Проба пера

Король, сойдя со ступеней, останавливается, удивленный присутствием вставки из красного мрамора среди черно-белых квадратов шахматной доски, включенной в орнамент пола. Пока он разводит руками в попытке найти объяснение столь явному нарушению гармонии, придворная дама пытается пересказать ему на ухо содержание шутки, которую только что произнес шут, сидящий на плече гвардейца в толпе придворных, несколькими рядами спускающихся по лестнице. Замечание шута, явно скабрезного содержания, вызывает приступ хохота у присутствующих. Запрокинув головы, дамы исходят от хохота, кавалеры, указывая друг на друга, вторят их безудержному веселию. Не смеются только кардинал с платком у рта, высокий придворный, указывающий рукой на остроконечный бронзовый кончик невидимой люстры, выглядывающий из-за верхней кромки картины, и знатный вельможа, осыпанный орденами, со шпагой на боку, следующий за королем. Картина написана со скрупулезной точностью в деталях и включает тридцать две фигуры в костюмах середины семнадцатого века. В задних рядах просматривается обнаженная женщина с фонарем. Две дамы своими юбками закрывают нижнюю часть её тела, а верхняя расплывается в свете фонаря в ее руке. Над головой у нее – венец, висящий в воздухе. Никто не обращает на нее внимания, создается ощущение, что ее нет в реальности, а она все же присутствует в виде аллегорической фигуры – музы истории, скажем.

Спрашивается, кто совершит преступление, если картина называется «Мгновение перед убийством короля»?

Заранее отметаю лежащую на поверхности догадку о знатном придворном, следующим за его величеством, поскольку извлечь шпагу, отступить хотя бы на шаг и воткнуть ее в спину в одно мгновение невозможно. Да и зачем ему заниматься тем, на что имеются исполнители рангом пониже. Гвардейцы с ружьями на плечах, стоящие на верхней площадке лестницы, также не имеют возможности в мгновение ока воспользоваться оружием: необходимо снять мушкет с плеча, развернуть его, прицелиться… Нет, не получается. К тому же вельможа с орденами, закрывающий короля со спины, является помехой для попадания в цель. Был бы у кого-нибудь пистолет, но и для его применения потребуется вынуть его, отвести курок, направить: тоже не получается! Курок, впрочем, можно отвести заранее. Может быть, пистолет у шута, но он, отвернувшись, смотрит в зеркальце. Или у гвардейца, который несет его на плече? Не выстрелит ли злодей сквозь карман? Нужно проследить, у кого рука в кармане. Кажется, ни у кого. Ненадежное оружие пистолет: может дать осечку, нож предпочтительней, в старые добрые времена, во всяком случае. Может быть, услужливая фрейлина воткнет его величеству шпильку в ухо, для чего потребуется вынуть ее из прически и… все равно не успевает. Шпилька, впрочем, в прическе присутствует. Кардинал держит платочек у рта или знак подает исполнителю, но, кому, неизвестно. Может быть, монаху? Но его нет на картине, хотя он мог переодеться в придворного, однако никого с ханжеской физиономией среди присутствующих не удается разглядеть. Заостренный кончик люстры совпадает по направлению с красной вставкой на полу залы, что подозрительно. Интересно, сколько мгновений проходит при падении люстры? Высокий человек указывает куда-то вверх, но не на люстру, как показалось вначале, а на небесное возмездие за преступление. Возможно, он видит преступника с высоты своего роста. Имеется иная версия: возмездие, мол, тирану! Король сходит с лестницы, останавливается на квадрате, отмеченном красным, убийца нажимает на курок в кармане и… мат в три хода. Выстрела что-то не слышно, впрочем, его и не должно быть «слышно»: картина все-таки. Можно пока заняться выяснением участников заговора. Необходимо начать, пожалуй, с шута. Уж он-то, наверняка, все знает, достаточно взглянуть на его хитрую физиономию с кривой ехидной улыбочкой, выглядывающую из зеркальца в руке. Фигур тридцать две, одна призрачная, ее фактически нет, поскольку она только кажется, подобно тому, как геральдические знаки или гербы, не принимая участия в сражении, висят над войсками на картинах более ранних времен. Но тогда не хватает еще одной фигуры: пешки, слона или коня? Возникает много вопросов. Для чего художнику потребовалось изобразить оружие на боку у вельможи? Для подчеркивания его высокого ранга – единственного носителя шпаги в присутствии его величества? Не для охраны же в самом деле, если применить ее не удается, как для защиты, так и для убийства? Но, если вельможа участвует в заговоре, у него есть возможность заколоть исполнителя после осуществления акции. Но это тоже предположение, не основанное на изображении. Есть еще одна неисследованная область – темнота за спинами гвардейцев на верхней площадке лестницы, в которой вполне может скрываться человек с арбалетом в черном для маскировки. Достаточно мгновения, чтобы стрела достигла цели, а убийце две-три секунды на то, чтобы скрыться за потайной дверью в стене. Весьма убедительная версия, однако видимых доказательств тому нет. Может быть, за призрачной фигурой «музы» таится упомянутый ранее монах, готовый пальнуть из пистолета без промедления в связи с ослеплением окружающих, воспринявших вспышку выстрела за свет фонаря? Дальше идти уже некуда: договорился до полной бессмыслицы! Ничего: муза истории всех рассудит, она все знает, все видит, все освещает.

