посетители кафе все подносили ее и подносили.

Я себя очень плохо чувствовала, чтобы поторопиться еще быстрее разгрести посуду. Как говорится, усилиями воли: один шаг вперед – десять шагов назад.

И когда подошла цыганка и предложила за два маленьких грязных блюдца от салата рассказать, что меня ждет в жизни, я без особой инициативы согласилась ее выслушать, а что до блюдец… они все равно рано или поздно упадут и разобьются.

Цыганка начала с того, что меня никто не понимает, что я «как белая ворона», не похожая ни на кого… я начала прислушиваться, так как начало было положено таковое, как и было на самом деле.

Я себя чувствовала одинокой и непонятой окружающими; в частности, я совсем не походила на тех девочек, с которыми училась, и, возможно, где-то в глубине души, меня это тяготило, но это было очень глубоко, – настолько, что я не до конца понимала, нужно ли мне быть на кого-то похожей.

В конце своего повествования цыганка заключила, что мне встретится хороший человек, и я буду в жизни очень счастливая.

Далее меня ожидал сюрприз. Заведующий кафе позвал меня к телефону, и я услышала голос мамы: всей семьей нашли номер крымского телефона и решили позвонить по межгороду, чтобы поздравить меня с семнадцатилетием.

Надо ли говорить, как для меня это было впечатлительно, я наревелась вдоволь и вернулась снова на мойку посуды. Там меня поджидал сотрудник – парень учился в другой группе, был старше на несколько лет и постоянно меня задирал.

В то время я не до конца понимала причин его поведения. Например, однажды, когда мы вместе готовили пельмени, нужно было их отнести в холодильник, а перед этим он предложил мне встретиться и просто погулять по городу, я отказалась, и вот итог: стоило мне зайти в огромный холодильник, чтобы поставить пельмени, он быстро меня в нем закрыл. Конечно, ненадолго, но испугаться я успела, стала отчаянно стучать в дверь.

Поэтому, когда пришла на мойку и увидела его там, ничего хорошего уже не ждала. Однако он меня удивил тем, что в мое отсутствие перемыл всю посуду. Предложил помочь вынести огромную кастрюлю с помоями, на что я с радостью согласилась, так как не до конца понимала, как я ее одна потащу. В процессе пока мы шли, это медленно, тяжело… он мне снова предложил встретиться, на что я ответила отказом, – зачем я буду тратить время на абсолютно чужого человека, когда меня дома ждет интересная книжка. К тому же ко мне стали доходить слухи от добрых однокурсниц, что парень всем рассказывает, будто уже со мной встречается. В итоге товарищ бросил меня с тяжелой кастрюлей помоев посреди двора и был таков. Я вообще агрессии ни в каком виде не приемлю, вследствие чего его откровенно боялась.

Наступил вечер, и после работы я пошла домой. На крыльце своего дома сидела по обыкновению Антонина и курила. Увидев меня, она спросила, правда ли у меня сегодня день рождения: звонил Игорь и просил передать от него поздравление. (В мой родной город он также отослал телеграмму). Я была очень рада этому известию. Еще через время раздался стук в дверь, я открыла, а на пороге стоит Антонина с астрами, поздравляет меня с моим днем, обнимает, и радости моей нет предела.

Сколько прекрасного (о плохом не будем) случилось за этот день 8 сентября.

О том, что мне семнадцать лет, я не рассказывала девочкам, с которыми живу: интересы у нас были разные, и как-то подругами мы не стали. Было уже поздно: я сидела на своей кровати с книжкой, а девочки были в своей комнате. Изредка я заглядывала к ним что-то спросить: в этот момент девочки прятали сигареты – не хотели, похоже, чтобы я знала, что они покуривают. Мне же было все равно; скорее, моей эмоцией было – удивление, зачем вредить своему здоровью.

Неожиданно открылось окно, так как что-то упало на пол с подоконника. Девочки ахнули, начали шушукаться, я прислушалась и услышала голос Ивана. В тот момент я, скорее, подумала, что ему надоело ходить ко мне бесполезно, и он решил-таки с кем-нибудь из девочек познакомиться. Но тут я услышала отчетливо, как кто-то сказал: «Тебе нужно самому ей отдать».