PS

Картина была представлена в академии искусств в Париже для обсуждения её подлинности. Академики убийцу на картине не нашли, осудили автора за нелепую вставку фигуры, названной в описании «музой», совершенно нехарактерной, по их словам, для 17-го века и, несмотря на то, что холст был старинный, признали картину фальшивкой, относящейся к современности, то есть ко второй половине 19-го века, если говорить точнее. В первую очередь, ими была выявлена историческая несостоятельность картины. Если в шестнадцатом веке королей и герцогов резали, как кур, в коридорах дворцов по всей Европе, то в семнадцатом жертвой убийства был лишь Карл I, да и то – на эшафоте, если не считать Генриха Наваррского, убитого в самом начале века. Всеми участниками обсуждения было отмечено, что, если художник действительно жил в семнадцатом веке, то понятно, почему он остался неизвестным. Появиться при дворе с такой картиной означало немедленное заключение в Бастилию. На самом деле, никакого убийства не было, заявили академики, картина называлась «Шутка», она не имела успеха, и раздосадованный фальсификатор изменил название, чтобы поиздеваться над серьезными людьми, но не тут-то было: их, мол, не проведёшь. Владелец картины издал анонимно брошюру с названием «Отчет для академии» с портретом короля, таким же приблизительно, как и заключенный в треугольный фрагмент на обложке данной книги, осмеял участников обсуждения, заявил, что в описании даны все подсказки, как ложные, так и подлинные, позволяющие отыскать убийцу и – был таков. Так что загадка осталась, а разгадка – в одном из текстов книги.

Преступление… преступление…

В одном из лондонских клубов произошло преступление. В полной тишине курительной комнаты раздался выстрел из декоративной пушечки, стоящей на столе. Пушечка, оказавшись настоящей, изрыгнула снаряд, он попал в зеркало над камином и убил трех джентльменов, сидящих за столиком рядом с каминной решеткой. Осколки стекла и металла разлетелись по всему салону, и только годичные подборки газет в руках три джентльменов, сидящих в непосредственной близости от стола убитых игроков, спасла их от неминуемой гибели. Подшивки была достаточно толстыми, и большая часть осколков сквозь них не прошла и все же пара наиболее юрких пробили бумагу и застряли во фраке джентльмена, сидящего напрямую от зеркала. Когда освободили от облепившей его газеты, он так и застыл, глядя испуганными глазами сквозь разбитые стекла очков на происходящее. Изо рта у него торчала все еще тлеющая сигара, что придавало его лицу комический вид. Двое других джентльменов тоже имели неприглядный вид, но пострадали не так сильно, поскольку осколки прошли по касательной.

Преступление происходило на глазах у всех. Прибывший в клуб корреспондент газеты «Пари Дельф» сделал снимок за мгновенье до выстрела. На снимке все сидели на своих местах, никто не подходил к пушке. К тому же никаких следов не осталось, все смешалось от взрыва. Выстрел произошел сразу после того, как в соседнем зале прозвенели часы, фотограф включил свою вспышку. «Бом, бом, бом» – отзвенели часы, – изобразил слуга, – а потом «па-ба-бах!» Фотограф утверждал, что он, якобы, видел, как огненный куст разросся в зеркале. «Ширр, ширр, ширр – прошуршали осколки, – изобразил он, – а стекла зазвенели, как будто запели». Пользы, от их описаний не было, только слуга составил алиби фотографу, а тот слуге. Других подозреваемых не было. Кто принес в клуб снаряд, специально изготовленный для декоративной пушечки, зарядил ее и поджог фитиль, так и осталось неизвестным.

Никто в клубе не враждовал, не интриговал, не имел финансовых претензий друг к другу. Подозревать было некого. Следователи из Скотланд Ярда так ни к чему и не пришли, и тогда члены клуба решили пригласить частного сыщика с претенциозным псевдонимом Шерлок Холмс, о ком ходили слухи, что ему достаточно было присутствия статуи или еще какого-нибудь предмета из мрамора в комнате, чтобы увидеть сцену преступления. В том же месте, где не было подходящего фетиша для медитации, он сам себя гипнотизировал, открывая и закрывая крышку золотых часов на цепочке, до тех пор, пока не появлялось видение.

– Я, разумеется, все видел в видении, – сообщил Холмс, войдя в зал, – но у меня правило: не доверять галлюцинациям, даже, если они оказываются верными. В нашем мире логики и устойчивых заблуждений недостаточно сказать: я знаю, кто преступник, а доказательств на то не имею. Свидетельства богов, – показал он на статуи Ареса, свирепо оглядывающего присутствующих с одной стороны камина, и Афродиту – c другой, – не принимаются обществом. Одно дело указать на преступника из среднего класса, а другое на злодея из высшего света. В своих расследованиях я обычно исхожу из того, что тот, кто имеет самое твердое алиби из всех, возможно и есть преступник. Чем более тщательно преступник начинает выстраивать алиби, тем больше вызывает подозрений.

– Тогда меня можно в первую очередь отнести к преступникам, – заявляет председатель клуба. – Я вышел за десять минут до происшествия. Поджег фитиль и вышел.

– Могу сделать для вас исключение. Вы – не убийца, не только потому, что я видел другого, но еще и потому, что фитиль не мог так долго гореть. По обгорелому куску шнура можно заключить горение происходило, я проверял, не более минуты. Возможно, преступником был один из убитых, который решил покончить самоубийством и унести еще несколько жизней с собой…

– Приемлемое объяснение, – кивает головой председатель.

– … или тот, кто, сидя в отдалении, любовался зрелищем совершенного преступления. Однако, дойти до пушки, зажечь фитиль и вернуться назад за две минуты проблематично. Преступником, скорее всего, мог стать тот, кто сел в зону поражения, но принял меры предосторожности, прикрывшись подшивкой газет, достаточно толстой, чтобы не пропустить осколки.

– Полицейские стреляли в подшивку и убедились, ее легко прострелить.

– Прострелить – да, а осколки проходят с трудом.

– Но все они были ранены!

– Царапинами всего лишь отделались.

– Не мог же человек сам на себя направить взрыв.

– Все думают так: не может человек сам на себя направить взрывную волну, закрывшись таким ненадежным средством, как газета, если он, конечно же, не самоубийца или сумасшедший. Как же, вы спросите, те два осколка, которые впились, скажем, в бок джентльмена больше всего пострадавшего от взрыва.

– Вот именно!

– Есть и на то объяснение: полагаю, под фраком у любого из них мог находиться самодельный панцирь из кожи буйвола или жилет из толстой шерсти. Наверняка, преступник все испробовал на манекене.

– Ха-ха-ха, – смеется председатель. – А лица!? Лица у всех были в крови от царапин!

– Лицом рисковал.

– Ну, это все косвенные улики, к тому же сомнительные.

– Это не улики, а предположения. В совокупности набирается много улик. Преступник все предусмотрел до мельчайших деталей. Для репетиции ему потребовался не один снаряд. Преступник оказался холодным и хитрым стратегом и тактиком. Просчитал все до мелочей. Явись вы к нему в дом, вы наверняка найдете у него несколько исчезнувших из салона подшивок, иссеченных осколками. Я проверял – исчезали. Уверен: можно найти и пушку в доме одного из трех подозреваемых, аналогичную этой невольной преступнице, – похлопывает Холмс пушечку по загривку.

– Джентльмены, вот ключи от моего загородного дома, – предлагает один из участников собрания, – можете послать ко мне кого-нибудь из клуба и убедится, что там ничего нет подозрительного.

– Нет надобности, джентльмены, останавливает Холмс жестом руки вскочивших участников с ключами, – верю, у вас в домах все в порядке. Больше всего пострадал джентльмен, сидящий во втором ряду за убиенными игроками, два осколка попали в него, но они не повредили ему. Двое других получили осколки по касательной, и они застряли в газетах. Оболочка снаряда была из олова, и осколки все мягкие, потому-то они подшивку пробили, но застряли в одежде, ибо вектор взрывной волны был направлен на первый стол.

– По вашим словам получается, что убийцей мог быть только тот, кто, закрывшись газетами, сидел во втором ряду от камина? Кого же из них вы обвиняете?

– Я обрисовываю картину того, что могло произойти, из деталей, которые видели все.

– Нет, этого не может быть. Это – несчастный случай. Кто-то зарядил пушку для… для фейерверка и забыл.

– Случай, конечно, несчастный, но кто-то зарядил-таки пушку и поджог фитиль.

– Какой-нибудь посторонний злодей.

– Привлекательная версия для вашего клуба. Слуга, конечно же, мог зарядить пушку каким-нибудь ядром, но никак не специально сделанным снарядом, если допустить, что у него имелись какие-то мотивы, месть, например, который выдвинул в первую очередь сыщик из Скотланд Ярда. Если слуга… предположим гипотетически… зарядил пушку снарядом, то уж зажечь фитиль он никак не мог…

– Поскольку вместе с фотографом находился под моим взглядом, – вмешался председатель. – Я вышел из салона и остановился в холле поодаль поговорить с одним из членов клуба. Краем глаза я видел, как слуга разговаривал с фотографом.

– Остаются три любителя чтения. Любой из них мог незаметно подойти к пушке и вернуться на место за время горения фитиля. Все остальные члены клуба сидели в отдалении и, как выяснила полиция, в поле зрения друг друга. К тому же уложиться в две минуты, чтобы подойти к пушке и вернуться, как мы уже выяснили, весьма затруднительно. Выбирайте!

– В какое положение вы ставите нас? Как можно выбрать?

– С помощью логики.

– Нет-нет, этого не может быть.

– Если мы не сумеем доказать вину одного из трех, тогда под подозрение попадают все оставшиеся в живых члены клуба, что затрудняет расследование.

– Полиция ничего не открыла. Полагаю, и мы ни к чему не придём.

– Полиция, да, не открыла, но разрешила воспользоваться всеми уликами, имеющимися в их распоряжении.

– Но собранных улик недостаточно, – говорит председатель, жестом руки заглушая гул возмущенных голосов.

– Да, недостаточно. Не достает одной какой-нибудь незначительной детали.

– Где же взять такую деталь, которая откроет все сразу? Вроде все на виду, а ясности нет никакой.

– Есть такой. Преступников всегда губит какая-нибудь деталь.

– Может быть, это все же несчастный случай? Какой-то из джентльменов, проходя мимо, случайно ткнул сигарой в фитиль, а теперь боится признаться в содеянном.

– Я, конечно же, понимаю, вам очень не хочется, чтобы преступником был член клуба. К тому же только в сочинении господина Верди брошенный на пол пистолет стреляет в того, в кого надо по сюжету. Несчастный случай, казалось бы, а повлек за собою гору трупов.

– Все, как у нас, все, как у нас.

– У вас все было подготовлено тщательнейшим образом, но именно это преступника обычно и губит. В нашем случае его выдали две крохотные дырочки на сигаре, которую он, чтобы не оставлять следов, наколол на вилочку для извлечения вишенок из коктейля, чего не нужно было делать вовсе, поскольку на сигаре не остается отпечатков пальцев. Преступник попытался стереть отпечатки с вилочки, но в спешке один упустил. К тому же не думал, что можно соединить два таких разнородных предмета, как сигара и вилочка. Взрывом ее отнесло в сторону, как и все остальные приборы со стола.

– Но почему вы решили, что это именно та вилочка? Они все одинаковые. Любой мог оставить отпечатки на них.

– Вилочка эта была в единственном числе, все остальные из другого набора, и она в точности соответствует дырочкам на сигаре, брошенной преступником на пол. Полицейские из Скотланд Ярда не придали этому никакого значения, а напрасно. Остается сравнить то, что обнаружила полиция на вилочке с отпечатками пальцев трех джентльменов, сидящих с газетами.

– Не вижу связи, – председатель растерянно поводит руками, как бы подыскивая, что еще сказать. – А вот! Не хватает мотива!

– В том-то и уловка, что преступление кажется безмотивным. Есть, однако, мотив: мудрость века сего и гордыня. Я, мол, совершу преступление, и никто не сможет его разгадать. Вот и богиня того же мнения, – указывает он на статую Афины. – Взгляните.

Присутствующие оборачиваются на статую, указующую пальцем куда-то вперед, и сразу же раздается выстрел. Все вскакивают, не понимая, что происходит, и кто стрелял. И только более всего пострадавший от взрыва джентльмен остается на месте в облаке дыма, исходящего из его груди, словно душа покидающая тело. Не вынимая револьвера из внутреннего кармана пиджака, он выстрелил себе в сердце.

– А вот вам и доказательство, а также и приговор. Мудрость мудростью, а револьвер в кармане был подготовлен на всякий случай. А отпечатков, кстати, и не было, да и вилочки были все одинаковые. Не сработала мудрость.

В газетах было объявлено, что частный сыщик, некто Шейлок Холмс, так и не выяснив истинных мотивов преступления, довел одного из подозреваемых до самоубийства.

Кое-что еще о Шерлоке Холмсе

Грохот упавшего рыцаря заставил джентльменов, поднимающихся по лестнице, обернуться, вслед за тем раздался какой-то раздвоенный хлопок выстрела. «Па-бах!» Через мгновение один из джентльменов пошатнулся, сделал пару шагов и уже стал падать, когда его подхватили, но по всему было видно, что он уже не жилец.

Когда нижних ступеней лестницы взбежал Холмс, все присутствующие разом указали на изображение офицера на фреске с дымящимся пистолетом в руке, выступающим из стены в виде украшения. Имеющий репутацию ясновидца, сыщик был приглашен председателем клуба на раскрытие преступления, которое должно произойти в тот вечер, якобы, о чём сообщал в письме аноним. Жестом руки Холмс останавливает хор голосов, раскрывает часы, прослушивает звон, захлопывает крышку и сообщает:

– Нет, это не то, что вы думаете. Направление дула не соответствует предполагаемой траектории полета пули. Отвлекающий маневр для создания еще большего облака дыма.

– Но кто-то же выстрелил?

– Отметаем идею ожившего изображения. Все были заняты разговорами. Призрак дождался грохота падения рыцаря, опередил всех, нажал на курок пистолета в стене для создания дымовой завесу. Вторым выстрелом поразил свою жертву, и скрылся в дыму. Когда дым рассеялся, внимание всех вас было приковано к офицеру с дымящимся пистолетом в руке. Убийца тем временем смешался с толпой.

– Куда же делся пистолет?

– Хороший вопрос. Все было в дыму, и никто ничего не заметил. Все смешалось, все выронили свои вещи, трости, табакерки, перчатки, цилиндры. Разберите, господа свои вещи. Вот и трость. Владельца нет? Тянем за ручку, вот вам и пистолет, вставленный в трость. Чья трость, неизвестно. Жаль объявил раньше времени о пистолете, он и трость унес бы с собой. Предусмотрительный преступник.

– Если преступник был уже на верхней площадке лестницы, кто тогда сбросил рыцаря?

– Если заранее подготовить латы к падению, дернув по пути за нитку, она раскрутится за пару минут, и можно обойтись без соучастника. Преступник все предусмотрел, все вычислил заранее, отрепетировал.

– Какой же вывод? Кто убийца?

– Один из вас, господа. Ни один следователь не сможет с такой быстротой сделать выводы, как было совершено убийство, пока всё не осмотрит, а уж опознать убийцу, даже я не смог бы, если б не увидел в видении.

– Знаете кто?

– Знаю, поскольку визионер, но объявить не могу. Я был на лестнице внизу и не мог видеть, что произошло вверху. Слишком умен преступник. Улик недостаточно. Ищите мотив.

– Ну, а вы? Вы ведь – ясновидец!

– В душу заглянуть не смогу, даже зная к кому. Методом исключения можно убрать с шахматной доски двух джентльменов, которые подхватили жертву, а затем и других отстраним.

– Все были в одинаковых фраках, и восстановить, кто видел кого рядом с собой, невозможно. Даже, если мы уберем половину фигур, останется еще дюжина, и она, то есть дюжина, будет очень обижена на выведенных из подозрения. Давайте подозревать всех.

– За исключением уже выведенных фигур из игры.

– Я сказал всех, и не считайте это подсказкой. Не пытайтесь хитростью вызнать имя убийцы, вряд ли вам это удастся. Не хочу сражаться с адвокатами и платить неустойку.

– Вы рискните, а мы вам заплатим.

– Зная имя убийцы, я вижу, как он поведет себя на процессе и выиграет, а мой позор ничем не может быть оплачен.

– Но, как тогда наказать преступника?

– Господа, вы имеете акции Ост-Индской компании?

– Мы – пайщики этой компании.